Утопия

      Извилистый серпантин, окруженный тенистыми деревьями, сменился городской автомагистралью, и красная стрелка спидометра на темной панели уверенно держит цифру за сотню. Близится субботний вечер, и Родригезу просто необходимо преодолеть несколько километров до заката. С равнодушным холодком в крови он без сомнений проворачивает ручку газа и мчит по гладкому шоссе на большом, низком, утробно рычащем, мотоцикле, сияющем лаком и хромом на лучах бразильского солнца. Мужские ладони твердо лежат на высоком, изогнутом руле и ловко маневрируя между автомобилями, он легко уходит вперед, оставляя позади водителей, лицезревших быстро отдаляющийся широкий каток мотоцикла.       И вот его встречают шумные улицы Сан-Паулу, а вдалеке, на высоких холмах виднеются цветастые фавелы, в которых когда-то он самолично порешал всех провоцирующих конфликты с организованным преступным миром. Хотя, Сэм лишь оттачивал свои навыки, прикрываясь благим делом, и он ни капли не жалеет об этом. Бывший криминальный район, заброшенный и забытый государством, наконец-то встает на ноги: люди, уже привыкшие к спокойной жизни, занимаются своими делами, из дворов доносится веселый смех — родители отпускают детей порезвиться на чистом воздухе, не боясь, что их украдут на органы, а прогуливаясь по витиеватым улочкам, не ощущаешь гнетущей атмосферы, дышащей в затылок.       Он пробирается глубже, подальше от «бетонных джунглей», заезжая в тихий отдаленный район. И здесь была своя кровавая история…       Мощная передняя вилка и защитные экраны ослепительно играют бликами в панорамных окнах близстоящих домиков, а темнеющий взгляд холодно скользит по обшарпанным фронтонам — тягостные воспоминания проносятся черно-белой фотопленкой в мозгу Родригеза. В лихие девяностые сюда зачастил крупный картель, и, облюбовав добротные коттеджи, тешили себя рэкетом, сея хаос и панику мирным жителям.       Воздух заряжается иллюзией частиц гари и пепла — они не ограничивались одной возможностью отмывания грязных денег — горели десятки домов и район густо накрывал ядовитый черный туман, младенцев живьем закапывали в землю, без стыда насиловали женщин на глазах у измученных пытками мужей и хладнокровно добивали, вспарывая животы, как дохлым рыбешкам, выброшенных жестокими волнами на берег. Давили людей, как насекомых — просто ради забавы. Грудь, обвешанная зеленоватым, немного выцветшим корпусом брони вздымается, легкие шумно втягивают кислород, и Сэму хочется продрать глотку от фантомной горечи.       Его отец — самый главный пример для подражания, доблестный самурай, прекрасный фехтовальщик, состоявший в законспирированной правительственной спецслужбе по борьбе с преступностью, не стерпел жестокость бандитов, и со своими коллегами легко расправились с волной рэкета. Это было его последнее сражение — в какой-то день он просто не вернулся, а вечером мать открыла двери курьеру, любезно доставившему черный непрозрачный мешок с его изувеченным и расчлененным трупом.        Кажется, смерть отца стала катализатором для оттачивания навыков владения мечом, и он встал на тернистый путь профессионального убийцы. В ушах четко отпечатался горький плач, осевшей на колени матери и прижимающей к груди покоцанную, криво отрубленную голову с раздробленными хрящами позвонка, ниспадающих с кровавыми лохмотьями шеи. Тогда в нутре разгорелась жажда мести. Справедливая и изощренная, беспощадная и жуткая. Он её осуществил, пришел, как мрачный жнец, собирая кровавый урожай из ублюдков, оставляя за собой лишь сплошное месиво и мерзкие ручьи крови — только и можно было наблюдать страшно красивый, смертоносный танец Мурасамы, зловеще поблескивающего в его безжалостных руках.       Неизвестно: то ли наркобарон оказался слишком проницательным, либо отец где-то оступился, но как выяснилось, главарь картеля быстро навел справки на старшего Родригеза и нанял убийцу. Какого же было удивление Сэма, когда наемником оказался ученик отца, что обучал его фамильным техникам их семьи. И это вся благодарность за то, что отец вложил в него бесценный опыт и всему научил? А ведь когда-то они вместе стояли плечом к плечу и сражались во имя справедливости…       Предатель.       И сколько же стоила смерть отца? Окажись он рядом, смог бы предотвратить это событие? Ходуном заходили желваки, в кибернетическом импланте щелкнул от напряжения шарнир. Сукин сын. Сэм жалел, что злость и жажда мести оказались сильнее разума, и он, так и не расспросив все подробности у гада, убил его. Холодный взгляд смягчается, и губы произвольно растягиваются в печальной усмешке.        Он даже сейчас помнит, как пальцы размозжили череп ублюдка — один из лучших учеников — с гордостью говорил его отец. Помнит, как в порыве ярости изуродовал всю комнату, создал своими руками рай для психопата-маньяка, все было украшено ярко, подстать празднику, как в Рождество, только в цветах красного — палитра разнообразия, к сожалению или может быть, к счастью, была ограничена.       Вдоль длинных навесных полок висела пятиметровая гирлянда — фасции растянутых розово-красных кишков, искусно вывернутых наизнанку, являли на свет влажные, густо расположенные складки, что хаотично играли бликами от множества современных лампочек, встроенных в потолок. Брызги крови, въевшиеся в стенку, тонкими витиеватыми струйками бежали вниз, марая темные панели, огибая рельефный плинтус, заполняли багровые лужи, распластавшиеся на ровном полу.       На столе вместо индейки фаршированной ветчиной валялся с корнем вырванный позвоночник — имплантированный, металлический — острыми сегментами и открытыми пластинами хребта, сочившимися желтоватым искусственным ликвором, напоминал Родригезу хитиновый покров сдохшей и опрокинутой на спину гигантской сколопендры с молодыми личинками — белыми и мягкими.       Особо врезались в память стекающие по пластиковой двери желеобразные ошметки остывающего мозга и крошева из белесых костей. Говорят, что после смерти, ещё пышущий жаром мозг продолжает функционировать. Интересно, о чем же думали серо-розоватые клочья, смогли ли еще конфетти последствия его ярости и жестокости мыслить? Они успели о чём-нибудь подумать? Допустим, что после смерти все, что он получил за убийство с собой не заберет? Или, что на каждое действие есть равное и противоположное противодействие?       И как передать «пламенный привет» начальнику картеля? Так же нанять курьера или же…       Внезапно зазвучала пронзительная трель звонка, разрезая забавную музыку из тихо играющего радио, неприметно убранного в дальний угол. Оборачивается, заинтересованно приподнимая бровь — и багряная гладь слегка тревожится вальяжной поступью, а длинный меч, недавно окруженный мелкими паутинами высокочастотных волн, благородно покоится на широких плечах хозяина.       Берет вибрирующий планшет со стола и, потерев подбородок, едко скалится, принимая вызов. Надо же, ему даже не пришлось заморачиваться по этому поводу, так еще и видеозвонок. Нужный по списку человек сам попался в ловушку. Замечательно, ведь это намного упрощает его задачу. Он видел, как на мгновение расширились глаза наркобарона, узревшие весь ужас позади ухмыляющегося лица. Самуэль тогда вежливо, в своей привычной манере, прочитал лекцию о грядущих переменах, поджидающих начальника картеля, и в словах был только один смысл:       Пизда его насрать конторе.       Стоп, достаточно бессмысленной рефлексии — всё, что уже произошло — не исправить. Он давно отпустил прошлое, но наличие одиночества и свободного времени дают свое — и всё начинается заново.       