Закулисье

      Впервые в этом году они покидают сцену – потные, уставшие и абсолютно счастливые. В ушах кровь продолжает кричать в такт всё ещё беснующейся толпе, а по телу бегают табуны мурашек, к которым никак не получается привыкнуть. Улыбки не сходят с лиц музыкантов, их скулы готовы расплавиться от напряжения, но они не в силах остановить собственные мышцы. Рэй, кажется, готов заобнимать всех до смерти – у Майки уже синяки от его объятий на плечах и талии, но сам он будто бы и не замечает их и так же крепко обнимает Рэя в ответ.       Сойдя со сцены, музыканты, будучи ведомыми общими объятиями, сразу схватились за телефоны, чтобы позвонить домашним, и безумной скороговоркой попытаться описать произошедшее.       За кулисами спокойно и тихо, ровный свет наполняет здание. Работники площадки и члены команды группы по туру шустро справляются со своими делами. Шестеро музыкантов проходят по коридорам, не отходя друг от друга ни на метр, отвечая на улыбки охраны и персонала, на их короткие, честные фразы. После концертной эйфории сложно ориентироваться в узких коридорах, поэтому для группы каждый встречный человек на время превращался в путеводную звезду.       Наконец они, как ураган, влетели в общую гримёрную, заваленную их шмотками, чехлами, памятными вещицами. – Я не могу поверить, мы сейчас правда стоим тут, после нашего первого концерта в туре? – заикаясь и безостановочно поправляя свои волосы спросил Джерард, – Мы блять реально тут стоим?       Майки заулыбался ещё сильнее, смотря на удивлённого брата, – ему захотелось потискать его, будто не он здесь младший из братьев Уэй. Джерард по-детски выпучил на него глаза, внутренне повторяя свой вопрос. Видя эту сценку, Рэй звонко рассмеялся и опередил Майки в его желании: он вытащил Уэя старшего из общих объятий, стискивая его лицо в своих больших руках, будто капитошку, и ещё больше путая ему волосы. – Правда, правда, прими её и возрадуйся! – чуть ли не прокричал гитарист и слюняво поцеловал Уэя в лоб.       Джерард даже не пытался вырваться из цепких лап Рэя. Его вдруг окатило волной спокойствия и уюта, поэтому он лишь улыбнулся и сморщил нос в наигранном неудовольствии. Он всё пытался вернуть себе связь с реальностью, принять её и возрадоваться, как посоветовал Торо. Но чем дольше Уэй думал обо всём происходящем, тем дальше его утягивало в воспоминания и ностальгию, в нереальность происходящего.       Они правда добрались до этого момента? Они правда сейчас отыграли концерт? Пройдя распад и камбэк, спустя два года пандемии и политической разрухи, спустя тысячи часов утомительного молчания и тишины… они здесь. Они всё так же невероятно энергичны и по-особенному, по-новому живы. Они всё те же, но по-новому. Пора принять это и возрадоваться. Пора ведь?       Джерард, оставаясь в полуобъятии Рэя, старался запомнить этот момент до последнего удара своего сердца. Он поймал себя на том, что превратился в ужасного собеседника, ведь абсолютно игнорировал неумолимо болтающих парней и просто наблюдал за ними: за их повзрослевшими лицами, за их новыми мимическими привычками, за их огрубевшими голосами и за всё теми же молодыми сияющими глазами.       Майки, этот маленький засранец Майкл Джеймс Уэй, теперь гораздо увереннее в себе, и Джерард как хороший ответственный старший брат просто обязан подталкивать его всё чаще и чаще говорить со сцены и безгранично любить, как и раньше, опираясь на его верность и поддержку. Джаррод и Джеймс, чудо-барабанщик и чудо-клавишник, которые вновь согласились стать частью команды, выглядят утомлёнными, но всё равно довольными – этот тур запомнится им по-особенному ярко. Рэй-солнце превращается в сверхновую и обнимает с каждым разом всё сильнее, кажется он вообще не желает контролировать свои эмоции по поводу возвращения группы, а Уэй только и рад видеть его носящимся по сцене с великолепной улыбкой. И Фрэнк, старый добрый Фрэнк, всё также восхищённо наблюдающий за пением Джерарда, слушающий его глупейшие речи, теперь более спокойный и уравновешенный, но всё такой же безумно верный – всё так же предан их музыке, их истории. Джерард ловит себя на мысли, что они и правда повзрослели, и даже возможно стали стабильнее, и гораздо счастливее.       