Please Come back Home

      Стрикленд — давно забытое брошенное самим Богом место. Стрикленд пахнет безнадёжным отчаянием и пылью с широких длинных автомагистралей. Здесь каждый день кажется тягучей бесконечностью. Люди здесь забыли о том, что такое эмоции. Дети здесь не смеются и не играют в куклы и машинки, а подростки не ходят на свидания в кино. Стрикленд — мир скучных взрослых с одинаково хмурыми лицами и серой одеждой.       Центральное Правительство Стрикленда поставило себе цель и достигла её. Утопия. О ней ещё в шестнадцатом веке писал Томас Мор. Правительство взяло всю власть себе, отстраивая свою собственную Утопию, основанную на системе искусственного интеллекта, который брал под контроль всё, что отклонялось от их нормы. Благодаря четвёртой промышленной революции и развитию техники, сделать это было очень даже возможно, однако оставалось ещё кое-что — человеческие эмоции. Центральное Правительство начало запрещать все виды искусства, лишая людей духовной и эстетической составляющей, что повлекло за собой угасание эмоционального спектра и последующее уничтожение свободы народа. Прогресс в Стрикленде развернулся на 360 градусов, попав в нескончаемую петлю.       Но они никогда не были такими. Их сердца были чисты, а их души наполнены благодатным огнём, который никогда не сможет погаснуть. Их намерения были добрыми и никогда не затрагивали корыстных желаний.       «Всё, что мы делаем — выводим их из-под контроля. После этого мы предоставим их собственной воле. Мы не можем принуждать их. Страх велик. Тут нет ни одного отличия от тех, кто заявляет о своей правоте. Чтобы создать трещину в этом согласованном контроле, чтобы вернуть всё, как было, чтобы снова заставить биться замёрзшие сердца. Устанавливайте правила, освобождайте эмоции и пробуждайте людей. Выводите мир из-под контроля и снова заставьте его двигаться. Именно это мы и делаем».       Их называли Чёрными пиратами. Они носили чёрные фетровые шляпы-федоры, скрывающие лицо. Восемь мужчин в тёмном одеянии, выступающие тут и там на посеревших улицах Стрикленда, привлекая внимание и дотрагиваясь до их заледеневших уголков души и разума. Под их влиянием стали появляться люди, вышедшие из-под контроля Центрального правительства. План не был доведён до совершенства, но частичный успех был замечен спустя определённый период времени. Они точно знали, чего хотели и чего должны добиться, и во всём доверяли своему Капитану.       — Команда, ещё раз проверяем всё, что мы сделали. Это важно, — голос Капитана твёрд. — Ёсан, ты проверил наличие необходимого оборудования?       Светловолосый парень поправляет наушники на шее.       — Юнхо помог мне расчистить территорию сегодня и отвёл Стражей подальше от кабин радиотелеграфной связи. Доступ у нас есть.       Капитан удовлетворён ответом, делает мысленную пометку и тут же обращается к следующему члену команды.       — Юнхо, Чонхо, вы выполнили миссию по спасению Искусства?       Названные мужчины кивают, а один из них, высокий, протягивает какую-то толстую книгу. Капитан не медлит, берёт её в руки и пролистывает отсыревшие пожелтевшие страницы, отмечая некогда знакомых писателей и поэтов, имена которых он давно не слышал.       — Архив Музея современного Искусства находится в подвальных помещениях на окраине города и особо сейчас не охраняется. Численность желающих полюбоваться на картины известных художников не превышает нуля последние несколько десятилетий, поэтому миссия не была сложной.       Капитан задерживается на нескольких страницах, поглаживая старую бумагу, пытаясь освежить в памяти всё то, что когда-то ему нравилось, но берёт себя в руки, убирая книгу на потрескавшийся чемодан, выполняющий роль кофейного столика.       — Отлично, вы молодцы, — он говорит спокойно. — Сонхва, Уён, вы нашли подходящие места для танцев?       — Во дворе одного жилого комплекса когда-то было большое пространство со скамьями и разными элементами для детской игровой площадки: качели, карусели, турники и прочее, — начинает старший, Сонхва. — Сейчас там остались только сидячие места, правда, людей там не так много, как раньше.       — Но после 17:00 многие уже направляются домой, — подхватывает Уён, поднимаясь с дивана. — Капитан, за нами преимущество: во-первых, так мы сможем охватить большее количество людей, которые смогут увидеть нас. Во-вторых, в случае нашествия Стражей мы сможем скрыться среди дворов жилых комплексов. Там довольно запутанные дороги, мы обошли их сегодня и придумали пути отступления на всякий случай.       Уён чувствует себя великим стратегом и ждёт похвалы от Капитана за продуманный план, но тот лишь безмолвно кивает, переключаясь на оставшихся членов команды. Если Уён скажет, что его это не задело, то он соврёт, но сейчас его обиды не были чем-то важным.       — Хорошо. Минги, — Капитан устремляет взгляд в сторону. — Сан. У вас всё готово?       — Листовки будут у нас утром. Смотровая площадка на крыше перед бункером Стражей будет заполнена к девяти часам утра. Они сменяются каждые три часа. По нашим расчётам, мы можем успеть подкараулить момент, когда будет третья передача смены, это около 18:00, — Минги говорит уверенно, передавая всю выясненную за долгое время информацию. — Но, ориентируясь на слова Сонхва-хёна и Уёна, они могут уйти примерно на полчаса раньше из-за того беспорядка, который они организуют в стороне жилых комплексов.       — Оставшиеся Стражи будут контролировать периметр бункера и взлётную площадку за корпусом. Я беру их на себя, — заканчивает Сан.       Он выглядит довольно холодно и спокойно для человека, который, по сути, будет отвлекающим манёвром. Сан. Сан всегда был таким: эмпатичным, готовым пойти через обжигающий огонь и мутную воду, чтобы достичь цели.       — Отлично, — словно заезженная пластинка повторяет Капитан, ещё раз одобрительно кивая. — На этом всё. Идите отсыпайтесь. Нам всем нужно отдохнуть перед Началом Конца.       Все члены команды кланяются в знак уважения своему Капитану, поспешив удалиться по распределённым комнатам в полуразрушенном здании, которое раньше являлось библиотекой, а сейчас представляло из себя облезшую краску на стенах, частые дыры в полу, но запах книг всё ещё оставался витать в воздухе.       Уён встаёт предпоследним, нехотя покидая их главное помещение, своеобразную гостиную. Он видит, как Сонхва кладёт руки на плечи Капитана, заботливо разминая их.       — Ты много берёшь на себя, — говорит он, надавливая пальцами на самые чувствительные точки, вынуждая Капитана довольно выдохнуть.       — Иначе ничего не получится. Ты же прекрасно знаешь об этом, — он всегда упрямится, но говорит правильные вещи, с которыми сложно поспорить.       — Знаю, но берёшь всё равно много, — Сонхва перестаёт делать массаж и прижимается щекой к чужой спине, прикрывая глаза. — Позволь остаться этой ночью в твоей постели. Хочу насладиться временем с тобой. Неизвестно, сколько у нас этого времени осталось, но я бы хотел запомнить что-то важное.       Губ Капитана касается лёгкая улыбка, и он поворачивает голову, натыкаясь на нежный взгляд Сонхва, устроившегося щекой на его спине.       — Я бы тоже хотел запомнить что-то важное, — Капитан тянет ладонь, зарываясь ей в смольных волосах. — Не знаю, сколько времени у нас осталось, но давай попробуем правильно потратить его.       — Даже если мы собираемся устроить погром и свергнуть Центральное правительство меньше, чем через сутки?       — Даже если так. Давай запомним этот момент, Сонхва, — Капитан продолжает гладить его по голове. Сонхва льнёт к руке Капитана, словно котёнок.              — Запомню тебя, Хонджун.       Уён чувствует себя лишним после услышанного диалога. Внутри словно шевелятся бабочки, касаясь пышными крыльями его сердца, заставляя его трепетать. Капитан в его глазах всегда был непробиваемым орешком, который редко улыбается и не может говорить такие романтичные вещи, но оказывается, что он хранит в себе не один секрет.       После таких откровений Уён никак не может уснуть, хотя следовало бы уже давно лечь, чтобы набраться сил, но сон совсем пропал. Он выходит из Штаба, обходя здание вокруг, предусмотрительно держа руку рядом с кобурой, но никто не собирается нападать. После мотаний туда-сюда Уён всё же решает вернуться обратно. Добравшись до своей комнаты, он тихо садится на кровать. Ёсан уже давно спал и видел десятый сон, положив ладони под щёку и негромко посапывая. Он казался таким маленьким и невинным, но Уён прекрасно знал, что этот парень может запросто подорвать к чёрту всё что угодно, подёргав разноцветные провода.       Уён получше укрывает Ёсана одеялом, пригладив его мягкие волосы на макушке, и выходит из комнаты обратно, стараясь не шуметь скрипящими половицами. Ноги несут его в определённое место. Даже если он заручился не идти туда, уговаривая самого себя с самого начала их совещания не поступать, как сентиментальный придурок, сейчас он стоит на пороге комнаты Сана и Юнхо.       Аккуратно приоткрыв дверь, чтобы та не скрипнула, Уён на носочках проходит вперёд, направляясь к кровати у окна. Юнхо в кровати не обнаруживается, как и Сана, отчего Уён чувствует неприятный колющий комок в горле.       — Уён? — слышится позади, и парень спешится развернуться.       Перед ним стоит Сан. В одной широкой чёрной майке и серых спортивных штанах. Такой простой и домашний. Даже непривычный.       — Привет, — только и может сказать Уён, продолжая пялиться.       — Привет, — Сан проходит в комнату, кивая в сторону своей кровати. — Что-то случилось? Тоже не спится?       Уён принимает приглашение и садится на кровать, подогнув под себя ноги по-турецки, когда Сан ложится на подушку, прикрывая глаза.       — Ага, не понимаю, как можно уснуть, когда... Ты понимаешь.       Сан хмыкает, не открывая глаза, поэтому Уён решает, что это замечательная возможность рассмотреть его. Светлые отросшие волосы, гладкая медовая кожа, украшенная шрамами от падений и драк на подбородке и лбу, влажные губы, длинные ресницы. Красивый. Уён уже давно заметил, что Сан красивый.       — Юнхо ушёл к Минги. Они гуляют на крыше. Такие милые, — рассказывает Сан, слыша смешок сверху, что заставляет его открыть глаза. — Почему ты смеёшься?       — Не думал, что когда-то услышу от тебя слово «милый». Тем более, по отношению к этим двум.       — Им оно подходит. Сидят на краю крыши, как два подростка, пока весь мир под их ногами пылает в адском огне. Романтично, словно все эти любовные романы во время Мировых войн и Апокалипсиса.       Уён морщит нос, но кивает, укладываясь рядом. Кровать полуторная, но места им всё равно не хватает, поэтому приходится прижаться к Сану поближе, чтобы не свалиться на грязный пол.       — Капитан и Сонхва-Хён миловались в гостиной недавно, — делится Уён, вспоминания увиденную ранее картину.       — Тоже было мило? — дразнится Сан, повернув голову в его сторону.       Уён чувствует горячее дыхание на своей щеке, стараясь совладать с самим собой, но сердце всё равно начинает биться ещё быстрее. Во рту сохнет. Внизу живота приятно тянет от разговора.       — Да, было мило, — заключает он, поднимая взгляд на Сана.       Сан выглядит уставшим и замученным. Последние дни были тяжёлыми для них всех. Слишком много дел, слишком много всего нужно было сделать, слишком много обязательств и планов. Уён даже не может вспомнить, когда последний раз они с Саном вот так вот говорили ни о чём. Казалось, словно это было в какой-то другой Вселенной. Будто есть где-то ещё одни Сан и Уён, вот так лежавшие плечом к плечу, или ещё одни Сонхва и Капитан Хонджун, нелепо признающиеся в чувствах друг другу, ещё одни Минги и Юнхо, сбегающие на тайные свидания, и ещё одни Чонхо и Ёсан, мирно спящие в своих кроватях, совсем не собирающиеся завтра устроить восстание и свергнуть Центральное правительство.       — Сан, — вдруг говорит Уён, нарушая повисшую между ними тишину.       Сан, вновь успевший закрыть глаза, смотрит на него в упор и совсем не помогает. Уён прикусывает нижнюю губу, придвинувшись ближе, и произносит негромко, будто кто-то может их услышать.       — Я волнуюсь за тебя, — признаётся он.       Комок нервов и переживаний накаляется сильнее, сжимая его горло железными нитями. У Уёна это противное чувство уже не первый день. Когда Сан не рядом, особенно, когда он находится в потенциально опасной ситуации, оно обостряется, не давая возможности вздохнуть свободно. Беспокойство сжирает его изнутри.       Сан — Либеро, Защитник. Он всегда был таким. Всегда помогал, всегда оберегал и спасал всех. Уён боится, что себя он спасти не сможет.       — Всё будет хорошо, Уён-а, — пытается заверить его Сан, подбадривающе улыбаясь, и касается кончиками пальцев чужой ладони. — Я ведь живучий, ты знаешь об этом.       Уён смелеет и хватается за пальцы Сана своими, сжимая их в крепкий замок. Сан нисколько не против, сам держится за его руку.       — Знаю, знаю, — сипло произносит он, поджимает губы. — Всё равно волнуюсь.       Они оба знают, что слова «всё будет хорошо» — самая большая ложь в мире. Никто не имеет в виду ничего хорошего, когда говорит эту фразу. «Всё хорошо» — это светлые улицы города, яркие уличные фонари, счастливый смех людей со всех сторон, освежающие мелодии, струящиеся из колонок, и красочные изображения в книжках. Но их настоящее — серое, однообразное, неприглядное. Без единого просвета.       Они изменят это, но какой ценой?       На глаза Уёна наворачиваются слёзы, когда он начинает проваливаться в эти темнейшие размышления, загоняющие в стеклянную клетку. Его всхлип тонет в крепкой груди Сана, который так бережно обнимает его, прижимая к себе. Сан пахнет порохом, холодным ветром и дымом, его пальцы огрубевшие, но для Уёна он самый приятный, нежный и невероятный.       — Прошу тебя, Сан, — Уён утыкается носом в его ключицу, сдерживая порыв бушующих внутри эмоций.       — Всё, что угодно, Уён-а. Всё, что ты захочешь, проси.       Сан тёплый. Сан нежный. Сан самый настоящий для него.       — Прошу, вернись обратно домой завтра. Вернись ко мне, Сан.       Уён тёплый. Уён нежный. Уён самый настоящий для него.       Не важно, что завтра случится. Не важно, что с ним сделают эти чёртовы Стражи.       Уён будет его причиной, чтобы вернуться.