То, что хуже смерти

      Триш лежала неподвижно на грязном холодном полу какой-то ветхой хижины — старой настолько, что каждая сухая половица натужно скрипела от малейшего прикосновения к ней. Казалось, стоит только сильнее надавить на дерево, и ты провалишься под пол, погребённый под дюжиной тяжёлых досок и килограммами грязи и пыли…       Усилием воли девушка заставила себя разомкнуть тяжёлые веки, рассеянно посмотрев перед собой. Густая тьма, вырвавшаяся, как можно было подумать, из самых глубин преисподней, окружала Триш со всех сторон, давила на неё, окутывая в свои сети, не позволяя совершить ни одного движения. Слабое тело не подчинялось командам мозга, вместо слов из горла вырывались лишь сиплые и слабые звуки, а перед глазами плыло, словно кто-то опоил её какой-то дрянью, туманящей разум.       Собравшись с силами, Триш попыталась приподняться, но стоило ей, оперевшись на исцарапанные ладони, оторваться от грязного пола, как тело прошибла острая боль, заставившая её надсадно вскрикнуть и, дёрнувшись, упасть на скрипящие половицы, сильно ударившись щекой. Несдержанно прошипев сквозь стиснутые зубы, девушка в ту же секунду замерла и напряглась всем телом: откуда-то со стороны раздался скрежет, а затем и скрип досок, проседающих под весом грузного тела.       Кромешная тьма не позволяла Триш разглядеть неспешно приближающуюся к ней высокую фигуру, что твёрдо и уверенно ступала по скрипучим половицам, скребя длинными когтями по деревянной поверхности, словно желая вызвать в жертве новую волну страха, вынудить её судорожно осматриваться по сторонам, дёргаясь и извиваясь в попытке отползти дальше от чудовища.       Невозможность лицезреть своего мучителя пугала Триш ещё сильнее, вызывая холодную дрожь в теле, связывая конечности невидимым жгутом. Впервые в жизни девушка могла сказать, что ей страшно. Страшно до одури, до помутнения в глазах, до тошноты…       Триш всегда была смелее своего брата. Даже в детстве, когда они, впечатлённые фильмом ужасов, который родители строго-настрого запретили им смотреть, решались пойти в лес на поиски чудовищ, Триш всегда шла впереди. Впрочем, очень часто она и была инициатором подобного рода приключений. Дэрри же всегда послушно следовал за ней, боясь показаться трусливым и беспомощным.       Годы шли, однако ничего не менялось: Триш по-прежнему оставалась смелой и хладнокровной перед лицом опасности девушкой, в то время, как её брат продолжал послушно следовать за ней, соглашаясь на любые — даже самые опасные — авантюры, только бы доказать и себе, и сестре, что он не трус.       Однако в этот момент, лежа на холодном и грязном полу Богом забытой хижины, не имея возможности встать и броситься прочь, слушая, как ступает к ней неспешно монстр, скребя когтями по полу и издавая низкие гортанные звуки, отдалённо напоминающие звериное рычание, Триш понимала, что боится того, что её ждёт. Боится боли, пыток, долгой и мучительной смерти. Боится погибнуть в одиночестве, в месте, где никто и никогда её не найдёт. Боится, что брат так и не узнает, насколько он ей дорог…       Только теперь Триш осознала, что её жизнь может оборваться в любую секунду.       Нет, она ни о чём не жалела. Не жалела о том, что отдала себя монстру, только бы тот не забрал её брата. Не жалела, что пошла на верную погибель, несмотря на то, что всем сердцем хотела жить.       Впрочем, не было больше смысла жалеть и сокрушаться, пытаясь представить, что бы произошло, выбери они другой путь, сверни они на другую дорогу, поступи они иначе… Какая уже разница? Это ничего не изменит.       Тварь тем временем подошла вплотную к девушке и теперь возвышалась над ней, глубоко и слышно дыша, втягивая ноздрями источавшийся от её тела запах страха. Неповторимое сочетание, можно сказать, настоящий аромат, что приятно щекотал ноздри, обволакивая их, вынуждая глубже вдыхать его, довольно склабясь и облизываясь.       