Это лето тебя убьёт

Произнеси правду так, чтобы горькие слова еле ощущались на засохших губах. Проведи по ним языком, пробуя этот вкус, и пойми, насколько громко они прозвучали.

Тихий шёпот, в самом деле, может быть разным. Тэхён мог шептать, нежась в кровати и наслаждаясь горячими лучами солнца, обжигающими бархатную кожу одного из самых утончённых оттенков, на который лёгкий пунцовый загар ложится настолько равномерно, что, может показаться, его и вовсе нет, или же тёплым, приглушённым на ночь светом, возможно, свечи аромата спелой вишни, всё произнося имя того, от чьих прикосновений табун мурашек покрывает тело, заставляя его плавно выгибаться навстречу, искать контакт. Имя любимого человека слетало бы с его уст, как самый сладкий вздох, раскрывающийся подобно яркому бутону в цветочном саду. Он бы получил за это небольшую награду в виде соприкосновения пухлых губ, их приторного вкуса и безмятежной лёгкости, а потом потребовал бы большего, начав углублять поцелуй и водить утончёнными пальцами по сильному телу над ним, очерчивая каждый мускул, приводящий в громкий восторг. Мог бы шептать слова любви и миловидные признания, повторяя их в очередной-десятый-сотый-тысячный раз, укрывшись его курткой в одном из общественных мест, так, чтобы никто, кроме адресата, не вкусил плод ласковой влюбленности. Мог бы шептать молитву, прося Бога о благополучии. Мог бы шептать матерные слова, ударившись мизинцем об острый угол. Мог бы шептать себе под нос строки из песен. Но судьба — редкостная сука, не так ли? Отпечатки принятых ею решений мастью бьются о поверхность игрального стола, представляющего собой жизнь любого человека, и никак, заразу, не оттереть. Бери хоть спирт, заливай себе в глотку и мнимо надейся, что они ототрутся вместе с воспоминаниями о том громком шёпоте, оставшемся не услышанным, пока не перешёл в режущий горло крик. Шептал он совершенно иначе, стараясь не шевелить руками, дабы тугой узел, плотно затянутый на верёвке, не тёрся о нежную кожу, пока они связаны над головой, не позволяя тем самым предпринять ни единой попытки сопротивления. Он шептал мольбы, извиваясь в желании либо умереть на месте, либо не ощущать на себе колющих словно шприц касаний и взглядов, якобы отражающих презрение. Тэ понимает, в них только жалость. Он шептал стихи, когда грубые руки снимали с него одежду, лишь для того, чтобы забыться, а давно закончившиеся слёзы текли с новым приливом осознания, что их ему посвятил его человек, масть, решающая его судьбу, но отсутствующая в ней, когда всё идёт не по сценарию. В представлении Чонгука они счастливы, чисты и невинны, как и в детстве, как и в первую встречу. Тогда он увидел Тэхёна — весёлого и жизнерадостного с улыбкой до ушей, когда жаркое солнце в небе освещало их путь, и спокойного, строгого, расчётливого, когда оно скрывалось за горизонтом, уступая ледяной луне. Он влюбился не сразу. Первое время был лишь интерес. воспоминание встреча из прошлого Босые пальцы ног неуверенно ступают на ровно состриженный газон, удивляющий своей мягкостью и готовностью беречь от твёрдого асфальта, пористого острыми камнями. Мальчик топчется на месте, привыкая и, в одном из миров подсознания ища подвох. Песочные на солнце глаза прищуриваются в подозрении, а голова оглядывается назад — на маму, сложившую руки у груди в тот момент, когда её сын начал своё небольшое познание, пусть и обычной лужайки. — Всякие насекомые есть? — задаёт он очередной вопрос, морщась в надежде услышать именно краткое «нет», очень ему ненавистное, однако не в данной ситуации. — Конечно. У них как раз сейчас обед, а здесь ты — такой сладкий мальчик, — женщина усмехается, устремляя взор вдаль. У соседнего дома, светлого от более солнечной стороны, дурачится небольшая компания друзей, на вид почти ровесники сына. Она с любопытством приглядывается, а на губах её медленно расползается блаженная улыбка. Чонгук, проследив за взглядом матери, резко поворачивается всем корпусом, откровенно изучая объект её интереса. — Гуки, помнишь я говорила, что нужно искать себе друзей? Ну-ка, беги. — Ну, ма, — он закатывает глаза, болтая руками, — это не так работает. — Именно так! — её руки прикасаются к его спине и он тут же чувствует толчок. Потом ещё один. И ещё. Всё это под торопящий шёпот на ушко: «давай-давай, смелей». Он злится, но стенки сознания гудят, запрещая отталкивать родные руки. Слишком любит, чтобы отречься от них по такой мелочи. Поэтому вздыхает, оглядывая свои незащищённые ноги, и асфальтированную дорогу между домами. Вглядывается. Безумцы тоже без обуви. И даже бегают. Это безопасно? Хотя, какая разница, ведь, если даже с ним что-то случится, он сможет использовать это в свою пользу, дабы прикрываться страхом в будущем, к примеру, когда его снова будут заставлять с кем-то подружиться. На этой невесёлой мысли, он отрадно хвалит себя за гениальную, в его понимании, идею и с шага сразу же переходит на лёгкий бег. Изнеженная кожа касается камней, почти сразу царапающих её и обжигающих высоким градусом из-за палящего солнца. Он морщится, но продолжает бежать до цели, испытывая гордость за свою смелость, но та ли ей цена, если, наконец добравшись до тёплой травы, разочарование встаёт поперёк горла, не позволяя сказать и слова, дабы привлечь к себе внимание. Все лица как из прошлого. Он и там ни с кем не дружил, поэтому особой разницы не ощущает. Детей много и все заняты своими делами. Кто-то бегает кругом, пиная мячи и ругаясь матом, кто-то сидит на голой земле с разбросанными неподалёку цветными карандашами, используя только тёмные оттенки, кто-то просто уставился перед собой, пережёвывая мармелад, а кто-то — Чонгук, не понимающий, к какой группе ему примкнуть, ибо все они настолько не соответствуют его интересам, что хочется развернуться и солдатским шагом вновь ощутить неприятную землю. А их, кажется, не интересует неопознанный человек, явившийся из неоткуда. Даже не взглянув на него, они продолжают все шалости и бутафорские дела, словно те имеют гораздо большее значение, нежели новое знакомство. «Да сваливай, пока никто не заметил, а то потом стрёмно будет», — кричит внутренний голос, а сам Гуки медленно пятится назад, в итоге полностью разворачиваясь, однако тут же пугается от неожиданности и чуть ли не падает, выставляя перед собой руки так, словно собирается нападать на боксёрскую грушу. Только что Чонгук почти соприкоснулся носами с, по всей видимости, давно стоящим позади мальчиком. Тот даже не дёрнулся, в отличие от него, хотя это не такой большой повод для стыда, ведь всё дело в эффекте незнания. — Ты чё? — Чонгук всё ещё стоит в боевой готовности, пока незнакомец бегает по нему оценивающим взглядом. Несмотря на то, что он испугался, ему всё больше приходит осознание, что выглядит потенциальная опасность вовсе не опасно. Может, наоборот. У мальчика чёрные — совсем как уголь — волосы, слегка отросшие и взъерошенные, аккуратные черты лица, которые в другой ситуации показались бы Гуки весьма милыми, и выглаженная одежда, выглядящая опрятнее любой из радиуса пятиста метров. Поняв, что в такой стойке он выглядит совсем уж глупо, Чонгук опускает одну руку в карман шорт, а другую протягивает виновнику появившегося на