***
Первое, что стюард увидел, когда очнулся в середине дня --- единственное окно хижины светилось невесомыми лучами --- был всё тот же туземец, который ждал его пробуждения с глубоким блюдом в руках. Маори поймал недоуменный взгляд стюарда и чуть наклонил посудину, демонстрируя содержимое: на блюде щедро перекатывались всевозможные фрукты и овощи, а небольшие глиняные вазочки, установленные по краям, были наполнены шариками, по цвету напоминающими застывшую смолу, которая, видимо, считалась за изысканный десерт. У Олбинета чуть снова не разболелась голова от обилия мыслей, вопросов и желаний. Он по-прежнему не понимал, чем обязан такому радушному приёму и, самое главное, --- где же в таком случае его друзья? Тоже пируют в маорийских палатках? Хорошо, если так. Но, право, с какой стати, и зачем тогда их компанию разделили? И где обещанный Паганелем суровый нрав туземцев? «Быть может, меня выбрали для одной из многочисленных диких церемоний, и теперь откармливают как ритуального бычка?» --- Олбинет грустно усмехнулся и зачерпнул ладонью растрепанные волосы. Приподнялся, искоса наблюдая за неподвижным маори. Есть хотелось невероятно: по прибытию на землю сил хватило ровно на то, чтобы пожевать какие-то стебельки, после чего все развалились на суше, отупев от счастья. А сейчас он тупел уже от голода, раз не может додуматься, что происходит… Лекарь не сводил со стюарда любопытных темных глаз. Заметив, что Олбинет садится, он аккуратно опустил блюдо к его ногам. И так и смотрел, практически не мигая, как тот с аппетитом ест принесённое угощение. Олбинету было всё равно --- еда действительно оказалась на редкость вкусной, особенно в сравнении с вынужденной рыбной диетой на плоту. Ему даже выдали стакан с ребристым донышком, где плескалась чистая вода, пропитанная ароматом тропических растений. Обедая сладкими плодами, Олбинет без стеснения рассматривал своего нового знакомого: маориец был высоким, и быть может, даже сравнялся бы со стюардом в телосложении, если бы не узкие плечи и тонкая шея. Молодое лицо казалось приятным даже несмотря на тёмные спиралевидные узоры-татуировки, обрамляющие рот и подбородок, --- всё благодаря умиротворенному выражению и легкой полуулыбке, скользившей по красиво очерченным губам. Из одежды на гибком теле была только набедренная повязка. Олбинет отметил также завораживающее украшение на маорийской груди: белый медальон, очевидно, из кости, украшенный замысловатыми символами и напоминающий солнце с переплетенными лучами. Наевшийся стюард увлеченно допивал свежую воду, когда прядь его волос резко потянули в сторону. Олбинет громко поперхнулся и тут же оторвался от стакана, а потому успел заметить восторг, промелькнувший на лице маори, до того, как он сменился виноватым выражением. «Ну что же --- вот и начинается». Туземца было даже жаль, таким расстроенным он выглядел. Будто действительно не ожидал столь яркой реакции и чувствовал себя ответственным за то, что нарушил покой гостя. – Хочешь получше рассмотреть меня, да? Олбинет удивился собственной невозмутимости. Или даже наглости. Должно быть, затянувшееся морское путешествие на хлипких брёвнах способно укреплять дух. Маори разочарованно глядел на него и, конечно, не понимал ни слова. «Думает, что рассердил меня своими выходками… ну что же…». – Я разрешаю, трогай, - Олбинет склонил голову, – будем считать это платой за обед и лечение. И туземец, сначала нерешительно, а потом все увереннее, занялся светлыми волосами, то пропуская диковинку через пальцы, то поднимая лицо стюарда за подбородок и с благоговением убирая длинные пряди за ему уши, то бесконечно перебирая и наматывая волоски, чтобы разглядеть, как на них играют золотистые блики…***
Маори звали Урути. Олбинет узнал это тем же днём, когда туземец повёл его к озеру (носившим название Роторуа, как позже объяснил стюарду всезнающий Паганель: «Это священное для народа место, к тому же, связанное с древней легендой о любви, вспыхнувшей между дочерью маорийского вождя и юношей с небольшого острова. Друг мой, если он показал вам это озеро и позволил искупаться, значит, вы действительно были предметом его доверия и обожания»), располагавшемуся прямо в кратере уснувшего вулкана. Стюард шёл сам и довольно быстро, только прихрамывал да обходил неровности иссохшей почвы --- берёг подлеченный внимательным маори бок. Лекарь неслышно ступал впереди, указывая дорогу, и частично закрывал стюарда от любопытных глаз соплеменников. Олбинет, которого заботливо напоили очередной порцией загадочной травяной бурды перед выходом, чувствовал себя вполне сносно. Во всяком случае, лучше, чем при переходе австралийских болот, а если уж сравнивать с полуобморочным состоянием на бултыхающемся плотике --- то и вовсе прекрасно. Пища и внимание, полученные от необычного туземца, укрепили силы и подарили робкую надежду на спасение. Поэтому