Сейчас, сидя в уже собственном директорском кабинете над огромной зияющей дырой в подвале, перед кучей счетов и контрактов неизвестного происхождения, Генри не то что бы сильно одобрял, но понимал тот поток сквернословия, что изливал из себя Сэмми в поминании Джоуи Дрю, чернил и всей ситуации в целом.
— В топку. К черту. Неприемлемо. Глупо… Половину этих контрактов никто в глаза не видел. Клянусь богом, если Джоуи подписал бы их все, то мы были бы должны всем Штатам до скончания времен, — не расстающийся последнюю неделю с чашкой кофе Лоуренс взвалил на свои плечи должность соуправляющего студии в довесок к должности директора музыкального департамента, ибо оставить Генри наедине со всей этой кипой было бы максимально жестоко.
— Поверить не могу, что всё это Джоуи проворачивал за моей спиной. Неужели его одержимость славой и деньгами могла сотворить всё…
это? — Штейн хватался за голову: после расплаты с фирмой «Гент» появилось бесчисленное множество компаний, которым, внезапно, студия или уже была должна по самое не балуйся, или же только должна была дать ответ по дальнейшему сотрудничеству.
Всё упиралось в один вопрос: откуда достать деньги, чтобы не обанкротиться в пепел и хотя бы сохранить за собой студию? Часть работников сбежало, как только стало известно об истинном масштабе проблемы (ни Генри, ни Сэмми не винили их, так как понимали, что на студии они находились, скорее всего, не по своей воле). Другая же часть, кто был заинтересован в сохранении работы и творческого наследия, решилась остаться. Все понимали, что грядёт страшное и тяжелое время: перезапуск франшизы.
Главный аниматор не переставал удивляться, как ловко Сэмми наладил сотрудничество с музеем Форальбергов в Валадилене, и какие-никакие, но средства на первое время восстановления всё-таки поступили.
— Ну, допустим, фабрику игрушек я могу ещё понять, хотя непонятно, почему Джоуи было мало собственного отделения. Но пиццерия…? Амбициями этого человека можно было бы дотянуться до небес при большом желании. Или вот, кондитерская фабрика. Боже, что ещё я здесь найду? — Генри передавал папку за папкой в руки Сэмми.
Композитор уже отточенным движением отправлял их в мусорное ведро, но одну папку, при ближайшем рассмотрении, всё же вернул новому начальнику.
— Вот эту оставь. Может, пригодится в будущем.
— Кондитерская фабрика «Вонка Индастрис»? Знаешь владельца? — Штейна слегка изумил подобный выбор коллеги, но всё-таки контракт был отложен на позднее рассмотрение.
— Да так, наслышан. Он хоть и с приветом, но, в отличие от Джоуи, хороший человек, и с ним можно сработаться, — бросил как-то пространно Сэмми, и дальнейшие расспросы сошли на нет.
Вместе с этим, мультфильмы на студии выпускаться не перестали. Конечно, инвесторов переполошило известие о смерти одного из основателей бренда, но заявление ответственного и с хорошей репутацией аниматора о том, что всё будет на плаву, убедило подождать с отзывом капитала из производства.
Работники понимали: если сейчас они немного поднажмут и смогут выровнять компанию, то и в дальнейшем студия Джоуи Дрю останется на плаву. Что же до Сэмми, то тот не стал ждать момента, когда можно будет найти себе замену. Агония, шок, боль утраты и ярость требовали выплеска из отравленного металлами тела, и мужчина уже под покровом темноты брал в руки ручку и бумагу.
Столь бешеный темп работы сказывался на творчестве весьма странным образом, и иногда за вечер могло родиться на свет по три песни. Утром и днём же обстановка была, мягко говоря… странная. Сэмми иногда прерывался от своих старых и новых обязанностей и отправлялся в непродолжительные прогулки по студии, выискивать ещё живые очаги чернил в самых отдаленных её уголках, куда даже свет ламп стеснялся проникать. Но находил он не булькающую скверну, а слухи и перешептывания о том, что же на самом деле произошло в тот вечере в недрах здания.
