Грань

За полосатой будкой КПП Совина спрыгнула с лошади и передала поводья подбежавшему рядовому. Поежилась, подавив желание сунуть руки в карманы. Об офицерской палатке спрашивать не пришлось — та отлично просматривалась с пригорка, самая огромная среди прочих. Из открытого клапана в крыше вился дымок. В Южной Грани было как будто сумрачнее и холоднее, чем во всем остальном Эльджуне. Морозец пробирался и под шинель, и под ватную телогрейку, и под казенное белье, отшитое по всем госстандартам, блуждал цепкими коготками по позвоночнику, гнал к живому огню костров, пламенеющих тут и там. Но Совиной нужно было прежде доложиться о прибытии. Утешая себя тем, что в офицерской наверняка натоплено щедрее и жарче, она прибавляла шаг, хрустя статусными хромовыми сапогами по инею на промерзшей грязи. — …егеря говорят — страх и ужас в глазах прямо как человеческие… — дохнуло на нее вместе с душным теплом, кислым запахом пота и крепкого фронтового напитка, стоило откинуть полог палатки. Трое мужиков в расстегнутых мундирах сидели у чугунной печки вкруг перевернутого днищем верх ящика, застеленного, как увидела, вытянув шею, Совина, не тактическими планами, а обычной газетой, на которой ютились рюмки на уставные сто и нехитрая к ним закуска. Три пары глаз уставились на Совину с недоумением, а ближайший к печке мужчина встал, попутно обтирая огромным мятым платком блестящую лысину. — Старший политрук Совина по вашему запросу прибыла! — бодро отрапортовала она, козырнув немедленно опознанному по петлицам — из троих единственному полковнику — Жукину. Тот смерил ее тяжелым взглядом, и, несмотря на лысину, стограммовые и засаленную газету вместо планов, Совина ощутила благоговение. Настоящий, живой ветеран Первого Астрального Похода! Герой. Легендарный командир, пусть и на покое. На своеобразном таком, достойном имперского офицера покое… — Я тебя не запрашивал, — тяжело уронил Жукин и сел на место. — Как же! — вскинулась Совина. — Командирована лично Угрозиной в связи с рапортом Надежды Истиной о низком уровне морали личного состава и настроениях, недостойных настоящего имперского… — Я тебя не запрашивал, — повторил полковник с нажимом, беспардонно прервав ее доклад. — Наприсылыют вечно массовиков-затейников… — Я не… — Совина прикусила язык и залилась краской. — Будто мне своих мало! — Жукин зыркнул на нее зло своими темными, действительно похожими на жучиные, глазами и мотнул головой. — Ефим, проводи ее к комиссару, пусть коллегу устраивает. — Но… Другой мужчина, с лычками капитана, поднялся и безапелляционно подтолкнул Совину на выход. Она обескураженно вдохнула стылый вечерний воздух и вдруг поняла, что впившийся в спину морозец из-под шинели никуда не делся за все время, проведенное в душной палатке. Всю дорогу капитан молчал. Тянуло дымом и снегом — запах был такой, предзимний. За темные верхушки сосен на востоке цеплялась желтым боком луна. От солдатских спин, сгорбленными тенями закрывающих пылающие костры, веяло какой-то безнадегой. Палатка Истиной оказалась на пригорке, с которого Совиной до того пришлось спускаться. Они с Надеждой представились друг другу по форме, и Совина не удержалась от замечания: — Почему так далеко от командирской? — Идемте, товарищ политрук, покажу, где лагерные склады, и заберем для вас спальник, — словно не услышав, сказала Истина. И лишь когда они с капитаном разошлись на приличное расстояние, ответила вполголоса: — Жукин же нас терпеть не может. Вводя коллегу в курс дела, она не сказала ничего сверх того, что писала в рапорте, и Совина спросила: — А что там у егерей? Я услышала обрывок разговора про страх. О ком это? — О животных, — сказала Истина. — Докладывают, что звери мигрируют в окрестные рощи из Глухоморья. Я не видела. Ничего больше Совина от нее не добилась. А лагерная солдатская жизнь шла своим чередом, будто и не заметив ее прибытия. Назавтра Надежда решила организовать праздничное мероприятие по случаю дня рождения полковника. Совина отвертелась от участия в подготовке, подумав, что выглядит это так, словно