Еще один квартал — и его встречает мягкого песочного цвета фасад, обрамленный тропическими растениями, вьющимися по металлическим прутьям узорчатого забора, а зелёная металлочерепица изредка щелкала, накаляясь на солнце. Наконец-то, он дома. Прорезиненная ладонь тяжело, но мягко, словно поглаживая живое существо, опускается на ярко-синий корпус топливного бака, прогоняя ослепительно сверкающих солнечных бликов, что так и норовили согреть леденящего цвета металл. Одним легким движением снимает плотно прилегающие защитные очки. Щелкает отпустившаяся на темный асфальт подножка.       Кап-кап — с подбородка, разрезая воздух, стекают алые капли крови, одаряясь о светлую поверхность карбоновой брони. Сэм раздраженно ее стряхивает, он не любит, когда экзокостюм пачкала кровь. Просто не любил, это вызывало стойкое чувство отвращения. Заботливо вытирает салфеткой пару капель попавших на мелкие детали мотоцикла.       Как же приятно было вернутся домой после муторных, ничего не значащих для него миссий. Сэм не волновался, что его уютное гнездышко обнаружат. «Desperado» и «World Marshal» может и догадывались, что ему есть с кем провести свободное время, но им довольно сложно было отследить его действия, ведь в подчинении из бойцов были только элитные киборги, а у Сэма из искусственного — лишь пустой имплант без модификаций. Поэтому Самуэль мог в нем сам легко разобраться и, зная, что груда железных мышц не выйдет из строя, умышленно в бою избавлялся от маячков, хитро встроенных ему в имплант, что вычисляли его местоположение.       На предъявление претензий со стороны «World Marshal», он, злорадно ухмыляясь, заявлял о некачественной разработке кибернетических частей тел, вроде как высокотехнологичная компания, но даже примитивный имплант не отвечал нормам, чем часто выводил из себя инженеров и заставлял Армстронга ставить под сомнение дееспособность своих работников. Был даже конфликт, и сенатор тонко подметил, что Сэм — заноза в заднице, но несмотря на это, Армстронг не собирается отказываться от опытного бойца, что не уступал по всем показателям киборгам.       Тихий писк — датчик обнаружения сигнатур живых существ мгновенно сканирует все ближайшие сердцебиения, и уже через секунду на радаре появляется желанная красная точка, не стоящая на месте, время от времени мельтешащая в пределах одной комнаты. Хлоя здесь. Их лишь разделяют толщи стен и ничтожные несколько метров.       Звякнула связка ключей, покорно щелкнул замок. Одно движение руки — и Сэм заходит, тут же блаженно прикрывая глаза, шумно втягивает знакомые ему с детства ассорти изумительных запахов. Ноздри приятно щекочет теплое благоухание свежей выпечки из сдобного теста, пряной корицы и дивный аромат горячего кофе.       Глазам открывается уютная гостиная. В дальнем углу — лестница, ведущая на жилую мансарду, чуть ближе расположен угловой диван бежевого цвета с маленькими подушками по краям, напротив — два массивных кресла, а посередине — махровый ковер со стеклянным журнальным столиком, на котором покоилась узорчатая чаша, наполненная треугольными дольками сочного арбуза и крупным виноградом. На стене висели пару пестрых картин, выполненных масляными красками и плазменный телевизор, слева — полки со старыми книжками и стеклянными статуэтками. Внизу располагалась длинная тумба, на которой стояла одинокая ваза с цветастым букетом пышных лелий. Он рад видеть привычный глазам интерьер, но сейчас это мало его волнует.       Тихо, почти бесшумно проходит по ореховому паркету на кухню и у порога останавливается, опираясь спиной на дверную коробку, складывает мощные руки на широкой груди. Его внимательный взгляд скользит по хлопочущей девушке. Покачивая в такт музыке бедрами, она с чувством подпевает магнитофону, ужасно фальшивя — Родригез находит это милым, губы сами тянутся в ехидную улыбку. Хлоя стоит к нему спиной и из прозрачной чаши достает пару красных ягодок, аккуратно украшая маленькие пирожные облитые белым шоколадом.       Звон отключившейся плиты — развязывает и откидывает фартук, вытирает о шафрановое полотенце руки. Открывает дверцу духовки и в легких рукавицах шустро достает противень с горячим пирогом. Разворачивается, собираясь поставить выпечку на стол — белоснежное платье чуть выше колен воздушно развивается подобно облаку, мягко огибая её формы — и она замирает, натыкаясь на изучающий злато-карий омут и насмешливую улыбку.       При развороте пушистые белые тапочки на невысоком каблуке звонко цокнули, накренился противень, и форма из эмалированного железа съехала немного вбок. — Ты прекрасна, meu amor, — она глупо хлопает ресницами, осознавая, что ей не кажется и сейчас слух ласкал родной низкий баритон, сам обладатель находится совсем рядом, а не за тысячу километров от нее. Наблюдая за реакцией избранницы, Сэм расслаблено шагнул ей навстречу и пустил хриплый смешок, широко раскинув руки для объятий. — Я скучала, — Хлоя спешит к нему, одаряя нежной улыбкой и, приподнимаясь на носочки, прижимается всем телом, напряженно сжимая в ладошках его черные ремни с желтыми вставками, удерживающие броню, что точь-в-точь повторяла очертания мужского пресса.       Сэма не было две недели и до одури сейчас приятно оказаться в его медвежьих объятиях, ощутить стремительно обволакивающее тепло и скольжение сильных рук на своей фигуре. Тянется к лицу, ластится, словно домашняя кошка — трется щекой о его колючую щетину и целует в уголок губ — Родригезу безусловно этого мало.       Разгоряченными ладонями собственнически сжимает её талию, наблюдая, как легкое платье податливо сминается под его жесткими пальцами, девушка млеет, тело остро реагирует на его движения, и от внезапно охватившей её похоти, соски фривольно стягиваются в твердые горошины, вульгарно и соблазнительно выпирают сквозь кружевное бельё, манят, влекут. Прикрывая глаза, тянется выше и усмехается, зная, как ему нравится на нее смотреть — его это заводит, распаляет…       Чувствует, как он медленно втягивает носом воздух, прожигая взглядом её грудь, склоняется. Он неторопливо накрывает своими обветренными губами её, словно спрашивая разрешение, мажет, смакуя вкус, и вторгается в рот, проходясь по ровному ряду зубов, очерчивает нежное небо и явно доминируя, прижимает юркий женский язычок под себя, заставляя кружиться в долгожданном танце.       Сэм, словно проверяя выдержку их обоих, медленно скользит ладонями вниз, очерчивая девичьи изгибы, останавливается и, задирая юбку платья, подхватывает под ягодицы, грубо их стискивая, приподнимает девушку выше, не разрывая чувственного поцелуя, жестко прижимает к себе, всем своим естеством показывая, что он соскучился не меньше её. Шершавые губы ловят блаженный стон — и она, ища опоры, обхватывает ногами его талию, цепляясь оголенными трусиками за мощный бандаж, защищающий пах, обнимает крепкую шею, нежно зарываясь тонкими пальчиками в иссиня-черные волосы собранные в тугой хвост.       Сплав титана на его ногах холодит внутреннюю сторону загорелых бедер бесстыдно обнаженных платьем, Хлоя мгновенно покрывается мурашками. Ведет ладошкой по щеке и чувствует что-то влажное на его лице, хмурится, чуть отодвигаясь, пытается разорвать поцелуй.       Явно ощущая сопротивление женского тела, но и не желая разрывать столь романтичный момент, слегка подкидывает её, тем самым, заставляя сильнее вцепиться пальчиками в крепкие плечи, и ловко крутанув драгоценную ношу, аккуратно усаживает на стол, вставая между её широко разведенных ног, не давая ускользнуть от себя. Но Хлоя возмущенно мычит, упираясь ладошками ему в грудь, и он непонимающе отстраняется от неё. Мажет языком по небу, ощущая ускользающую сладость, и на вопросительный взгляд Сэма она поднимает его подбородок, а Родригез, прикрывая глаза, понимает, в чем дело. Чертова ссадина, испортила ему всю малину.       