***
На заднем сидении черного Рэндж Ровера Лив уже в сотый раз проверяла голосовую почту. «8 сообщений», говорил автоответчик. Три сообщения от Тодда, менеджера Лив по концертам, одно сообщение от сестры, остальные — просьбы посетить различные мероприятия, из которых только одно заслуживало внимание Лив — быть гостьей вечернего шоу, ведущий которого давно ей нравился. Лив бросила телефон на соседнее сидение и уставилась в окно. Серые облака, нависающие над Лондоном, были так хорошо знакомы и всегда действовали на Лив успокаивающе. Она смотрела на облака через мокрое стекло и мысли начали уносить ее в мир рефлексии, в котором она обычно прибывала после концертов. Сегодняшний концерт был ничего, хотя она чуть не сорвала голос, когда исполняла песню с дебютного альбома. «Шины». Баллада про неразделенную любовь, в которой девушка переезжает парня на машине из-за того, что она ему безразлична. Она была так наивна и молода, когда писала эти песни, сейчас они казались ей нелепыми, и она бы с удовольствием никогда их больше не исполняла, но фанаты обожали ее первые хиты, они кричали названия песен во время перерывов, приходили с плакатами, на которых были написаны просьбы спеть старые песни, и Лив ничего не оставалось как подчиниться толпе. И она изо всех сил делала вид, что получает удовольствие. Конечно, она гордилась своей музыкой. Ее первый альбом стал платиновым в мгновение ока, как и второй, и остальные три. Она гордилась своими хитами, но боги, как ей хотелось идти дальше, делать новую музыку. Ее мысли прервал телефонный звонок. Лив потянулась за своим смартфоном и проверила кто ее потревожил. Дождь начал барабанить по стеклу с новой силой. На телефоне высветилась фотография сестры. Лив облокотилась на сиденье и взяла трубку. — Привет, Даниэль. — Хэээй, сестра! — с голосом полным энтузиазма закричала в трубку Даниэль. Лив отодвинула трубку от уха, пока Даниэль кричала как сильно ее бесит Лив, когда та не берет трубку. Когда она снова поднесла телефон к уху, Даниэль говорила что-то о дне рождения. — Эй, эй, Даниэль, полегче, остановись, — засмеялась Лив. — Давай поговорим об этом, когда я приеду домой, — голос Лив дрогнул на слове «дом», она очень любила это место, но ей так редко удавалось там оказаться, что это разрывало ей сердце. — Когда? — с вызовом спросила Даниэль. Лив встряхнула голову и уставилась в потолок автомобиля. — В конце этой недели или вначале следующей, — сказала она неуверенно. — Точно? — Точно? — сказала Лив, но ответ прозвучал как вопрос. — Ты мне скажи. — Я сделаю все, что в моих силах, — уверила сестру Лив. — Обещаю. На несколько секунд в трубке повисла тишина. Лив удостоверилась, что вызов продолжается. — Лив, — подала голос Даниэль. — У тебя все в порядке? Лив зажмурила глаза и снова уставилась в серое окно. — Лив, ты поговорила с… — не закончила предложение Даниэль, потому что Лив оборвала ее на полуслове. — Мудак! — Что? — не поняла Даниэль. — Шон. Он опять говорит с тобой обо мне, — Лив раздраженно клацнула зубами — Лив, мы просто беспокоимся о тебе, — участливо пробормотала Даниэль и замолчала, не зная как оправдать себя. Лив собрала в кулак все силы, чтобы не выплеснуть свое раздражение на сестру, она этого абсолютно не заслуживала. Да и Шон не заслуживал такого обращения, но сейчас она не могла думать рационально, ей хотелось просто поругаться с кем-то и бить кулаками в стену, пока они не превратятся в месиво, или превратить в месиво чье-то лицо. И при всем этом количестве агрессии и отрицательной энергии, она чувствовала какую-то всепоглощающую апатию и усталость. Приеду в гостиницу, выпью литр воды, выключу телефон и лягу спать, сказала себе Лив. — Даниэль, я позвоню тебе как только смогу, — сказала в трубку Лив и попрощалась с сестрой, мысленно похвалив себя за то, что не сорвалась на самого близкого ей человека. Разговор закончился вовремя, автомобиль притормозил у парадного входа гостиницы «Мэддисон» и шофер открыл перед ней дверь. Послышались щелчки фотокамеры, и со всех сторон замелькали вспышки. Черт, подумала Лив. Ей обещали, что репортеров не будет, и