комиссар пытается к Жукину подмазаться. В отличие от нее Совина занялась работой. Начинать следовало с мелочей. Сразу после завтрака Совина нашла ответственного за стенгазету и проверила предыдущий выпуск на щите у плаца. Нарисованный, вроде бы, в точности по методичкам, он выглядел как-то мрачно. Наверное, стоит запросить краски поярче. Совина сделала пометку об этом себе блокнотик. С штатным оркестром обстояло еще печальней. По ее требованию музыканты собрались и попробовали что-то сыграть, но получалось у них исключительно не в лад. — Это что? — строго нахмурилась Совина. — Не выспались ребята, — ответил раздраженный дирижер. — Чтобы к вечернему мероприятию все отдохнули и отрепетировали, — распорядилась она. — А то как же так, товарищи? Вы за поддержание боевых настроений третьи по ответственности! Расстроенная еще больше, чем игра музыкантов, Совина вышла на воздух и решительно зашагала дальше. Ее сон, между прочим, тоже был сегодня тревожным, но это не считалось за оправдание. Как тут у Истиной все запущено. Вот чем бы ей стоило заниматься, а не поисками расположения полковника. Невольно Совина посмотрела в сторону палатки того, кто по ответственности за дух гарнизона был первым. Жукин ей на глаза с утра не попадался, только солдаты от рядовых до офицеров курсировали туда-обратно от командирской берлоги. — …Муха, ну войди ты в положение, — раздался совсем рядом плаксивый голос какого-то юноши. — Мне в караул идти, а я глаз не сомкнул. — Не напасешься на вас, — рыкнула в ответ, очевидно, орчиха. Говорящих от Совиной скрывала палатка с красными крестами на стенках. — Ну, Муха, ну, пожалуйста, — продолжал канючить юноша. — Даже не наряда боюсь — боюсь опозориться… — Ладно, — смилостивилась она. — Бери свою пилюлю. Совина подождала, пока утихнут сбивчивые благодарности, и немножко еще. Затем вышла из-за палатки. — Злоупотребляет? — негромко спросила она, глядя вслед быстро удаляющемуся солдату. Жилистая орчиха с высоты своего роста уставилась на ее петлицы и на рукав. Растолковывать не пришлось, в санчасть обычно брали сообразительных. — Никак нет, — проворчала Муха. — Товарищ политрук. — У гарнизона проблемы с бессонницей? — Совина нахмурилась. — Бес… сон… Можно и так сказать, — орчиха махнула рукой. — Пилюли-то, они не вызывают привыкания. Согласно инструкции. Гы. Совина поджала губы и поспешила за солдатом. — Рядовой! Тот замер на месте, четко развернулся, щелкнув каблуками, скользнул взглядом по знакам различия и козырнул. Лицо у него было помятое и какое-то серое. Хотя, может, это скудное освещение делало его таким. Здесь, у самого края аллода, всегда было сумрачно. — Плохо спали, рядовой? — спросила Совина, попытавшись напустить в голос сочувствия. — Да… — юноша замялся, глянул еще раз на нарукавную звезду. — Кошмары замучили. — И что же вам снилось? — удивилась Совина. — Гнев товарища Яскера? Предательство Родины? Должно быть, она неосторожно ткнула не туда. Рядовой подобрался, закрылся. — Никак нет, — отчеканил он. — В деталях не могу помнить. Просыпался часто и тут же все забывал. Совина на такой противоречивый ответ недоверчиво сощурилась, но вытащить из этого рядового что-то еще оказалось невозможно. Пришлось отпустить. Провожая его взглядом, она вновь вынула свой блокнотик и, поразмыслив, записала все, что успела узнать о массовом недосыпе. Поставив за вертикальной волнистой линией, объединившей музыкантов и рядового, большой знак вопроса, Совина по старой ученической привычке закусила неточеный кончик карандаша, глядя сквозь написанное. Снились ли музыкантам кошмары? Много ли еще солдат ходят к медикам за бодрящими пилюлями? Муха сказала — не напасешься… Совина почувствовала чужой взгляд и обернулась. Солдаты вокруг исправно несли службу — кто в караулах, кто на посылках у командиров. Никто на нее не смотрел. Холодок, поселившийся под шинелью, деликатно потрогал коготками-мурашками плечи. Совина подняла воротник повыше, нахлобучила плотнее папаху и пошла к Мухе, узнавать про пилюли. Ее интересовало даже не кто, а сколько. И, судя