Усталость

Недомытый котелок поблёскивал в слабоватом свете факелов, и Генри почему-то ясно вообразил себе Уилфреда, недовольно цокающего на них и в который раз повторяющего, как ему жалко старинные дорогие ковры. Джетт с отсутствующим лицом повалился на пол, из-за чего его юбка забавно скомкалась между твёрдой поверхностью деревянного шкафчика и сгорбившейся спиной самого юноши. Вытянув шею в сторону тёмной каморки, из которой не доносилось ни единого громкого звука, и поняв, что опасности быть раскрытым нет, Джетт сдавленно выдохнул и еле слышно пробормотал: — Я устал. Никогда не мыл столько посуды. Он запоздало поворочался на полу, садясь немного удобнее для своей хромой ноги. Генри откинул от себя надоевшую тряпку, которой протирал очередную невероятно хрупкую тарелку, и бухнулся рядом, чуть не разбив коленкой нос Джетту. Но тот, кажется, даже не заметил этого и лишь придвинул корпус чуть ближе, кладя голову на чужое плечо. Генри, по какой-то дурацкой привычке, принюхался к вмиг изменившемуся запаху и с удивлением обнаружил что-то сладковатое и будто цветочное. «Сирень», — вновь из самой глубины сознания подсказали ему, и Генри это почему-то только успокоило. Было приятно и тепло. Но не так, как было тепло от огня внутри или от костра в холодный день. Это было мягкое тепло, кутающее в свои нежные объятия. За всеми этими мысленными рассуждениями юноша даже не заметил, что Джетт уже давненько с увлечением о чём-то говорит, поэтому Генри, отвлекаясь от приятных, несмотря на чуждость, ощущений, прислушался к этой мерной речи вполголоса. — И главное, все хотят меня замуж выдать, что бы я ни сделал — всё хорошие или плохие качества для будущей невесты! Они даже кормят меня не ради меня, а ради будущего жениха, понимаешь? — Казалось, словно Джетту было абсолютно всё равно, слушают его или нет, он обращался к кому-то скорее лишь для видимости этого диалога. — Хотя чего я хотел, представляясь как девчонка? У них на уме только замужество и есть. — У животных, как правило, самцы ухаживают за самками, а у вас, почему-то, наоборот. Джетт искренне рассмеялся, хоть и не в полную силу, ибо для этого нужно было быть как можно дальше от спящих слуг и, желательно, снять платье, которое даже на вид было настолько неудобным, словно его создавали только ради этого. — Сколько же о людях ты не знаешь, Генри, — вздыхая, протянул Джетт и будто даже мечтательно поднял глаза к высокому даже здесь потолку. Генри, подумав было, что там что-то есть, тоже взглянул вверх, но натолкнулся лишь на то, что видел и раньше. — От тебя чем-то пахнет. Но не как обычно, а чем-то приятным. — Когда-нибудь ты научишься говорить комплименты, но уж точно не сегодня. Джетт добродушно улыбается, а затем, не предупредив о своих действиях ни единым словом или жестом, сползает Генри на колени, поворачиваясь на спину и с явно выраженным блаженством вытягивая ноги, насколько это позволяла не такая уж и большая кухня, к тому же заставленная чем только пожелаешь. Генри дёргается в попытке отодвинуться, но тут же совершает обратное действие, осознав, что без него Джетт может больно удариться головой. — Если я усну, разбуди меня, там ещё котёл дочищать нужно. Генри открыл рот, словно собираясь что-то сказать, но затем просто обмяк от всей разморенной обстановки и улыбнулся краешком губ. Сейчас хотелось быть только вдвоём с Джеттом во всём огромном мире, как когда-то жили они с отцом. Коленки юноши забавно выглядывали из-под задравшейся немного юбки, и выглядели они до того тонкими и болезненными, что все девушки на показательных выходах обзавидовались, если бы увидели. Рыжие корни волос где-то на висках грозились выдать их тайну, поэтому Генри аккуратно, насколько это было возможно, подтянул чепчик в том месте, даже сквозь перчатку чувствуя тепло чужой кожи, которой касался в своих попытках сделать лучше. Заметив, что Джетт от этого всего не только не вздрогнул, но даже не изменил дыхания, Генри с неким облегчением понял, что тот уже крепко заснул. Оно и к лучшему. Юноша осторожно, чтобы не потревожить чужой сон, встал с пола и подложил Джетту под голову какую-то груду сухих тряпок, видимо, предназначенных всё для той же уборки. Генри принялся сосредоточенно натирать котёл до первоначального блеска, надеясь, что другу это хоть как-то поможет. Тот, кажется, вообще не замечал никаких перемен и сладко спал, лишь только повернулся на другой бок и, уткнувшись лбом Генри в ногу, продолжил мерно сопеть. «Не привык он к такому», — промелькнуло в мыслях Генри. — «Усталость слишком быстро овладевает им». Но несмотря на всё это, Джетт не вызывал раздражения или злости, лишь сочувствие и желание помочь. — Наверное, это люди и называют любовью к близким, — вполголоса прошептал Генри и продолжил своё занятие, на время совсем потеряв чувство обременённости своей участью.