чаще всего эти обещания были пустыми словами, но сейчас ей совсем не хотелось находиться в центре внимания. То, что было для нее привычно, сейчас стало невыносимым, потому что она чувствовала, что не может скрыть от камер своих эмоций. Каждое ее фото обсуждали в сети, каждый взгляд и жест приближали до пикселей и рассматривали под микроскопом. В интернете уже гуляли слухи, и к огромному сожалению Лив, они были правдивы. Но ей совсем не хотелось подтверждать их своим видом. Так что она натянула фальшивую улыбку, надела солнцезащитные очки, которые как нельзя кстати подходили под дождливую лондонскую погоду, и вылезла из автомобиля.***
Если в мире и было что-то более успокаивающее, чем бесконечно длинные гостиничные коридоры, то Лив об этом не знала. Полная тишина и бледный свет бра, километры одинаковых бра, одинаковых дверей и обоев. Сколько песен она написала лежа на коврах похожих коридоров. Персонал никогда не трогал ее, об этом их заранее предупреждал Тодд. Но сейчас ей не хотелось сидеть на полу с блокнотом, ей хотелось упасть в кровать и спать неделю, а может две. Три работника гостиницы вели ее по коридорам к номеру, все трое ловили каждое ее движение, находясь в полной готовности исполнить любое ее пожелание. Когда они дошли до ее номера и коридорный открыл дверь ключ-картой, передав ее затем Лив, она быстро кивнула всем троим и нырнула в комнату. Дверь за ее спиной захлопнулась, она огляделась по сторонам в поисках кровати и, найдя ее, прямо в одежде бросилась на чистые простыни. Она пролежала так около минуты, потом устало застонала, слезла с кровати и нашла в сумке телефон. Нажав пару кнопок на экране, она отключила устройство и вернулась в кровать, сжимая руками одну из огромных белых подушек.***
Ее разбудил настойчивый стук в дверь. Когда постучали в первый раз, Лив чертыхнулась и перевернулась на другой бок, пытаясь вернуться в очень приятный сон, который снился ей почти каждую ночь уже несколько недель. Но человек, пытающийся потревожить его, на этом не остановился. Он постучал еще трижды, пока Лив, наконец, не сползла с кровати и не приоткрыла дверь номера. Перед ней, опираясь вытянутой рукой на косяк дверного проема, стоял ужасно рассерженный Тодд. — Если ты поставила перед собой цель уничтожить свою карьеру и вернуться жить к родителям, то ты все делаешь правильно, — сердито пробурчал он и без приглашения зашел в номер. Лив подняла брови и закатила глаза, закрывая дверь и возвращаясь в теплую кровать. Типичный Тодд. Лив укрылась пуховым одеялом и закрыла глаза. — Прости, но даже если прямо сейчас я завяжу с музыкой и решу больше никогда не брать в руки микрофон, то денег на моем счете хватит еще на три жизни, — бесить Тодда, когда он уже на грани нервного срыва — что может быть приятнее? — Час назад закончилась встреча, на которой ты должна была продлить контракт с Moon Records и Марио с ребятами пришли на полчаса раньше, чтобы тебе не пришлось их ждать. Ты понимаешь насколько важной была эта встреча? — Тодд навис над кроватью, скрестив руки на груди. Его голос был сердитым, но не громким, потому что он прекрасно знал про мигрени Лив. — Такой важной, что ее можно провести завтра. А если я ее снова просплю, то послезавтра, — сказала Лив, не открывая глаз. — Майор Том, на связи Центр! — чуть громче сказал Тодд. Лив поморщилась и повернулась к нему лицом. Свет из окна пробивался через приоткрытые шторы и прорезал комнату пополам. — Вернись на Землю. Если ты до сих пор находишься на первых строчках чартов, это не значит, что так будет продолжаться вечно. Почему я вообще должен тебе об этом говорить? — Ты и не должен, Тодд. Уходи и дай мне еще поспать, — Лив отвернулась от него, укрывшись одеялом с головой. — Я позвоню тебе, когда проснусь. — Отлично, Лив. Замечательно! — Тодд начал ходить по номеру из угла в угол. — Знаешь, Лив, я прекрасно понимаю в какой ты сейчас заднице, это происходит не в первый раз. Но напиваться прямо перед выходом на сцену? Серьезно? Я никогда бы не подумал, что ты можешь выкинуть нечто подобное. Я думал, что ты профессионалка, Лив. Лив резко