по отчетности, не такая уж критичная выходила картина. Ну, просили. В основном на дежурства, редко на ночь. На ночь Муха не выдавала. — На кошмары жалуются? — У нас не жалуются, — отрезала орчиха. — У нас тут армия. Гы. Задумчиво теребя блокнотик, Совина отправилась на обход, выискивая одиноких бойцов для статистики. Одиноких — потому что перед товарищами могут и не сознаться, а с глазу на глаз политруку доверится почти каждый. Работа отняла у нее без малого целый день, но дело начало проясняться. На недосып так или иначе сетовали девять из десяти. Так что ничего удивительного в подавленных настроениях в Южной Грани не было. Солдаты не отдыхали. Другой вопрос, отчего такая напасть? Происки вражеских диверсантов? Может, где-то в округе засела целая группа лигийских мистиков? По-хорошему, такие выводы нужно сейчас же озвучить Жукину. Но почему Истина к ним не пришла? Совина остановилась. Обходя дальние караулы, она выбрела к противоположному краю форпоста, где за жиденькой полоской деревьев аллод обрывался в Астрал. Привычное небо здесь размывалось чернильной бездной, на фоне которой ярко светился бьющий из земли энергопоток Места Силы. На тропинке к нему стояли двое караульных. — А дальше пост есть? — спросила Совина недоуменно. — Никак нет, товарищ политрук, — ответил один. — Раньше дальше стояли, да товарищ полковник рассудил передвинуть. — По какой причине? — Огоньки заели. Прут и прут, все побережье заполонили. Зачищать их — только орудия снашивать. А если враг полезет, так они первые на него и накинутся. Совина прищурилась на просматривающийся сквозь деревья берег у древних руин и, не став спрашивать про бессонницу, повернула к лагерю. Чем ближе к сердцу форпоста, тем светлее становилось вокруг. Не только оттого, что она отдалялась от края — пылали костры и фонари, пахло дымом и жареным мясом. На обнесенном сеткой плацу, где днем тренировались бойцы, расположился полковой оркестр, танцевали солдаты. Совина вспомнила о дне рождения Жукина. «Что ж, может, это и хорошо Истина все придумала. На общие настроения маленький праздник повлияет положительно. И полковник будет не такой злой». Только где сейчас полковника искать? Совина сунулась на плац, но там было шумно и тесно, а от страшно фальшивящей трубы у нее немедленно разболелась голова. В пору было проклясть свой идеальный слух. Совина позорно сбежала от какого-то излишне отважного кавалера, машинально взяла подсунутый кем-то шампур с шашлыком и кое-как выбралась из гущи этого безудержного веселья, решив, что лучше попытается высмотреть полковничью лысину с пригорка. Однако, забираясь повыше мимо командирской палатки, она услышала знакомый голос из-за ее брезентовой стенки: — …да иди ты уже, Ефим. Не пропаду я тут, а ты хоть развеешься. — Нехорошо, Георгий. Товарищ комиссар для тебя старалась, а ты… — А я все веселье вам испоганю своей кислой рожей. Лучше бы товарищ комиссар не мероприятия свои культмассовые устраивала, а подкреплений для нас добилась. Нормальных. А не эту… пигалицу зеленую! Без году неделя как из училища. П-политрук… Совина почувствовала, как кровь прилила к щекам. Рассказывать Жукину что-либо расхотелось. Она резко развернулась и пошла прочь и от плаца, и от палатки, раздраженно размахивая шашлыком. У ближайшего костра, правда, остановилась и присела на бревнышко. В пустую холодную палатку не хотелось, зато очень хотелось есть. Совина вгрызлась в почти остывший шашлык. Было обидно до слез. Училище она, между прочим, окончила с отличием и дополнительным дипломом алхимика, ее и в место поинтересней могли направить, а не в глушь к этому сатрапу. От ее благоговения перед ветераном Великого Астрального Похода ничего не осталось. Послышались шаги. Совина напряглась. На дорожке показался знакомый капитан, которого, видно, Жукин все-таки спровадил. Она отвернулась, думая, что пройдет мимо, но капитан заметил ее в свете умирающего пламени и остановился. — Здравия, товарищ старший политрук. Чего не со всеми празднуете? — Громко, — коротко бросила Совина. Он опустился на