Исходивший от девушки запах страха и отчаяния возбуждал монстра куда сильнее, нежели её молодое, гибкое и свежее тело. Конечно, Криперс не мог сполна оценить Триш, однако обоняние подсказывало ему необходимые характеристики, формируя её личность, подобно паспорту. Монстру даже не надо было видеть девушку, чтобы понять, что она молодая, здоровая и вполне зрелая человеческая особь, которая сможет удовлетворить не только физический, но и сексуальный голод.       Довольно зарычав, Криперс опустился на корточки рядом с хрупким телом девушки, наклонив своё лицо вплотную к ней и сделав глубокий вдох, вынудив Триш испуганно заёрзать на месте, неосознанно всхлипнув.       Тело по-прежнему не слушалось, и в голове девушки неожиданно промелькнула мысль о том, что монстр намеренно парализовал её, чтобы иметь возможность предупредить побег (если ей всё-таки хватит смелости на столь опрометчивый и опасный шаг). Однако что-то подсказывало Триш, что обездвижил её отнюдь не яд, но безумный, почти животный страх, что пронзал каждую клеточку тела, подобно острым иглам.       Когда же Криперс провёл ладонью по её спине вниз, к округлым ягодицам и стройным ногам, Триш, рефлекторно дёрнувшись на месте, вся сжалась, закрыв глаза и стиснув зубы, — только бы ни один жалостливый и испуганный вскрик не сорвался с её губ.       У монстра была ледяная кожа — грубая и жёсткая, как броня. Криперс медленно водил ладонью по телу девушки, словно изучал её, скользя по ней острыми когтями, оставляя за собой красные борозды. Чувствуя его грубые и холодные — как сама смерть — прикосновения, Триш часто и рвано дышала, едва слышно поскуливая и всхлипывая. Осознание того, что чудовище не ограничится одним лишь убийством, вынуждало её испытывать иступлённое отчаяние — такое сильное, что, казалось, в любой момент сердце девушки может не выдержать…       Наконец Криперс убрал ладонь с её тела и, как показалось девушке, отстранился, отступив на несколько шагов. Однако, не успела Триш и рукой пошевелить, как монстр набросился на неё сзади, принявшись нещадно и грубо разрывать одежду, оставляя на вздрагивающей от рваных вдохов-выдохов спине длинные царапины.       Осознав, что сейчас произойдёт, Триш судорожно забилась на полу, крича во всё горло и извиваясь, пытаясь подобным образом столкнуть с себя огромную тушу чудовища. Однако всё было тщетно — Криперс лишь сильнее надавил на спину девушки холодной ладонью, болезненно впившись когтями в кожу, наслаждаясь тем, как она жалобно скулит и всхлипывает, отдаваясь ему на милость.       Убедившись, что девушка не станет больше предпринимать тщетных попыток к бегству, Криперс принялся грубо стягивать с неё грязные джинсы, буквально рывками дёргая её на себя. От резких и торопливых движений Триш сильно ударялась щекой о пол, то и дело прикусывая язык или же внутреннюю часть губы. Она больше не кричала, не скулила, не брыкалась и не пыталась вырваться. Казалось, парализованная ужасом, Триш полностью потеряла связь с реальностью. И лишь стекающие по щекам солёные капли и дрожащие губы доказывали, что она чувствовала абсолютно всё…       Полностью оголив Триш, Криперс коснулся длинным шершавым языком её спины, проведя влажную липкую дорожку от лопаток и до самой поясницы, едва коснувшись кончиком половых губ, вынудив девушку вздрогнуть, дёрнувшись всем телом вперёд. Заметив реакцию человеческой особи на его прикосновение, монстр довольно осклабился, обнажив частокол острых зубов. Проведя ладонью по оставленному на бледной спине следу от слюны, он надавил большим пальцем на клитор и попытался проникнуть указательным внутрь Триш, оцарапав когтем чувствительные и нежные складки плоти.       