щеках румянца. — Меня Чонгук зовут и я не хочу дружить. На смирно висящую в воздухе ладонь и холодный взгляд, со всей серьёзностью вида прожигающий глаза напротив, мальчик смотрит без презрения. Он действительно изучает, стараясь проштудировать в голове неопознанную личность, которую видит впервые. Его голос, будто без капли недовольства заявлением Гуки, звучит спокойно, как ручей, текущий вдоль леса, и аромат свежей хвои после проливного дождя. — Тогда не тяни руку. Выглядит глупо. Чёрт, всё-таки глупо. Но разве Чонгук может сдаться так легко? Особенно, если интерес к человеку напротив сильно завышает планку. Поэтому, продолжив держать уже уставшую руку, он задирает голову. — Глупо — не пожать её в ответ. Это грубый тон. Он слышал, как эту фразу произносила его мама, когда ругалась с кем-то по телефону, и вспомнилась она, почему-то, только сейчас. Мальчик вздёргивает бровью, выпуская смешок. — Ты забавный. Жаль, что дружить не хочешь. У меня столько мест есть, которые не хочется показывать им, — он кивает в сторону детей позади и сразу же пожимает плечами. — Они странные, а одному скучно уже. На Чонгука это заявление подействовало подобно электрическому заряду. Некий прилив энергии, побуждающий к действиям того, кто долгое время этого хотел, но никак не мог собраться. Нетривиальная идея, возникшая в голове, заставляет низ живота потянуть в заядлом любопытстве и страхе упустить искрящуюся в темноте возможность. Этот малец обрушился на его голову зимней сакурой, всегда вписывающейся в обстановку, подобно родной, но выглядящей чужеродно. — Ты покажешь мне их? — с надеждой где-то внутри интересуется Чонгук. — Если пойдёшь со мной, — кивает мальчик. — Но ты учти, туда нужно ночью сбегать, а то смысла не будет. Могу зайти за тобой, если хочешь. Ты живёшь в том доме? Проследив за пальцем, указывающем на соседний, Гуки кивает. — Круть, это рядом. А комната твоя на каком этаже? Я просто через окно, а то все взрослые будут спать уже. — На втором. Оно выходит в эту сторону, прям над крышей гаража. — Тэ, иди домой! — грубый мужской голос раздаётся за спиной, но Чонгук никак на него не реагирует, в отличие от мальчика, с недоброжелательностью дёрнувшего плечом. Его отец? Почему так не вовремя? — Ну, разберусь, — мальчик обходит Чона стороной, жмурясь от солнца. — Меня Тэхён зовут. Это так, не для дружбы. Стоит Тэ исчезнуть из поля зрения Гуки, как тот словно выходит из транса, быстро поморгав и наконец опустив руку, которую, заворожённо не замечая, протягивал всё это время. конец воспоминания Если спросить у Тэхёна, что ему нравится так же, как и Чонгук, он без зазрения совести даст правдивый ответ. Всю свою сознательную жизнь Тэ изучает переулки города, расхаживая в различных местах и приобретая сувениры лично для себя из каждого из них. Он надевает наушники, включает уже приевшийся, но такой родной душе плейлист, и выходит из ненавистного дома, сбегая, куда глаза глядят, хоть они и прикрыты кепкой, а волосы капюшоном поверх неё. Руки в карманах перебирают связку ключей, монеты и складной нож, заострённый не хуже топора. Лишь средство преодоления трудностей на пути в неизведанные дали, но разум очищается, не задумываясь о последствиях опасности и отсутствии защиты для её устранения. Тэхён старается не обращать лишнее внимание на свой шаг, чтобы ноги не уставали так быстро, и напевает под нос любимые треки, отвлекаясь, замедляясь, а после вновь ускоряясь, иногда переходит на бег. Пасмурная погода не давит, а вселяет вдохновение. Тучи в небе создают барьер, укрывающий от сжигающих кожу лучей солнца, после которых Тэ наносит противные крема, надоедающие своей липкостью. Всё равно сотрёт их с себя на протяжении дня, а может и вовсе в душе, принимаемом не менее трёх раз на дню. Приятное ощущение — тереть тело мыльной мочалкой, сдирая с себя отпечатки чужих пальцев. В луже неподалёку он уловил движение. Капнул дождь. Он обожает дождь и всё, что с ним связано. Может, и на то есть причина. воспоминание поцелуй из прошлого Парень семнадцати лет привычным движением посреди глубокой ночи взбирается на крышу чужого дома, стараясь избежать лишних звуков. Ему на руку льющий как из-под ведра ливень, от которого его строгий густой волос завивается, становясь только миловидней. Чонгук тихонько подходит к закрытому окну, тут же отбивая лично придуманный не друзьями бит, дабы всегда узнавать о присутствии друг друга. Он не ждёт и минуты, ведь оно тут же открывается, и из него, как по заказу, выпрыгивает его человек, с которым путешествие в пять лет стало лучшим периодом в жизни. Тэхен натягивает капюшон, не желая мочить локоны так же, как и Чон, и смотрит на него с азартом во взгляде. — Ты что забыл здесь, проказник? Сегодня моя очередь лезть к тебе. Чонгук усмехается, спрыгивая с крыши, и протягивает руку, чтобы помочь лучезарному личику Тэ избежать столкновения с грязной лужей. — Не мог дождаться нашей встречи. — Мы виделись пару часов назад, — на этот раз Тэхён принимает ладонь, причём с довольно давних пор, и немного неудачно приземляется рядом с Гуком, опираясь на него всем телом, дабы не упасть. Чон машинально обхватывает его талию одной рукой, прижимая к себе, а другой стягивает капюшон с его головы, и почти сразу примыкает к родным губам со вкусом вишни, смешанной с дождём. Он чувствует, как Тэ улыбается сквозь поцелуй, обхватывая его шею в объятии и запуская пальцы в мокрые волосы, которые оттягивает в любимом жесте. Трудно сказать, в какой момент их не дружба развернулась на сто восемьдесят градусов, кардинально меняя направление и ориентацию в пространстве, но это длится настолько сильно, безмерно и безгранично, что, кажется, и бесконечность не придел, не то, что прикосновения. Отстранившись от нехватки воздуха, Тэхён облизывается, в смущённой, но широкой улыбке утыкаясь лицом в грудь Чонгука. — С козырей пошёл, паршивец. конец воспоминания От приятных мыслей тепло разлилось в душе Тэхена. На секунду он подумал, что может даже вытащить руки с карманов, ведь холодно больше не будет. Чонгук. Гуки. Любимый. Все основные прозвища синонимами засели в сердце, растекаясь по его стенкам медленно и густо, как самый сладкий мёд, кристально чистый, почти прозрачный. Обволакивает разум, лечит его, заживляет раны, нанесённые жестокими ударами, острыми ножами. Ножи. Одно из любимых увлечений Тэхёна. В его комнате на одну из стен несколько лет назад он прибил парочку гвоздей, чтобы повесить скопившиеся сувенирные ножи. Каждый из них — место и воспоминание о причине, по которой он в нём побывал. Как-то раз, засидевшись в комнате Кима, Гуки долго рассматривал загадочную коллекцию, после чего начал делать подарки с их прогулок. Он старался выбирать долго, задумчиво, да и так, чтобы Тэ ничего не замечал. Было интересно наблюдать за реакцией на новый нож от его человека и в особенности приятно получать за это долгие поцелуи и зашифрованные слова о любви, которые никто, кроме них, не поймёт. Снова мысли, никак не контролируемые по уши влюблённым Тэ. Он часто витает в облаках, мечтая о скорой встрече и тёплых объятиях. И сейчас он выходит из очередного охотничьего дома, перебирая в карманах уже два ножа и думая о том, когда же наступит следующая. Чонгук