поднялась на кровати и грозно взглянула на Тодда. — Я выложилась полностью, как всегда, тебе не в чем меня обвинить. Я не упала со сцены и не перепутала ни одного куплета. — О, да, настоящее достижение! Ты можешь гордиться собой. — Скажи спасибо, что я не нюхаю кокаин на завтрак, обед и ужин, — начала заводиться Лив. — Лучше бы ты нюхала кокаин, Лив, ты хотя бы не была такой заторможенной и депрессивной. Зайди в Твиттер, посмотри фанатские видео со вчерашнего концерта, — сказал Тодд, доставая свой телефон из кармана, потом передумал и вернул его на место. — Плакать во время исполнения «Ветра перемен» нормально, даже отлично, фанаты любят видеть эмоции. Но плакать в перерывах между песнями? — Лив сидела на краю кровати, сжав руки в кулаки и смотря в пол. — Может тебе стоит обратиться к кому-нибудь? У меня есть пара номеров, — он опять полез в карман. — Нет, — Лив встала с кровати и пошла к минибару. Достав маленькую бутылку Эвиана, она сделала пару глотков и скрылась в ванной. Солнце начало нагревать комнату и Тодд снял пиджак, повесив его себе на плечо. Из ванной послышался звук воды, потом он стих и Лив вернулась с мокрым лицом и зубной щеткой во рту. — Мне понадобится еще двадцать минут, и я буду готова. Позвони им и договорись о встрече, — она снова скрылась в ванной. Тодд в замешательстве смотрел ей вслед. Лив, полная странностей и загадок, выкидывающая непонятные финты, которые приводили фанатов в восторг, и заставляли их выдумывать невероятные теории, которые переполняли интернет, нередко вызывала у него недоумение. Работать с другими артистами ему было гораздо легче, но другие артисты и не были Лив. Говорят все гении немного психи. Лив подтверждала эту теорию. Первый платиновый альбом в семнадцать лет и карьера после него шла всегда только в гору. Тодду удалось ухватиться за нее, когда она работала над «Ветром перемен», своим третьим альбомом. Поначалу он сдувал с нее пылинки, но потом понял, что если он хочет работать с ней плотно, то придется сменить тактику, Лив не переносила рядом с собой бесхарактерных и слабых людей. На этой мысли Тодд остановился, достал из кармана телефон и набрал номер Марио из Moon Records.***
Переговоры длились около часа, хотя все пункты были оговорены еще до встречи, но это совещание все равно должно было произойти и Лив это понимала. Она сидела в кожаном кресле, закрыв глаза руками и удивляясь, почему она до сих пор трезва. Голоса находящихся с ней в комнате мужчин слились в один, и она их уже не различала. Ее работа заключалась в том, чтобы взять в руки золотой паркер Марио и сделать один росчерк на последней странице договора. И с этой работой она уже справилась. Она могла бы встать и уйти, попросить водителя остановиться у какого-нибудь магазина и взять пару бутылок Смирнофф, а потом смотреть куда приведет ее вечер. Но она сидела на месте просто из-за уважения к Тодду, он делал свою работу и делал ее хорошо уже который год. Через двадцать минут она пожала всем присутствующим в помещении людям руки, натянуто улыбнулась и вышла из офиса. Пока она шла к машине, Тодд не переставая говорил ей о ее ближайших планах. Лив слушала вполуха, все равно ее ждут десятки сообщений на автоответчике и бесконечные звонки-напоминания. Она быстро попрощалась с Тоддом, прерывая его на полуслове, и залезла в автомобиль. Тодд приоткрыл переднюю дверь и сказал, обращаясь к водителю: — Вези ее в Мэддисон и нигде не останавливайся. Если остановишься, будешь уволен. Дверь захлопнулась и Тодд ушел обратно в здание. Она могла бы заставить водителя остановиться, это даже не было вопросом, но она бы никогда не поступила так с бедным парнем и Тодд это прекрасно знал. Мудак, подумала Лив.***