Триш в ответ на столь грубое и болезненное проникновение лишь беспомощно дёрнулась, попытавшись отстраниться от монстра, что стоял на коленях позади неё, толкаясь длинными жёсткими пальцами в её влагалище, царапая чувствительные стенки. Прикосновения Криперса не приносили наслаждения, наоборот, вызывали резкую боль, вынуждая из последних сил сдерживать готовые вырваться рыдания. Демон грубо проникал в Триш когтистыми пальцами, пытаясь вызвать отклик в её теле, желая почувствовать интимную влагу «самки».       Осознав, что девушка не готова к совокуплению, Криперс, раздражённо клацнув зубами прямо над её ухом, опустился позади неё. Вынудив Триш принять коленно-локтевую позу и сильнее раздвинув её стройные бледные ноги, демон коснулся её языком, кончиком толкнувшись внутрь, — настолько, насколько позволяли стенки тугого и узкого входа. Ладонью Криперс сжал бедро девушки, болезненно впившись когтями в кожу. Подобным образом он желал удержать свою жертву на месте, обездвижив её и лишив даже мизерной надежды на побег.       Криперс чувствовал, как вздрагивает под ним девушка, слышал, как всхлипывает она от движений его языка, чуть ли не скуля каждый раз, когда он проникал особенно глубоко, увлажняя вязкой слюной стенки влагалища, подготавливая её к основному акту. Триш загнанно дышала, уткнувшись лицом в грязные доски, вперив застланный слёзной пеленой взгляд в пустоту.       Она не обращала внимания ни на впивавшийся в её кожу мелкий мусор, ни на могильный холод, что острыми иглами вонзался в тело, вызывая мурашки, ни на кровоточащие царапины на спине. Единственное, что Триш могла чувствовать в этот момент, — это длинный язык демона, жёсткий и шершавый, проникающий глубоко в неё. Иногда Криперс несильно царапал острыми зубами увлажнившиеся от его слюны половые губы, дразняще посасывая их. Демон чувствовал, как вздрагивала в такие моменты девушка, как толкалась бёдрами навстречу его движениям, позволяя ему проникнуть языком глубже в неё.       Триш вся тряслась. По измаранным щекам её скатывались одна за другой обжигающие слёзы, а с губ срывались слабые звуки — то ли всхлипы, то ли стоны боли.       Когда Криперс вошёл в неё — грубо, резко, болезненно — Триш не издала ни звука. Стиснув зубы, она с силой сжала кулаки, впившись короткими ногтями в кожу. Демон брал её грубо и беспощадно, нисколько не заботясь о разнице между их габаритами. Обволакивающая стенки влагалища вязкая слюна облегчила страдания Триш, однако избавить девушку от боли полностью не смогла.       Каждый раз, когда демон совершал резкий толчок, проникая в неё на всю длину, из горла Триш вырывался сиплый звук, отдалённо напоминающий стон отчаяния. Девушке казалось, что в один момент он просто разорвёт её, прекратив тем самым чудовищную пытку… В некотором роде Триш даже надеялась, что так и произойдёт.       В этот момент девушка видела избавление лишь в смерти.       По внутренней стороне бедра Триш стекали тёплые капли крови, оставляя за собой багровые дорожки. Солёные слёзы её смешались с грязью и землёй, размазавшись по всему лицу. Привкус гнили и тлена неприятно раздражал язык, вызывая тошноту. А мрак, окутывающий девушку со всех сторон, наталкивал на мысли о смерти и об освобождении. Освобождении от боли, мучений, грязи и жестокости. Освобождении от слабого тела — израненного, изуродованного, усеянного отметинами самого настоящего демона.       «Смерть — избавление», — вновь и вновь всплывала на краю сознания неправильная, но такая заманчивая мысль, вынуждая цепляться за неё, как за спасительный выступ, уповая, что освобождение придёт как можно скорее…       Освобождение действительно пришло. Сполна насладившись телом девушки, Криперс одним лёгким движением когтистой ладони перерезал ей горло, грубо бросив её на грязный пол. Кровь долго сочилась из длинного пореза, стекая на половицы, однако смерть настигла Триш быстро. Сломанная, разбитая, израненная, обессиленная, она приняла своё избавление с безумной улыбкой на лице.       И последним, о ком она подумала перед смертью, был её брат, которого она ценой собственной жизни спасла от ужасной участи…