Постепенно музыканты поостыли, разорвали объятия и начали собирать вещи: потные футболки в один чемодан, пижамы и синие записные книжки – в другой. Гитаристы, клавишник и барабанщик проверяли свои инструменты – их ждал грузовой отсек самолёта, – а Джерард, застывший будто во временной петле, продолжал наблюдать за ними, тихо стоя у стены.       Ещё вчера им было двадцать лет, и они выступали дома у знакомых знакомого забесплатно, много пили и употребляли, редко мылись и даже не думали дожить хотя бы до тридцати. А теперь? Всё стало настолько ясно, что нет необходимости даже анализировать события прошлого. Но воспоминания сами наслаиваются друг на друга, желая подчеркнуть различия и схожесть прошлого и настоящего… – Всё ещё не можешь осознать, а? – тихо подойдя к вокалисту, спросил Фрэнк, облокачиваясь на стену. – Да, – ещё раз окинув взглядом комнату, протянул Джерард, – Разве ты сам осознаёшь всё это?       Фрэнк внезапно тихо рассмеялся, чем немного смутил Уэя. Гитарист мягко положил руку ему на плечо и, продолжая улыбаться, произнёс: – Не хочешь прогуляться?       Джерард всё ещё был в смущении – Айеро вообще не ответил на его вопрос, а стоял и наблюдал, как он вопрошающе, по-совиному, наклоняет голову. Фрэнк не хотел сейчас отвечать на уэйевские философские вопросы – мысли всё равно шуршали в голове, как рой мух, и не хотели складываться во что-то разумное. Энергия концерта начала отпускать гитариста: недавно сломанные руки начали болезненно ныть, а желание спокойствия напоминало о возрасте. Но Айеро был счастлив. И ещё счастливее его бы сделала неспешная прогулка вдвоём.       Фрэнк не хотел повторять вопрос. Он прекрасно понимал, что Джерард услышал его и сейчас просто взвешивал все за и против в своей шибко извилистой голове. – Хочу, – наконец тихо ответил вокалист и, схватив ближайшую рубашку, направился к выходу, – Мы пойдём ненадолго прогуляемся. Не теряйте! – он договорил фразу и буквально побежал к спец выходу.       Рэй напомнил им о времени выезда, не поднимая головы от своей сумки, и попросил не опаздывать хотя бы на рейс. Майки же, окинув взглядом мнущегося Фрэнка и убегающую спину Джерарда, просто попрощался жестом, держа свои мысли при себе, пока что. Фрэнк неловко попрощался с оставшимися и спешным шагом последовал за фронтменом. – Они что опять за своё? – заговорчески спросил Майки, боясь услышать ответ. – Первый концерт нужно переварить. Столько воспоминаний нахлынуло, – задумчиво ответил Рэй, изображая невозможный интерес к своим носкам, – Пусть мальчики всё обсудят, лишним не будет, – оторвавшись всё-таки от носков, произнёс Торо и, взлохматив волосы Майки и оглянувшись на остальных, предложил – Не хотите чего-нибудь выпить?

----------------------------------------

      Джерард стоял в темноте у самого дальнего выхода. Где-то за его спиной гудела расходившаяся толпа, доносились смех и слова знакомых песен. Погода располагала к прогулке – безветренная ночь уже забрала узды правления у отшумевшего вечера и теперь убаюкивала светящийся фонарями город. А Уэй нервничал – он понимал, что всё может повториться, и его это пугало. Но опыт показывал, что нельзя замалчивать и накапливать мысли, поэтому Джерард продолжал ждать.       Фрэнк долго не выходит. Возможно будет даже лучше, если он заблудится где-то в лабиринтах коридоров. Тогда не придётся поднимать обжигающие воспоминаниями темы или думать о последствиях. Не придётся бояться своих слов или убегать от ответственности за них.       Страх затуманивал сознание. Но всё-таки Джерард надеялся, что Фрэнк не заблудится и выйдет уже из этой чёртовой двери.       