не в городе. Он поступил в Сеул два года назад и «не друзья» поддерживают связь на расстоянии, ограничиваясь относительно долгими встречами на каникулах, которые, к слову, благодаря данному жизненному этапу, стали только особеннее, долгожданнее, волнительнее. Теперь настала череда Тэхёна. Окончив старшую школу, он уже собирает свои вещи, чтобы навсегда покинуть дом, в который никогда, даже под дулом пистолета, не вернётся. Осталось лишь пережить это лето. Тэ уверен, это не доставит много проблем, ведь его он планирует провести с Чонгуком, а после сразу — первым же рейсом — вместе с ним. Вибрация телефона, заставила вздрогнуть. Тэхён прикрыл глаза, вновь перелистывая в голове события и пытаясь понять, кто, по логике, это может быть. — Только не ты, — шепнул он, зажмурившись. воспоминание двумя часами ранее Утро — превосходное время для того, чтобы снова собрать свои вещи в рюкзак и сбежать из дома навстречу новым местам и уличным опасностям в дневном свете. Тэхён спит по ночам только тогда, когда нет поблизости Чонгука, с которым он всё время проводит на крышах разных домов, смотря на яркие звёзды и даря их друг другу, или же нежится в его постели в непогоду, наслаждаясь прикосновениями и ласковым нашёптыванием на ушко. Будь Гуки сейчас рядом, они бы вновь обсудили их планы на дальнейшую совместную жизнь. Позаботились бы о том, чтобы как можно скорее перебраться в Сеул и делить одну кровать, а после завести собаку, о которой Тэ всегда мечтал — померанский шпиц. Милый, пушистый, дарящий умиротворение и спокойствие. Они бы вместе придумали ему подходящую кличку и провожали закат на пляже у Жёлтого моря, соприкасаясь телами с липким песком, от которого приятно чешется кожа. Тэ улыбается, ловя себя на мысли, что он снова хочет взглянуть на их совместную фотографию — единственную, в двух экземплярах. Легкой походкой он доходит до своей кровати, не понимая, почему шаги вдруг становятся необъяснимо тяжелее. Словно его тело неожиданно потянулось к земле. Внезапная тревога зарождается в сердце, как плохое предчувствие. Он знает, такое не происходит просто так. Это грёбанный дым и огонь где-то поблизости. Всё становится ясно, когда Тэ поднимает подушку, под которой не обнаруживает дорогого ему снимка. Секундой позже, он стягивает постельное бельё, разбрасывая его в стороны и надеясь, что фотография затерялась меж спальных принадлежностей и находится в безопасности, ожидая, пока хозяин отыщет её. Нигде нет. — Я не брал, — шепчет под нос, пытаясь успокоиться, но чувство потери всё больше нарастает в груди. — Где же.. Он перепроверяет все полки, шкафы, матрас и даже рюкзак, который лично собирал пару минут назад. Пальцы начинают дрожать — плохой знак. Чувство удушья, нехватки воздуха и табун мурашек по коже — знак ещё хуже. Если это не паническая атака, то нужно валить из дома, пока не поздно. Просто уйти, потратить все силы на ходьбу и, вернувшись, спокойно обыскать всё ещё раз. И позвонить Чонгуку, как только присядет в тихом месте. Не самый правильный план, но лучший для его состояния на данный момент. Тэхён вновь бросает все мелочи в свой рюкзак и надевает его на одно плечо, быстрым шагом дойдя до двери. Раскрывает её, делает широкие шаги до лестницы и замирает. Безмолвно. Со страхом. С ненавистью. Он стоит у лестничного прохода, наблюдая за тем, как широкоплечий мужчина сорока шести лет поднимается по ней с устрашающей грозностью. — Мать приготовила завтрак. Иди за стол. — Обойдусь, — Тэхён сглатывает и быстро моргает, выходя из недолгой прострации. Стоит на месте и терпит убийственный взгляд, мечтая одарить тем же. Чёрт, почему сейчас? Почему, когда он вновь на грани? Когда настолько плохо, что он забыл про существование окна, через которое и сбегал всю свою жизнь. Судьба — редкостная сука. Тэ елозит пальцем по деревянной поверхности перил, не смея сдвинуться с места, пока потенциальная опасность не уйдёт с дороги. Его глаза медленно переходят с одного предмета на другой, а внутренний голос повторяет их названия, и так каждый раз по новой. Психотерапевты советуют подобный метод, дабы избежать нарастающую тревогу и не доводить себя до панической атаки, от которой настолько тяжело, что хочется рвать горло, крича о боли в душе, но произнести что-либо крайне сложно с чёртовой перегородкой в горле. Лишь всхлипываешь, проглатывая собственные слёзы и молишь о том, чтобы это скорее закончилось. Когда же Он проходит мимо парня, тот остаётся с тем же выражением лица, с которым наблюдают за обыкновенными, совершенно обыденными вещами. Словно не его страх детства стоит рядом, специально накаляя обстановку. Словно не Он ступил за порог этого дома, когда Тэхёну было семь лет отроду. Словно не Он поглаживал его бедро, шепча о том, что всё хорошо, когда ему было восемь. Словно не Он сжимал руку на его горле, когда ему было четырнадцать. Не Он бил ремнём, осуществляя свои эротические фантазии в день семнадцатилетия. Не Он связывал пару месяцев назад. Не Он.. Тэхён в быстром темпе спускается по лестнице, часто спотыкаясь и мечтая о том, чтобы поскорее покинуть стены, пропитанные Его запахом. Он добегает до двери, уже собираясь ступить за порог, но родной голос за спиной стрелой врезается в спину, пронизывая сердце. — Ты и сегодня не останешься, Тэ? На протяжении долгих лет этот вопрос трансформировался, совершенствуясь в худшую сторону для окружающих и лучшую для Тэхёна. Всё начиналось с банальных расспросов, по типу: «с кем? куда?». А теперь они и вовсе чаще не задаются. Его мама относится с пониманием к бушующей крови молодого человека, желающего как можно чаще создавать себя на просторах сырых улиц и в кругу, к счастью или сожалению, незнакомых ей людей. Она не знает, есть ли у любимого сына друзья, помимо парня из соседнего дома, или девушка, не знает, счастлив ли он и ответит ли на этот вопрос, если услышит его из её уст. Полностью доверяет и рассчитывает на благоразумие умного мальчика Тэ. Парень непроизвольно тянет рукава длинного худи, словно пряча под ними нечто, что лучше не видеть, дабы не травмировать, и разворачивается, не желая разговаривать к ней спиной. Женщина миловидна и добра, всегда лучезарна, то бишь полная противоположность отчима. Её тёмные волосы распущены, аккуратными прядями падая на плечи, а фигура прекрасна и стройна, как и в молодости. Глаза грустны. Грустны из-за него. — Прости, мам, у меня есть дела. Она тепло улыбается, неловко сжимая в руках фартук, в котором старалась над любимым завтраком сына из прошлого — активного, жизнерадостного, солнечного. — Пожалуйста, позавтракай с нами. Я приготовила твои панкейки с карамелью. Помнишь? Женщина действительно верит в то, что он не помнит. Лишь надежда движет ею, всё подталкивая под спину, как она когда-то сына, помогая пройти его первые шажки. — Помню, — отвечает Тэхён, кивая головой слегка скованнее, чем планировал. Мать прожигает чистосердечным взглядом, искренним и таким бескорыстным, что он вот-вот пустит слезу, ненавидя себя за такое обращение с ней. Но иначе никак. Всё, что он делает, всё, о чём умалчивает — всё для того, чтобы не разрушить её жизнь. Она страдала, кажется, со своего же детства, с нарастающим количеством лет официально поднимаясь