стюард не задумываясь отправился за ним, надеясь разыскать лорда Гленорвана и остальных. Путь лежал через западную часть деревни, и пока они дошли до широких приподнятых ворот, все мужчины из племени каждый раз учтиво расступались в стороны, покачивая перьями, из чего стюард заключил, что его добрый туземец занимает в общине достаточно высокое положение. Не укрылось от Олбинета и то, как смотрели на него остальные обитатели: их глаза не светились наивным восторгом, как у маори-лекаря, а напротив, пылали испепеляющей злобой, и любое разукрашенное лицо --- будь то женское или мужское --- выражало такую степень презрения и брезгливости, что стюард снова забеспокоился о судьбе друзей. Он не заметил ни одной приметы, говорящей об их присутствии в лагере --- только сложенные из обкатанного дерева хижины, да снующие туда-сюда полураздетые женщины, обвешанные разной снедью, открывались ему за каждым новым поворотом. У самого выхода им встретился пожилой маориец с воротником из скрученного льна на грузной шее. Он бросил на проходившего мимо Олбинета не враждебный, но цепкий взгляд, а лекаря, грациозно шедшего впереди, шумно окликнул. Стюард не представлял, о чём они звучно переговаривались целую минуту, взмахивая руками, но после его проводник заметно повеселел, и остаток дороги провёл уже рядом, поравнявшись со своим подопечным. Озёро оказалось желто-зелёным, вода в нём --- невесомой и дарящей необычайное состояние покоя. Олбинет с удовольствием искупался, смывая пот и сосредоточенно оттирая грязь с кожи, пока маори, устроившись на возвышенности, наблюдал за ним с глинистого берега, улыбаясь и показывая белые зубы-камушки. После, когда посвежевший и отдохнувший стюард, стоя босиком на прогретой земле, одевался, он снова отметил про себя этот странный взгляд... Впервые новый друг взглянул на него с таким выражением, лишь только Олбинет скинул распахнутую рубашку и завозился с заевшей пряжкой ремня на брюках. Стюарду тогда показалось, будто туземец колеблется --- подойти ближе или остаться в стороне. В тот раз Олбинет не придал этому особого значения, желая побыстрее войти в чудесное озеро, но сейчас, когда маори снова замер, прищурившись, --- почувствовал себя редкой бабочкой под носом у коллекционера-биолога. Туземец определенно любовался им. Так дети смотрят на витрину с разложенными сладостями, а дамы --- на перчатки, идеально подходящие по цвету к любимой шляпке. После купания стюард позволил маори снова заняться его боком, --- на этот раз умелые касания на месте раны ощущались как тупая резь: боль почти улеглась, унялось и воспаление, с которым безуспешно воевали женщины и Мак-Наббс. То, что не подчинялось их усилиям почти месяц, ушло от одной лишь пасты, накладываемой загорелыми пальцами… – Твоё имя --- Урути? – наконец спросил туземца стюард, припоминая первое слово пожилого воина. Над гладью потревоженного озера пронеслась разноцветная птица, разливаясь криком до самого горизонта. Солнце неторопливо бледнело и растворялось в воде. Маори оторвался от своего занятия и поднял голову с блестящими черными волосами, собранными в крупный узел на затылке. Глаза его светились: – Урути, – подтвердил он, как всегда, улыбаясь. Потом указал на витиеватый медальон и повторил, – Урути. Стюард заслушался его голосом, который показался ему бархатным и обволакивающим, как теплое молоко, и был совершенно иным, чем при разговоре у ворот. Урути спрятал плетеную коробочку с мазью за пояс и легонько ткнул подопечного в грудь. Стюард понял намёк. – Олбинет. Меня зовут Олбинет, – как можно чётче произнес он и выжидательно уставился на маорийца. Знакомство продолжалось. Урути поднял глаза к небу: украшенное татуировками лицо приобрело мечтательное выражение, а губы беззвучно задвигались, пробуя незнакомое слово. – Обине? – уточнил маори, когда их взгляды вновь пересеклись. – Ол-би-нет. – Ол-Бинет, – кивнул сообразительный туземец. В его исполнении непримечательная шотландская фамилия наливалась таким благородным звучанием, словно Урути вкладывал в эти семь букв нечто божественное и готов был поклоняться каждой по-отдельности. – Верно! – похвалил его успехи стюард, – ты молодец. А теперь скажи мне, дорогой Урути, где мои друзья? Я – Олбинет, а… – Ол-Бинет. Урути. Друзя, – радостно перебил его маориец, тряхнув синим пером возле уха. «Он знаком с английскими словами. Скорее всего, перенял у старейшин, которые общаются с представителями соединенного королевства». – Погоди минутку, – потребовал стюард. Урути послушно замолчал, уловив интонацию. – Ещё есть Роберт, Мэри, – Олбинет принялся загибать пальцы, – Гленорван, Элен, Джон, Мак-Наббс и Паганель… Маориец внимательно следил за движениями. – Видишь, сколько у меня друзей? – Олбинет медленно поднёс руки с семью загнутыми пальцами ближе к лицу Урути, – и где же они? Урути молчал. – Друзья, – с надеждой продолжал