Однако Сэм подсознательно знал, что Хлоя начнет его отталкивать, так как на столе стоит не до конца украшенный и остывающий пирог. Конечно, наплевав на все, он мог взять её прямо здесь, на лакированном столе, неприлично закинув стройные ноги себе на плечи, и умопомрачительно предаваться плотским утехам весь вечер, но брать силой было для него неприемлемо, ведь в каком-то смысле он нашел свою тихую гавань, с которой просто хочется сюсюкаться. Кажется, это называют любовью? — О боги, ты же ранен! — она волнительно растирает ладошки, приятно пахнувшие теплым молоком, и тянется кровоточащей глубокой царапине, идущей от середины щеки и почти до конца подбородка. Сэм был бы не Сэмом, если бы не съерничал. — О querida, я не просто ранен, а смертельно ранен твоей милотой, — он ловко уворачивается от её ручек и сразу перехватывает своими, грубо целуя, но приятно щекоча холеную кожу девушки, испещренную различными старыми шрамами. — Ну, хватит баловаться, ты же знаешь, что пока идет кровь, я смогу ее вылечить, — она попыталась выдернуть ручки с крепкого захвата, нетерпеливо поерзав на поверхности стола, но Сэм одной пятерней прижимает их к своей груди, наблюдая, как она забавно хмурит бровки.       Мужские губы растягиваются в улыбке, ведь в груди разливается приятное тепло от осознания того, что о нем заботятся. Новый свежий шрам пощипывает и кровит. Уж о подвиге, где он рассек подбородок о согнувшеюся железяку, уворачиваясь от брошенной в него гранаты в не очень просторном месте, он промолчит, конечно, если она его об этом не спросит.       Сегодня, буквально пару часов назад, он жестоко убил человека, позволяя склизким внутренним органам увидеть внешний мир, пропитывая мелкий песок кровью. Хлоя лично видела, насколько поистине жестоким может быть Сэм, однако, она всё равно о нем заботится и безвозмездно дарит ласку.       Заслуживает ли он такого? Возможно, и нет, но порой кажется, что сама судьба их свела. Хлоя много лет назад сбежала из дочерней компании « World Marshal». Лаборанты готовили лишь несколько подопытных для мини-проекта «Панацея», и она была одной из этих мучеников.       Безбожно отрезали руки, ставили новые тщательно подготовленные импланты, делали эксперименты и, убедившись, что целительные вещества не приживаются в искусственных мышцах, возвращали родные конечности на место, несмотря на то, что испытывая адские муки, человеческий организм не всегда справлялся с нагрузками нанопрепаратов.       В итоге, данный проект не видел перспектив и оказался провальным: заменять отрубленные конечности кибернетическими частями тела было намного технологичнее, чем способствовать заново и полностью срастаться поврежденным тканям. Мельком глянув на женские ручки, за изувеченностью которых скрывалась мощь сильнейших нанопрепаратов, прижимает их крепче к груди, и Сэм может только догадываться, какую боль она перетерпела.        Он же… проиграл в битве Армстронгу, потеряв рабочую руку, хотя мог биться до конца, но исход был бы предельно ясен, а так легко прощаться с жизнью Сэм не собирался. Работая на сенатора, приходилось играть, делая всего лишь вид, что он беспрекословно подчиняется его приказам. Пускать пыль в глаза было легко, несмотря на то, что где-то глубоко внутри, твердый стержень спокойствия и уверенности покрывался густым слоем процветающей потерянности, она, словно коррозия, въедалась в металлический духовный мир и пускала желчные корни, постепенно его разрушая.       Самуэль помнит — от Армстронга надо избавиться, он крепко держит эту мысль в голове, ведь его бессердечные и радикальные методы ни к чему хорошему Америку не приведут.       Конечно, Сэм догадывался, что сенатор подвергся различным модификациям и имел кибернетические улучшения, также предполагал, что бой с ним дастся ему нелегко, хотя и Сэм был не плох — будучи человеком, он легко расправился со многими киборгами, но всё же, Армстронг оказался вышью ступенью кибернетических организмов… И справится с ним может только ему подобный киборг.       Он проиграл битву, но не войну.       Самуэль ворвался домой в хлам пьяный, с плохим настроением и кажется, он ненавидел себя. Вина за то, что он не смог расправиться со своим врагом так ещё и принудительно стал его союзником, жгучей кислотой разъедала Родригеза изнутри. Он не раз терпел поражения в боях, но этот внезапный проигрыш почему-то выбил его из колеи. И на каком моменте он свернул не туда? Хмурясь, грузно опустился на диван, сжимая в руке полупустую бутылку крепкого рома.       Обжигающая жидкость теплом разливается внутри живота, принося толику спокойствия. Допивает залпом и отставляет пустой бутыль на пол, рядом с ножкой дивана. Все движения на автомате и он уже не ведет отчет своим действиям. Достает еще одну, откупоривает крышку и, облизав губы, прикладывается к горлышку. Закрывает глаза и, тяжело выдыхая, расслаблено откидывает голову на мягкую спинку. В голове пустота — он вообще не понимает, что нужно делать и за что хвататься, звенящая тишина давит и ему ни о чем не хочется думать. Спустя минуту слышатся торопливые шаги, доносящиеся с лестницы. Мерные и легкие. — Сэм? — вкрадчивые нотки наполненные теплотой окутывают его, отчего сокращенное имя звучит необычайно ласково с женских уст. Ну, или это отуманенный алкоголем мозг так решил. Тяжело поднимает голову, словно весила она с центнер и лениво оборачивается, фокусируясь помутневшим от выпивки взглядом на хрупкой фигуре в одном голубом полотенце — она только что с душа. В ее изумрудных глазах явно читается волнение, и он печально ей усмехается. Его не было дома около месяца. — Расскажешь, что… — уже подходя ближе, осекается и видит вместо его правой руки имплант — здоровый, черно-красный, резко контрастирующий с его экзокостюмом цвета хаки, а на широком плече виднелся кровавый символ «Desperado» — она все понимает, ей не нужно ничего объяснять. Придерживая полотенце, Хлоя аккуратно садится к нему на колени, и нежно проводит по его волосам, убирая назад пряди, свисающие на лицо.       Наблюдает, как при ярком свете ламп играет металлический блеск на качественно сочлененных стальных пластинах, образующие собой подобие бронированной чешуи. Ногатками проводит по железному плечу, плавно спускается на алеющее предплечье и тянет кибернетическую руку на себя, чувственно целуя его в раскрытую черную ладонь, показывая, что она принимает его таким, какой он есть. Встречается с ней взглядом, обнажая свою необходимость в поддержке, которую он так тщательно скрывал и тут же отвернулся, закрыв глаза — плывущий от алкоголя разум пытался подобрать правильные слова. — Признаю, я слаб, растоптан, потерян и душевно похоронен, — шептал он как в бреду, заплетающимся языком, — Завтра, я опять стану сильным физически и морально, а сейчас позволь мне эту слабость, — нежно касается губами ее обнаженного плеча, где на месте специального кода, теперь растягивались пару белесых шрамов. Металлический палец, даже не касаясь, холодит кожу и аккуратно заправляет за ухо золотистую, вьющуюся от влажности пружинкой прядь.       Она не была ханжой и с удовольствием выпивала пару бокальчиков под вкусный ужин или хорошую компанию, но он действительно напился. Вдребезги. И последние слова явно просили снисхождения за его отвратительный вид.       