Конечно, глупо было бы рассчитывать, что при разборе руин и завалов никто не увидит человекоподобные очерниленные трупы — остатки ночной бойни. Впечатлительный народ (и Сэмми был готов поклясться, что знает язык, разболтавший эту мысль в массы) незамедлительно вывел теорию о Джоуи-сатанисте, хотя вслух не решались высказать такое из-за уважения к Генри. Лишь на перерывах да на местах курения продолжались сочиняться и через две недели от инцидента теории о том, что мистер Дрю приносил в жертву овец, непременно черных как чернила, а на деталях от чернильной машины кто-то видел пентаграмму с рунами, а то и призраков на нижних уровнях здания.
Сэмми ничего не говорил и не пытался хоть как-то приструнить развлекающий себя страшными историями народ — меньше будут шататься в аварийных помещениях. Однако, каждый раз, стоило его блондинистой макушке появиться в поле зрения, как все разговоры прекращались, будто из страха, что новый заместитель директора студии прямо сейчас проведёт сокращение штата за неподобающие разговоры.
— Итак, новый день — новые трудности. Доброе утро, Сэмми, — Штейн был уже в своём кабинете, посильно решал, какие кадры отправить в финальную серию и какие договора аннулировать будет наиболее безболезненно для студии.
— Доброе… насколько это применимо к нашему положению, — язвительность Лоуренса стала уже своего рода привычкой, знаком того, что всё относительно в норме.
— Как дела в студии? А то я без тебя почти ничего не успеваю, — Штейн отложил очередную кипу раскадровок в сторону, придвигая к себе очередную кипу контрактов и коммерческих соглашений, требующих немедленного вмешательства.
— Как всегда, много сплетен, слухов, но работа над серией кипит. Музыкальный департамент приготовил все мелодии, а у киномехаников уже ждёт своего часа свежая плёнка. За подробностями обращайся в отдел финансов, — Сэмми косил мутным глазом на относительно небольшую стопку бумаг, с которых мог бы быть толк — крупинки полезного из наследия дел Джоуи.
— А как твоё собственное творчество? Судя по кругам под твоими глазами, ты в принципе забыл что такое сон, — Штейн понимал, что упрекать Сэмми напрямую будет крайне неблагодарным и бесполезным занятием, поэтому подошёл к этому вопросу аккуратно.
— У меня уже есть материал на целый альбом. Надо только его записать в подходящей студии. Как раз, когда выпустим серию и разгребём этот бедлам хотя бы наполовину, я займусь этим, — композитор на самом деле медлил и по другой причине: звучание.
Написать текст, а потом и музыку к нему было не такой большой проблемой, как подобрать нужное звучание слов: что должно сочиться из каждого звука? Какие чувства в общем, без смысла строф и жанровых особенностей должна вызывать песня? Сэмми метался, словно знал, чего конкретно он хотел, но не мог этого выразить в более конкретных определениях.
Довольно частая проблема среди творческих людей, когда они на подсознании ощущают нужные настроения своего творения, но не могут поделиться ими с кем-то.
— Боже, кажется, я добрался до портала в Ад, — с плохо скрываемой брезгливостью, Генри выгреб из очередного ящика гримуар с говорящим названием «Иллюзия Жизни», подписанный рукой Джоуи.
У Сэмми едва ли не волосы дыбом встали при виде этой воистину проклятой вещи, но он нашел в себе силы не спалить книгу на месте ко всем чертям.
— Что бы там не было написано, мы не можем просто так взять и уничтожить эти записи. Должно быть, Джоуи не один год планировал свои дела. Чуть позже, думаю, стоит посмотреть подробнее, что он там написал. Как бы последствия его экспериментов не стали нас преследовать до самой могилы, — Лоуренс обернул блокнот в дополнительный слой упаковочной бумаги, дабы лишний раз не прикасаться к перепачканной обложке руками.
— Неужели ты рассчитываешь найти там что-то осмысленное среди записей безумца, возомнившего себя богом? — Генри отнёсся к этой затее скептично, так как считал, что некоторых секретов лучше не знать.
— Сам до конца не знаю. Возможно, иррациональное желание узнать чужую логику сильнее страха окончательно убить себе психику подобного рода откровениями.
— Делай, как считаешь нужным, но знай меру, — предупредил аниматор уставшим голосом, не высказывая возражений.