Олбинет, – мои друзья: Роберт, Мэри, Элен, Мак-Наббс, Пага… – Даеко. Друзя, – резко оборвал его маори. Стюард похолодел, несмотря на духоту. – Что значит --- далеко. Где они? Урути? Маориец огорченно вздохнул и отвернулся, срывая два прибрежных цветка. До стюарда донеслось недовольное: – Ол-Бинет: друзя --- Урути. Ол-Бинет и Урути… «Господи Боже». Олбинет постарался, чтобы голос его звучал ровно и выдержанно: – Они мне нужны. Все. Ты должен сказать, где их прячут. Ну? Урути раздраженно отщипнул лепестки и бросил их на землю. Подошёл к стюарду и, не поднимая глаз, ухватил его за руку. – Я прошу тебя, пожалуйста… Где они? – почти шепотом взмолился Олбинет. Урути только раздраженно потянул его за собой, уводя в сторону деревни.***
Солнечные лучи не спеша остывали и наполнялись оранжевым, а Олбинет так и не смог разузнать, где прячут друзей, и это очень тревожило, поднимало чувство вины. Страх за их жизни и честь буквально захлёстывал голову, но от Урути ничего нельзя было добиться: маори лишь заметно грустнел всякий раз, как неунывающий стюард заново принимался засыпать его жаркими вопросами. У их хижины, которая, как выяснил Олбинет, располагалась в самом центре поселения рядом с тремя жилищами побольше, целый день стояли два невозмутимых маорийца с поднятыми копьями. Стюард попробовал высунуться наружу, как только добрый туземец оставил его одного, но часовые синхронно перекрестили оружие, молниеносно преградив выход. Не до конца было ясно, для чего вообще они были поставлены возле узкой двери --- чтобы незваный гость не вздумал бегать по деревне, или, наоборот, для его защиты от кровожадных соплеменников Урути? Так или иначе, выйти самостоятельно Олбинет не мог. Он в досаде ковырял стенку хижины, не зная, чем занять нервные пальцы, когда Урути вернулся, чтобы покормить его ужином. Перед стюардом услужливо разложили сваренный батат, грибы, незнакомые семена и листья, корешки… – Я больше не стану ничего есть. Олбинет хотел придать голосу твёрдую суровость, но это оказалось непросто: ведь Урути до сих пор делал для своего пленника только хорошее, и ни разу не обидел, в сущности, беззащитного чужака. Стюарду пришлось с горечью напомнить себе, что он точно не знает --- обходится ли туземец так же благородно с остальными пойманными шотландцами… С лица Урути испарилась доброжелательная улыбка, он нахмурился и робко придвинул к ногам Олбинета маленькую плошку с ягодами. – Скажи мне, где мои друзья. Друзья, Урути. Ты ведь понимаешь, чего я хочу. Стюард, который сидел, прислонившись плечом к стене хижины, решительно толкнул угощение на прежнее место. Плошка, проскользив по травяному полу, с тихим шипением вернулась к коленям маори. Несколько секунд вилась напряженная тишина --- маориец сидел с опущенной головой и не шевелился. Олбинет с легким трепетом следил за ним, тщетно стараясь предугадать реакцию туземца, как вдруг тот резко поднялся и поспешно вышел, ни разу не обернувшись, и оставляя блюда соблазнять проголодавшегося к вечеру Олбинета. «Это меньшее, что я сейчас могу сделать для своих друзей. Уверен, что им приходится гораздо хуже, чем мне… если вообще…хоть как-то приходится…». Он быстро закрыл глаза, стараясь прогнать назойливую и пугающую мысль. Нельзя, Олбинет, ещё не время… Нельзя фантазировать без меры --- так учила его бабушка, по-доброму смеясь над нелепыми ситуациями, в которые он, искренний и доверчивый, попадал в детстве. Вспомнить хотя бы покупку «волшебного» жука, исполняющего желания, --- так уверял долговязый сын рыбака, --- на все карманные деньги… Нельзя фантазировать без меры… Иначе не заметишь главного…***
Что-то прикасалось ко лбу и волосам: как ветерок, невесомый и эфирный, дразнящий тело в знойный полдень. Сонный Олбинет часто заморгал, уворачиваясь от странных ощущений и настороженно всмотрелся в окружавшую его темноту. Стояла безлунная ночь, рядом приятно и резко пахло древесными маслами --- и никаких звуков... Он недоуменно приподнялся на локтях. – Ол-Бинет? – вдруг вкрадчиво раздалось прямо над ухом. Стюард вздрогнул. – Боже, Урути, это ты?! Воздух рядом всколыхнулся от движения, следом раздалось сдавленное шипение, и хижина осветилась вспыхнувшим факелом, открывая маори, который всё это время сидел перед стюардом на коленях. Сейчас Урути распустил узел на затылке и в дрожащем полумраке стал очень походить на Талькава. Олбинет снова попытался распознать настроение туземца по выражению лица, но хаотичные танцы пламени отвлекали и не давали сосредоточиться. Стюард перевёл глаза на травяной пол: блюда исчезли, а вместо них у входа в жилище появились две плетеные корзины с ручками, явно наполненные до краёв. – А это для чего? – Олбинет указал на них движением головы. Урути загадочно улыбнулся: – Друзя. Сердце подпрыгнуло в несмелом ликовании. – Мы идём к ним? Ты мне покажешь? Маори лишь неспешно поднялся, отчего танцы пламени