Накрывает его щёки ладошками, мягко целуя в лоб, и берет бутылку с его руки, чего Сэм точно не ожидал — пьет прямо из горла. Она едва не поперхнулась, когда обжигающая, кристально-прозрачная жидкость прокатилась по пищеводу, оставив на языке приятное покалывание и сладковатый фруктовый вкус. Второй глоток менее щадящий — она тут же поморщилась и глубоко задышала — горло полыхнуло огнем. Сэм неодобрительно хмурится, отчего его смуглое лицо стало не грозным, а печальным, аккуратно забирает у нее алкоголь и отставляет подальше на журнальный столик. — Все будет хорошо, Сэм, — хрипло произносит она, опаляя горячим дыханием висок, обвивает руками шею и Самуэль чувствует, как тоненькие пальцы перебирают его волосы, он жмурится и ему хочется заурчать от этого, как любимому домашнему коту. Крепче прижимая Хлою, укладывается ей на грудь, зарываясь носом в уютную ложбинку. Расслабившись, слушает ее успокаивающий шепот, тихое биение сердца и ощущает вибрацию от легкого говора — Родригезу становится легко. Хлоя — уют среди гнилого бытия. Кажется, она не дала ему упасть полностью в пропасть, стремительно летя вниз по острому лезвию меча, — Только не забывай, кем ты являешься.       Он и не забыл.        Выполняя надоедливые миссии, что не пестрили разнообразием, Сэм так и не смог принять политику Армстронга, как бы он не пытался его понять и стал тщательно присматриваться к противникам «World Marshal» и выискивал тех, кто действительно мог бы одолеть сенатора. Это определенно должен быть киборг, с похожими как у него идеалами, от которых Сэм на время закрылся, подчиняясь дрянной компании. Хоть и спустя два года, но его труды имели плоды — он наконец-то нашел, кого искал.       Теперь Сэм ведет борьбу на два фронта. Он наткнулся на занятного наемника из частного охранного агентства «Maverick» и недолгое время наблюдал за ним, читая его, как раскрытую книгу. Это был молодой мужчина, немного смазливый, примерно его же возраста, либериец, что удивительно — блондин со светло-голубыми глазами. Киборг с замечательной силой воли и своеобразным фехтованием.       У лидера «Maverick» был подписан контракт о безопасности премьер-министра, а лидеру «Desperado» ведомого возрождением военной экономики, приспичило его убить — цели их компаний преднамеренно совпали, организовав им «случайную» встречу. Пока Сандаунер увлеченно потешался над похищенным министром, Сэм же терпеливо ждал прибытие телохранителя, вальяжно расположившись на ящике с грузом. И он дождался: пяти минут не прошло, как по железному корпусу поезда целенаправленно застучали титановые каблуки.       Испытывая его на силу и выносливость, Родригез убедился, что из-за своей псевдо-справедливости Райден загоняет себя в рамки принципов и сдержанно ведет себя в бою, именуя свой меч инструментом правосудия, тем самым отвергая истинное предназначение оружия — убивать. Сэм знал, что после смерти министра Райден пойдет по следам наемников и доберется до Армстронга, но если он хотел его уничтожить, то должен прекратить отрицать собственную сущность и хладнокровно принять свое альтер-эго — беспощадного Джека Потрошителя.       Он видит этот хорошо подавляемый и нераскрытый потенциал, тогда как же разбудить его внутреннего зверя?       Сэм не нашел ничего лучше, чем просто спровоцировать: в лоб заявив о его ошибках, в считанные секунды лишил Райдена руки и глаза, не забыв злорадно посмеяться, втоптал мужчину окончательно в грязь, чтобы его иррациональное нутро точно нуждалось в реванше. Родригез хорошенько потрепал киборга, настолько, что он без тени сомнений мог заявить о грядущем возмездии.       Убить Райдена, не смотря ни на что — не являлось целью Самуэля. Он стоял, занеся Мурасаму над головой и считая секунды, специально оттягивал время, выжидая поддержку «Maverick». Сэм — хороший актер, а теперь, когда темные стены туннеля исчезли, позволяя солнечному свету резать глаза, и по нему обрушился подоспевший свинцовый град, со свистом рассекающий воздух, ему необходимо было что-то ляпнуть, оправдывающее его действие. — Везучий чертяка, — и дарующий надежду смех на фоне монотонно гудящих рельсов из углеродистой стали, разбавил напряженную паузу.       В душе Сэм гордился Райденом — он не свалился безвольной куклой с поезда и, крепко держась за железный каркас, боролся за жизнь. Неторопливо отступая назад, он не сводил с него глаз и тогда Сэм выдал себя, не отдавая отчета своим действиям, пару раз легко кивнул ему головой, как бы беззвучно поддерживая: «Так держать, красавчик».       Заметил ли это его визави?       Он знал, что Райден в улучшенном кибернетическом теле и во всеоружии станет сильнее, придет по его грешную душу, заблудшую в несовершенном мире и, естественно помня о позорном проигрыше, без колебаний захочет убить его. Пускай, Сэм даже не будет сопротивляться, он сам пойдет к нему на встречу.       Метод Родригеза жестокий, радикальный с толикой безразличности, однако, Сэм понимал, что Райден в какой-то степени его уважает и вряд ли сделает из него сплошное кровавое месиво, а значит, есть малый процент, что он выживет. Дело остается только за его реакцией, развитым чутьем, вовремя сработавшей нанопастой и за Вульфи, что наконец-то обрел свободу. Родригез был рад за этого смышленого робопса, на удивление ИИ всё равно поддерживал с ним связь, хоть они и находились по разным сторонам баррикад.       Сэм планировал через посредство Вульфа немного помочь Райдену: он оставит ему аудиозапись и Мурасаму. Конечно, ВЧ-клинок киборга не плох, но хрупок для предстоящего боя, а вот его высокочастотный меч прекрасно станцует в плоти обезумевшего мерзавца.       Битва нужна обязательно, пускай Райден почувствует себя отомщенным, а Сэм хочет, чтобы киборг выбил из него прогнившие идеалы сенатора и убил Минуано — холодного бразильского ветра. Родригез уже предвкушал, что пробыв на тонкой грани между жизнью и смертью, он проснется самим собой — Реактивным Сэмом. И освободившись от крепких оков ЧВК, он обязательно избавится от эмблем «Desperado», тем не менее, тяжесть кибернетического импланта навечно останется с ним, как напоминание о его роковой ошибке.       Но… если Сэм ошибся и Райден потерпит поражение — он раздраженно дернул щекой, грузно опустив ладонь на черный эфес высокочастотного меча — Родригез, словно феникс восстанет из пепла и, зная все слабости сенатора, уничтожит ретранслятор Армстронга, а «Desperado» и «World Marshal» без его спонсорства ослабнут, и Сэм запустит безвозвратный процесс аммонификации — ЧВК потерпят крах и неминуемая погибель сожрет их изнутри. — Шрам украшает мужчину, — он гордо поднимает подбородок, и девушке открываются тоненькие струи крови, стекающие прямо под экзоскелет Сэма, от этого Хлою бросает в ужас, и, видя ее тревожные глаза, глубоко вздыхает, склоняя голову вбок. — Это всего лишь царапина. — Конечно, но не в этот раз, — он позволяет ей коснуться раскрытой ладонью до раненного места, чувствуя, как внутри начинает пощипывать, а кожа становится влажной — процесс ускоренного заживления пошел, нанопрепараты вживленные на поверхности ее кожи активируются — легкое тепло щекочет рану и без появления сонмов струпьев, унимается алая кровь. Не прошло и четверть минуты, а края разорванной плоти сходятся, как было и срастаются без следа.       