до титула несчастной женщины. А теперь и Он — причина её улыбки станет очередным ожогом, шрам от которого не затянется до самой старости. Перестав доверять людям, его мама закроется в себе и станет одинокой слишком рано, ведь Тэ рядом не будет и он знает об этом. Оставив же всё как есть, он позволит ей улыбаться тирану и считать Его поводом для своего счастья и совершенствования, поливом для ароматного сада цветов, распускающегося в её сердце при виде мужчины мечты, которого, несмотря на долгие совместно прожитые годы, она совсем не знает. Чувствует, сейчас заплачет. Слишком много ураганов смешиваются в душе за последний час-месяц-год. Его голова опускается в сожалении, будто прося прощения за всю боль, которой наделяет и от которой пытается уберечь. Что бы изменилось, рассказав он ей всё? Она бы продолжила любить его так же, как любит сейчас? Конечно, это же мама. Мама — теплейшее слово на земле, на протяжении жизни каждого человека меняющее температуру. У кого-то оно становится горячее, излучая солнечный свет и освещая им каждый шаг дитя, а у кого-то, наоборот, покрывается толстым слоем льда, который поздно разбивать, за счёт его толщины. Тэхёну жаль, что он выбрал понижение температуры. Жаль, что так поступает, но он не знает, как лучше. Как заставить свой рот произносить правильные слова? — Не уходи, — просит женщина, слегка наклоняя голову набок. — Я бы хотела рассказать тебе кое-что. — Я поем, когда вернусь, и мы поговорим, — обещает, зная, что она уже не поверит в это. — Не сейчас, ладно? Я правда тороплюсь, — Тэхён накрывает дверную ручку ладонью, опуская её, чтобы резко раскрыть и исчезнуть, но «резко» происходит не это. И слово «исчезнуть» от услышанного секунду назад приобретает совершенно иное значение. — Мы ждём ребёнка. конец воспоминания Наконец открыв глаза, Тэхён опускает взгляд с умиротворяющего неба на экран звонящего телефона, но разницы в перемене пейзажа совершенно не замечает. Чонгук — то же небо, только принадлежащее ему одному. Он рад, что это не отчим. Он рад, что не плакал по дороге и сейчас может спокойно говорить с любимым. Рад, что заявление матери не вызвало у него никаких эмоций, кроме пустоты. Рад, что нашёл в себе силы не подняться на второй этаж с острым ножом в руках, дабы наконец избавиться от причины всех его моральных и физических страданий. Не рад только, что ранил им мать, напоследок лишь сказав одну фразу: Лучше сделай аборт. Тэхён знает, она плачет сейчас, примыкая к Его плечам, считая их единственной опорой и надеждой и даже не подозревая, что они станут разрушением всего, что так долго строилось её руками, так долго росло. И тяжело прийти к осознаю того, что теперь его маму пожизненно будет связывать с Ним их общий ребёнок. С этой новостью пришла не радость, а лишние раздумья о том, насколько будет сложнее рассказать правду. Ведь Тэ чуть ли не сделал это на днях. Кима остановил заливистый смех, а после губы матери на Его губах. Их поцелуи выглядели иначе. Сладко, приторно, любяще. Совсем не такими, какими Он покрывал тело парня, пока у того по щекам текли слёзы. Грубые руки каждый раз с силой прижимали тонкие кисти к изголовью кровати, вбивая стройное тело в матрас необузданными толчками. И это лишь самое безобидное из всего, что Тэхёну приходилось переживать с Ним. Он часто дрался. Часто сопротивлялся. Часто кричал сквозь закрывающую его рот руку. Он не хотел этого. Он не мог поступать так с Чонгуком. Он до сих пор чувствует себя грязным. Сколько бы раз намыленная мочалка не тёрла тело, этого не отмыть, пока он молчит. А говорить словно мешает кляп во рту, вкус которого Тэ всё ещё помнит. Им нельзя заводить детей. Нельзя, чтобы у такого человека когда-либо был свой ребёнок. Тэхён ждёт своего переезда и он может сбежать от всего, ибо не чувствует долга перед отцом, которого нет, но как сбежит этот малыш? Куда ему бежать? — Интересно, я когда-нибудь застану тебя, находящегося дома? — вот он — его человек, который находится рядом в виде картинки на дисплее даже за триста с лишним километров от него. — Смысл быть дома, если там нет тебя? — Тэ улыбается, почти не прикладывая к этому сил. Его слова звучат искренне, раздаваясь эхом под мостом, где он удобно устроился, чтобы со спокойствием рассматривать родное лицо. Губы Чонгука растягиваются в ответной улыбке, и Тэхён чувствует, как начинает таять, подобно маслу растекаясь по холодному асфальту, несмотря на дождливую погоду. Его палящее солнце здесь — перед ним. — Я бы хотел обнять тебя сейчас. — А я расцеловать, — Тэ обнажает ряд верхних зубов, слегка прикусывая нижнюю губу от воспоминаний, и поглаживает чехол телефона кончиком большого пальца. — Как в ту ночь. воспоминание та ночь Чонгук тихо захлопывает дверь в свою комнату, чтобы не разбудить никого из сожителей, и бросает рюкзак на рабочий стол, тут же стянув с себя жаркую футболку. Он вздыхает с облегчением, радуясь тому, что долгий процесс подготовки к сессии в завершение первого курса на сегодня наконец окончен. Именно из-за неё Чон в последнее время возвращается чересчур поздно. За окном уже достаточно темно, чтобы сощуриться в попытках рассмотреть дом напротив. Свет у Тэхёна не горит, так что его человек, скорее всего, уже давно спит, обнимая подушку на краю кровати. Стоит Гуку представить эту картину с ухмылкой на лице и отойти от окна, дабы взять чистую одежду, как по комнате раздаётся звук входящего уведомления. Сообщение от Тэ, несмотря на недавние рассуждения, совершенно не удивляет Чонгука. Он лишь захватывает телефон вместе с полотенцем и скрывается за дверью ванной комнаты, попутно читая снизошедшее на ночь явление. Не друг. 01:22, pm: «Скажи, что ты дома. Я безумно скучаю». Гук щурится с подозрением. Чонгук. 01:23, pm: «Что ты задумал?» Не друг. 01:23, pm: «Ты слишком хорошо меня знаешь». Чонгук. 01:23, pm: «Это проблема? Можешь высказать все свои претензии в письменном виде. Прочту на досуге». Не друг. 01:23, pm: «О, нет. Я выскажу всё в лицо». Чонгук. 01:23, pm: «Оставляю окно открытым». В самом деле, окно открыто всегда на тот случай, если Тэ вдруг почувствует себя одиноко и захочет посидеть рядом со спящим Гуком. Это не обговаривается заранее, ибо уже является привычным фактом, давно существующей системой. Они — спасение друг друга. Поэтому каждый раз, когда кому-то из них плохо, утешительные объятия не заставляют себя долго ждать. Это не просто присутствие, а настоящая часть жизни, без которой они себя не представляют. Именно по этой причине Чонгук совершенно не удивляется, когда, только выйдя из ванной комнаты с обмотанным на бёдрах полотенцем, его влажное тело обвивают родные руки, а к губам в сладком поцелуе примыкают губы Тэхёна. Он тут же подхватывает парня на руки, закрепляя его на своих бёдрах и крепко удерживая за талию. Тэ с удовольствием устраивается поудобней, обхватывая ногами твёрдый торс Гука, и блаженно вздыхает, когда тот с силой припечатывает его к стене. Низ живота тянет от нарастающего возбуждения и Тэ чувствует, как в штанах постепенно становится теснее. Это ощущение подобно метели, от соприкосновения с которой тело покрывается стадом мурашек, со скоростью света распространяясь по всем самым недоступным участкам