на короткое мгновение стали ещё более рваными и стремительными, приблизился ко входу и опустился рядом с корзинами, что-то там поправляя и устраивая. Олбинет встал и поравнялся с ним, решительно потянулся к правой корзине, откуда проглядывали глиняные стаканы и связка неизвестных фруктов. Урути заметил движение стюарда и мягко отстранил его руку, цепко ухватив тонкими пальцами за запястье. – Почему? – замерший Олбинет почувствовал легкое раздражение --- неужели он неверно истолковал намерение туземца, и они никуда вместе не пойдут? Маори покачал головой и дотянулся до раненого бока стюарда, в точности повторяя те легкие касания, от которых Олбинет недавно проснулся. – Пустяки, ты же меня почти вылечил. Урути был непреклонен. Протестующему Олбинету в конце концов был доверен лишь горящий факел, которым стюард принялся бдительно освещать ночной путь. Слева вышагивал статный маори с полными корзинами в обеих руках. Удивительно, но часовых возле хижины не оказалось --- вероятно, в этом была заслуга туземца. Деревня будто вымерла, они уже дошли до знакомых ворот и повернули налево, спускаясь по мягкой почве к подножию лесистых склонов, а не встретился ещё ни один человек, и даже ухо не улавливало ни единого звука, кроме шелеста травы и механического стрекотания насекомых. Хотя ухо маори явно слышало и знало гораздо больше… Олбинет поначалу ступал осторожно и тщательно осматривал землю, не желая зацепить ногой змею-полуночницу, но вовремя припомнил давнишнее заверение Паганеля: «Не унывайте, друзья мои! Новая Зеландия не так плоха, как это может показаться --- там довольно приятный климат и, что удивительно, совершенно не водятся змеи! Могу заверить, что вы не встретитесь ни с одной --- их там попросту нет!». Удивлённый стюард обнаружил, что его память хранит достаточное количество нравоучений от словоохотливого географа и занялся их обдумыванием. Волнение слегка унялось. Было довольно прохладно и свежо, в остывшем воздухе расплывались незнакомые запахи, почти не заметные в дневной зной, а сейчас раскрывавшиеся для стюарда волнующим кисло-сладким букетом. Урути вёл спутника прямо сквозь вольно раскинувшиеся лесные заросли, а не как днём --- по сухой проложенной дороге. Олбинет с любопытством оглядывал изобилие растительности, попадавшее в огненное свечение, и иногда приподнимал факел, чтобы лучше рассмотреть какое-нибудь замысловатое дерево. Светлое небо содействовало его любознательности, услужливо подчёркивая кроны с массивными ветвями. Островки мха лениво пружинили под ботинками, под подошвами то и дело смачно раскалывались отпавшие подсохшие сучья. Папоротники всех видов и размеров --- от совсем крошечных, едва достававших Олбинету до щиколотки, до высоких, с длинными и тонкими стволами, и оттого походивших на диковинные пальмы --- оживляли воображение. Обогнув холм и пройдя сквозь густой ряд толстых деревьев, в которых Олбинет без труда опознал могучие каури, путники наконец остановились. Точнее, первым остановился маори, а Олбинет, спугнув громкую птицу, неуклюже протиснулся сквозь ветви одинокого приземистого кустарника и недоумённо встал рядом. – Мы пришли? Здесь лес временно заканчивался, и в открывшейся свободной темноте решительно ничего не было видно. Факел освещал лишь часть полузаросшей тропы, уходящей дальше, вглубь неизведанного мрака. Маори бесшумно опустил корзины и, приложив палец к губам, сделал плавное движение вперед. Повернулся, жестом останавливая шагнувшего вслед Олбинета. Тот понял намерение туземца и безропотно передал ему факел, оставаясь в кромешной тьме. «Куда же он меня завёл…» --- уныло размышлял стюард, терпеливо ожидая туземца по щиколотку в колючей траве. Глаза уже немного освоились в новозеландском мраке и очертания ландшафта становились всё более чёткими. Олбинет запрокинул голову: небо отсвечивало синевой, зонтикообразные кроны деревьев обрамляли его как берег --- круглое озерцо… Слева отчётливо раздался звук низких голосов. Стюард замер, неловко переступив с ноги на ногу, и старательно всмотрелся в темноту. Сквозь ветви кустистых деревьев проступили мерцающие оранжевые блики. Голоса чуть приблизились и, смешавшись со смехом и глухим шуршанием неторопливых шагов, уплыли в противоположном направлении. Олбинет едва успел перевести дух, как тело снова напряглось от разборчивого шелеста в глубине леса. Судя по звуку, теперь шёл только один человек. Стюард приободрился только когда пламя осветило фигуру Урути. Маори, снова взявшийся за корзины, вывел Олбинета к высокой хижине, занимавшей пространство у лесной кромки. У входа, наглухо закрытого полукруглой дверью, состоящей из пары одинаковых створок, было пустынно. Внимательный стюард заметил два копья, прислонённых к одной из покатых стен и понял, что Урути на время отвлёк приставленных часовых. Олбинет, волнуясь, направился к двери --- слишком необычной