У Хлои невольно проносится воспоминание о попытке его вылечить. Однажды он вернулся с огроменным шрамом, что делил его лицо пополам, и Родригез, словно дите малое, удирал от нее по дому, утверждая о каком-то шедевре. Сэм добился своего — наутро она обнаружила его за зеркалом, любовавшимся самим собой. Довольно потирая подбородок, говорил какой он красавец-мужчина, с ним было сложно поспорить — шрам, рассекающий густую немного изогнутую бровь, спускаясь прямо вниз, едва виднелся на чувственных тонких губах и действительно дополнял его харизму, отчего этот черт выглядел довольно сексуальным. — Сейчас заурчу, — Сэм, прикрыв глаза, ластится, потираясь щекой об исцеляющую ладонь, словно огромный кот, и он урчит, точнее желудок, которого провоцировали аппетитные запахи, встретившие его еще с порога. Хлоя звонко хохочет. — Я знаю, как ты устал, — со вздохом выпрямившись, кладет руки по обе стороны от его головы и одновременно зажимает две маленькие пластины, слышится характерный щелчок, и она аккуратно снимает с бразильца часть экипировки, что при трансформации закрывала лицо и затылочную часть головы. — Снимай свой костюм и пойдем ужинать.       Никакая еда из столовой и придорожных забегаловок не сравнится с её — приготовленной с нежностью и любовью. Простая домашняя и оттого приятная.       Пропитанное маринадом и специями сочное мясо с обжаренной, хрустящей на зубах корочкой, и нежной розовой мякотью таяло во рту, оставляя кисло-сладкое послевкусие брусничного соуса. А изумительное сочетание манящих пряным ароматом золотистых долек запеченного картофеля с освежающим салатом из овощей и зелени заставляло наслаждаться каждым кусочком блюда. Пирог оказался бисквитным со взбитыми сливками и начинкой из сочных ягод, воздушная выпечка только что очутившись во рту, мгновенно таяла на языке, даруя райское блаженство. — Сколько сладкого, — усмехаясь, окидывает взглядом стол, — попа не слипнется? — Нет, не успеет, — хитро прищурив глазки, оглядывается через плечо и заливает горсть кофейных зерен горячей водой. Фильтр темнеет, раздается тихое шипение, и молочная пенка заполняет чашу почти до краев. Хлоя садится напротив и с явным удовольствием уплетает шоколадные пирожные. — Правильно, — вскинув брови, сразу соглашается он, запивая пирог горячим кофе, ловит её вопросительный взгляд и ехидно усмехается, — Хлоя, fofinha, если она сладкая, я не дам ей слипаться каждую ночь, — пошло играет бровями и, не выдержав, громко хохочет, вовремя нагибаясь — маленькое полотенце кинутое в порыве женских эмоций пролетело над его головой.       Выразительная, неприлично звучащая фраза вкупе с низким тембром, и волнующей хрипотцой португальского акцента заставили Хлою раскраснеться, словно майская роза. — Сэм! — прикрывая от стыда ладошками лицо, она слегка смеется, — ты порой такой вульгарный! — смущенно заправляет выбившуюся из прически прядь за ухо и тянется босыми ногами к его коленям, и, складывая на них ножки, млеет, получая так нехватающее для нее тепло.                                       ***       Просторную спальню одиноко освещал настольный торшер, и едва заполняя желтым светом непостижимые темные уголки, мягко погружал комнату в уютный полумрак. По стенам скользят легкие тени — Хлоя смотрится в кристально чистую гладь зеркала, распускает аккуратно собранный пучок, стягивая филигранную заколку в форме цветка, и позволяет пышным, немного кудрявым на кончиках прядям спускаться золотистым каскадом вниз, закрывая оголенную спину. В нежно облегающей шелковой сорочке женское тело кажется беззащитным: волнистые изгибы складок, струящиеся серебром, кружевом спускались до середины округлых бедер, скрывая мягкий корпус светло-лилового пуфика на элегантно изогнутых ножках.       Ловящий почти всю комнату трельяж, отражает её умиротворенного воина. Его мужественное лицо обветренное сухими ветрами оставалось в полутени оранжевого абажура лампы. Она слегка улыбается, беря небольшую расческу, и изучающая молодая зелень, любуется красотой его мощного тела, утопая в чернеющей бездне его хищного взгляда, следящего за каждым её движением. С закинутыми сильными руками за голову, распущенными темными волосами и рельефным телом наполовину сокрытым мягким одеялом он напоминал Хлое благородного льва, гордо развалившегося на солнышке.       Сэм устало прикрывает глаза, но он словно зрячий знает, чем она занимается. Тихий скрип под правым зеркалом — в сторону отъезжает ящик, открывая ряды небольших коробочек с женскими мелочами. Шелест бумаги и глухой стук баночки — провертелась пластмассовая крышечка с кремом, легкий мазок по молочной смеси и белая жемчужина растирается по ее ладошкам, разнося по комнате нежный аромат. Сэм не знал что это за запах, но он был жутко приятный. Хлоя всегда пользовалась кремами, стараясь поддерживать влажность кожи, малейшая сухость была недопустима, ведь ручки, содержащие капризные нанопрепараты «World Marshal» и не видящие тщательного ухода, жутко начинали болеть.       Рядом шуршит одеяло, почти незаметно прогибается матрац, щелчок торшера — и комната погружается во тьму. По его лицу едва ощутимо скользнула прядь ее волос — уже знает, она легла к нему спиной. И Хлое не надо его просить. Он разворачивается к ней, и кибернетическая рука зарывается под одеяло, аккуратно исследуя девичьи изгибы, нежно сжимает мягкие полушария, пробегая большим пальцем по набухшим розоватым бусинам, пододвигает девушку к себе вплотную, даруя тепло своего тела.       Делает все осторожно, сожмет сильнее, переступая черту, скрупулезно отмеряемого им усилия, и он запросто может переломать хрупкое тело: сиротливо затрещат кости, кровавая требуха мерзко выскользнет наружу, брызнет на стенку горячая каша мозгов. Стоп. Жутко, правда? Родригез не позволит, так же как и не позволяет ледяному металлу, груде его железных мышц коснуться к Хлое, он всегда включает автоподогрев, хорошо, что эти мерзавцы из «World Marshal» задумались об этой функции, и только её он тайно оставил.       Сэм опасался собственных прикосновений, он никогда не задумывался, насколько губительны могли быть его руки, особенно когда одна из них — из грубого холодного металла, но однажды увидев на ее запястьях багровеющие синяки, а на спине легкую ссадину, Родригез безмолвно почувствовал укор вины, выедающую его дерзкую недюжинную самоуверенность, даже после того, как лично наносил мазь на поврежденное место. Хлоя не жаловалась и не ворчала на него за это, даже во время пылких страстей не шикала, чувствуя явную боль, и отмахивалась, когда он снова находил оставленный после него след, поэтому в порыве страсти, Сэм старался не позволять себе грубости, сжимая одеяла или подушку в руках.        Ему было достаточно того, что она не прячется, а находится рядом, сама тянется к нему и желает близости.       В темноте он ловит ее улыбку. Хлоя откидывает голову назад, открывая ему беззащитный участок кожи, для него — самый нежный, мягкий и сладкий — прижимаясь губами, так что темная небритость защекотала кожу, скользит носом от ее мочки уха и заканчивает ключицами, оставляя влажную дорожку поцелуев. Утыкается в уютный уголок бархатной шеи и усталость утягивает его в пленительные объятия сна.       Хлоя уже как минут двадцать не может заснуть и кажется, её одолела бессонница, вероятно, это последствие того, что она отоспалась еще утром, после муторного рабочего дня. Выходной все-таки. Но наравне с внезапной инсомнией не давало покоя волнующее чувство, тоскливо сгущающееся где-то в глубине души. Ощущая подступающую к горлу тревогу, она нервничала, вырисовывая пальчиком незамысловатые узоры на стальном импланте лишенного тяжелой угловатой брони. Устало вздыхает, оборачиваясь на недавно ворочавшегося самурая.       