кожи. Вновь накрыв губы парня, Чон ловит каждый мелкий стон, который вырывается наружу от трения их тел в области таза. Желая большего контакта, Тэхён хватается за сильные плечи и плотнее вжимается в выпуклый бугорок, о чём нисколько не жалеет, ведь получает награду в виде низкого стона Чонгука. — Это полотенце чертовски мешает, — хрипло шепчет Тэ, в недолгую паузу между поцелуями оттягивая губу Гука. — Мне нужно уезжать чаще, чтобы на меня набрасывались подобным образом? — Чон отходит от стены, переместив одну руку на ягодицу парня и удерживая его на себе, а другой поворачивая замок на двери. Тэхён тихо смеётся, когда приземляется спиной на мягкую постель и ощущает целующие его шею губы. Как же Чонгук любит этот аромат, улавливаемый при каждом объятии, при каждой близости. Он уверен, что вишня ни на ком не раскрывается настолько чувственно, как на Тэ. Она смешивается с его личным запахом, создавая немыслимое сочетание и заставляя всех бабочек в животе восстать из мёртвых, начав кружиться в танце весенней влюблённости. — Как же вкусно ты пахнешь. Тэхён поднимает руки, помогая Чону стянуть с него футболку, а после и штаны, являющиеся самой лишней вещью из всех в этой комнате, и тут же запрокидывает голову, давая больше пространства для словно первого изучения его тела. И вновь сердце Гука замирает от вида красиво очерченных ключиц, стройной талии, будто написанной невообразимо искусным художником, и округлых бёдер, скрытых под тканью чёрных боксёров, плотно прилегающих к телу и выдающих степень возбуждения парня, отчего тот отворачивается с нахмуренными бровями в неконтролируемом смущении. Но он не просит отвести взгляд, наоборот, ему нравится, когда заворожённые карие глаза обжигают своим желанием. — Я приходил лишь за поцелуями, — Тэхён лисьим взглядом следит за тем, как выпрямляется Чонгук, и тут же протягивает руку, дабы провести ею по массивному торсу, отчего дыхание перехватывает, а желание заскулить от мысли, что всё это принадлежит только ему, неприличной назойливостью заседает в нервных окончаниях. — Не беспокойся, — уголок губы Чона приподнимается, когда рука парня доходит до полотенца, нагло сдирая его с бёдер, — без них ты не уйдёшь. Чонгук с привычной лёгкостью разворачивает Тэхёна спиной к себе, не давая толком полюбоваться, отчего тот, по уже выученному сценарию, играет задом, дразня молодого человека. За подобные выходки Тэ тут же получает мягкий шлепок, сопровождаемый тихим смехом Чона. Ким признаёт, что только от этого его сердце пропускает удар, ведь ничто не ласкает слух так сильно, как смех его человека, ощущающемся подобно каплям росы на заходящем солнце. Мурашки вновь выстраиваются солдатским строем на нежной коже, когда пальцы Гука поддевают резинку боксёров, медленно стягивая их вниз. Тэхён не видит толком ничего, когда оглядывается через плечо, пытаясь понаблюдать за всем происходящим. Ему остаётся лишь доверять своему телу, вкушая каждое прикосновение к нему. Он чувствует, как сильная рука ложится на его поясницу, в нежном жесте проходя путь вдоль позвоночника до затылка, и остаётся на нём, удерживая парня на его месте. Вдруг хватка слабеет, а Чонгук затихает, словно увидел что-то необъяснимое. Тэ прикусывает губу, уже догадываясь, на что именно он так отреагировал, и жмурится, сдерживая улыбку. — Тэхён? — М? — парень вновь оглядывается, пряча покрасневшее лицо за плечом, и уставляется на озадаченного Гука. Стон может сорваться с губ хотя бы от неожиданности, когда его палец касается уже давно растянутого места, но Тэ утыкается лицом в подушку, расплываясь в ощущениях. Когда это делает кто-то другой, они совершенно другие, вот только Ким хотел слегка сэкономить время. — Не ты ли говорил, что приходил лишь за поцелуями? — Чонгук вводит второй, убеждаясь в своей правоте, и попрежнему не отрывает взгляда от спрятавшегося Тэхёна. — Я же не уйду без них, так что, это правда. — Тэ подначивает, хотя понимает, что в совершенно невыгодном положении для этого. — Просто вставь уже, — наконец выдаёт он, с широкой улыбкой оглядываясь назад, и, заметив, что Чон расплылся примерно так же, смеётся. — Чёрт, мне не стыдно, ясно? — Как день, — Гук наклоняется, переместив ладони на бёдра парня и направляя их к себе, а после оставляет поцелуй на дрожащем плече в успокаивающем жесте. Сильные руки разводят ягодицы парня в стороны, и Чонгук аккуратно, с особой нежностью погружается в него, в его мысли, в его жизнь. Тэхён же судорожно выдыхает, изящно прогибаясь, и сжимает в руках белоснежное одеяло, пока ощущения наполняют его с головой. конец воспоминания Чонгук улыбается, сразу поняв, о какой ночи упомянул Ким, и парень ощущает, как тепло разливается по телу в этом холодном месте под мостом от одного лишь вида его улыбки. — Я безумно скучаю. Тэхён выпускает смешок. — Что ты задумал? Они проговорили всё свободное время Гука между парами в университете, и Тэ всё больше забывал про произошедшее с ним до того, как он ушёл из дома. Там всё пустое. Даже здесь — под этим самым мостом — он чувствует себя уютнее в компании телефона и видеосвязи, нежели там. И теперь, спустя долгие размышления, принимает для себя важное решение доверить всего себя человеку, с которым было бы говорить об этом тяжелее всего. — Гу, когда ты вернёшься домой, нам нужно будет поговорить кое о чём, — Тэхён стискивает рукава худи, волнуется. — О нас? — тут же спрашивает Чонгук, не скрывая настороженности. — Обо всём. Мне действительно есть, что рассказать, — избегая встречного вопроса, Тэ решает резко сменить тему. — Мама беременна. Чон хмурится, думая, что не расслышал. — Ты сказал, она беременна? — Да. — Надо же, — Гук не знает, рад ли Тэ, поэтому не спешит поздравлять его. И, судя по молчанию и натянутой атмосфере, тот совершенно не рад. Категорически. — Ты поэтому снова сбежал? — Не совсем. Я изначально собирался, просто она крайне неожиданно мне это рассказала, — Тэхён с грустью смотрит в экран, пытаясь отыскать в выражении лица Чонгука какую-либо эмоцию, но тому явно было плевать на всё, кроме состояния Тэ. — Я в порядке. Поговорю с ними вечером, возможно. — Я приеду на этой неделе. — Что? — брови Кима сдвинулись к переносице в недоумении. От услышанной информации в голове всё переключилось, а сердце замерло, ожидая её подтверждения. — Я хотел сделать сюрприз, но теперь, надеюсь, тебе станет легче, — Чонгук вновь улыбается. — Просто не думай ни о чём, кроме этого, а потом мы поговорим. Ты можешь рассказать мне обо всём, что тебя тревожит, малыш. А я обещаю, что помогу всем, чем смогу. Тэхён тяжело вздыхает, запрокидывая голову, и жмурит глаза, думая, что если откроет их вновь, то окажется в мире, где нет Гука, и спокойно покончит со всеми этими муками. — Ты лучшее, что есть в моей жизни, Гу. Я люблю тебя больше этой грёбаной суки. — Я тоже люблю тебя, Тэ, — Чонгук буквально ощущает свой пульс, участившийся от неожиданного признания, и с досадой в сердце смотрит на время. — Мне пора идти. Скоро увидимся. — Скоро увидимся. Каждый разговор с Чоном — утешенье для израненной души Тэхёна. И ему действительно это было необходимо хотя бы того, чтобы сейчас, увидев новое уведомление от отчима, он спокойно поднялся с места, не чувствуя страха.