для открытых настежь или прикрытых легкой циновкой жилищ маори. Неповоротливый засов подтверждал догадку о том, что строение предназначалось для пленных и использовалось редко. Изнутри не доносилось ни звука. Освобождая дверь, стюард переживал всё больше и больше, поскольку не мог ясно представить, в каком состоянии найдет друзей. Наконец, он с трепетом отворил тяжелые створки и переступил широкий порог, выставляя факел впереди, как знамя. И чуть не отпрянул назад --- прямо на него вылетели три фигуры, одна из которых, в самом центре, держала крупную изогнутую палку и готовилась от души замахнуться. – Олбинет?! Дрожащее пламя окинуло тройку людей: лорд Гленорван, а именно он и был в центре, замер с поднятой рукой, Джон Манглс, в светлых глазах которого пламя играло особенно ярко, удивлённо опустил камень и машинально оправил порванный грязный рукав, Мак-Наббс, застывший в грозной позе с широко расставленными ногами, медленно распрямился. – Что ты сказал, Эдуард? Из полумрака, сквозь мужские спины, недоверчиво выглянули растрёпанные Элен и Мэри. – Олбинет! Олбинет живой! Встревоженным женщинам не удалось остановить проворного Роберта, выскочившего из полутьмы, как маленький шустрый зверёк. Мальчик, перемазанный в земле гораздо сильнее остальных пленников, бросился к оцепеневшему стюарду и обнял его где-то на уровне пояса --- насколько позволял детский рост. Так и замер, пока Олбинет рассеянно гладил мальчика по голове и механически осматривался вокруг. У самой дальней стены, в горе из сухих листьев, подслеповато щурился заспанный Паганель без очков и ботинков. В центре хижины серели разложенные циновки. – Друг мой, вы живы?! – Гленорван отбросил ненужную теперь палку в сторону и подошёл ближе, ошеломленно всматриваясь в лицо молчащего слуги. Наконец и стюард, которого одновременно переполняли такие разноречивые эмоции, вновь обрёл способность говорить: – Я… так рад, что нашёл всех. Мне казалось, что с вами случилось что-то очень плохое… – Мой дорогой Олбинет, вы и представить себе не можете, что мы здесь напридумывали про вас… – Мак-Наббс, улыбаясь, доверительно похлопал стюарда по плечу и принял горящий факел. – Воистину, Господь терпелив и милосерден --- ведь мы были абсолютно уверены, что вы погибли! – беспокойно прошептала Мэри. – И оплакивали… – подхватила её тон взбудораженная Элен, – вас, спящего, на наших глазах унесли в совершенно другую сторону. Мы страшились того, что дикари могли сделать с раненым и корили себя за то, что не смогли вас защитить…. Женщины сразу оказались рядом, обнимая воскресшего друга и целуя его в обе щёки. Затем подошёл восторженный Паганель. Смущенный Олбинет, не привыкший к такому вниманию, вскоре окончательно разомлел от дружеских прикосновений и поцелуев, что щедро посыпались на него --- он только и успевал наклонять голову, сглаживая разницу в росте, --- а потому совершенно забыл об Урути, оставшемся снаружи... – А! – вскрикнула Элен, указывая на вход, где возвышался довольный маори с двумя набитыми корзинами в руках. Видимо, он устал ждать приглашения. Трое мужчин слаженно выстроились в уже знакомую стюарду шеренгу, закрывая остальных. Паганель, едва нацепивший очки, занялся поисками отброшенной Гленорваном палки, суетливо шаря в потёмках. – Погодите, погодите, это же Урути! – спохватился Олбинет и постарался обойти импровизированный боевой ряд, но уверенная рука майора преградила ему путь и заслонила от маори. – Кто-кто? – грозно переспросил Мак-Наббс. – Это его имя. Урути, он привёл меня сюда, – под недоумёнными взглядами друзей Олбинет почувствовал себя неловко. – Этому туземцу можно доверять… Мак-Наббс руку не опустил, но спокойно уточнил: – Вы так убеждены в этом? – Да, да, он ведь за мной и ходит целый день --- кормит, поит, даже искупаться позволил…, – сбивчиво начал стюард. – Мне кажется, что Урути находится здесь на достаточно высоком социальном положении. Я бы даже предположил, что он сын вождя. В крайнем случае, близкий родственник… Сейчас я всё объясню, только, пожалуйста, впустите его внутрь --- корзины с едой явно тяжёлые…***
Пока изголодавшиеся пленники в отблесках прикреплённого к стене факела насыщались щедрыми дарами Новой Зеландии и с подозрением оглядывались на маори, добродушно ожидавшего в углу хижины, Олбинет подробно рассказал о своих приключениях и чудесном спасении. Все изумлялись и не могли поверить в такую благосклонность со стороны туземца, поскольку успели обстоятельно познакомиться с суровым нравом племени. – Как ваша рана, Олбинет? – поинтересовался Гленорван, неторопливо очищая один из плодов. Стюард, притронувшийся к угощению только после настойчивых уговоров друзей, прожевал батат и задумчиво ощупал бок. – Знаете, милорд, Урути ведь меня даже лечил…Травами… Брови лорда поползли вверх. Он явно был озадачен. – Правда? Ну…ну и как вы теперь себя чувствуете? – Хорошо, уже