Наконец с грохотом открылась дверь, разбрызгивая по асфальту тёплый свет – Джерард зажмурил глаза из-за внезапной вспышки. Фрэнк стоял, окружённый электрическими лучами, и безуспешно пытался разглядеть Уэя в темноте – щурящийся гитарист вызвал у Джерарда улыбку, и внезапный страх прошлых ошибок отступил так же резко, как и появился. – Фрэнк, я здесь, – голос сформировал человеческий силуэт и Айеро наконец смог разглядеть его. – Почему здесь так темно? – со смехом произнёс Фрэнк, подходя ближе, – Мы будто снова выступаем в каких-то богом забытых барах, а не на огромном стадионе.       Джерард усмехнулся, хотя сейчас темнота успокаивала его. В метрах пятидесяти от них было светло, фонари безукоризненно светили, а люди лениво расходились. Музыканты не стали долго думать и тоже начали медленно продвигаться по территории парка, только не в сторону города, а, наоборот, в глубь тёмных зелёных насаждений. – Знаешь, ощущения от выступлений всё те же, – задумчиво протянул Джерард, смотря сквозь ветки на небо, – Не знаю, может мозг уже просто стёр все негативные воспоминания, но у меня ощущение, что так и было, а значит так и должно быть сейчас. Я имею в виду, что сегодня всё было настолько… настолько идеально, будто мы окунулись в наши лучшие годы, – вокалист начал тараторить и дирижировать руками, – хотя я точно уверен, что наши лучшие годы не были такими идеальными, понимаешь? – Да, понимаю, – с твёрдой уверенностью ответил Фрэнк, – И я тоже начинаю забывать весь старый негатив. Сегодняшнее выступление будто было именно таким, какими и должны были быть наши выступления, – гитарист прокручивал в голове воспоминания, сопоставляя их, – Боже, то каким счастливым я ощущал себя сегодня на сцене… из-за этого мне кажется, что всё, что происходило с нами в прошлом, было не зря.       На мгновение оба музыканта замолчали, укладывая сказанное в головах. Под их ногами шуршали трава и листья, звук отдавался от деревьев и возвращался к ним эхом. Фрэнк наблюдал за задумчивым лицом Уэя, который будто смотрел в никуда или, наоборот, заглядывал внутрь себя. Атмосфера начала напоминать старые лжедокументальные фильмы про мистику, которые они ещё недавно смотрели вместе. – Ну, Рэй всё равно был счастливее, – Джерард вызывал у гитариста смех и пообещал себе сохранить воспоминание такого смеющегося и спотыкающегося о корни под ногами Фрэнка, – А если серьёзно, я правда так рад, что мы все сейчас здесь, где мы есть. – Потерялись где-то в этом до жопы огромном парке? – Испортил момент! – шутливо ответил Уэй, легко ударяя гитариста по плечу, – Я правда счастлив.       Музыканты продолжили продвигаться в глубь парка. Дорожки под их ногами превращались в тропы, а они – в тропинки. Редкие фонари освещали листву ближних деревьев, создавая яркие сияющие ореолы. Звуков со стадиона и гула людей уже почти не было слышно. Создавалось ощущение полного одиночества. Не того одиночества, которого когда-то боялся Фрэнк, а тихого, комфортного одиночества, уединения и спокойствия.       Джерард начал постепенно ощущать связь с реальностью. Мягкая, погруженная в притоптанную траву земля под его ногами, скрипящие высокие деревья, шаги и голос идущего совсем рядом Фрэнка – всё усиливало эту связь. Разговор о чём-то далёком и несуществующем, почему-то, наоборот, усиливал связь с настоящим. Уэй слушал голос Фрэнка, вдыхал чистый воздух, и постепенно сами собой его мысли упорядочились, ясность и энергия начали восполняться.       Спокойная радость наполнила его. – Знаешь, мне так не хватало таких прогулок с тобой, – резко остановившись и прервав разговор, осознанно сказал Фрэнк. Он тоже сиял изнутри спокойствием и счастьем; на его лице, вместе с тенями листьев, играла едва заметная улыбка, а глаза тихо сияли, всматриваясь в лицо Уэя.       Джерард внимательно посмотрел на него в ответ. Либо Айеро научился читать мысли за время пандемии, либо это просто Уэй забыл насколько на самом деле тонко они могут понимать и чувствовать друг друга.       Джерард отвёл взгляд, немного смутившись. Он снова начал вспоминать. – А я и вправду забыл, что с тобой иногда бывает приятно общаться, – попытался отшутиться от мыслей Уэй, рассматривая мыски фрэнковых кроссовок. – Нет, ну теперь ты момент портишь! – вскинув руками, произнёс Фрэнк с наигранным недовольством. Джерард с несмелой улыбкой посмотрел ему в глаза, и они продолжили путь.       