Молчание — громкий крик

Женщина сидит в объятиях своего мужа, смотря в одну точку на стене. Её глаза опухли, выдавая море пролитых слёз, а плечи до сих пор подрагивают от всхлипов. Чувство горя от непринятия и сложность выбора, перед которым её поставил самый дорогой на свете человек, остриём ядовитой стрелы воткнуто в сердце, убивая в ней надежду на любовь собственного сына. Она мало на что реагирует после услышанной фразы про аборт и старается не возвращаться к этому диалогу, но все мысли там — в нескольких прошедших часах. Вряд ли ей удастся когда-нибудь понять, о чём думает Тэхён, а его самого — тем более. Сейчас каждый звонок — повод дёрнуться. «Вдруг звонит Тэ?». Но это не он. Его телефон занят. С кем он говорит? Может, он употребляет? Столько вопросов в бушующем материнском разуме и никаких ответов. Она плачет ещё сильнее, а муж закипает от злости, всё звоня ему. Теперь идут гудки, а сам звонок игнорируется. — Он точно где-то пьёт, — женщина накрывает лицо ладонями, качая головой, и слишком резко оборачивается, когда слышит, как хлопнула входная дверь. Тэхён лёгким шагом обходит диван, оставляя поцелуй на макушке матери, от чего та, вновь всхлипнув, обеспокоено его оглядела, и направляется к лестнице, ни разу не взглянув в сторону своего кошмара. Странное ощущение — чувствовать себя под защитой, когда она всё ещё в другом городе. Но, пока спокойствие, дарованное Чонгуком, не исчезло, он будет использовать его до самых граней. Тэ вспоминает про потерянную фотографию только тогда, когда входит в свою наполовину разгромленную комнату. Он должен найти её, после чего навести порядок как в своём очаге, так и в голове. Остановившись посередине, Ким глубоко вдыхает воздух. Чьё-то присутствие за спиной отзывается мнимой болью в затылке, но он спокоен. Не тронет, пока мать в доме. — Что-то потерял, сынок? — отвращение — единственное, что почувствовал парень, услышав до тошноты знакомый голос. — Не называй меня так. Я тебе не сын, — Тэхён оборачивается, но первое, за что цепляется его взгляд — это не суровое лицо стоящего поблизости человека и даже не закрытая за ним дверь. Фотография с его изображением в тёплых объятиях Чонгука подвергается прикосновениям ненавистного человека, которого с трудом можно так назвать. Парень не двигается, смотря на снимок. Он не может поверить в то, что сразу не догадался, чьих это подлых рук дело. — Верни. — Где ходил? Гулял вот с этим, Тэ? — мужчина начинает приближаться, а мысль о том, что в глазах матери её муж сейчас по-отцовски проводит воспитательную беседу, комом в горле отразилась на выдохе. — Ты меня расстраиваешь. — Не подходи ко мне. — Почему? — Он комкает фотографию в руке, отбрасывая её в сторону, а Тэ, тем временем, сжимает кулаки в карманах, готовясь нападать. Оба ножа были на месте. — Я лишь какое-то время не разминал твою тугую дырку, а ты уже нашёл ей другую затычку? — Ты — больной человек. Только тронь меня и я начну кричать, — Тэхён пятится назад, а в глазах стоит картина обезумевших глаз. Мужчина зол. Чертовски зол. И Тэ даже не представляет, на что Он способен в таком состоянии. — Ты забыл, как я наказывал тебя за эти выходки? Я начну снова, если тебе так этого хочется, — Он хватает обе руки Тэ, вываливая ножи из карманов, и резким движением разворачивает его к себе спиной. Парень кричит, но его рот тут же затыкают, из-за чего единственным, что заполняет комнату, становится сдавленное мычание. — Я снова начну приходить к тебе по ночам, если ты не заткнёшься. Намокшие от слёз глаза округляются в страхе, и из груди рвётся истерика. Чёртовы воспоминания вновь мелькают в голове. Он связывал его, пока Тэ спал, а потом рвал изнутри, даже не используя смазку. Всё потому, что Тэхён слишком подрос и удерживать его в своих руках стало в разы сложнее. Он также использовал это в качестве манипуляции. Любое непослушание заканчивалось чем-то подобным, и Тэ перестал спать. Если была возможность, он уходил к Чонгуку, а мог и вовсе не возвращаться домой, зная, что все смирились с тем, что он шатается по ночному городу. Тэхён был уверен, что они знают про Гука. Уверен, что отчим следил за ним, когда тот начал исчезать по ночам, поэтому каждый раз наказывал сильнее, словно ревность заставляла его толчки становиться грубее, а мысли безумнее. Ким пару раз ставил камеру в своей комнате и записывал всё, что с ним делал обезумевший ублюдок, но не мог набраться смелости и отнести всё это в суд. «Что будет с мамой?», — мысль, не исчезающая из головы, которую он проклял сотню раз. Надо было избавиться от него ещё до того, как мать забеременела. Надо было сказать всё намного раньше, но он боялся. И никто из знакомых никогда не поймёт причину этому, ибо не оказывался на его месте. Сейчас же, Тэхён всё ещё чувствует себя грязным. Он не рассказывал Чонгуку, потому что не знал, как именно изменится взгляд его человека. Не знал, насколько всё переменится. Не знал, будет то жалость или отвращение. Не знал, посчитается ли его молчание за измену. Чёрт, если бы только отмотать всё к первому ножу. Но Тэ не понимает, почему сейчас. Почему именно сейчас Он вновь делает это, когда мама на первом этаже с замиранием сердца ждёт, пока сын спустится к ужину и извинится за свои слова, сказав, что всё хорошо. Почему заставляет именно сейчас забыть о том, что он хотел унести всё это дерьмо с собой в могилу. Почему не позволяет уехать со спокойной душой и забыть о существовании такого паршивого человека, начав вновь любить жизнь так же, как любил до Его появления. Почему у него на стене почти пятьдесят ножей. Почему? Слёзы неконтролируемым потоком льются из глаз, а Тэхён отбивается с новыми силами, возникшими буквально из ниоткуда. Он бьёт ногами и мычит, что есть мочи. Даже не крича он чувствует, как его горло срывается. Почему. Одно можно сказать с уверенностью: если бы не эта рука на его губах, то слова, вырывающиеся горьким стоном, сложились бы в имя Чонгука. Его опрокидывают на кровать, совершая тем самым ошибку. Тэ больше не может терпеть, ведь та боль, которая копилась на протяжении стольких лет, должна быть наконец услышана. Парень успевает сползти с постели и дотянуться до упавшего ножа. Когда хватка отчима вновь настигает его шеи, Тэ, не боясь, оставляет глубокий порез на широкой руке, заставляя её резко разжаться, и, воспользовавшись замешательством, с силой отталкивает мужчину. Тот пятится назад, а парень подбирает с пола свой телефон, чуть ли не бегом раскрывая дверь комнаты. Он не помнит, чтобы хоть когда-то так быстро спускался по лестницам, не помнит, чтобы так оглушительно с них сваливался. Не помнит, чтобы ему удавалось сбежать по-настоящему. Игнорируя боль в колене и напуганный вскрик матери, он вновь поднимается на ноги и доходит до двери, вырывая свою руку из её хватки. — Тэхён, пожалуйста! — она плачет, пытаясь обнять его, но ей вновь не удаётся. — Пожалуйста, давай поговорим.. — шепчет в уже захлопнувшуюся дверь и медленно опускается на пол, замечая на нём капли крови.

