Под луной и солнцем

Звук пульса будто звучит в самих ушах, а в груди разрывается сердце. Дома пусто. Никого нет. Тишина. Каждая комната, каждый угол и выступ, он проверил всё, ни мужа, ни детей. Чонгук так боялся оставлять Тэхёна одного с совсем маленькими волчатами, но и сезонную охоту пропустить не мог – скоро холода, он не простил бы себе голод стаи и семьи. Им и так не хватало двух волков, а без него самого шансов загнать добычу было бы ещё меньше. Но сейчас... сейчас, когда паника накатывает волнами, думать о стае не хочется. У него же есть своя, маленькая, но его, где есть любимый Тэхён и их маленькие, ещё слепые волчата. Как только к ним долетела новость о стычке, новом вожаке и смерти Сона, Чонгук потерял свой покой. Возвращаться было так далеко, а на душе слишком паршиво. Он знал, что может быть. Знал, что новый вожак может сделать с волчатами. Знал, что Тэхён не в силах их защитить и защититься самому. Три дня дороги домой давались ужасно трудно. Он не единственный, кто оставил детей в поселении, поэтому даже мысли ни у кого не было о полном сне и длительном отдыхе по дороге. Есен, новый вожак, не смог долго удержать своё место, почти через неделю сын убитого Ким Сона, наконец, отомстил за отца, честно убив чужака. Где-то на затворках слышится вой Сонхуна – он не успел, волчат загрызли. Волчат Чонгука, кажется, тоже. Они не смогли пережить эту неделю. Хочется кричать и плакать, два месяца назад, когда он только собирался в поход, Тэхён не отпускал его из объятий до последнего, а два серых волчонка спали рядом, дёргая лапками. Тишина дома оглушает, здесь давно не было так безжизненно пусто. Чжун, сосед, тоже начинает выть. У него был маленький альфа всего на день старше гуковых. Беременный Тэхён часто сидел в их доме. Горящие слёзы скатываются по щекам, падают куда-то на пол и разбиваются так же, как и Чонгук. Воспоминания делают только хуже. Он сейчас сидит в тёмной спальне, где будто вчера лежал с любимым омегой и сыновьями под боком. А сейчас в доме нет даже родного запаха его семьи. Окна открыты в каждой комнате, где только это можно было сделать. Возможно, Тэхён не мог больше ощущать запах своих когда-то ещё живых детей. Он сам тоже куда-то пропал, возможно, сбежал от мыслей и дома, а возможно возненавидел Чонгука так же, как сам себя. Руки ужасно трусит, как и все тело в целом тоже. Кто бы знал, что на самом деле сильный волк может так плакать, но увидь его кто-то, Чонгук бы и глазом не моргнул. Он, кажется, потерял всё, что только мог, он потерял свою семью и своё сердце. Чонгук воет прямо в подушку, хочется чтобы все слышали, но так страшно прервать тишину их дома. Тут же когда-то Тэхён впервые приготовил ему еду под какую-то глупую песню, тут Тэхён согласился выйти за него, тут он укладывал спать волчат и уставшего Тэхёна тоже. Слёзы вытягивают все силы, оставляя на их месте такую же пустоту. Уже светает, прошло, наверное, несколько часов, что даже тело становится будто полностью ватным. Он пуст, а в голове только одна мысль "Я виноват. Я должен был защитить". Тихий стук в дверь услышан, но так и остаётся без ответа. Не хочется обращать внимания ни на что. Деревянная дверь скрипит неприятно, Тэхён когда-то просил её смазать, даже это Чонгук не успел. – Гу, Евон загрыз шестерых щенков, не всех пока нашли, ваших тоже. Тэхёна никто не видел, говорят он ушёл со стаи. Ты даже не представляешь, как болит моя душа, я же их тоже любил, – Кровать лишь заметно прогибается рядом, брат сел подле, но даже этого опасался. Чонгук расстроен, сложно угадать его реакцию сейчас. – Знаешь, я не верю, что Тэхён ушёл, не думаю, что он добровольно потерял бы и тебя тоже, – звучит совсем тихо. Небольшая ладонь гладит по волосам будто безвольное тело. Чонгук любит своего младшего, но сейчас не хочется даже его слышать, не хочется верить, что это его реальность. – От постовых слышал, что на севере видели серого волка. Его сейчас ищут, думают, тоже чужак. Чонгук, сходи туда. Мне никто не верит, но, пожалуйста, мне кажется это Тэхён. Я недавно видел у него забинтованное запястье, а тот волк, сказали, хромает. Он сейчас, возможно, напуган. Если это и правда он, ты должен его найти, пока он не попал в беду, – Шихи всё так же приглаживает отросшие волосы, снова всхлипывает, не вытирая новые слёзы даже в присутствии брата. – Он меня не простит... я оставил его, хотя он просил не уходить тогда. Я не был рядом, когда это было нужно. Не простит. – Чонгук, он напуган, зол и ранен. Для его же безопасности ты должен найти его первым. Даже если не он, не упусти этот шанс, – Альфье сердце снова заходится сразу в добавок к страху. Если это и правда Тэхён, то постовые не посмотрят, что он омега и ответят на агрессию агрессией. – Хи, ты не думал где он может быть? Я не успею, пока буду всю северную границу обходить, – голос звучит глухо, может из-за слёз, может из-за крика. Расширенные зрачки, до этого смотрящие будто в никуда, сейчас направлены на заплаканное лицо. Становится опять страшно, пусть Тэхён и не простит его никогда, он всё равно должен обезопасить свою пару. Только сейчас Чонгук понимает, как эгоистично поступил. Он потерял свою семью, но Тэхён тоже, и вместо того, чтобы принять эту боль вместе, он лежал и просто плакал. Мысль, что Тэхёну сейчас очень плохо, да ещё и в опасности, настолько быстро приводит в чувство, что даже удивляет. Казалось, несколько минут назад он не сможет и руки поднять, настолько было больно. – Возможно, северные пещеры. Только там можно спрятаться от рейда, думаю, он так и сделал, – Голос, тихий и родной, прерывает снова скрипнувшая дверь. Даже если в тех горах не его Тэхён, Чонгук не имеет права не попытаться. Сердце болит за убитых детей, но Тэхён живой и он не может допустить новой потери.