Кажется, они потеряли тропу. Деревья начали становиться всё менее и менее ухоженными, а сорняки всё больше и больше захватывали власть в округе. Хотя признаки цивилизации, в виде старой таблички с давно стёртой надписью: «Не мусорить», тут сохранились, музыканты почувствовали себя погружающимися в какие-то забытые тайны природы. Даже тот факт, что огни фонарей можно было разглядеть вдалеке, не стирал это ощущение.       Без слов было принято решение искать дорогу назад, потому что потеряться в парке в первый же день тура даже для этих двоих перебор. Фонарики их телефонов освещали камни, травы, мох, но не одной тропинки. – Они нас убьют, – произнёс Джерард с весельем в голосе, – Рэй, как минимум, оживит наши трупы и прочитает нам пару лекций, а Майки и менеджеры точно снова убьют и закопают прямо в этом парке. – Смотри шире, – замогильным голосом сказал Фрэнк, – они выгонят нас из группы за безответственность. – Фанаты будут недовольны, – таким же голосом произнёс Джерард, представляя, как бы всех потрясла подобная новость. – Не сомневайся, я точно буду недоволен, – сказал Айеро с лицом главного фаната, вызывая у Уэя смех.       Фрэнк, довольный собой, подхватил волну смеха, но равновесие и корни под его ногами были явно против. И вот гитарист, под усилившийся смех вокалиста, уже лежит на спине, рассматривая листья и далёкое звёздное небо. – Ты в порядке? – успокоив смех, спросил заволновавшийся Джерард, спускаясь в небольшую яму, где всё ещё лежал гитарист, – Фрэнки? – Угу, – огорчённо промычал Айеро, а Уэй облегчённо выдохнул, – Нет, ну ты видел несправедливость этого мира! – Природа против твоих шуток, всё просто, – ехидно сказал Джерард, протягивая руку Фрэнку, – Давай вставай, нужно уже возвращаться. Без шуток.       Лёжа на спине, Фрэнк рассматривал спустившегося к нему Джерарда. Его лицо отражало свет тёплых фонарей и холодной Луны, волосы медленно раскачивались от движения, а глаза мягко рассматривали в ответ. Фрэнк не знал, что они могли видеть. Он боялся думать об этом. Он боялся даже вспоминать.       Откинув мысли, Фрэнк схватил протянутую ему руку и поднялся. В вертикальном положении он осознал, как сильно у него болит рука. Кажется, он упал как раз на кисть, так ещё и этой же рукой подтянулся на ноги. – Что-то с рукой? – встревоженно спросил Джерард, успев аккуратно остановить Фрэнка от резких движений, – Не шевели ею. – Нет. То есть, да, но всё не так плохо, – тихо сказал гитарист, явно пытаясь справиться с накатившей волной боли, – Всё нормально, Джи, пошли дальше, – наигранно бодрым голосом произнёс Айеро, попытавшись выдернуть руку. – Не. Дёргай. Руку. – серьёзно произнёс Джерард, аккуратно перехватив её двумя руками, – Дай я проверю, с твоей удачей кости могут снова сломаться даже от стука в дверь.       Уэй медленно перебирал костяшки пальцев и запястье Фрэнка в своих руках, периодически спрашивая не больно ли ему. Фрэнк качал головой, стараясь не смотреть ни на Джерарда, ни на их сцепленные руки. Слишком много ощущений. Слишком много воспоминаний.       Фрэнк обожал трогать Джерарда. Раньше это происходило постоянно. Маленькие прикосновения к плечам, незаметные касания поясницы, объятие талии, постукивания по коленям за столом, поглаживание бёдер, передерживание лица во время поцелуев… Это было так давно. Тогда это казалось чем-то пустяковым, обыденным, молодым и глупым. Теперь же эти руки на его руках вводили Фрэнка в ужасающий ступор. Он боялся думать. Он боялся даже дышать. Он боялся, что сделает глупость. Он ужасно боялся, что Джерард уберёт руки. – Всё в порядке, Франкенштейн, – с улыбкой сообщил Джерард, – Но как найдём цивилизацию, сразу проверишься, а то выгоню из группы, – Уэй ещё секунду подержал напряжённую руку Фрэнка и затем начал осторожно отпускать её. – Не отпускай, – поспешно и громко произнёс Фрэнк, пожалев о своих словах сразу, как только голосовые связки их создали, – Прости. Глупость сказал. – тихо и неуверенно добавил он, стараясь вытащить руку из резко напрягшейся руки Джерарда. – Всё нормально, – спокойно ответил Уэй, пытаясь поймать тревожный взгляд Фрэнка.       