Ощущение опасности, иллюзионно сжимающее её плечи, шло вразрез с внешним видом похрапывающего Сэма. Он так сильно прижался лицом к наволочке, обнимая её и подушку двумя руками, что его щека сплющилась, верхняя губа натянулась, и от этого раскрылся рот. Обычно брутальный Родригез сейчас выглядел нелепо и мило. Усмехнувшись забавной картине, она чудом выбирается из-под металлической руки и бесшумно уходит из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.        Могут ли спать спокойно наемники внешне выглядевшие умиротворенно? Нет, не всегда, порой уставший мозг кидает их в эпицентр ада.        Вот лицо его отца залитое липкой вязкой кровью, потускневший глаз болтается на обнаженном нерве. Внезапно налетает порывистый ветер, и отсеченная голова исчезает в песчаной буре. Картинку мерцающе искажают серые полосы — тут он разрубает киборгов, летят сонмы искр из поврежденного металла, оглушающий скрежет смертоносного меча по стали, и его искусственная рука сжимает еще бьющийся горячий орган. Немного усилия и податливую плоть разрывает по частям, склизкие кусочки проскальзывают между сильных пальцев, разлетаются и брызгают на его форму, а он как обычно брезгливо отряхает свой экзоскелет, хладнокровно окидывая труп презрительным взглядом. А вот виднеется его кровавый Мурасама, тускнеющая поверхность больно бьет по глазам, острые сколы переходят в сеть трещинок — словно потеряв хозяина, меч угасал, становясь заброшенной пыльной диковинкой.       Стальная ладонь сжимает вместо мягкого тела еще теплую простыню. Он резко подрывается и хмурится — ото сна лишь остатки, Сэм даже не помнит, что ему снилось, да и это уже давно его не волнует. Накидывает махровый халат и спускается вниз, прекрасно зная причину, из-за которой она не спит. Родригез находит ее на кухне безмолвно сидящей на широком подоконнике. — Что же мою красавицу тревожит среди ночи? — всё равно задает вопрос, предполагая различные варианты ответов, и упирается спиной на дверной проем, как делал это всегда, складывая руки на смуглой груди. Она оборачивается, тревожной зеленью вглядываясь в его спокойное лицо. Темный взгляд наблюдает побледневшую кожу, и он подходит ближе, горячими пальцами отмечая замерзший нос и не раздумывая, берет Хлою на руки, садясь в мягкое кресло. Терпеливо ожидая ответа, жаркими ладонями аккуратно растирает ее босые ножки, стараясь согреть. — То, что ты упрямый, как танк, — она нервничает и резво кружит пальчиками по его мощной груди не скрываемой полами халата, образовывая темные завитки волос, — и самоуверенно идешь напролом! — внезапно она скручивает растительность у него на груди и резко рвет, отчего Родригез дергается и охает, удивленно таращась на злобную моську. — Дорогая, — он нервно смеется, — tão de repente, за что? — Сэм усмехается, пытаясь почесать раздраженный участок кожи, что вероятно лишился несколько волосков, но Хлоя опережает его, погладив по растительности, неожиданно нежно чмокнув саднящее место. — Я знаю, — начинает она тихо, отводя взгляд на светлый интерьер, — что отговаривать тебя ехать в Колорадо бесполезно, — он вздыхает, и внимательно слушает, одновременно массируя согревающуюся кожу. Бразильские ночи не такие холодные, но его избранница всегда умудрялась мерзнуть вне зависимости какая за окном погода, — так прошу, будь внимателен и осторожен, не спокойно у меня на душе, — она ловит его лицо в свои руки, заглядывая в темно-карие глаза, привлекая все его внимание на себя.       Сэм прекрасно понимает, о чем она. И он уже не удивляется точной женской интуиции. В ту ужасную ночь мать так же уговаривала отца остаться дома, но они с ним не похожи — Сэм не повторит его ошибок. — Заметь, чтобы не произошло я всегда возвращаюсь к тебе живым, — он цепко ловит пальцами ее подбородок, — хоть и немного потрепанным, — мужчина опускает взгляд на массивный имплатн и сразу же возвращает зрительный контакт, — в этот раз я тоже вернусь, потому что у меня есть ты, тот лучик за светом которого я всегда следую. Доверься мне, всё будет хорошо, — на ее молчаливый кивок, он мягко целует Хлою в лоб. Родригез, конечно, не всегда умел толкать красивые речи, но его слова звучали твердо и достаточно уверено, чтобы девушка почувствовала окутывающий шлейф безопасности. И он сдержит свои слова, кто он, если не Реактивный Сэм?       Они еще с минуту молчат, вглядываясь друг другу в лица, думают о своем. Самуэль Родригез очень привлекателен и хорош собой. Не смазлив, а именно по-мужски красив: волосы цвета воронового крыла, на ходу собранные в растрепанный хвост, темнеющий исподлобья шоколадный взгляд, суровые, будто вырезанные гениальным скульптором черты лица и какая-то злодейская кривая улыбка очаровывали. Квадратный волевой подбородок и тяжеловатая нижняя челюсть темнели от проступившей густой щетины.       Лицо загорелось от воспоминаний, как он трется своей колючей щекой о её кожу и тянется целовать. В женском животике скрутилась сладкая истома, рука совершенно произвольно тянется… и проводит пальчиком по его скуле. Широкой, мощной, как и весь он сам. Обводит белесый шрам и, задумавшись, провожает взглядом, как её палец, живя своей жизнью, ведет нежную дорожку по могучей шее, ниже по металлической части груди и спускается к крепкому торсу, очерчивая рельефность мышц. — То, что видишь, нравится? Ты же знаешь, я абсолютно не против, чтобы ты любовалась мной днём, — светлые ресницы резко взмыли вверх, натыкаясь на бурый взгляд и фирменную глумливую ухмылочку. Сэм видит залегшие под глазами тени и её усталое лицо, поэтому намекает, что ей необходимо поспать, даже несмотря на то, что высыпалась она еще утром, женский организм явно нуждался в хорошем отдыхе и полноценном сне. — Каждый раз наблюдаю в тебе эту изумительную, прелестно-застенчивую скромность в отношении себя самого, — шепчет Хлоя в ответ, изгибая уголки губ в ответной улыбке. Чего греха таить, он сам ненасытно пожирает ее взглядом.       Сэм видит в ней всю Бразилию. Ниспадающие до середины спины золотые пряди, крупно вьющиеся на кончиках, так и напоминали ярко сияющие солнце, что мягко обогревало длинные позолоченные колосья пшеничных плантаций. Глубокая зелень глаз отражала дремучие тропические леса и травянистые саванны с дикой флорой и фауной.        Яркая и насыщенная, словно цветастые и шумные карнавалы прекрасного Рио-де-Жанейро, строптивая и загадочная, как труднодоступные джунгли Амазонки, окутанные многовековыми тайнами. Веселая и добродушная, подобно мирным жителям этой страны, но и раненная птица, подбитая жестокими и алчными людьми, она познала всю эстетику криминального мира на своей шкуре. Такая же бойкая и уверенная в себе девушка, не боящаяся ответственности — её не раз мешали с грязью, но Хлоя стойко выдерживала все тягости и шла дальше.       Он берет её руку в свою, переплетая их пальцы. Подносит к губам и оставляет невесомый поцелуй на тыльной стороне ладони. Этот нелепый ритуал прямиком из прошлых столетий кажется Хлое таким трепетным и особенным, что она тепло улыбается. Её светлые пальцы, лежащие в его смуглой, крепко загорелой ладони напоминали ручейки молока, разлившиеся по дорогостоящей плитке шоколада. — Стоит ли мне тебя нести в постель, как королеву? — он расплывается в улыбке, нежно поглаживая Хлою по спине, когда она сладко зевает, прикрывая ладошками ротик, и прячется в его широкой груди. — Неси, но я сейчас вряд ли усну, — ее тон меняется на вкрадчивый и более заманчивый, лицо хитро ухмыляется, будто и не было тягучей сонливости, — хотя, не хочу нарушать режим сна. — Тогда это в корне меняет наши планы, — Родригез расслабленно откидывается на спинку кресла, пока девушка удобно устраивается у него на коленях, — Сейчас буду тебя баюкать. — Прямо на ручках? — она восседает на нем позе наездницы, кидая свысока коварный взгляд, и складывает руки на манящей груди. — Прямо на ручках, — Сэм твердо утверждает и поднимает хищный исподлобья взгляд, пошло ухмыляясь. Сжимает ягодицы и теснее пододвигает к себе девушку, заставляя почувствовать всю его страсть к ней. Слышится шелест — в полумраке сверкнула серебряная обертка презерватива. Хлоя ухмыляется в его же манере, она сама не против продолжить начатое на кухне.       