Птица Феликс

Макс поймал ласковый, влюблённый взгляд Феликса и по-доброму улыбнулся. В больших голубых глазах Феликса едва подрагивали зрачки, а на его рыжеватых ресницах трепетали маленькие капельки. – Феликс, что ты?.. Незачем плакать, – растерянно заметил Макс, вдруг оробев. Он и не был дерзким смельчаком в разговорах – особенно в интимных, как сейчас – и инициативы в свои руки не брал, но для Макса это внезапное смущение было в новинку. На лице Феликса, вопреки его слезящимся глазам, застыла блаженная улыбка. Он был одурманен своим личным счастьем, и в этом хмеле он не говорил, а лишь молча любовался Максом, смакуя растущую внутри трепетную, щемящую нежность. Что чувствует человек, который понимает, что кто-то в него влюбился, и отчётливо ощущает эти душевные порывы? Макс с самого начала догадывался о возникшей страсти и ценил её по-своему, пускай и не понимал, как к ней подступиться. Он познакомился с Феликсом в средних классах и крепко сдружился с ним, видя в нём настоящего товарища, но не мог ответить ему взаимностью в романтических отношениях. Макс предпочитал быть честным с ним и, в первую очередь, с самим собой. Макс не скрывал, что его дружба с Феликсом прятала в себе не только родство душ, но и настоящую дружескую любовь. Макс считал Феликса своим единственным другом и потому доверял ему, как никому другому. Феликс хоть и был порой по-детски наивен, и в нём нередко проявлялась мальчишеская непосредственность, но ему была также присуща искренность и – внезапно – объективность. Макс терпеть не мог льстецов и так называемых «фанатиков», и потому очень ценил прямолинейность Феликса. Он рассказывал ему почти всё, безошибочно рассчитывая на честный и разумный ответ друга. Так они и жили – в дружбе, доверии и здравомыслии. Но эта дружеская любовь к Феликсу, выражавшаяся в бесконечном уважении, неспешно разрослась и потребовала большего. Не то чтобы для Макса это произошло внезапно, но он до самого конца пытался себя убедить, что это всё – влияние дружбы. Но теперь, когда они остались одни в гримёрной комнате, под приглушённым янтарным светом зеркал, Макс, растерянный, смотрел на Феликса и чувствовал, как росток, пустивший в его сердце корни, предательски шевельнулся, будто под порывом ветра. То был порыв любви. В этом свете Феликс казался таким маленьким, хрупким мальчишкой, и выглядел он соответствующе: растрёпанные волосы, блестящие в душевном пылу глаза, мятые брюки и случайно задравшаяся футболка. Но он не выглядел беспомощным: от него, наоборот, исходила непонятная сила, которая хоть и не властвовала над Максом, но неминуемо притягивала его к Феликсу. Но Феликс стоял и, слегка покачиваясь, всё так же неотрывно смотрел на Макса и, кажется, не собирался применять свою пленительную силу. Он словно погружен в транс, подумал Макс и усмехнулся своей мысли, чувствуя, как неловкая растерянность медленно сходит с его лица. – Феликс, – продолжая усмехаться, произнёс Макс и протянул руки. – А? – лениво, как сквозь сон, хрипло отозвался Феликс. Он шевельнулся, облизнул спёкшиеся губы и тоже поднял руки. – Твою мать, Феликс, ты пьян! – ахнул Макс, глядя, как Феликс пытается поймать его руки. Феликс хмыкнул, продолжая счастливо улыбаться. Но от него не пахло, как бывало, вином и для пьяного он был непривычно тих. Но Макс не забирал свои слова обратно, видя, что Феликс и вправду опьянён его присутствием. – Ну и что? – наконец сказал Феликс, уже без хрипотцы в голосе, но всё так же тихо. Он, кажется, начинал пробуждаться от своего лунатизма любви, но продолжал следить за Максом влюблёнными глазами. Феликс поймал руки Макса и схватил их холодными, негнущимися пальцами. – Вегетососудистый, блин, дистоник, – покачал головой Макс, сжимая в ответ пальцы. – Люблю тебя, – невнятно, как с онемевшим языком, но громко отозвался Феликс и привстал на цыпочки, чтобы соприкоснуться носом к носу с Максом. – Это видно, – снова усмехнулся Макс, но не скрыть своего порыва он просто не смог. Его окатило удушливой волной, и он почувствовал, как в носу защипало. Одновременно с этим жаром на него накатил страх: как реагировать? Что ответить? Чего Феликс ждёт, и чего, главное, ждёт он, Макс, сам? Макс привык маскировать свою неловкость усмешкой, но в дружбе с Феликсом это умение ему не пригождалось. Однако сейчас он чувствовал себя лицемером, потому что уже второй раз усмехнулся, пытаясь отмахнуться от слов Феликса. Теперь же он чувствовал себя виноватым, потому что обидел Феликса, хоть и неосознанно. Но Феликс, кажется, рассердился на что-то другое. – Ничего от тебя я не хочу, – возмущённо заговорил Феликс, словно прочитав мысли Макса, несущиеся молниеносным потоком в его голове. – Просто побудь рядом, пожалуйста. Неужели это так сложно, жаба? Макс улыбнулся – искренне, уже ничего не пряча за своей эмоцией – и, правда стараясь отпустить навязчивые сомнения, наклонился и коснулся кончиком носа его. Он чувствовал, как от нежности щемит сердце, как внезапные слёзы наворачиваются на глаза. Жаба… Жара… – Можно я тебя поцелую? – в вязкой и горячей – простуженной – тишине послышался голос Феликса, и Макс, затрепетав, кивнул и сам же первым коснулся губами его губ, а внутри грохотало, растекаясь, черепное эхо: «Спасибо. Спасибо. Спасибо. Спасибо. Спасибо. Просто спасибо, Феликс». У Макса заболел средний палец на правой руке, вернее, то, что от него осталось, но боль была быстрая и скорее приятная, чем как обычно. Эта боль напомнила как раз о Феликсе. Любовь до кончиков пальцев, подумал Макс с иронией, но не усмехнулся и не засмеялся, а сильнее прижался к губам Феликса, чувствуя счастье и жар, бесконечный жар, прибывающий волнами. Макс также почувствовал, как капли с рыжих ресниц Феликса обожгли ему щёки и стекли вниз по лицу, по шее и остановились уже где-то под футболкой.