***
На патруль Юмичику отправили вместе с Иккаку — их всегда отправляли вместе. Точнее, Аясегава сам вызывался идти с ним, зная, что его друг умеет и любит влипать в неприятности, а в их тандеме сила есть у обоих, но вот мозги — только у Юмичики. Иногда ему казалось, что он — единственный адекватный человек в Одиннадцатом отряде, полным головорезов и рубак, что не ценят ни свои жизни, ни тем более чужие. Иногда ему казалось, что он единственный в Одиннадцатом отряде умеет читать — во всяком случае, никто из сослуживцев Юмичики не был замечен им с книгой. Разве что с мангой эротического характера, явно стащенной из Восьмого у Ядомару Лизы, но манга не в счет, текста там по минимуму и вряд ли кто-то его, этот текст, читал. Но Юмичика на свой отряд не жаловался… ну ладно, жаловался, когда наступало время писать отчеты и сдавать документацию в Первый. Читать прочие служащие в Одиннадцатом, может, со скрипом некоторые и умели, а вот со счетом у них дела обстояли гораздо хуже; Юмичика бесконечно уважал Зараки-тайчо, но иногда у него появлялось впечатление, что из цифр капитан знает только «один», «два» и «много». Такие мелочи Кенпачи не интересовали — с цифрами нельзя драться. Иккаку считать умел чуть лучше, но Юмичика был человеком не только адекватным, но и ответственным. И умным. И понимал, что бумажки, хоть и скучные, но для отряда и конкретно для него самого — необходимые. Включался принцип «если не я, то кто же», и, хотя Юмичика предпочел бы зарезаться ножом для бумаг — сцеплял зубы, садился и строчил отчеты. А потом пил с Иккаку в честь успешной их сдачи — и на следующее утро снова страдал, но по другому поводу, который исправляло кайдо симпатичных девушек из Четвертого. И все же в другой отряд Юмичика не перевелся бы ни за что, и не потому, что здесь служит его лучший друг, но потому, что он тоже такой же, как все в Одиннадцатом. Ухоженный и утонченный, Аясегава все же тоже любит сражения и находит в них удовольствие, тоже жаждет битв и побед, тоже обагряет лезвие вечно обиженного на него меча кровью врагов, тоже, как все в Одиннадцатом, вырос на улице и был вынужден выживать. Просто Юмичика по сравнению с остальными был более интеллигентным, ну и умел читать и считать. И писать, естественно, даже каллиграфически.***
Они с Иккаку решили разделиться и ради интереса поспорили на бутылку саке, кто первый найдет Пустого, после чего Мадараме решительно зашагал в сторону увеселительных кварталов — явно не за Пустыми, а Юмичика отправился на рынок, но тоже не за Пустыми. А вдруг тут что-то интересное продается? Вскоре Юмичика понимает, что ничего особенно интересного здесь не продается. Еда, специи да женская одежда вроде платков. И украшения тоже женские. Хотя… Вот оно! Юмичика замечает прилавок торговца оружием и замирает в восхищении; он и эстет, и воин одновременно, и обожает красивое оружие. Шинигами редко берут в руки оружие, помимо своих занпакто, ибо те ревнивы, но Юмичика со своим мечом в такой давней и прочной ссоре, что хуже не будет, и он шагает к прилавку, как вдруг… С ворами в своей жизни Аясегава сталкивался не раз. Ему самому приходилось воровать в Руконгае — он обладал духовной силой и потому чувствовал голод, а за еду нужно платить. Только вряд ли методы Юмичики можно было назвать воровством — он не вытаскивал у людей кошельки тайком, а заставлял отдать с мечом у горла (скорее грабеж, а не воровство). Но и другие методы не осуждал; хочешь жить — умей вертеться. Только интересно, с какой стати вор полез к нему? Выглядит Юмичика вполне состоятельным, к тому же, иностранец, что видно буквально налицо, но в том-то и дело, что его не должно быть видно. Он — шинигами, его можно убить, можно ранить, он ест, пьет, дышит, его сердце бьется и кровь течет по жилам, но он все равно — дух, а не живой человек, и для живых невидим. И тем более — неосязаем. За меч Юмичика не хватается — рефлексы у него отработаны идеально, но вместе с рефлексами присутствует и