Не сопротивляется, когда в шелковистые волосы зарылась пятерня и, плавно надавливая на затылок, потянула её вперед. Властно накрывает мягкие губы своими — суховатыми и шершавыми, его язык уверенно раздвигает нежную преграду и скользит внутрь, умело хозяйничая на завоеванной практически без боя территории. Хлоя сгорает от желания прикоснуться к Сэму и, прикрыв глаза, податливо прижимается к его широкой груди, позволяя углубить поцелуй, тут же нахально кусает нижнюю губу партнера, слегка оттягивая.       Он усмехается и целует в изгиб нижней челюсти, мокрой дорожкой скользит вниз, спускаясь к ямочке между шеей и плечом, аккуратно прикусывая ярко выраженные ключицы, ненастытно вдыхает приятный цветочный аромат её духов. Она же протяжно выдыхает, напряженно сжимая в кулачках его полы махрового халата. Стягивает с её плеч тонкие бретельки и, выбивая почву из-под ног, продолжает сминать женские губки в глубоком поцелуе, вызывая тягучее головокружение.       Легкая ажурная ткань скользит по хрупким плечам вниз, и немного задерживаясь на заостренных холмиках, спадает к бедрам, открывая мужскому взору, изящные и красивые полушария. Ненадолго отстраняется, жадно созерцая, как восхитительно поднимается и отпускается вздернутая грудь с небольшими ареолами розовых сосков. Щечки немного краснеют, и она отводит глаза, не выдержав его пылкого и оценивающего взгляда — ему нравится, как в ней сочетаются безудержная страсть и женская скромность.       Очерчивая горячими ладонями осиную талию, привычно опускается в уютную, пышущую теплом ложбинку и она едва не задыхается от нежности и чувства безграничной защищенности, исходящих от Сэма, легко обвивает его шею руками, страстно прижимает к себе, зарываясь в темные, немного волнистые волосы, пропуская прядки между пальцев.       Горячее дыхание буквально огнем опаляет нежную кожу, и он поочередно, не торопясь, сладостно причмокивая, завладевает горошинами ее сосков, бережно прикусывает чувствительные бугорки, втягивая в себя, дразнит влажным языком затвердевшую плоть, и она от наслаждения стонет, прогибается в спине, вытянувшись, словно напряженная струна. Сэм скользит ниже, аккуратно всасывает, вбирая мягкую кожу под розоватым ареолом — и через мгновение там начинает багроветь.       По её телу пробегается крупная дрожь, он усмехается, бесцеремонно впиваясь в её губы, задирает подол шелковой сорочки и мягко оглаживает ноющий низ живота. Его сильные руки без труда находят самые чувствительные места и скользят по внутренней стороне её бедер — приятное тепло разливается, вызывая толпу шустрых мурашек и девушка, в предвкушении закусив нижнюю губу, из-под полуопущенных ресниц томно наблюдает, как Сэм, поднимаясь выше, натыкается на тонкую преграду в виде кружевных трусиков. Светло-серый металл аккуратно оттягивает легкую ткань в сторону, и искусственные пальцы наконец касаются влажного, ноющего местечка, заставляя Хлою вздрогнуть и едва ли не заскулить от желания поскорее почувствовать их внутри себя.       Металлические пальцы прошлись по нежному бугорку, описывая круги, чуть надавливают и, раздвигая её лепесточки, медленно погружаются во влажное лоно, заставив девушку громко ахнуть и поддаться бедрами им навстречу, имплант неторопливо скользит, давая свыкнуться с гладким движением железных сочленений. От нахлынувшей волны удовольствия с женских губ слетают стоны, и тело напрягается, прося большего, сильнее насаживается на жесткие пальцы. Сэм видит это, внимательно следя за её эмоциями и так возбуждающей его мимикой лица.       Большой палец накрывает возбужденный клитор и медленно массирует разгоряченную плоть, продолжая растягивать Хлою изнутри, и девушка, всхлипывая, протяжно стонет, ощущая, как все внизу живота скручивает тугим узлом. Совершает быстрые поступательные движения рукой, постоянно задевая чувствительную до невыносимости точку, отчего девушка сдавленно мычит, крепче впиваясь ноготками за стоящими по бокам подлокотники. Смазка обильно стекает по его пальцам, делая проникновение глубже. Пару минут несносного удовольствия — и кровь набатом стучит в ушах, она трепетно извивается на нем в подступающем оргазме. — Бо~оже, — на выдохе громко стонет Хлоя, запрокидывая голову назад и закусывая губу, чувствует, как металлические детали в форме фаланг вновь проникают в нее, быстрыми и резкими движениями, но не менее аккуратными. Ёе ноги мелко трясутся, безумно хочется свести их вместе, но это не позволяют бедра мужчины, и она невольно содрогается, тут же утыкаясь ему в плечо, глубоко вдыхает исходящий от него стойкий запах крепкого кофе.       Родригез слышит её частое дыхание и усмехается, осторожно вытащив пальцы из податливого лона, медленно облизывает их. Он уже хорошо знал ее вкус, но каждый раз для него был, как первый, заставляющий бурно кипеть, словно извергающаяся лава из жерла вулкана.       Образовавшееся внутри неё чувство пустоты требовало, чтобы его скорее заполнили. Она слегка подрагивая, страстно целует его, трепетно сминая мужские губы, волнующе скользит ноготками по прессу и, приостановившись, расправляется с узлом черного халата. Ловит его темнеющий от возбуждения взгляд и скользит ниже, едва касаясь разгоряченной подрагивающей плоти скрываемой за легкой тканью.       От ее нежных ласк вульгарное желание тягуче отзывается в его паху приятной истомой. Член дернулся и напрягся, отчего он нервно облизывает губы, растирая по небу ее вкус. Сладкая малышка. Демоны знают, сколько усилий ему пришлось приложить, чтобы сдержаться и не оттрахать ее, когда она, извиваясь, насаживалась на его пальцы. Рычит и ловко перехватывает ее ладошки, поднимая их над головой. Нет, не в кресле. Родригез приметил местечко интересней. Вон там, между полками и лестничным маршем. Она же сама хочет, чтобы её покачали на ручках. По-взрослому…       Зеленые глаза мутно следят за тем, как Сэм хрипло дыша, снимает с неё через вверх невесомую сорочку и откидывает на подлокотник кресла — она минимум не пригодится до ночи следующего дня. Подхватывает обнаженную Хлою на руки, делает несколько шагов, и ловко крутанув, прижимает к стенке. Контраст холодных панель и горячих прикосновений играет на ее коже, заставляя покрыться очередными мурашками. Она охает, когда обе ножки закидывают на одно широкое плечо, смуглые пальцы натягивают резинку алых трусиков, Родригез в нетерпении сдергивает кружевную ткань и, не заботясь, быстро откидывает назад. — Прямо на люстру! — с игривыми нотками в голосе шутливо говорит она, наблюдая, как красная ткань вывернутая наизнанку с белой ежедневкой мягко обогнула плафон, заставляя того плавно раскачиваться, — Сам потом снимать будешь, бесстыдник!       Говорит ему та, что сейчас голая прижата к стене с широко разведенными ногами, открывая вид на самое сокровенное. И это он здесь бесстыдник? — Нет, я буду любоваться эстетикой легкой эротики, — оглянувшись через плечо на счастливый плафон, Родригез вновь оборачивается к Хлое и игриво ведет бровями, — да и на удачу, у вас, женщин, примета же такая, — забавно сморщив при этом нос, хохочет Сэм, от его хриплого голоса вибрация волнами проходит по ее хрупкому телу. Заглушает милые ворчания глубоким поцелуем, он явно доминирует, врываясь сквозь стиснутые зубки языком, привычно исследуя ротик. Её мнимые возмущения перекрываются тягучим, словно сладкая нега стоном, обжигая Родригеза горячим дыханием.       