Тодд мог запретить ей напиваться по дороге в отель, но напиваться в самом отеле она могла без проблем. Для этих целей у нее в номере находился минибар. Она выпила уже двух мини-Джеков, сидя на полу у холодильника. Рядом с ней лежал телефон из которого звучала «Ghost» Buckethead’a, ничто не расслабляло ее больше. В комнате было темно, единственным источником света был открытый минибар, в котором, как божья благодать, в ряд лежали еще десять маленьких бутылочек со спиртным. Лив гнала неприятные мысли от себя весь вечер, но они продолжали навязчиво проникать ей в подкорку. Она знала, что если пить, то это будет происходить, но выбора «не пить» у нее не было. Так что она сидела на полу, смотрела на блестящие в свете минибара бутылочки и рефлексировала. Перебирала в голове все, что случилось за последнюю неделю, обдумывала каждое слово, которое вылетело у нее изо рта, и все казалось ей нелепым. Каждое ее слово и решение было глупостью, было неоправданно и не имело никакого смысла. Да, возможно, когда она произносила слова, то чувствовала, что смысл в них есть, сейчас она это понимала, но не осуждать себя она не могла. Самобичевание было ее коньком. Она легла спать, когда все маленькие бутылочки из минибара лежали на полу совершенно пустыми.***
Четверг. Она проснулась с мыслью, что сегодня был четверг. И она не могла оценить какое чувство в ней доминировало — нетерпение или страх. Она легко встала с кровати, потому что ей, наконец, удалось отлично выспаться, и пошла прямиком в ванну. Там она привела себя в порядок и почистила зубы. Около минуты она просто смотрела на свое отражение. Большие серые глаза с небольшими мешками под ними, хоть она и хорошо спала, смотрели на нее устало. Густые брови не надо было подводить, потому что они и так были слишком черные, точно как и ее длинные густые ресницы. Взгляд задержался на обкусанных губах, гримеры оторвут ей за это голову, но она всегда обкусывала их, когда о чем-то думала, а в последнее время она делала это постоянно. Она вышла из ванной и влезла в светло-голубые рваные джинсы, надела футболку из последней коллекции своего мерча и стянула волосы резинкой. Она думала, что это в какой-то степени нарциссизм — носить свой собственный мерч, но Тодд объяснил ей, что фанатам это нравится, если вместо очередной рубашки Gucci она надевает мерч, то фанаты считают его качественным и модным. Проходя мимо зеркала в полный рост, она остановилась и посмотрела на себя еще раз. Она похудела. Опять. На вскидку она оценивала свой настоящий вес в сорок восемь килограммов, не больше. Для двадцати пяти лет и ста восьмидесяти сантиметров роста это болезненная худоба, она это понимала. — Зато ты бросила курить, — сказала она своему отражению, поднимая с пола телефон. Она влезла в белые конверсы, сняла с крючка джинсовую куртку и вышла из номера, захлопнув за собой дверь. Через десять минут она сидела на заднем сиденье Рэндж Ровера, который вез ее в сторону аэропорта Хитроу. Состояние губ за это время стало еще хуже. В ее голове мысли смешались в шумный клубок, размотать который у нее не было возможности. Все ее тело было напряжено, пальцы рук немного дрожали, а взгляд ни на чем не задерживался дольше пары секунд. Лив хотела позвонить сестре, но поняла, что сейчас это может сделать ее состояние только хуже. Так что она решила просто ждать пока авто остановится и что будет, то будет. Через сорок минут она вошла в здание аэропорта, сопровождаемая толпой китайских туристов, которые громко говорили между собой, не обращая на Лив никакого внимания. Темные очки и кепка должны были ненадолго скрыть ее личность, хотя она знала, что завтра утром ее фотографии со всех возможных ракурсов будут опубликованы в Твиттере. Она подошла к огромному табло и проверила к каким воротам ей нужно идти. Рейс «Амстердам — Лондон» прибыл во время и уже приземлился. Она направилась к двенадцатым воротам терминала D. Огромное современное здание серого цвета с большим количеством стекла и бетона, заставляло Лив чувствовать себя очень маленькой. Мимо нее прошла толпа, в которой кто-то ее узнал и послышался сдавленный крик. К счастью человек, который его издал, не стал к ней подходить и просить сфотографироваться или что-то подписать, так что она шла дальше, сильнее надвинув кепку на лицо. У двенадцатых ворот виднелось огромное скопление людей, которые встречали родных, что немного удивило Лив, потому что у других ворот людей было не так много. Она встала у аптечного киоска напротив ворот и