любовь. ?

Сигарета потраченные нервы уже не спасает. Скорее наоборот, последнее время употребление табака делает его еще более нервозным, тревожным, задумчивым. В молодости было легче. Сейчас такого уже не встретить. Сейчас сигареты стали обыденностью, ритуалом, не приносящим по сути никакого удовольствия. Но все равно Зик никак не избавится от этой пагубной привычки. Не может. А может и не хочет, тут только он знает правду. Тлеющий фильтр неприятно обжигает пальцы, но Зик чувствует это не так ярко, как раньше. Это чувство хоть немного, но все-таки отрезвляет, позволяет немного вернуться в реальный мир, вынырнуть из собственных фантазий и бесконечных размышлений. Там, в фантазиях, его никто не трогает. Он сидит на огромном широком подоконнике, гладит своего большого рыжего кота, который приятно мурчит под боком и смотрит за жизнью города внизу. Там, в фантазиях, нет тревоги, нет постоянного роя мыслей, там ему не надо на работу, не надо придумывать что-то новое для своих учеников. Там, в фантазиях, он свободен. Но здесь Зик Йегер выбрасывает бычок в мусорку, поправляет одну спицу сломанного зонта и выходит под проливной дождь, дабы дойти до метро, доехать до родного района, зайти в близлежащий магазин, купить сигарет, яиц и хлеба, зайти домой, полить свой старенький фикус, который достался ему еще от матери, приготовить поесть, выйти на балкон в компании ужина, ноутбука и сигарет, а после до поздней ночи придумывать планы уроков на следующую неделю. Ученикам, к счастью, понравилась новая модель проведения уроков, что не может не радовать. Это значит, что Зику нужно будет просто подогнать новые темы под трафарет, подготовить карточки с новой лексикой и грамматикой, а потом он сможет бездумно смотреть, как во дворе ходят люди, торопятся домой, провожают любовников, справляют праздники в компании дешевого алкоголя и паленных сигарет. Йегера уже все устраивает, он устал сопротивляться этому огромному потоку жизни, которому в итоге поддаются абсолютно все. Он надеялся стать исключением, пожить эту жизнь действительно для себя, а не для поставленных целей, но примерно три года назад он понял, что вся жизнь это и есть огромный список поставленных целей, некоторые из которых остаются невыполненными, а некоторые получают в квадратике зеленую галочку. Вот и сегодня Зик сделал все поставленные на день цели – провел уроки, сходил на пробежку, побывал в библиотеке, вернулся в школу для заполнения отчетов. И теперь он со спокойной душой может идти домой и придумывать новые цели на завтра. А потом на послезавтра. И так изо дня в день. Из жизни в жизнь. Но ему не надоедает. Скоро он накопит достаточно денег, возьмет кота из приюта, именно такого же рыжего и пушистого, как в фантазиях, будет покупать ему лучший корм и гладить по вечерам. Потом он сможет отдохнуть во время отпуска, когда директор школы начнет собирать летний лагерь и обязательно упросит Зика поехать и последить за учениками. Всем плевать, что Зик терпеть не может активный отдых. Главное – потом он отдохнет. В наушниках громко и одновременно тихо играет песня apocalypse, которая идеально вписывается в атмосферу сегодняшнего вечера. Не хватает слез и какого-нибудь грустного контента в ноутбуке. Но слез у Зика больше нет, а грустный контент он не позволит себе открыть. Потому что его целью не является плакать поздней ночью от осознания мелочности собственной жизни. Нет. Мужчина спускается в метро и складывает зонт, который едва ли не рассыпается у него в руках. Ему, если он не ошибается, лет примерно столько же, сколько и фикусу, стоящему на подоконнике. На самом деле Йегер удивлен, что он смог дожить до такого преклонного для зонтов возраста. Но для мужчины самое главное – что он до сих пор выполняет свою функцию. Остальное его не так волнует. Не волнует, как и поездка в метро, в котором он заметил, как молодой парнишка выудил кошелек из кармана большого и толстого мужчины. Зик ничего не сказал, его это не касается. Он не верит в гипотезу о том, что от такого жалкого и мелочного поступка мир начнет меняться к лучшему. Может поэтому он и начал казаться таким серым и безжизненным? Он не хочет об этом думать. Мужчина молча выходит из вагона на своей станции, поднимается обратно на улицу, игнорируя едва ли не трупную вонь, исходящую от женщины, сидящей на холодных каменных ступеньках и просящей хотя бы один цент своим детям на еду. Его это не волнует. Он перестал верить в добро, которое могло существовать в этом мире. Его добро погибло несколько лет назад в нем самом. Он сам его погубил. Если спросить зачем, то, вы, скорее всего от него ответа не получите. Либо же услышите, что это было для блага остальных людей. Но все мы прекрасно понимаем, что на деле это совсем не так. Просто он не хочет получать снова столько же боли, сколько он перенес тогда, когда решил закопать все свои чувства и остаться полностью разочарованным в этих людях, окружающих его изо дня в день. На самом деле Зик просто решил душой остаться там, где он был счастлив. Он не вырос. Он все также остался двадцатитрехлетним