умение соображать, поэтому он просто оборачивается. И видит… ее. Она такая красивая. Длинные черные кудри оттенка воронова крыла, черные глаза цвета агата, гладкая оливковая кожа и гибкая фигура дикой кошки. Глаза Юмичики расширяются от восторга гораздо большего, чем при виде инкрустированных драгоценными камнями кинжалов — он нашел драгоценность куда прекраснее. Он встречал красивых женщин — как тот, кто ценит красоту, Аясегава и в толпе часто невольно ловил взглядом эстетически привлекательных людей женского пола (наличие мужской красоты он тоже признавал, но только по отношению к себе, остальные, по мнению Юмичики, были или абсолютной серостью, или тем самым, что презрительно называют «чуть красивее обезьяны») и в Готее-13 было достаточно привлекательных женщин, например, Рукия, черноволосая изящная и холодная аристократка, или огненно-рыжая пышногрудая Рангику, или смертоносная и грозная, но одновременно хрупкая капитан Сой Фонг, или капитан Унохана Рецу, воплощение элегантности и скрытой глубоко внутри огромной пугающей силы… Но эта девушка, живая, наверняка теплая, способная его видеть, от которой отходит слабая реяцу — не просто красивая и не просто привлекательная. Она целиком и полностью во вкусе Юмичики. И, знай он, кто хочет его обворовать — сам бы ей все отдал… хотя особо у Юмичики ничего и нет. Несколько монет, пара кинжалов, пара сюрикенов — и все. Ну и занпакто, но занпакто — не вещь, чтобы его можно было кому-то отдать. Нет, Юмичика на эмоциях и Рюджиро Кудзяку бы подарил, но сама же девушка бы потом обратно меч и вернула — характер у занпакто был… так себе. — Кто вы, прекрасная леди? — выдыхает Юмичика, забыв даже о том, что она не должна его видеть. Но ее реакция повергает его в удивление. — Г-господин? — Юмичика аж заикается от удивления. Так с ним еще никто не разговаривал, тем более — женщины. Особо вежливые личности в Сейретее добавляли к его фамилии суффикс «-сан», но чтобы еще извинялись и кланялись? К такому поведению женщин Юмичика тем более не привык — обычно он им кланялся. Попробуй не поклонись, например, Сой Фонг — жить-то хочется, а Унохане Рецу тем более кланялись все без исключения, не задумываясь, иногда без надобности, на всякий случай. И даже Рангику Юмичика кланялся, потому что хоть она и подруга по множеству пьянок, а все же рангом выше — приходилось, если на них смотрел кто-то из капитанов. Хотя прочим служащим Одиннадцатого на поклоны было наплевать с высокой колокольни, но Юмичика же, в отличие от этих бабуинов — интеллигент! — Вы голодны? — доходит до Юмичики. Любоваться девичьей красотой можно, сколько угодно, но он по себе знает, как это мерзко — голодать. И ладно он, он мужчина, он свою еду мог запросто отнять, забрав кусок хлеба иногда вместе с державшей этот самый кусок хлеба рукой, а девушка, не владеющая мечом… понятно же, зачем ей воровать. — Здесь есть где-то эти… как их… — он растерянно озирается — в Руконгае еду покупали у уличных торговцев, а в чайных домах продавалась далеко не еда, в Сейретее для служащих Готея были столовые, и Юмичика не то чтобы забыл, как называются места общественного питания в мире живых, просто не знает, как они называются конкретно здесь. — Ну, места, где можно поесть? Я угощу вас всем, чем только пожелаете, очаровательное солнце пустыни. Галантно склонившись, Юмичика берет девушку за руку и оставляет аккуратный поцелуй на тыльной стороне ее ладони. — Меня зовут Аясегава Юмичика, для вас я могу быть кем угодно… кхм, в общем, просто Юмичика, никаких господинов, пожалуйста. И не говорите, что вы простая! Вы — не простая! Вы прекрасны так, что само солнце хочет зайти за тучи, стыдясь того, что сияет тусклее вас! — Юмичика умеет сыпать комплиментами, но в этом случае у него выходит более чем искренне. Обычно мужчины, видя действительно нравящуюся им девушку, в которую могут влюбиться, по всеобщему мнению обязательно теряют дар речи, но Юмичика, наоборот, понимает, что может болтать