ждала. Через пятнадцать минут из дверей начали выходить люди, много-много незнакомых людей. Ладони Лив вспотели и она не прекращала сглатывать слюну, в животе как будто образовался узел. Люди продолжали выходить и она подошла ближе к воротам, чтобы ее было лучше видно. В дверях мелькнули белые волосы, потом она увидела пятнистый чемодан, который купила несколько лет назад в Париже, а за ним знакомые руки с большими серебряными кольцами почти на каждом пальце. Она сделала еще несколько шагов вперед и вскинула руку вверх, чтобы обратить на себя внимание. Девушка в простом сером платье, черных мартинсах и огромной, просто безразмерной ветровкой подняла голову прямо в этот момент и заметила Лив. Она кивнула и пошла в ее сторону. У Лив перехватило дыхание и, когда девушка приблизилась к ней на расстояние вытянутой руки, она смогла выдавить из себя только невнятное: — Привет. Девушка открыла рот, чтобы что-то сказать, но не успела, потому что за ее спиной послышались визги и в их сторону понеслась огромная толпа подростков в одинаковой синей одежде. Толпа оказалась футбольной командой юниоров и Лив стало ясно почему людей у ворот было так много, это были родители подростков-футболистов. Все разом они накинулись на Лив, прося ее сфотографироваться и подписать их мячи, оттесняя ее от человека, ради которого она здесь вообще находилась. Началась бесконечная фотосессия, с криками, драками и просьбами подарить им билеты на следующий концерт. Лив все время оборачивалась и искала глазами объект своего внимания, девушка стояла недалеко от скопления людей и смотрела в телефон. Крикливые футболисты привлекали людей, которые проходили мимо и быстро узнавали Лив без очков и кепки. Толпа росла и с ней росло напряжение Лив. — Ребята, мне нужно идти, спасибо вам всем большое, но мне правда надо быть в другом месте, — начала говорить она, но рядом вдруг появилась женщина с инвалидной коляской, в которой сидела девочка лет шестнадцати, и попросила Лив сфотографироваться с ее дочерью. Лив коротко вздохнула и фотосессия продлилась еще на десять минут. — Серьезно, ребята, я должна бежать, — повторила Лив, надевая очки и кепку. Люди вокруг начали ныть и причитать, но она больше не могла тянуть. Найдя в толпе светлую шапку густых волос, она направилась к ней. Девушка до сих пор смотрела в телефон с серьезным видом и подняла голову, когда Лив подошла совсем близко. — Прости, Джи, — сказала она. — Тебе не за что извиняться, — просто ответила Джессика. — Пойдем? — Лив кивнула головой в сторону выхода. — Да. Они шли к машине молча, постоянно поднимая глаза друг на друга и тут же уводя взгляд. Лив открыла дверь Рэйндж Ровера перед Джессикой, а потом залезла в машину сама. Водителю ничего не нужно было говорить, он уже знал, что они возвращаются в гостиницу. Лив нарушила тишину первой: — Как прошел полет? Джессика повернулась к ней и посмотрела на нее своими зелеными глазами. — Хорошо. Они снова замолчали. За окном Ровера начался дождь, капли стекали по окнам и барабанили по крыше автомобиля. Лив обернулась, чтобы посмотреть на Джессику, которая молча уставилась на свои раскрытые ладони. Ее губы еле двигались, будто она пыталась что-то сказать, но не могла. Лив испытывала жалость к ней, ей хотелось ее утешить, сказать, что все будет хорошо, но ее упертость не давала ей это сделать. Неделю назад, когда Джессика позвонила ей и сказала, что ее бабушка только что скончалась и ей надо лететь в Амстердам, Лив не могла сдержать слез отчаяния. Она так хотела бросить все и полететь вместе с Джессикой, быть рядом с ней в момент, когда один из самых родных людей ушел из ее жизни. Но она не могла. И Лив знала, что Джессика это знает. Но вместо того, чтобы понять ее, Джессика начала с ней ругаться, обвинять ее во всех возможных грехах. Лив просила ее остановиться, потому что знала, что потом та пожалеет, что говорила все это, но Джессика не останавливалась. Эта ссора так ни к чему и не привела, они холодно попрощались, а на следующий день Джессика позвонила опять, совершенно пьяная. Она была в Амстердаме и просила Лив приехать к