***

Еловые ветки больно бьют по лицу и цепляют руки. Бежать очень тяжело, пусть уже почти утро в лесу, стоит ещё густой туман, а обратиться в волка почти невозможно – слишком долгий путь был. Под ногами хрустят длинные шишки, иногда сменяясь сухими ветвями. Дышать тоже тяжело, в боку сильно колет, а в носу стоит сильный хвойный запах, а Чонгук всё ещё бежит. Человечье обличье в лесу почти бесполезное, особенно если сравнивать с волком, но даже так Чон уверен, что находится близко к пещерам. Он тут был когда-то с Тэхёном, ещё где-то дальше речка должна быть. Чуть поодаль слышно, как взлетели с деревьев птицы – другие волки рядом. Эта мысль селит тревогу, ему нужно спешить. За углом скалы виднеется широкий разлом, немногие знают, что это тоже вход в пещеры, и почему-то Чонгук заходит именно в него, может внутреннее чутьё, а может просто надежда так найти искомое быстрее. Небольшое, но высокое помещение освещают только свет с входа и маленьких зазоров каменного насыпа. Кажется, будто слишком темно, но стоит несколько секунд простоять, смотря в эту темноту, и она будто отступает, становятся различимыми стены с мхом и неровный каменный пол. Наконец привыкнув к тьме, альфа пытается разглядеть хоть что-то, может быть того самого волка или хотя бы его след. Взгляд мечется со стороны в сторону, но стоит ступить шаг правее и в мраке появляются жёлтые глаза, а до ушей доносится рычание. Тело само собой рефлекторно оборачивается на шум, но в тот же момент застывает. Его. Это его рычание. Это его Тэхён. Его Тэхён сейчас лежит, свернувшись в клубок и рычит. Ноги неосознанно слабеют, опуская своего хозяина на колени. Из глаз снова брызжут слёзы, а в горле встаёт огромный ком. – Прости... прости... я как только узнал, мы все вернулись. Прости, что не успел. Когда мы уходили, я даже подумать не мог, что такое случится. Прости, пожалуйста, я до сих пор не могу поверить. Я не хочу верить, что потерял вас. Тэхён-а, убили шестерых. Ты же знаешь, да? Шестерых волчат. Пожалуйста... – Чоновы губы дрожат, тихим шёпотом озвучивая всё, что крутится в голове. Былого рычания не слышно, а волк напротив лежит так спокойно, будто не он только что хотел предупредить о своём нападении. Сквозь зажмуренные глаза всё равно сочатся слёзы, капая на влажный камень под ногами. Рядом слышны шевеления и больше всего Чонгук боится увидеть, что Тэхён уходит, это будет больше любых слов понятно, что не простил, что больше не хочет ничего, но вид перед собой поразил ещё больше. За пушистым хвостом прятались и спали щенки. Их щенки. Их живые спящие щенки. Тело альфы замирает так же, как и сердце. Волк отошёл в сторону, но стоит рядом. А Чонгуку страшно и руку протянуть к детям, вдруг он просто уснул там дома на кровати, а сейчас это просто сон воспалённого мозга, дрожащая ладонь медленно, но всё же ложится на тёплое тельце. Пушистая шёрстка такая же и как раньше, слишком мягкая, больше похожая на пух. Живые, они живые и даже подросли. Тэхён, кажется, перевоплощается, по крайней мере именно это улавливает боковое зрение. Чонгук плачет, да, он большой взрослый альфа, но сейчас он плачет как ребёнок перед своим маленьким миром. На плечи опускается рука, и почти всё внимание уходит к такому измученному мужу. Он похудел, ушли любимые щёки, оставив после себя только угловатые скулы, появились небольшие синяки под глазами, но сейчас единственное, на что альфа может смотреть, это полные слёз глаза. Вон одна уже катится и останавливается только на линии челюсти. Руки сами тянут любимое тело в объятья, крепкие и такие желанные. Мокрый нос тычут в шею альфе и Тэхён наконец отпускает себя, наконец отпускает всю свою силу и опасность. С любимым спокойно, с любимым безопасно. – Чонгук, мы ушли ещё десять ночей назад, когда он только начал говорить о вызове вожаку Сону. Мне казалось, будто они придут в любой момент. Честно, мне было ужасно страшно дома и мы сбежали, – Сложно разобрать сквозь вздохи и всхлипы такие тихие слова, но Чонгук может. Он слышит, как заикается от слёз омега, только сейчас ощущает, как проявляется ещё совсем слабый запах мужа. Чону не хочется даже представлять какой стресс испытывал всё это время Тэхён, что его запах пропал. – Я не знал, что он убил столько детей, я боялся этого. Мино и Сай так быстро росли, я боялся, что когда они будут выходить на улицу, я не смогу уследить за ними обоими. – Знаю. Ты большой молодец, Тэхён-и, ты их спас. Я тебя так люблю, я думал, что потерял вас, – Они говорят тихо, но от этого и комфортно. Чонгук плачет так же, как и Тэхён, только в их объятьях плакать куда лучше. Сейчас это больше слёзы радости, потому что Чонгук может наконец-то выдохнуть так же, как и Тэхён. В их стае и правда трагедия, но Чонгук готов благодарить луну и Тэхёна за то, что уберегли все его драгоценности.