Она хватается за его крепкую шею, прижимаясь к нему сильнее, желает большей близости. Родригеза не нужно просить, он освобождает твердый, налитый кровью член и латексный материал презерватива плотно облегает напряженные венки. Удобней пристраивается, прижимая стройные ноги девушки к своей талии, удерживая за ягодицы. Чуть покрасневший вход приоткрывается навстречу ему, обильно истекая прозрачными соками, будто зазывая поскорее вернуться назад. Аккуратно вводит напряженный до боли член и девушка резко откидывается на стену, невольно жмурится от вновь захвативших её приятных ощущений, чувствует, как немалые размеры поглощают каждый миллиметр, раздвигая ребристые стенки.       Сэм судорожно сводит брови к переносице, ощущая ее изнутри, и резким движением входит до конца, наполняя её всю без остатка. Основательно замирает внутри, наслаждаясь, как её упругое лоно туго сжимает его пульсирующий орган.       Блять, она чертовски узкая.       Сэм откидывает голову и закатывает глаза, тяжело дыша сквозь стиснутые зубы. Его отрезвляет женский громкий стон восторга — тонкие пальцы цепляются за его руки, пытаясь не терять связь с реальностью, а яркая зелень с нежностью созерцает место, где их тела страстно сливаются.        Она для него слишком горячая и влажная, мягкая и очень узкая — ему просто сносит крышу. Он начинает двигаться, задавая размеренный темп, золотые волосы, немного путаясь, трутся о белую стену. Она блаженно прикрывает глаза, закусывая в наслаждении губу. Он ее мужчина, такой сильный, красивый, заставляющий чувствовать себя, как за каменной стеной. Как же она скучала по нему, по чувствительным губам, по сильным мышцам, что соблазнительно перекатывались под его смуглой кожей… По Самуэлю, который брал ее нежно и жестко, мягко и страстно. Так, как ей нравилось и хотелось.       Размеренно ускоряющиеся возвратно-поступательные движения заставляют ее сипло стонать хвататься за его плечи, крепко прижимаясь горячему телу. Дразнящие, плавные фрикции бедрами, доводят Хлою до громких всхлипов, и она шепотом повторяет его имя, мысленно умоляя его, чтобы он не останавливался. Воздух в комнате раскален до предела и волны огненной страсти исходящие от Сэма обволакивают Хлою, его чары одурманивают ее, лишая последних капель самообладания. Она хочет сильнее и жестче. Несколько ускоряющихся глубоких толчков — и напряжение лопает, она сдается внезапному мощному взрыву удовольствия и, выгнувшись дугой, раскрывает рот в немом стоне, дергаясь, словно оголенный нерв. — Самуэль, — хрипло шепчет она сквозь накрывающий ее оргазм, — не сдерживай себя, — это для него спусковой крючок, и как не подчиниться такому приятному голоску, ласкающий слух? Она стонет сильнее, вцепляется в его плечи и откидывает голову на панель, когда тело сводит приятная судорога, настолько приятная, что щелкает от напряжения сустав. Сэм остерегается грубо брать Хлою, даже в самые страстные и пылкие моменты жизни он сдерживается, сжимая девушку в своих руках аккуратно, но она скрещивает за его спиной ноги и надавливает, а сладостное сокращение стенок изнывающего влагалища только подначивает и он решает, начиная с глубоких ритмичных движений.       Она хватается за него и что-то отрывисто шепчет, но он не разбирает слов и притягивает ее ближе, Хлоя ртом хватает воздух, смотря в его охваченное страстью лицо, и падает в черную бездну его взгляда. Ее засасывает, она толкается языком между раскрытых мужских губ и тут же завлекает в глубокий поцелуй, наслаждаясь вкусом. Сэм выводит круги на нёбе, дразнит, и, отстраняясь, страстно целует шею, смакуя каждый сантиметр нежной кожи. Он опускает голову, утыкаясь в ключицу, перекидывает ее ножки на локти, упирается ладонями в стену и задает темп сильнее, сразу наращивая амплитуду.       Грубые, жесткие, возвратно-поступательные движения, раскачивая девушку, выбивали с нее кислород, она задыхалась в своих же громких стонах под натиском мужского тела, царапая плечи и спину, впивалась ногтями, оставляя краснеющие полумесяцы на загоревшей коже. Сэма сводят с ума ее взмокшие волосы, лихорадочно блестящие молодой зеленью глаза и приоткрытые немного опухшие после его терзаний губки. Медленное вбивание в горячее тело сменяют резкие толчки с хлюпающим звуком — и налившаяся грудь с красными затвердевшими бутончиками сосков аппетитно колышется в такт его движениям.       С него самого течет пот, когда он с животной страстью вдалбливается в Хлою. Удовлетворение и блаженство смешиваются в безумный калейдоскоп эмоций, а оргазм, кружащий голову, проходит током по ее телу и девушка шепчет что-то в бреду, выгибаясь дугой, содрогается, достигнутая очередной волной приятного наслаждения.       Он достигает пика нирваны — Сэм стискивает до скрипа зубы, грубо вжимая ее в стенку, быстро совершает несколько глубоких фрикций и сминает Хлою в своих объятиях. Полурык, хриплое сопение — и она чувствует, как его член часто пульсирует в ней, бурно изливаясь, кажется, она ощущает каждую венку на его сильном органе. Снова чувственно целует девушку, посасывает и нежно прикусывает нижнюю губу, не давая отдышаться, и Хлоя ощущает, как выскальзывает из нее разгоряченная плоть, задевая чувствительный бугорок, заставляет вздрагивать. — Хитрый лис, — девушка до сих пор дрожит и разнежившись на его плече, сонно прикрывает глаза, утыкаясь ему в крепкую шею. После длительного марафона сердца бешено бьются, и все что ниже живота горит, рассылая по телам остатки приятных импульсов. Припускает ее и когда ослабшие после такой позы ноги едва касаются пола, он тут же удобней перехватывает ее и поднимает на руки. Любуясь умиротворенным личиком, возвращается обратно в спальню и, упираясь коленом в постель, укладывает Хлою на их кровать, заботливо укрывая мягким одеялом.        Задернув полы своего халата, Сэм ухмыляется — одним выстрелом несколько зайцев: согрел, удовлетворил и не дал нарушить режим сна. Ему немного душно после жаркой ночки, и открыв окно, закуривает, вперив взгляд в мотоцикл — он так и не загнал его в гараж, ярко-синий корпус и витиеватая аэрография сливаются с ночной синевой Бразилии.       Со вкусом затягивается — белая сигарета тлеет, кончик подсвечивается ярко-оранжевым и неспешно выпускает из легких дым, который рисуя узоры, выветривается в окно. Он устало оборачивается, упираясь о подоконник тазом. Наблюдая за тихо сопящей девушкой, Сэм вспоминает недавний диалог и данное ей обещание. Да, он обязательно вернется.       Выбросив в пепельницу фильтр, вальяжно подходит к лакированной подставке, на котором благородно покоился Мурасама, прямо напротив кровати. Высвобождает из ножен, и профессионально прокрутив меч в руке, возвращается к окну, лениво рассматривая клинок прекрасного, кроваво-малинового оттенка.        Родригез сдержит свое слово, он обязательно вернется в живых, пускай и не на своих двоих, возможно проткнутым насквозь и изрядно потрепанным, с волочившимися по земле ниспадающими кишками, но живым, ведь, от Реактивного Сэма, просто так не избавиться.       Самоуверенная, немного злодейская усмешка Реактивного Сэма блеснула в объятьях ночи, и ответно в платиновом свечении луны, зловеще, подстать своему хозяину сверкнула обнаженная сталь Мурасамы, мимолетно осветив комнату красным спектром.