ней. Ссора возобновилась, хотя Лив очень старалась войти в положение подруги, понимая, что она находится в горе. Но Джессика не собиралась входить в положение Лив, она сыпала обвинениями, вспоминала старые обиды, наслаивая одно на другое, а когда Лив твердо сказала, что встретит ее в аэропорту в четверг и тогда они все обсудят лично, Джессика бросила трубку. Это крайне взбесило Лив. Оборванное на полуслове предложение повисло в воздухе, оно скрутило ей горло, а потом заползло внутрь и поселилось в ней в виде глубокой обиды. Ссоры не были чем-то принципиально новым в их отношениях, но они всегда давали друг другу шанс оправдать себя, высказаться. После этого разговора они больше не созванивались, только за день до вылета Джессика в сообщении попросила у Лив прощения и спросила, приедет ли она ее встречать. Лив ответила утвердительно, хотя обида внутри кусала ее желудок. Лив нарушила тишину: — Как… все прошло? Джессика подняла на нее глаза, они были полны грусти. Дождь барабанил по крыше автомобиля еще громче. — Хорошо. Насколько хорошими могут быть похороны родного человека, — пробормотала Джессика, смотря на свои ботинки. — Хорошо, — Лив проглотила обиду и взяла Джессику за руку. — Прости меня еще раз… что меня не было рядом, ты знаешь, что если бы не концерт, я была бы там. Лив подняла на нее глаза и улыбнулась. — Да, конечно, Лив, — она сжала ее руку и облокотилась на спинку сиденья. В машине опять повисла тишина. Лив не знала чего именно она ждала, извинений в ответ, оправданий, обещаний того, что такого больше не повторится. Она не могла понять чего именно ждет, но она ждала и ничего не происходило. Джессика умиротворенно смотрела в окно и гладила ладонь Лив большим пальцем руки. Все это вызывало о Лив раздражение и обида в ней начала расти. Остаток дороги они проехали молча, но не расцепляя рук. Выйдя из авто, они поднялись в номер и сбросили обувь. Джессика повернулась к Лив и стала медленно идти задом к кровати, попутно снимая с себя ветровку и не сводя с Лив взгляда. — Я очень по тебе скучала, — тихим голосом сказала она. Лив стояла в прихожей, опершись о белую стену номера. Без сомнения она была рада видеть Джессику, ее голые плечи и смеющиеся глаза, но сейчас ей хотелось просто поговорить, выяснить, что так мучило ее все эти дни, почему обида до сих пор не прошла. Она хотела, чтобы Джессика сделала так, чтобы эта обида исчезла, чтобы между ними было все как раньше. Джессика поняла, что Лив не собирается идти за ней, тогда она улыбнулась и сама медленно пошла в ее сторону, кусая нижнюю губу. — А ты не соскучилась по мне? — спросила она, притворяясь обиженной. Лив переступила с ноги на ногу и помотала головой. Джессика подошла совсем близко, положила руки с обеих сторон талии Лив и осторожно дотронулась губами до родинки под нижней губой подруги. Лив всегда обожала это чувство, такие поцелуи нравились ей больше, чем страстные мокрые лобызания. Но сейчас что-то было не так, она не понимала что, и хотела просто с этим разобраться. Джессика положила руки на плечи Лив и сбросила с нее джинсовую куртку. Она прижалась к Лив всем телом и провела кончиком языка от нижней губе к верхней, раскрывая ее рот для поцелуя, но девушка смотрела на нее стеклянными глазами, в которых не читалось ни капли желания. Джессика сделала шаг назад и удивленно посмотрела на Лив. — В чем дело? — она протянула руку и взяла ладонь Лив в свою, сжимая ее. — Что не так? Лив сжала ладонь Джессики в ответ, но потом убрала руку и отошла от неё, встав у широкого окна, за которым продолжал идти ливень. Напряжение между ними можно было потрогать руками. Наконец Джессика вздохнула и опустилась в белое кресло в середине номера, скрестив руки на груди. — Ты до сих пор обижаешься на меня, не так ли? — спросила она раздраженно. — Лив, я попросила у тебя прощения, что еще мне нужно сделать? Прости меня. Лив знала, что она права, Джессика правда попросила прощения, но то, как она бросила трубку, такого никогда раньше не случалось и это сбило ее с ног. И это даже не было самым главным. Джессика не доверяла ей, она все время ревновала