Полуночное воскрешение или как спасти утопающего

      Впервые это случилось во время его командировки в Ли Юэ. Лето в самом разгаре непрерывно пекло макушку, духота не давала нормально продышаться. Остался один день до отплытия в родной город, и Кэйа разумно решил провести его у моря. Освежиться, так скажем. Он скидывает на песок почти всю одежду, оставаясь лишь в повязке, и заходит в воду. Она приятно льнёт к телу, расходится мелкими волнами каждый раз, когда парень заходит чуть глубже. Звёзды мутным полотном блестят в маленьких капельках на смуглой коже. Кэйа полностью погружается в это прохладное спокойствие и расслабляется, давая воде опустить его на дно. Пузырики воздуха беглым потоком струятся вверх, туда, где видно расходящееся от колебаний воды Солнце. В голове звучит блаженная пустота, и Кэйа, впервые за долгое время, задумывается о том, как прекрасно то, что его окружает. Он ещё какое-то время рассматривает водоросли и звёздные ракушки, когда вылезает на берег. Солнце скатывается к горизонту и окрашивает море в жёлтый так, что, кажется, перед ним бескрайний океан жидкого золота.       В следующий раз Кэйа сбегает к воде уже в Мондштате. Это поздний вечер, вода тёмная и манит к себе своим мутным спокойствием. Она холоднее из-за постоянного ветра. Волны выше, они разбиваются о камни, уходят за спину. Кэйа устраивается на мелководье и прикрывает глаз. Тихий шум и далёкие крики птиц успокаивают. Он погружается глубже, набирая в лёгкие воздух. Прохлада окутывает со всех сторон, защищает разнеженное тело. Убаюкивающе покачивает на волнах. Всё это похоже на сказку, далёкую от злой реальности, а он, как маленький ребёнок возвращается в эту сказку снова и снова, спасаясь от нудной суеты и жестокости этого мира.       Третий поход к воде выдаётся не слишком удачным. Кэйа приходит на берег с бутылкой вина и отвратительным настроением. Нос неприятно покалывает, сильные порывы ветра бьют по щекам и расстрёпывают тёмные волосы. Море сегодня неспокойно, как и состояние его гостя. Он оставляет одежду на камне и без всяких сомнений быстро идёт к волнам. Знакомое чувство спокойствия окутывает его и зазывает дальше. Глубже.       Неравномерные всплески воды выбивают из головы приевшиеся, как переслащенный коньяк, образ огненного юноши. Вода бьётся о грудную клетку, словно пытаясь залечить слишком глубокую рану. Но воспоминания ударяют сильнее бушующей стихии.       — Знаешь, иногда мне кажется, что я не могу почувствовать себя хорошо, где бы я ни был, — сэр Кэйа поднимает пьяный взгляд на бармена, — каждый раз, когда я закрываю глаза, я явственно ощущаю собственное одиночество, и мне нехорошо от этого, — славившийся особой разговорчивостью на нетрезвую голову капитан ложится лицом на стойку, пытаясь остудить щёку. Он уверен, что бывший брат понимает его. Он уверен, что ему тоже не хватает того, кто всегда подставит плечо и прикроет спину… — Нехорошо вам от выпитого вина. Таверна закрывается, уходите.       Вода дразнит своим спокойствием, дно постепенно уходит, и Кэйа грёбёт руками, уплывая от берега. На него накатывают воспоминания из детства.       Они с Дилюком, ещё совсем маленькие, плывут с максимальной скоростью на островок у винокурни. Вода в конце лета тёплая, воздух влажный и тёплый. Его брат доплывает быстрее и счастливо празднует победу салютом из травы.       Течение становится холоднее и быстрее. Оно бьёт в спину и удаляет от берега       Через пару лет они с отцом устраивают там пикник. Дилюк пьёт виноградный сок и с аппетитом вгрызается в пирожки Аделины, сметая их с бешенной скоростью. Сам Кэйа сыто улыбается на эту картину и рассматривает плывущие по небу облака, видя в них причудливых животных.       Холодные потоки воды сковывают лодыжки и плыть становится всё тяжелее.       Тот же остров встретил их уже как юношей, впервые испробовавших алкоголь. Кэйа стягивает с себя новую форму рыцарей и складывает её рядом с одеждой Дилюка. Они остаются только в лёгких хлопковых рубашках и штанах. Кэйа пьяно смеётся и укладывает голову на колени брата, позволяя бледным пальцам хозяйничать в своих волосах. Он видит алые глаза, в которых сияют тысячи звёзд. Кэйа позволяет себе оставить мимолётный поцелуй на тонком запястье и переплести их пальцы.       Он плывёт всё глубже, погружаясь не в воду, а в яркие картинки из прошлого. Дно давно ушло из-под ног, и теперь на плаву его держат только отрывистые движения руками. Глубокое течение сковывает ступни ледяными потоками, и Кэйа понимает, что пора плыть обратно. До этого течение благоволило ему, но стоило повернуться к берегу и попытаться вдохнуть первую партию воздуха, его окатила волна и откинула назад. Парень с силой рвётся наверх и словно получает пощёчину от неугомонной стихии. Разум застилает ужас. Кэйа с новой силой рвётся к берегу. Течение сносит его в право. Ноги бессмысленно бьют по воде и не слушаются. Ледяной ветер воет в ушах.       Внезапно он чувствует дно и хватается за это фантомное чувство того, что буря стихла. Но это не успокоившееся течение, а откаты воды перед самой сильной волной. Кэйа рвётся вперёд, спотыкаясь об увязшую в песке ногу и вдыхает, не успевая осознать, что волна обрушилась на него.       