почти не болит, – Олбинет неожиданно ощутил себя немного виноватым. – Невероятно. Впрочем, туземцы гораздо больше знают о целебных свойствах растений, чем мы с вами… Мак-Наббс, уловивший разговор, повернулся и миролюбиво поддел стюарда: – Повезло вам, Олбинет, приглянуться аборигену. Наверное, он принял вас за божество, которому нужно поклоняться. С нами-то особо не церемонились. Заметив, что сказанное вызвало у друга некоторое смущение, он добавил совершенно иным тоном: – Стыдиться здесь нечего --- значит, так и должно было сложиться, что выбрали именно вас, – философски заметил Мак-Набс. – Ешьте, дорогой мой, не стесняйтесь. Еды на всех хватит. Олбинет кивнул, рассеянно принимая от майора глиняный стакан с плескавшейся фруктовой водой…***
Начинало светать. Отдохнувшее небо избавлялось от ночного покрова, расправляя понемногу светло-розовую полоску зари. С каждым мгновением она растягивалась всё больше и шире, захватывая горизонт и помогая земле сбросить остатки теней. Воздух наливался теплом и пением птиц. К тому моменту, как показалось разгорячённое солнце, воссоединившаяся компания отважных путешественников как раз закончила объяснения с туземцем. Маори был очень сообразительным, но незнание обеими сторонами родного языка собеседника значительно осложняло беседу. Больше всех постарались Мак-Наббс и Паганель: благодаря их упорству к первым солнечным лучам было достигнуто некоторое взаимопонимание. Правда, пока неутешительное. Урути был согласен отпустить всех пленников и всячески способствовать их бегству, но решительно не желал расставаться со стюардом. Видя, как Олбинет то и дело меняется в лице при новых выпадах своего марийского спасителя, друзья всячески подбадривали его, но подавленный стюард все равно с каждой минутой становился всё грустнее и грустнее. Пока Урути в очередной раз отговаривал вернувшихся стражников от идеи взглянуть на пойманных чужаков, компания мореплавателей в полном составе размышляла о ситуации, забравшись в полумрак хижины. Стоило поторопиться --- ведь сговорчивый и добрый туземец не мог убеждать своих соплеменников вечно. У остальных маори явно закрадывались какие-то подозрения. – Разумеется, без вас, мой друг, мы никуда не поплывём. И я придумал, как нам следует поступить, – вполголоса, чтобы не услышали маори снаружи, объяснял Мак-Наббс сосредоточенным друзьям. – Мы всё сделаем так, как предложил Урути. До некоторого момента… Олбинет, теперь послушайте меня особенно внимательно… Урути проводил незваных гостей и вернулся к посерьёзневшей команде, жестами показывая им, можно продолжить договариваться. В конце концов, решено было бежать до середины дня, пока не слишком распалилось солнце…***
Не больше двадцати-тридцати минут потребовалось компании во главе с Урути, чтобы преодолеть расстояние от заповедной хижины до стройно выгнувшихся на побережье каноэ. Они дошли бы ещё быстрее, если бы осмотрительный маори не останавливался как влитой при каждом подозрительном шорохе или шуме. А с ним и остальные путники: женщины, идущие в середине, замирали на месте и напряженно оборачивались на Роберта, мужчины тревожно переглядывались между собой, точно улавливая мельчайшие перемены в настроении проводника и готовые в любой момент встать на их защиту. Никто не разговаривал, чтобы не отвлекаться самим и не отвлекать доброго туземца. От благоразумия Урути сейчас зависела жизнь и безопасность всех путешественников --- и маори оправдал возложенные на него ожидания --- к океану они вышли совершенно незамеченными, пользуясь хоть и обходными (о чём говорили цепкие кусты и нетронутая почва под ногами), но надёжными тропами. Неутомимые Паганель и Мак-Наббс, бившиеся с маорийцем весь рассвет, не без гордости осознали, что верно истолковали символы и схемы, которые Урути выдержано чертил на сухой почве: утром практически все туземцы из племени находились в деревне. Об этом свидетельствовали многочисленные голоса, доносившиеся со стороны поселения и беспорядочный шум, из которого сложно было вычленить отдельные звуки. Впрочем, излишне успокаиваться тоже не стоило --- риск пересечься с кем-нибудь, кто решил прогуляться за ворота, по-прежнему оставался на стороне европейцев. Наконец, путники ступили на незнакомый берег. По взбитому песку к лодочному ряду с шелестом подбирался океанический маятник. Он не смог бы захватить своим движением и самые массивные из пирог, а потому лишь разочарованно откатывался волнами назад и всякий раз шипел пеной, иногда, правда, выплёвывая на выведенную по бортам деревянную резьбу мелкие солёные брызги. Погода для плавания выдалась подходящей --- волны были достаточно спокойными. Каждый из присутствующих отметил это про себя. Урути подвёл бывших пленников к одной из лодок --- средней по размеру, а по виду крепкой и прочной. У кормы дожидались отплытия приготовленные заботливым маорийцем съестные