Ты — мой воздух

Позволь мне сделать вдох

Тэ бежит вдоль улицы, словно за ним гонятся. Он отдаёт бегу всю свою энергию, чтобы после с грохотом разложиться на земле, не чувствуя ничего, кроме нехватки воздуха. Его не хватало всегда. Ким лишь хочет почувствовать разницу. Грудь сжимается так, словно на неё натянули корсет, с каждой секундой сужая его до невозможности, не жалея ни костей, ни кожи, ни самого парня. По его щекам катятся слёзы, а рыдания заглушаются отдышкой. — Господи.. — он кашляет, но продолжает перебирать обессиленные ноги, — дай мне умереть. Ким падает на мокрую траву, задыхаясь от изнеможения. Его рука всё ещё сжимает острый нож, а по ней крупными линиями струится алая кровь. Тело дрожит в истерике, мысли только о том, как же всё хреново сложилось. Тэхён плачет, чувствуя боль в руке, ногах, душе. Ох, Чонгук, если бы ты только был рядом, Тэ бы уткнулся в твоё плечо, крепко прижимаясь в объятии. Его дыхание бы пришло в норму, а эмоции устаканилось под нежные поглаживания твоих рук. — Прости меня, — адресовано ему и маме. Как же стыдно. Как же противно. Как именно нужно извиниться и что сказать? Насколько правильно звонить Гуку в таком состоянии? Заслуживает ли он того, чтобы его шокировали настолько неожиданно? Он также заслуживает знать. Плечи подрагивают, а пальцы беспрерывно трясутся, отчего Тэ еле попадает по нужному номеру, со страхом ожидая, пока прервутся отрывистые гудки, заменяясь родным голосом. Проезжающие автомобили светят своими фарами прямо на него, заставляя чаще жмурится, но даже так он практически не сводит кристальных глаз с экрана телефона. — Да, малыш? Вот и всё. Что теперь? Тэ всхлипывает, поднимая голову и глядя на туманное небо. По вискам скатываются прозрачные капли, совсем как роса по лепестку белоснежной розы. — Тэхён? — голос Чонгука сменяется с нежного на более серьёзный, ибо он понимает, что звонок совершён не с целью сказать о том, как парень скучает. Он также учитывает недавние события, из-за которых настроение Тэ было размазано по асфальту, и готовится к тому, чтобы выслушать его. — Ты плачешь? — Прости меня, Гу. Пожалуйста, прости. Я — грёбаный лицемер. Мне жаль, что я требовал от тебя никогда ничего не скрывать, а сам поступал именно так. Я правда думал, что смогу умереть с этим и никто никогда не узнает, — он делает паузы между словами, вдыхая больше воздуха и молясь, чтобы Гук продолжал слушать, не перебивая. — Прости меня. Я верил в то, что смогу остаться в твоих глазах тем, кого ты полюбил. Я боялся, что ты меня бросишь, что разозлишься, не захочешь видеть. Мне больно. Так больно, Гу, — рыдает, пытаясь проглотить ком в горле, из-за которого слишком тяжело выговариваться. — Отчим домогался до меня и насиловал с самого детства. Мне очень тяжело говорить тебе об этом. И я был в шаге от того, чтобы рассказать маме, хотя я искренне боюсь разрушить её жизнь, потому что она всегда страдает, Гу, так страдает. Моя боль будет совсем мелкой, по сравнению с её. Я лишь боялся сделать хуже, поэтому молчал, правда, я бы рассказал тебе сразу, но и ты пойми меня. Мне было бы легче рассказать левому прохожему, нежели тебе. Господи, прости, что слышишь это по телефону. Я хотел рассказать при встрече, ибо сейчас не в себе, но не могу. Он только что сделал это снова. Я смог сбежать и, вроде как, разрезал его руку. И, блять, я рад, что наконец сделал это, потому что эти ножи предназначены именно для этого. Мне так жаль, что говорю это спустя столько лет. Ты этого не заслуживаешь, Гу, — парень всё ещё сидит на траве, не веря в то, что впервые проговорил вслух все слова, которые так долго репетировал в голове. Он накрывает ладонью свой рот, затыкая себя хоть на мгновение, и льёт слёзы с несоизмеримым запасом. Чонгуку нужна минута тишины, чтобы хоть что-то переварить в своей голове. Чтобы хоть часть информации сформировалась в целостный пазл, на котором можно разглядеть общую картину, даже без подробностей. Большая половина услышанных извинений не дошла до разума, ведь звучала после фразы: «домогался..насиловал». Чон стоит в коридоре университета, прислонившись к стене спиной, и медленно скатывается по ней на холодную плитку. Ватные ноги не держат. Брови хмурятся, а бессилие над ситуацией злит до скрежета зубов. Всхлипывания Тэхёна только увеличивают бушующее в душе цунами. Сердце бьётся быстро — в унисон сердцу Тэ. — Прошу, не плачь, — Чонгук сжимает кулаки, чуть ли не бьётся головой о бетон позади. — Где ты сейчас? — Я не знаю. Недалеко от дома, — тихо отвечает Тэ, вытирая нос рукавом своего худи. — У меня все руки в крови этого ублюдка. Или она моя. Я уже ничего не понимаю, Гу. — Ты должен был рассказать мне, Тэ. Я бы смог тебе помочь ещё раньше. Ты бы не.. — он судорожно выдыхает, не продолжая. Сейчас Тэхёну слишком тяжело, чтобы его отчитывать. — Я боялся, что ты не простишь меня. Может, даже не поверишь, потому что я и виду никогда не подавал. Чонгук прикрыл глаза, качая головой, и поджал губы, чтобы неправильные слова не вырвались вдруг наружу. — Скажи, Тэхён, ты верил всё это время в мою любовь к тебе? — Конечно, — испугался Тэ. — Конечно, я верил. — Тогда с чего ты взял, что я не поверю в твою боль? Ким замирает, уставившись в одну точку. Этот вопрос, откровенно говоря, застаёт его врасплох, стиснув его плечи и начав трясти, что есть мочи, дабы привести в чувства, вбить что-то в голову, зарубить на носу. Разве любовь Чонгука не сильнее, чем страхи? Разве Тэ настолько не доверял ей, что не осмелился рассказать? Тэхён молчит, перекручивая в голове эти вопросы. Идиот. Идиот. Идиот. — Я буду в Пусане под утро, — Гук собирает все свои силы, направив их в горло, чтобы голос звучал спокойно и не усугублял самочувствие Тэ. — Сяду в машину и приеду к тебе. Мы поговорим обо всём, а потом вместе соберём твои вещи и вернёмся домой. Сейчас я попрошу родителей открыть окно в мою комнату, переночуй сегодня там. — Гу, я люблю тебя, — второпях вставляет парень, чувствуя, что Чон вот-вот оборвёт звонок. — Я тоже люблю тебя, Тэ. Больше этой грёбаной суки. Это был первый раз за всю жизнь, когда Гук заплакал после того, как скинул трубку.

Забери меня домой —

туда, где есть ты

Тэхён идёт до знакомого дома тяжёлыми шагами, ведь с каждым приближённым метром на душе становится всё беспокойнее. Он отключил телефон сразу после того, как поговорил с Чоном, ибо знал, что не сможет слышать разрывающееся от уведомлений устройство, не впадая в новый приступ паники. Тэ уже представляет, какие слова услышит от матери. Всё ведь было хорошо. Почему ты начал отдаляться? Где мой сын — жизнерадостный, любвеобильный, озорной? И что ответить? Ушёл из дома, когда в нём появился твой новый муж, оставив вместо себя своего клона? Слёзы уже закончились и в череду им наступило опустошение — самое неприятное и приятное чувство одновременно — а Ким уже приближается к своей цели, видя рядом с ней незапланированный силуэт. Мать Чонгука стоит на лужайке, то и дело оглядываясь, словно кого-то ждёт. Вопреки всем надеждам парня на то, что это не так, женщина, увидев его неподалёку, цепляется за него своим взглядом, а после идёт навстречу. Недоумение, неловкость и прочие странные ощущения, идущие в ногу с неким страхом — всё это настигает его, как только она крепко сжимает обессиленную тушу в объятиях, начав приглаживать влажные волосы. — Бедный мальчик, совсем промок под дождём, — женщина отстраняется, скромно улыбаясь. — Ничего, сейчас мы тебя отогреем. Пойдём, дорогой, заходи домой. Только после того, как родители Чона радушно приняли Тэ в тёплом помещении, отогрев, покормив, перевязав пораненную руку и, конечно, познакомившись с ним, чтобы отвлечь от всего произошедшего, отец рассказал о том, как им поступил звонок сына, состоящий из просьб открыть окно и не заходить в его комнату, пока он не приедет, что, разумеется, их обескуражило. Принимать гостей через окно? Совсем с ума сошёл в своём Сеуле? Долгие уговоры ни к чему не привели и Гуку пришлось вкратце объяснить причину, которая, несомненно, подвергла старших в шок. Ким благодарен им не только за помощь, но и за то, что те совершенно не задавали вопросов, зная про произошедшее с ним этим вечером. Это сильно растрогало его, ведь парень совершенно не привык к такому обращению. Может, если