о ее красоте сутками. К тому же, говоря, что она не простая — Юмичика пусть и имеет в виду ее неземную красоту, но еще он и чувствует ее реяцу. Она видит его, что для обычного человека уже странно, а еще — хотя Юмичика и не использует технику своего шикая, которая поглощает чужую реяцу, намеренно обижая меч, все равно благодаря этой технике чужую духовную силу чувствует хорошо. И у нее она есть, она пахнет солнцем, песком и тьмой. Но об этом они еще поговорят — сначала ее надо накормить. — Я из Японии, вы верно угадали, миледи, вы не только прекрасны, но и умны — дивное сочетание для столь прелестного цветка. Мое имя может показаться вам экзотичным, но в нем нет ничего особенного, а вот ваше звучит на манер мелодии струн сямисэна в летний полдень, или как звон дождевых капель по крыше, живительных после засухи… — его заносит. Юмичика находит отличный повод применить свое красноречие, и уже готов начать слагать стихи — он их писал. Периодически. Когда было время. Тщательно прятал тетрадь с ними и убил бы любого, кто бы эту тетрадь нашел — даже Иккаку. К счастью, никому из Одиннадцатого не приходило в голову, что Юмичика пишет стихи — они вообще вряд ли знали, что такое стихи. Юмичика своих товарищей уважал, но мнение о них составлял не самое лестное, а Иккаку тем более интереса к поэзии не проявлял, за исключением скабрезных частушек, от которых Аясегаву коробило.***
В трактире он особо не осматривается — ни разу не посетив восточные трактиры, все равно наметанным глазом соображает, кто здесь продает еду, цепляет хозяина, распоряжается насчет самых вкусных и качественных здесь блюд — названий не знает, поэтому приходится ограничиться емким «принеси все самое лучшее, мясо, рыбу, овощи, сладости, да побыстрее», показывает хозяину монету, от которой того начинает мелко трясти, значит, с валютой Юмичика угадал, и провожает свою даму к какому-то столу, помогая ей усесться. Сам садится напротив, и… …а, так вот почему хозяина так трясло. Юмичика забыл, что его видит только девушка. — Боюсь, я так был ослеплен вашим сиянием, что тяготы повседневных будней вылетели из моей головы, и… в общем, мы с вами немного напугали здешнего хозяина. Меня видите вы одна. Только что этот человек слышал голос из пустоты, и монету получил оттуда же. Но заказ и плата от невидимки не мешает трактирщику притащить все требуемое и еще сверх того — кувшин вина, который Юмичика не просил. Может, решил таким образом задобрить духа, или кем там его сочли? В любом случае — не так уж плохо оказалось быть невидимым, даже выгодно. Хотя вина ему не хочется — на прошлой неделе Рангику так бурно отмечала сдачу годового отчета Десятого отряда, что голова до сих пор трещит, а Юмичика ведь даже не из Десятого отряда, и страшно представить, как трещат головы у тех, кто там служит. Одна Рангику свеженькая, как будто не пила больше всех. А еще говорят, что женщины — слабый пол. — Не стесняйтесь — ешьте, пейте, а если у вас появятся проблемы из-за невидимого гостя — я всегда появлюсь, чтобы вас защитить, и не сомневайтесь, что мой меч гораздо острее тех кривых уродливых пародий, что носят местные стражи, — оружие у некоторых прохожих Юмичика рассмотрел. И не врет — если что, появится. А люди с их мечами — ему точно не противники, он их и без занпакто бы заколол, но, увы, меч и так слишком обижен, чтобы не использовать его. О том, кто он — Юмичика пока предусмотрительно не распространяется, пусть девушка хотя бы поест спокойно. А то вдруг еще испугается и убежит? В восточных странах слово «шинигами» мало о чем говорит, но сказать, что он — божество смерти, проводник душ и так далее… В общем, пока что портить аппетит бедной девушке не стоит. И так пугливая, бедняжка — но это и лучше. Таких хочется защищать — не то что женщин Сейретея, что не только самостоятельно всех противников перебьют, но еще и потом тебе по шее дадут за то, что попытался вмешаться в их битву. Арабские страны имеют свое, особое очарование.