Лёгкие отвратительно жжёт, и инородная жидкость рвётся наружу с кашлем. Дно снова уходит, и в попытке отдышаться он только больше нахлёбывается солоноватой воды. Очертание берега кривится и заваливается вправо. Кэйа в тщетных попытках пытается найти, за что ухватиться, чувствуя, как силы покидают его, а возможность вдохнуть, не опустив в лёгкие больше воды, ускользает и растворяется в порывах промозглого ветра. Шторм мечет его в разные стороны, то прижимая и протаскивая безвольное тело по дну, то на секунду поднимая на гребень. От недостатка кислорода в глазах зажигаются яркие пятна. Вода, луна, алая вспышка вдали, песок и тучи сливаются в одно, и сознание ускальзывает в пучину волн.       Кэйа не ощущает чужие сильные руки поперёк своей груди. Его тянут к берегу. ***       Дилюку страшно. Даже не так. Он просто в ужасе. Его сводный брат лежит перед ним на мокром песке, его губы фиолетовые, лицо бледное, мокрые скулы, словно высеченные из мрамора, не двигаются. Дилюк пытается взять себя в руки. Нужно сохранять спокойствие. Дрожащими руками он укладывает Кэйю животом на колено и как можно осторожнее хлопает по голой спине, удаляя воду из лёгких и трахеи. Когда кажется, что вся вода ушла, Дилюк пероворачивает его на спину и замирает. Кэйа не дышит. Грудная клетка не вздымается, биение сердца не нарушает тишину. Дилюк кладёт ладонь на середину грудины и вторую перпендикулярно ей. Надавливает всем телом, стараясь не сгибать локти, и про себя считает каждое движение.       Раз, два, три… двадцать восемь, двадцать девять, тридцать…       Дилюк старается не мешкать, делает вдох чуть меньше своего обычного и выдыхает в рот Кэйи. Дважды. Ничего не меняется.       У Дилюка щиплют глаза и на коже остаётся ощущение ледяных губ. Он снова надавливает на грудину.       Четыре, пять, шесть…       Перед глазами назойливо всплывают воспоминания гибели отца. Кровь на перчатках и уходящее тепло жизни.       Одиннадцать, двенадцать, тринадцать…       Невозможность выдохнуть без всхлипа и первых трещин в безупречной маске. Осознание, накатывающее с истерикой.       Двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять…       Жгучее бессилие.       Тридцать.       Кэйа с хрипом садится на песке и заходится в таком страшном кашле, что, кажется, он готов выплюнуть собственные лёгкие. Дилюк обеспокоенно сжимает его ладонь и ловит на себе удивлённый взгляд брата. Так проходит какое-то время, прежде чем его наконец отпускает. Кэйа утирает губы.       — Неужели прекрасный принц соизволил спасти свою принцессу?       Его голос хриплый и надломленный. Кэйа обнимает себя руками и озирается в поисках оставленной на берегу одежды.       — Ляг на правый бок, — шёпотом требует Дилюк и сгибает длинные конечности брата. Правую руку так, чтобы ладонь легла под ухо, левую руку сгинает в локте и кладёт на грудь. Левую ногу сгибает в колене. Кэйа крупно дрожит, как нахваленный Лизой электро-чайник, когда в нём начинает кипеть вода для чая.       Дилюк накрывает его своим сюртуком и просит не двигаться, пока он отойдёт за ветками для костра.       Мужчина довольно быстро приносит немного хвороста и с помощью пиро разводит костёр. Кэйа всё также лежит на песке и, не мигая, смотрит на языки пламени. Его губы слегка отдают синевой, но в целом состояние лучше чем то, что было. Дилюк выдыхает. Он мог его потерять. Мог не успеть. Мог не прийти. Мог закрыть глаза и пойти дальше, не обращая на внимание и не тратя драгоценное время. Теперь же Дилюк боится даже думать о том, что бы случилось, если бы он не помог. Каким бы плохим и мерзким Кэйа не был, он не заслуживает смерти. По крайней мере пока. Дилюк не хочет думать о том, что не смог бы принять его смерть даже после предательства.       Дилюк не хочет думать о том, что навязчивое желание обнять Кэйю, прижать его к себе и уткнуться в мокрые волосы, ещё раз убедиться, что он жив и здоров, не уходит.       — Дилюк…       Тихо бормочет Кэйа и сталкивается со взглядом алых глаз.       — Тебе не холодно?       Ему и впрямь должно быть холодно. В мокрых брюках и рубашке на промозглом ветре. Он как будто только сейчас заметил, что погода совсем не жаркая и тепла от огня недостаточно. По рукам сразу бегут неприятные мурашки, заставляя неконтролируемо вздрогнуть.       — Иди сюда.       Кэйа улыбается и уступает ему место у костра на песке.       Дилюк не понимает, зачем ему идти туда, ведь от мокрого и замёрзшего брата явно теплее не станет, но он словно не способен противиться этому голосу. Да и не то чтобы очень хочет. Парень садится рядом и чувствует, как его тянут на песок. Ткань на спине неприятно липнет к коже, прежде чем его укрывает половинкой сюртука. Сухого и тёплого сюртука.       Кэйа суетливо прижимается к нему и едва заметно стучит зубами. Дилюка передёргивает от ощущения мокрого тела рядом с собой, но полежав так с минуту он вынужден признать, что стало гораздо теплее. Кэйа шмыгает носом и отогревает лицо в изгибе его шеи, прикрывает глаза. Дилюк делает то же самое и позволяет странному умиротворению взять над собой верх. Руки всё ещё подрагивают от пережитого стресса, когда мягкая дремота застилает разум.       Костёр тихо потрескивает за спиной, а успокоившееся море слабо шумит голубыми волнами.