колени и раздул костер. — Я бы сама смогла. Спасибо. Ефим был заметно старше нее по возрасту, но не по званию. Оттого становилось как-то неловко. Тем более, он все не уходил, а у нее не было второго шашлыка. — Да вы не стесняйтесь, кушайте, — словно различив ее смущение, сказал Ефим и умостился на бревно напротив. Отстегнул армейскую флягу от пояса и нацедил в жестяную крышку-стаканчик. — Вот еще. Половинка от уставных. За именинника. В училище ей говорили, что пить придется. Фронтовой выдавался не для баловства, а из практических соображений — для сугреву, от боли и от заразы, если вдруг больше нет ничего, и для успокоения души. Словом, напиток весьма многофункциональный. А специалисты ее профиля использовали его также и для душевных разговоров. Совина приняла полустопку и залпом выпила. Фронтовой обжог горло, оказавшись горьким и невкусным. Ефим же, глотнув его прямо из фляжки, довольно крякнул. — Зря вы, конечно, со всеми не гуляете, — заметил он, забирая назад протянутый стаканчик. — Там ребята по придумке Наденьки трофейное канийское пиво добыли. Вам бы больше понравилось. — Я товарищу полковнику хотела представить доклад по результатам проведенного днем расследования, — сказала Совина, проглотив обиду и противное послевкусие. — И что не представили? Ефим смотрел проницательно, будто уже догадался, что она была у палатки и что там услышала. Совина нахмурилась. — У солдат Южной Грани повальный недосып, полковнику об этом известно? — вместо ответа перешла она в наступление. — Полковнику известно обо всем, что происходит в вверенной ему части. — То есть, в рапорте об этом ни слова, — Совина снова вспыхнула. — Мне об этом, вводя в курс, тоже ни обмолвились… Препятствия, то есть, чините. А ради чего? Чтобы выставить приезжей дурочкой? Так это у вас тут детский сад! Ефим налил ей еще. — Вы пейте, пейте, — подбодрил капитан, видя, что она не торопится. — Это в вас недоукомплектованность сейчас кричит, — он подмигнул. — Уставные-то сто, а в колпачке только пятьдесят умещается. Совина вздохнула и послушалась. В этот раз напиток прокатился в желудок мягко, согрел, почти вытравив с хребта морозец, с которым даже раздутый костер все никак не справлялся. — Может, это мистики Лиги в окрестных лесах засели и кошмары солдатам шлют? — предположила она, показывая свое желание наладить сотрудничество. Ефим, потягивая из фляги, медленно покачал головой, глядя поблескивающими от огня глазами мимо нее. Совиной даже захотелось оглянуться. Тени вокруг весело затрещавшего пламени по обыкновению стали еще чернее, и неясно было, усмотрел в них что-то капитан или просто задумался. — Не осталось Лиги в окрестных лесах, — наконец уронил он. — С тех пор, как перебили стрелков Айденуса, разве что разведчиков пару раз ловили. Этих наши адепты уже проработали, завтра можете в ангар наведаться — их там, для обмена, держат. Копии протоколов допроса у Надежды должны быть… А вас, товарищ старший политрук, как по имени?.. — неожиданно спросил капитан, опять нацеживая в колпачок. — Не по уставу же… — запротестовала Совина. — Зато под шашлычок хорошо. Да и празднуем же сегодня, — капитан по-доброму улыбнулся. Совина почуяла профессиональным чутьем: нужно злоупотребить. Нужно дожать — сейчас будет откровение. И она стащила с шампура последний кусок медвежатины и опустошила стаканчик в третий раз. — Катариона меня зовут, — назвалась она обретшим странную гулкость и глубину голосом. — Так вот, Катенька, — Ефим немедленно сфамильярничал. — Я-то не настолько давно служу, но та-арищ полковник нам с майором рассказал. Ему же тоже дрянь разная — не буду сдавать, какая — по ночам видится. И ладно раз-два, после третьего он насторожился, расспросил солдат… Говорит, было уже такое. И когда звери к нам из Глухоморья перепуганные поперли — тоже, говорит, было. — Когда? — подалась вперед Совина. Капитан выдержал эффектную паузу и значительно поднял палец. — Во время Великого Астрального Похода! Все это — верные признаки, говорит, что скоро объявятся демоны. Вот так вот, Катенька. Совина