бы он всё же общался со своей мамой, он бы знал каково это — родительская отдача. Его дерзкий темперамент и стойкость сегодня потерпели крах, уступая давно рвущейся из потаённых недр души чувственности. Тэхён не спал ночью, дожидаясь Чонгука. Тот смог добраться только днём, но это было чертовски не важно, ведь приоритетом стали объятия, с которыми Тэ налетает на Гука, как только тот появляется в дверях комнаты. — Я так скучал, — парень вдыхает родной запах, утыкаясь носом в мужественное плечо. — Не говори ничего, просто дай мне насладиться тобой. Он поднимает голову, устанавливая зрительный контакт с серьёзными глазами, являющимся маскировкой встревоженности, и поддаётся вперёд, оставляя на губах Чона короткий поцелуй. Гук приглаживает волосы парня, внимательно пробежав взглядом по его телу, и вновь крепко прижимает к себе. — Я хочу убить его, — произносит спокойно, так, чтобы не волновать Тэ. — Я тоже, — признаётся тот в ответ, кивая. — Но ещё больше я хочу нормальной жизни вместе с тобой. Пожалуйста, давай свалим, пока не поздно. — Я приехал именно за этим. Пока Тэ выговаривался, иногда пуская слезу и глупо улыбаясь, чтобы защитить себя этим, мама Чонгука принесла в комнату горячий кофе и разные сладости, чтобы подбодрить друга своего сына, попавшего в непростую жизненную ситуацию, и ушла с улыбкой, не желая мешать их разговору. Тэхён принял для себя два решения, посоветовавшись с Гуком. Первое — поменять номер, место жительства и, желательно, фамилию на «Чон». Второе — рассказать обо всём матери только тогда, когда будет достаточно далеко от неё. Он разложит всё по полкам в письменном виде, чтобы, во-первых, не сбиваться со своих мыслей; во-вторых, она могла перечитывать текст, всё больше осознавая реальность; в-третьих, приняла правильное решение. Возможно, Тэ опустит шокирующие подробности. Возможно, оставит их. Так она поймёт его и, может быть, простит за то, что он оставил её, сбежав в другой город, дабы начать новую жизнь с его человеком и без лишних упоминаний о прошлом. Они с Чонгуком вместе ждут, пока машина отчима исчезнет с территории дома, чтобы не пересекаться с ним, когда пойдут собирать всё самое необходимое. К тому же, Тэ уверен, что Гук не сможет обуздать свой гнев, увидев Его, и устроит громкую драку. Это станет крайне лишним. Тэхён также надеется не встретить и маму, но она наверняка ещё долгое время не собирается выходить из своего очага, пока истерика бьёт в ней ключом. В надежде на то, что она хотя бы спит из-за свалившегося ей на голову стресса, пара влезает в комнату через окно, когда Его автомобиль скрывается за поворотом, и в быстром темпе начинает собирать всё в небольшой чемодан. Ким с тяжестью в сердце останавливается в процессе, заметив краем глаза лежащую в углу комнаты скомканную фотографию. Он сглатывает, подобрав её с пола, и смотрит на Чонгука. — В чём дело? — спрашивает Тэ, повернувшись к нему. Взгляд Гука сосредоточен на стене, увешанной приличным количеством ножей, которые мало-помалу копились там на протяжении нескольких лет, отчего парень вновь чувствует непонятную тошноту в области живота. Он ведь не успел обсудить с ним это. К сожалению, Чон решает заговорить первым, за что Тэ, в какой-то степени, чувствует свою вину. — Эти ножи не декоративные, — взгляд Чонгука выражает боль из-за всего, о чём он узнал, кажется, слишком поздно, а фраза звучит скорее как утверждение, нежели вопрос. — Ты пытался убить себя ими. — Я пытался спасти себя ими, — поправляет Тэхён, окидывая стену холодным взором, и закатывает рукава, показывая практически зажившие порезы. — Смотри, даже шрамов не останется. Это совсем мелочь. Но, признаю, я мечтал сначала избавиться от этого ублюдка, а потом от себя, но оказался слишком слаб. — Я же дарил их тебе, Тэ, — сердце сжимается от того, с каким сожалением Гук произнёс это, проводя кончиками пальцев по белёсым полосам, поэтому Тэ хватает ладонями лицо старшего, направив его на себя. — Я бы никогда не поступил так с тобой. Твои подарки не относятся к числу всех этих ножей. Нет ни одного пореза от них, я клянусь. — Как часто ты резал себя? — не отступает Чон, поймав возможность задать вопрос, который крутится в его голове с самого утра. — Зачем? Что это дало тебе, глупый? — Я не знаю, — Тэ отвечает со всей честностью, смотря в глаза Гука. — Я делал это каждый раз после того, как он.. Мне просто было легче. А эта коллекция, — парень кивает на стену, — её даже нельзя назвать так. Каждый раз, когда у меня не получалось справиться со своими мыслями, я просто покупал новый нож, потому что другой уже связан с каким-то воспоминанием. Я не пытался убить себя, потому что слишком сильно тебя люблю, Гу. — Господи, где же я был? — Чонгук качает головой, болезненно хмуря брови, и отстраняется от Тэхёна. — Где я был, когда он делал это всё с тобой? Сколько их здесь, твою мать? — он накрывает лицо руками, чувствуя, что выходит из себя. — Я так виноват, что не заметил твоих страданий, Тэ. — Никто не виноват, кроме него, — парень обнимает Гука со спины, прислоняясь к ней своей щекой, и с грустью смотрит на чемодан. — Давай просто поедем домой. письмо, адресованное матери Записка из будущего в прошлое «Привет, мам. Я знаю, что ты слышала меня в тот день, когда я приходил к вам, чтобы собрать свой чемодан. Это первое, за что я хочу извиниться перед тобой. Не знаю, что именно остановило твой порыв погнаться за мной и слёзно просить остаться, как это было всегда. Может, ты вновь решила понять меня или же просто побоялась собственного сына после того, что он сделал. В любом случае, спасибо тебе. Прости меня за всё, что я сейчас расскажу тебе в этом глупом письме и прости, что именно в письме. Мой отчим, которого я, к счастью, больше никогда так не назову, изнасиловал меня. Не раз. Я бы сказал, часто. Он домогался до меня в период от 8 лет до 11, от 13 до 15 и с 17 по 18. Бил, но чаще насиловал. Ты спрашивала, почему я перестал ужинать с вами за одним столом. Я отвечу. Потому что он лапал меня под ним, пока ты рассказывала о том, как прошёл твой день. Не раз. Тебе было интересно, куда я ухожу по ночам? Я сбегал, боясь, что он придёт ко мне ночью, свяжет и начнёт раздевать, ведь уже делал так. Не раз. Ты обижалась на то, что я не отвечал на твои звонки, пока ты была на работе. Прости, мам, мой рот был занят. Не раз. Уверен, когда ты осознаешь всё, то сразу же задашься вопросом о том, почему я никогда не рассказывал, почему не кричал, не звал на помощь. Прости меня, я не хотел терять твою улыбку. С ним ты была так счастлива, как никогда. Он наполнял каждый мой день кошмаром, а твой — радостью. Я просто выбрал тебя и ждал своего переезда, о котором ты даже не знала. Я был уверен, что никогда не расскажу тебе всего, ибо это было бы слишком жестоко, но теперь понимаю, что жестокость — это умолчать, позволив тебе и дальше жить с этим тираном. Верить во всё это или нет — твоё право. Всё равно в суд я не пойду, пока ты не дашь мне свой ответ. Что насчёт меня. Не переживай, я переехал в Сеул и подал документы в академию искусств. Живу у своего парня, кстати, он у меня есть. Ну и я гей, хотя ты, скорее всего, об этом догадывалась. Мы завели собаку — померанского шпица. Я с детства мечтал о нём. Прости, что ты не знала даже об этом. Больше сказать мне нечего, а может и есть, но к черту эту правду, она и так всех ранит. Прерывать беременность или нет — твой выбор, да и не моё это дело. Я не хотел рушить твою жизнь. И не хочу до сих пор, поэтому, молю, если не хочешь, чтобы и этого твоего ребёнка лапали по ночам, закрывая ему рот, чтобы никто не услышал, забирай его и беги, я балластом уже не буду. Ты, наверное, не веришь в то, что он способен на такое. Я бы тоже не поверил. Особенно, что он проделает такое с родным ребёнком. Может и нет. Может, его собственное дитя не станет жертвой. Но, не обессудь, мне кажется, он начал терять ко мне интерес, когда я подрос. После его возбуждала только мысль о том, что я его сын, хотя никогда им не был и не буду. Я больше не хочу ранить тебя и, поверь, никогда не хотел. Твой мир всё же разрушен из-за моих слов, мне жаль, мам, но я не виноват. Так что, прости меня, не его. Позвони мне, если захочешь. Я всё ещё люблю панкейки с карамелью. Твой сын — Тэхён.»