ее ко всем мужчинам и женщинам, с которыми Лив работала и выступала на сцене. И она отказывалась понять, что работа для нее — самая главная часть жизни. Не то чтобы на все остальное ей было плевать, но она просто не могла бросить все, отменить концерт, отменить пресс-конференцию, отложить блокнот с недописанной песней, которая внезапно родилась в ее сознании и рвалась наружу, когда Джессика тянула ее в спальню. И это всегда было так, с самого первого дня, и они жили с этим, справлялись со своими обидами, ссорами и непониманием. Но этот сброшенный вызов как будто надломил что-то в их отношениях. — Ты ведь понимаешь, что это я должна быть обижена, а не ты? — с вызовом спросила Джессика. — Мы правда делаем это снова? Меряемся размерами нашей обиды? — она уткнулась лбом в стекло, смотря на серый город снизу. — Прости меня, мне не стоило так с тобой говорить. Я знала, что ты была в горе и я должна была сдержать себя, — Лив начала теребить свои серьги-гвоздики. — Мне правда очень, очень жаль, Джес. — Да, мне тоже, — ответила Джессика. — Просто мне показалось, что ты ко мне очень несправедлива… — Лив не успела закончить. — Моя бабушка… — девушка запнулась, но потом снова начала говорить. — Бабушка умерла. Она умерла, и ты была мне нужна. Рядом со мной были все. Все, кроме тебя, ведь ты была слишком занята. — Мы уже обсуждали это несколько раз, Джес. Мне казалось, что ты поняла меня. — Я поняла только то, что твоя работа всегда будет стоять у тебя на первом месте, — Лив резко повернулась к Джессике, на лице написано удивление. — Как бы ты не старалась сделать вид, что это не так, твои действия говорят об обратном. Они постоянно ходили по кругу, снова и снова возвращаясь к подобному разговору, и Лив это уже порядком надоело. — Да, это так, — просто сказала она. — Работа для меня важнее всего остального, — Джессика бросила сердитый взгляд на Лив. — Но это не значит, что все остальное для меня не важно. И я хочу, чтобы ты это понимала. На лице Джессики показалась злорадная ухмылка, она посмотрела на Лив из-под опущенных ресниц: — Да? — она встала с кресла и подошла к Лив вплотную, положив свои руки ей на бедра. — Насколько важно? — Пальцы Джессики нащупали пуговицу на джинсах Лив и расстегнули ее. — Покажи мне… Внутри у Лив вспыхнула ярость, погасить которую могло теперь только большое количество алкоголя в желудке. Их ссоры почти всегда заканчивались сексом, просто потому что они редко виделись и в порыве чувств решали, что игра не стоит свеч. Но сейчас все было иначе, это было серьезно, Лив понимала, что дальше так продолжаться не может и они топчутся на месте. Сейчас нужно что-то решить, иначе в этих отношениях больше нет смысла, несмотря на чувства Лив к Джессике, которые были достаточно интенсивными. Лив отодвинула от себя Джессику и застегнула джинсы. — Я уже трижды попросила у тебя прощения, — сказала Джессика, не сводя с Лив взгляда. — Мне кажется, что ты ко мне несправедлива. — Ты говоришь, что тебе жаль, но ты не сожалеешь, Джес. Через неделю я буду слышать от тебя те же претензии, — Лив устало повела головой и отошла от Джессики еще дальше, садясь на край кровати. — И что тогда? Что если меня не устраивает то, что я на втором месте после твоей музыки? — повысила голос Джессика. — Тогда во всем этом вообще нет смысла, — ответила Лив, обводя взглядом комнату и останавливая его на лице Джессики. — Ах, в наших отношениях нет смысла, да? — она уже кричала. — Так значит я могу выйти отсюда и больше никогда тебя не видеть? Внутри у Лив разливалась боль, заполняя все уголки ее тела и сознания. Она понимала, что время, чтобы вернуть все на свои места и помириться с Джессикой у нее было, но что-то останавливало ее. — Если это твое решение… — сказала она, не заканчивая предложение. — О, нет! — злобно засмеялась Джессика. — Это твое решение! Ты уже давно все решила, как я понимаю. Они молча смотрели друг на друга. Потом Джессика повернулась, взяла с пола свою ветровку и пошла в прихожую, где она обулась и, обернувшись в сторону Лив бросила: — Разбирайся со своим говном сама, — и хлопнула дверью.