разочарованно отстранилась. — Я не Катенька. Катариона меня зовут — КАТком АРмии Империи Отутюжим Недружественный Астрал! — отчеканила она, словно и не приняла лишнего, и добавила категорично: — А демоны — это антинаучно. Ефим снисходительно покивал и нацедил еще крышечку. Как она оказалась в палатке, Совина не помнила. Голова не болела, но в желудке было так неспокойно, что, казалось, стоит неосторожно пошевелиться, и его вывернет. В соседнем спальнике шуршала Истина. Видимо, побудка была, мозг принял сигнал проснуться, но сам факт этого тут же забыл. Вставать не хотелось совсем. Совина смотрела в серый брезентовый потолок, в голове не было ни одной внятной мысли. Очень вяло царапнуло понимание, что Истина, конечно же, донесет, но она все равно лежала. Открылся и закрылся полог. Чтобы отвлечься от гадких ощущений, Совина попыталась вспомнить и систематизировать все, что сумела узнать вчера. Кошмары у солдат, из-за которых они не спят, недосып как следствие, а за ним — усталость, снижение боеспособности и общей морали… «Может, в санаторий их всех отправить?» — подумала Совина. «А сюда — новую смену…» Полог снова откинулся, появилась Истина и присела рядом со спальником, протягивая жестяную кружку. — Вот, попейте кефирчика, сразу легче станет. Совина удивилась, но осторожно приподнялась и кефир приняла с благодарностью. Простой напиток возымел воистину волшебное действие. То есть, конечно, не волшебное — все объяснялось очень просто, по-научному, не зря же она получала профессию алхимика… Совина резко выпрямилась, посмотрела на затянутое белой лужицей дно кружки, будто узрела в ней неожиданное решение, и допила кефир залпом. — Товарищ комиссар, а в Грани есть полевая алхимическая лаборатория? Конечно же, в Грани имелась лаборатория — как и предписывали инструкции. Словно забывшая о недавнем недомогании Совина влетела в уставленный столами с оборудованием шатер стремительно и нетерпеливо. Придирчиво осмотрела наличествовавшие реагенты и так же стремительно вышла. Если задуматься, она сегодня отлично спала — мертвецки, вообще без сновидений. Заслугой это было пресловутого фронтового напитка. Но нельзя же приказать солдатам принимать, пока не свалит — так весь гарнизон сопьется. Зато можно приготовить сонную настойку. Этим она занималась полдня. Напросилась в лес с егерями, набрала там сон-травы. Затем засела в лаборатории. Когда горн проиграл к обеду, Совина вспомнила, что и не завтракала. Она как раз закончила опытный образец. То есть, настойка была надежной, по проверенному рецепту. А вот поможет ли она конкретно в их деле, придется испытывать. На ком, Совина пока не задумывалась. Она потянула сладко не разгибавшуюся пару часов спину, спрятала пробный флакон в карман и отправилась к полевой кухне. Однако снаружи тут же выяснилось, что никакой это не обед. Лагерь тревожно гудел, носились вестовые с записками. Между палаток у пригорка появились двое с носилками, на которых лежало неподвижное тело в солдатской шинели. Навстречу выбежала Муха, зарычала что-то малопонятное и замахала руками. Носильщики быстрым шагом протопали мимо, и Совина успела заметить мертвенную бледность на удивительно безмятежном лице человека на носилках. Решение пришло мгновенно: она увязалась следом. В госпитальной палатке солдаты по знаку Мухи сгрузили товарища на лежанку в самом углу, и Совина поняла, что помогать тут уже нечему. Даст Тенсес, скоро возродится. — Что с ним произошло? — Да с ума тронулся, — ответил один из носильщиков. — С докладами — сначала к Жукину! — рыкнула Муха. — У полковника караульные докладываются, — не заробел солдат и нахально сверкнул зубами. — А мы так, пересуды разносим. Муха их выгнала, и дорассказал он уже снаружи. Оказывается, Гришка — так звали беднягу — на рассвете заступил в караул у Места Силы. Всю ночь не спал, как многие, резался в карты. И вот, не выдержал. Сморило прямо на посту. Товарищи одернули, а он проснулся — так глаза дикие, ничего не понимает, на своих кинулся, парочку даже убил (в этот момент как раз пронесли еще