студентом, который решил поверить в любовь. Который был лидером своей бейсбольной команды, был лучшим учеником в потоке, подавал огромные надежды, а потом. А потом просто ждал, когда любовь вернется. Он и до сих пор ждет, правда с каждым днем надежды в нем остается все меньше и меньше. Через пару недель она покинет его насовсем. Зайдя в магазин, мужчина обыденно поприветствовал милую женщину, стоящую за кассовым. Мисс Мэй в ответ лишь кивнула головой, не отвлекаясь от собственного судоку, что лежал у нее в руке. Она не всегда была такой замкнутой. Раньше Йегер мог проторчать у нее добрых сорок минут, потому что они всегда находили, о чем поговорить. Но ее сын сел за убийство собственной девушки, от нее отвернулись буквально все, а в ответ она решила отвернуться от всего мира. Вот теперь они и остались двумя немыми знакомыми. Блондин выкладывает свои немногочисленные продукты на стол, доставая из кармана длинного пальто кошелек. Мисс Мэй поднимается со своего места с тяжелым вздохом, кладет судоку рядом. Зик кидает на сложенную книжку недолгий взгляд, после чего выуживает нужную купюру. Женщина даже не озвучивает сумму, лишь молча достает пачку сигарет и кладет в пакет с остальными продуктами. На выходе блондин быстро гладит старого пса Джека, который живет здесь столько, сколько работает. Вновь раскрывает зонт, поправляет спицу и собирается завернуть в сторону своего дома, но замирает. Ненадолго. Он разворачивается в противоположную сторону, доставая из пакета пачку дешевых сигарет и закуривая первую. Ему сейчас нельзя домой. Но ноги быстро подстраиваются под измененный маршрут и находят кратчайший путь до дома. Но сигарету-две он скурить успеет. Раньше он сам летел домой. Бежал со всех ног, мог забыть зайти в магазин, неприлично быстро бежать через лениво плетущуюся толпу, но не сейчас. Не тогда, когда от дома осталось одно название и кровать, на которой он спит. Кухня, на которой он раньше готовил с удовольствием, пел, танцевал, а сейчас старается справиться с готовкой как можно быстрее и провести остаток ночи на балконе. Последнее время Йегер стал там же и засыпать. Ну, холодный ветер, облизывающий закоченелое тело всяко лучше, чем сон в той кровати, в которой больше никогда тепло не будет. Всяко лучше, чем сон там, где он больше никогда не уснет. Раньше тут жил не он один. Тут была его любовь. Любовь, которой он поверил, доверил, которую так нелепо и глупо потерял, которой позволил разбить себя в дребезги, убить без конца, не оставив ничего от того яркого, живого Зика, которому поделом было на то, что не хватает денег, что зимой в квартире будет холодно, потому что нет денег на отопление не хватит. Ему было поделом, у него была любовь. А сейчас любви нет. Но есть деньги, новый, свежий ремонт, который закрыл собой все старые запахи, воспоминания. Потертые обои, закоптившиеся от сигаретного дыма, старый паркет, пожеванный местами вредителями, скрипящие окна и двери, которые своим скрипом съедали душу. Сейчас там ничего нет из старой жизни. Всю мебель он смог заменить на новую. Но он догадывался, что от этого ничего не изменится. От этого не станет уютнее. Не получится зажить новой жизнью, забыть старое прошлое, которое душит беспощадно, с каждым днем отнимая всякую возможность на спасение. Ноги приносят его на мост. Пустой мост, на котором уже не ездят машины. Пустой мост, на котором они попрощались. Пустой мост, на котором он не смог остановить собственное крушение. Его корабль под названием «жизнь» беспощадно затонул во льдах чужих глаз. Он, в прочем, и не возражал. Зик выбрасывает скуренную сигарету вниз, в реку, после чего опирается об ограждение моста локтями, свешивая вниз руки, а пакет с едой оставляя на земле рядом. Неподалеку бродит бездомный мужчина, подойдет к мужчине и будет просить денег, но Йегер его не услышит. Музыка его спасает от угрызений совести. Он смотрит в темноту внизу, видит на водной глади себя, но не видит своего взгляда. Слишком темно, глубоко. Вода слишком грязная, а луна не светит так ярко. Он видит отражение собственного силуэта, но не видит тонкостей собственного лица. Зато каждый раз утром смотрит в эти мертвые глаза в зеркале, которые приходится оживлять, дабы не пугать учеников. Но больше не придется. Йегер ловко перепрыгивает через ограждение и усаживается на него, свешивая вниз ноги, доставая очередную сигарету и закуривая. Становится слишком легко. Холодный ветер с первым клубом пара уносит все страдания. Но ненадолго. Он знает, что стоит ему только вернуться на дорогу домой – все снова ударит по голове, огромным пыльным мешком прибьет, лишая его надежд на спасение и забытие. Его не будет. Есть лишь один способ забыть все. Затягиваясь едким сигаретным дымом, Зик опускает взгляд на водную гладь темзы, медленно текущей по каналу, и тихо хмыкает, выбрасывая недокуренную сигарету. С него хватит. Он больше, чем устал. Он не слабак, как вы могли подумать, нет. Он спускается с ограждения, забирает пакет и идет домой. А по пути заходит в круглосуточный магазин, покупает лезвия для бритья и бутылку красного вина.