припасы. Заготовки были внимательно уложены, и затем настало время трагического расставания: каждый из друзей молча подходил к стюарду, крепко обнимая того за шею (Олбинету вновь приходилось то и дело наклонять голову из-за очевидной разницы в росте), после чего занимал место в спущенной на воду пироге. Мак-Наббс шёл последним. Он только кивнул Олбинету и заглянул в его глаза, а поймав в них то, что ожидал, с довольно беспечным видом устроился на свободной части лавки. Стюард безучастно наблюдал за тем, как маори легко подтолкнул нагруженную пирогу, как спасённые друзья махнули ему и туземцу на прощание, как лодка уверенно пересекла морские всполохи и прямо на глазах устремилась дальше, за прибрежные вулканические скалы. Когда дорогие его сердцу люди полностью исчезли из виду, на плечо мягко опустилась ладонь Урути. Маори неторопливо повёл отрешенного стюарда назад, к родному поселению. Туземец ничего не предпринимал --- не пытался заговорить и не требовал от Олбинета никаких ответных действий или слов. Вероятно, догадывался о состоянии брошенного мореплавателя, а может, в тайне гордился его жертвой. Оставляя берег и взбираясь всё выше по скалистому холму, они пробирались всё дальше от океана и всё ближе становились к шумящим вдалеке соплеменникам Урути. Когда они минули остатки низкой прибрежной растительности и стали подбираться к утоптанной дороге, простиравшейся далеко наверх, Олбинет заставил себя посмотреть на заморского друга. Бесстрастное выражение на лице Урути немедленно сменилось на участливое и виноватое. – И зачем я тебе сдался? А главное – почему именно я? – наигранно вздохнул стюард, опуская глаза к перемазанным и облупившимся ботинкам. А затем выжидательно заглянул в разрисованное лицо. Урути тут же расстроенно провёл загорелой рукой по щеке Олбинета, выражая своё раскаяние и сочувствие. Стюард не мог не улыбнуться в ответ на этот бесхитростный жест симпатии, и через секунду такая же искренняя улыбка расцвела на губах маори. «Пора». Олбинет резко согнулся пополам, морщась и прижимая дрожащие руки к простреленному когда-то боку. Стюард отлично помнил, как валялся на земле, изнывая от боли, после того, как один из особенно метких каторжников разрядил в него своё ружьё. Воссоздать испытанные в австралийской духоте мучения не так уж и сложно… Тем более --- для одного благодарного зрителя. «Прости меня, Урути…». Стюард опасался, что умный туземцец раскроет простой обман, поскольку в его тёмных глазах явственно читалась борьба сомнения и беспокойства. Но страх за избранного гостя победил все доводы рассудка. – Урути, кхм, гм… воды… воды…. дай мне воды.. мне так плохо… – убедительно стонал Олбинет, корчась на песчаной земле меж двух плоских валунов и добросовестно уворачиваясь от чутких рук маори. Стюард, то державшийся за бок, то оставляя его, вновь и вновь подносил сложенные рупором пальцы ко рту, имитируя питьё, чём окончательно сломил мягкосердечного туземца. Быстро прокурлыкав что-то на своём языке, Урути легко сорвался с места, подняв в воздух песочные брызги. Стюард отсчитал ровно двадцать секунд и тоже подскочил. Дальше медлить было нельзя. Он никогда не отличался особой выносливостью и скоростью, но сейчас бежал так, как, наверное, бегал только в детстве. Перед глазами мелькали песок и гладкие валуны, но всё смешалось в тёмно-серую массу, потому что Олбинет замечал только простиравшуюся водную гладь --- единственный и пока ещё доступный путь к свободе и спасению. Пирога возвращалась. Олбинет видел, как быстро сокращается расстояние между ним и друзьями, и это придавало стюарду уверенности. Он летел назад к берегу, не замечая, что потревоженный бок отзывается уже настоящей болью, что в левом ботинке колются набранные песчинки, а частое дыхание с непривычки прожигает горло и грудь. Джон Манглс что-то кричал ему с носа пироги, пока лодка размашисто усаживалась на густую прибрежную мель. Олбинет видел, но не слышал. Он бежал. По внутренним ощущениям путь назад увеличился вдвое --- это было невозможно, но чувства и страхи убеждали в обратном. И ужасно мешали. Поэтому, завершая безумный новозеландский забег, он всё-таки запнулся об одинокий стоячий камень и рухнул на живот --- повезло ещё, что вокруг один песок да островки подсохшей травы. Вероломная глыба, конечно, не в счёт… Стюард раздражённо дёрнул ушибленной ногой и уныло посмотрел перед собой. Ему осталось преодолеть витиеватую цепочку из жёстких растений, заблудившихся в песке, утонуть подошвами в тяжелом влажном береге и прыгнуть к друзьям, чтобы навсегда попрощаться с экзотическим краем. – Ол-Бинет? – поинтересовался сзади ровный голос. – Олбинет! – одновременно с ним рассыпался многоголосый хор со стороны моря. Стюард не успел осознать, что из услышанного испугало его сильнее. Он вскочил, чтобы вначале проверить тот один голос, что секунду назад прозвучал за спиной, и