В голове среди тепла и беспокойства крутилось множество слов, которые Джерард хотел бы сказать. «Я беспокоюсь», «мне страшно», «я рядом», «всё будет хорошо», «с тобой мне спокойно», «не отпускай мою руку тоже», «не беспокойся», «мне жаль».       «Я скучаю».       Но вместо этих слов он осторожно переплёл пальцы их рук.       Фрэнк замер. Его взгляд остановился на их руках. Взгляд Джерарда – на Фрэнке. Он следил за его реакцией, боясь сделать что-то лишнее и опасное. Гитарист не чувствовал ни себя, ни своего тела. Всё его внимание остановилось на тепле чужой руки.       Почему-то только сейчас, после концерта, их эмоции и чувства вышли из-под контроля. Были ведь и репетиции, и студийные записи, и просто встречи с общими друзьями. Там происходило то же самое: те же спорные мысли, те же тихие беседы в одиночестве, те же украденные прикосновения. Но ничего не выходило за рамки. Что сейчас пошло не так? Фрэнк задавал себе этот вопрос, понимая всю бессмысленность происходящего, но всё равно не мог отпустить руку. Джерард считывал всё это, его мысли прояснялись, но он тоже не мог отпустить. – Фрэнки, – навыдохе произнёс вокалист, привлекая внимание. Фрэнк перевёл взгляд на Уэя и Джерард на секунду оторопел: столько отчаяния, надежды, боли, любви и страха было написано на его лице. Джерард явно почувствовал, что держит в руках, не руку взрослого гитариста успешной группы, а сердце молодого панка-анархиста, который постоянно влезает в драки и просит покупать ему сигареты с пивом, потому что ему ещё не продают. Джерард захотел просто обнять его, – Прости меня. Я не знаю, что творю. Я помню наши беседы по поводу… нас, помню наши договорённости, но… – Да, – глухо ответил Фрэнк, вспоминая их давнюю беседу об отношениях, точнее об их отсутствии, – Я тоже всё прекрасно помню, не надо об этом, – с тяжестью в голосе сказал Айеро, сжимая их руки ещё крепче, – Меня всё устраивало в этом договоре, – гитарист с усмешкой смерил взглядом напряжённое лицо Джерарда, – Думаю, это просто послеконцертная эйфория. – И воспоминания. – Ты, я чувствую, совсем в них с головой ушёл, – произнёс Айеро, наблюдая как вокалист нервно кусает губы, – Джи, как бы нам не казалось, что всё возвращается на круги своя – это не так. Мы может быть всё те же безбашенные подростки, но наши жизни изменились, – Фрэнк поймал на себе внимательный взгляд Джерарда, – Ты и так всё понимаешь. Без моих лишних слов. – гитарист слабо улыбнулся, разделяя улыбку с Уэем. – Да. Иногда я жалею, что мы такие понятливые, – сказал Джерард, переводя взгляд на их связанные руки, – Но чаще я жалею, что не всё может быть таким, каким нам бы хотелось.       Повисла тишина. Фрэнк наблюдал за дыханием Джерарда, а он, в свою очередь, сосредоточил внимание на ощущении чужого пульса под своими пальцами. Этого было достаточно, ведь они прекрасно знали, что не могут получить большего. Возможно, если бы они родились в другое время, в другом месте всё было бы по-другому. Были бы приняты другие решения, сказаны другие слова. Но и они были бы другими. И возможно сейчас они бы не стояли в темноте этого парка, впитывая каждую секунду украденной близости. Возможно они бы даже не знали о существовании друг друга. Возможно они бы уже были мертвы.       Фрэнк осторожно подошёл ближе и уткнул лицо в ключицу Джерарда. – Думаю, я тоже рад, что сейчас мы здесь, где мы есть, – он тихо произнёс, ощущая, как поднимается и опускается грудная клетка вокалиста. – Заблудились в парке и радуемся, – с тоскливым смешком ответил Уэй, мягко опустив голову на макушку гитариста, – Думаю, мы с тобой всегда будем именно там, где должны быть.       После нескольких наполненных спокойствием минут они продолжили поиски и наткнулись на тропу, ведущую назад.       Обратно они шли в комфортной тишине, думая о своих семьях. Эти мысли успокаивали и согревали, так же, как их сцепленные руки и лёгкие прикосновения плечей.