носилки). Пришлось ликвидировать. — А ведь там дежурит не абы кто. К Жукину в полк абы кто в принципе не попадает… Совина рассеянно кивнула, нащупала пробный флакон в кармане и, словно в тумане, направилась через лагерь. Очнулась она на тропинке, ведущей к Месту Силы. Свежие караульные уставились на явившегося политрука с настороженностью и спрятанным на дне глаз испугом. — Сколько вас, — спросила Совина севшим вдруг голосом, — бравых солдат Империи, потребуется, чтобы ликвидировать одну меня с нулевыми потерями? Вызвавшихся двоих она расставила у самых руин за деревьями. Велела отгонять огоньков, если снова появятся, и смотреть в оба. Как очнется, сразу на глаза не показываться и в случае малейших признаков угрозы, применять жезлы на поражение. Где-то еще на пути сюда Совина, наконец, поняла: все, что она пыталась предпринять до сих пор, бессмысленно. Бороться нужно не со следствием, а с причиной недуга. А для этого нужно ее сначала понять. Люди в Грани опасаются спать из-за кошмаров, но до сих пор никто не сходил из-за них с ума. Что увидел уснувший на Месте Силы солдат? Совина разогнала разрядом Света кружащих у древних камней озлобленных огоньков и на минуту заколебалась. Выдержит ли ее разум столкновение с чем-то ужасным, что ждет во сне? «Я нахожусь здесь меньше, чем кто-либо», — повторила она мысленно собственные доводы. «Меньше всех устала, еще ни разу не видела кошмар четко». Только чувствовала этот постоянный холод под шинелью. Подобрав длинные полы, Совина села прямо на каменный постамент между сохранившимися колоннами, на котором из прямоугольного колодца бил поток силы. Оперлась спиной о парапет с оплывающими от нестерпимого сияния контурами и достала флакон. Ей показалось, множество пристальных, ждущих взглядов скрестились в этот момент на ней. Это могли быть караульные, уцелевшие огоньки — да кто угодно. Не имеет значения. Совина решительно сдвинула брови и опрокинула в рот настойку. «Свет защитит меня». Но в обрушившемся на нее сне был только мрак. Хищный, разъедающий, он обволакивал, словно разрушительная пустота Астрала. В уши ворвался шепот множества голосов: «Ты все равно умрешь!..», «Все… бесполезно…», «Смерть… зачем ей сопротивляться?» Совина зажмурилась, затрясла головой, пытаясь избавиться от навязчивого увещевания. Мрак снаружи и под веками был одинаковым. Она вновь распахнула глаза, вгляделась в окружающую душную черноту. Что-то билось на краю сознания, какая-то ускользающая мысль, вопрос… Что же она забыла? «Смерть — это лишь сладкий сон…» Совина вскинула руку, вспомнив про Свет. Разряд его силы колко пробежал по руке и словно бы ушел в черную пустоту перед ней, но ни искры не вспыхнуло. Зато темнота вдруг вытянулась, раскрылась, прянула навстречу, вывернувшись бессчетными зубастыми пастями. Шепотки взвились в многоголосый вой. Пасти обросли уродливыми шипастыми телами, мелькнул на мгновение обглоданный край земли…

***

— …товарищ политрук… товарищ политрук!.. Совина! «Сладкий… безмятежный… сон…» — Катя, етить тебя растудыть! — Не Катя, а Катком Имперской… — Понял я, товарищ Каток, — Ефим обернулся куда-то через плечо и крикнул: — Она в порядке! Совина поморщилась и сонно потерла глаза. Снизу, от камней, тянуло холодом, руки без перчаток закоченели. — Очень безрассудно с вашей стороны, товарищ капитан, нависать так близко. Я ведь могла и вспышкой вам залепить в помутнении. — Поговори мне о безрассудности, — раздался голос Жукина, и сам полковник склонился над плечом Ефима. — Думаешь, дерешься лучше моего капитана? Хотя стержень у тебя, похоже, крепкий. Помнишь, что видела? — Смутно… Совина посмотрела куда-то мимо него, затем взгляд ее прояснился и сфокусировался, убеждаясь, что караульные остались далеко на своих постах. И, понизив голос, она сказала: — Но, допустим, теперь я готова поверить в демонов. Давайте уже сотрудничать, товарищ полковник. Распоряжайтесь. — Для начала распоряжаюсь проследовать за мной в палатку и выпить горячего чая, — скривился Жукин, но добавил уже без прежнего пренебрежения: — П-политрук…