не смог больше пошевелиться, потому что глаза Урути припечатали Олбинета к земле. Нет, лицо туземца не выражало злобы, ненависти или гнева. Или строгости. Или обиды. Не было на нём и презрительного равнодушия --- частого предвестника неминуемой беды. Маори смотрел на беглеца удручённо-озабоченно, без осуждения и…со странной ноткой усталости. Легкой и светлой. Отчётливой. Будто заранее предчувствуя, что не в силах помешать... Стюард обескураженно, совершенно не задумываясь, повернул голову к океану. К желанной пироге. От неё успели отделиться три мужские фигуры. Лорд Гленорван, Паганель и Мак-Наббс спешили к нему на выручку, и по мере того, как они торопливо приближались, в их обеспокоенных лицах всё ярче проступала твёрдая решимость идти ради Олбинета до конца. Стюарда захлестнуло неясное чувство: что-то одновременно и щемило в груди, и ласково расцветало в ней. Он сжал пальцы и вновь развернулся к застывшему маори. И, неожиданно для себя, целиком отдался глубокому таинственному порыву, что вдруг уверенно повёл его растерянную душу: – Отпусти меня. Я очень хочу домой. Вышло тихо, с легким оттенком обречённости. Но не жалостливо. Слова прозвучали как заветная просьба, а не мольба. Печальный Урути смотрел на стюарда и молчал. Руки туземца были пусты --- значит, он быстро засомневался и вернулся назад, а затем кинулся догонять сбежавшего Олбинета. – Ты ведь отпустишь меня, верно? Да, Урути? Лицо маори окрасило неясное меланхоличное выражение, а через мгновение он сделал изящное движение и оказался вплотную к Олбинету. Тот не успел даже отпрянуть, как заметил рядом со своим виском острое лезвие… Что-то блеснуло, потом сверкнуло, и вот уже Олбинет, от потрясения задержавший дыхание, изумлённо разглядывал срезанную золотистую прядь в пальцах туземца… Стюард запомнил многое из того, что произошло после: запыхавшихся друзей, которых едва удалось остановить от того, чтобы они не кинулись и не повалили на песок маори с ножом в руке; торопливые объяснения и извинения, неловкие благодарности, облегчение и лёгкость, смешавшиеся с солёной океанической прохладой и восторгом догнавших компанию Джона, Элен, Мэри, Роберта… Но лучше всего Олбинету запомнился неожиданный, исполненный только для него поцелуй --- неторопливый, глубокий, торжественный --- под недоумённые, а затем и смущенные взгляды. Итак, Урути не только наградил своего пленника высшей степенью снисхождения и милосердия --- он великодушно отпускал незваных чужаков, не думая ни о разочаровании племени, ни об удовольствии, и взамен оставлял себе лишь прядь светлых волос и воспоминание о том, как приятно было целовать невероятно красивого гостя в тёплые губы… Любимого гостя, гостя, которому, увы, никак нельзя было помешать вернуться домой, гостя, которого он не смог бы никогда обидеть и чьим желаниям, он, к сожалению, не мог противиться… Стоя на носу пироги, Олбинет сжимал в ладони плоский медальон, обвитый символами, который Урути молча передал ему перед самым отплытием, и глядел на растворяющуюся в каменистом пейзаже фигурку. Никто не проронил ни слова, когда пирога завернула за скалистый выступ. Олбинет молчал вместе со всеми и неторопливо размышлял. Думал о многом --- о старом домике в рыбацком посёлке Нового Абердина, где остались его родители, о судьбе отважного капитана Гранта, которого пока так и не удалось отыскать, о щедрости и нравственном величии, о баночке чудодейственной мази, пополнившей скудные медицинские снадобья Мак-Наббса… Стюард обернулся на друзей. Никто не перехватил его взгляда. Каждый сосредоточенно глядел перед собой, погружённый в личные переживания. Пирога суетилась и шуршала волнами, умелый океан ловко отгонял её прочь от опасного края. В тот день, когда путешественники искренне радовались удивительному спасению и, одновременно, тревожились о своей дальнейшей судьбе, они, конечно, не могли предсказать, что ещё до вечера столкнутся нос к носу с родным «Дунканом». Стюард не знал, что скоро лично запишет произошедшее с ними в судовой журнал, и уж точно не догадывался о том, что о полученном сегодня медальоне станет говорить половина Глазго. И что вторая половина будет молчать только потому, что ранее успела взглянуть на него по специальному приглашению.***
Вкуснейший званый ужин в Малькольм-Касле. Уютный блеск столовых приборов и свечей. После долгого обсуждения завораживающей истории и следом за оживлёнными вопросами к учтивому Гарри Гранту каждый раз непременно звучало взволнованное: – Милорд, позвольте же и нам взглянуть теперь на эту знаменитую вещицу! Радушного лорда Гленорвана нисколько не удивляла и не тяготила эта, ставшая традиционной, просьба. Ведь для того, чтобы показать заморскую диковинку не требовалось особых хлопот --- с того знаменательного прощания Олбинет всегда носил маорийский подарок при себе. И, кажется, пока не собирался изменять своей привычке.