По истечении полгода большая часть абсолютно лишних, нужных лишь для подпитки собственного эго договоров было расторгнуто и отвергнуто, а несколько новых серий увидели свет. Тогда же и директор музыкального департамента заявился в одну из звукозаписывающих студий со своим текстом. Это был далеко не первый раз, когда Сэмми, к своему стыду, приходилось пользоваться сторонним оборудованием при управлении целым департаментом, так как Джоуи-чёрт-его-дери-Дрю в последнюю очередь задумывался о техническом оснащении студии, если дело не касалось машины.
— Да уж, слышал бы Джек,
что я сейчас собираюсь исполнить, его бы удар хватил, — хмыкнул Сэмми, надевая наушники.
Работники студии косились на него из-за серебристых пятен и странных шрамов на коже, но молча покинули помещение, услышав, что их помощь сегодня не нужна.
Лоуренс решил начать с одной песни и посмотреть, как это будет звучать на записи.
Наконец-то одни, мы можем грешить и драться,
Я потерял веру в этот мутный свет.
Сэмми сам не ожидал от себя такого утробного, зверского рыка человека, что пережил некоторое дерьмо столько раз, что место в Раю ему положено без очереди.
Останься здесь, мы сможем изменить свою долю,
Прорвёмся, наперекор правде.
Прогон в несколько секунд до припева, чтобы выровнять дыхание и не привыкшие к гроулусвязки.
Сегодня решающая битва.
Кинжалами и перьями мы творим свою судьбу.
Упокой своё сердце, конец уже близок,
Совесть умоляет тебя поступить правильно.
Впервые за много лет Сэмми было невероятно легко за музыкальной аппаратурой, а собственный голос раскрывался с другой, неизвестной ранее стороны. Рык сменялся обычным певческим тенором, переходящим в глубокий горловой звук перед брейкдауном.
После того, как запись была сделана, Лоуренс еще пару минут приходил в себя, завершив партию гроулом из глубины грудной клетки. Ещё некоторое время он провёл за сведением звукового ряда с голосовым и в целом остался доволен. Лёгкий тюн вокала, и на руках уже диск с готовой записью.
Глядя на безымянный носитель, Сэмми сначала думал дать кому-нибудь прослушать полученный аудиоряд, но после оставил эту затею, решив сразу пустить новую песню в массы. Благо опыт подобных дел уже имелся, так как и в худшие годы Джоуи время от времени заставлял коллег выставлять своё творчество напоказ вне анимационного искусства. Всё ради лишнего доллара и неуёмной жажды славы вопреки здравому смыслу.
На следующий день на студии опубликовали финансовый отчёт. Естественно, никто не рассчитывал, что пара серий закроет, казалось бы, бездонную дыру в бюджете, но цифры всё равно говорили о том, что могло бы быть и хуже.
— Как думаете, сколько лет мы ещё будем расплачиваться за амбиции Джоуи? — куда-то в пространство спросил киномеханик, постукивая мозолистыми пальцами по пустой бобине.
— Сложно сказать наверняка, но работается всяко лучше, нежели при старом боссе. Да упокой господь его душу, — Джек перекрестился.
— Но мистер Штейн работает на износ. Как и мистер Лоуренс. Я беспокоюсь за них, — сидящая здесь же Эллисон искренне беспокоилась за руководство, но мысль ей не дал закончить вбежавший в помещение Уолли.
Парень, проигнорировав вопросы коллег, ринулся к радиоприёмнику, настраивая нужную волну.
— Какого черта на тебя нашло, Франкс? — наконец-то докричался до уборщика кто-то из аниматоров, и тот оставил приёмник в покое, наконец-то найдя нужную волну.
Все в помещении замерли, не веря своим ушам. То, что у Сэмми был музыкальный талант, наравне аниматорского таланта Генри, никто не думал оспаривать, но услышать голос композитора вот так вот, в непривычном амплуа и непривычном звучании (хотя сотрудники музыкального департамента точно знали, как может рычать взбешенный чужими оплошностями Лоуренс) было чем-то действительно новым.
— Кажется, Сэмми не теряет времени даром… — первым решился нарушить молчание Файн, не ожидавший, что начальник последует его совету.
Сам же виновник всеобщего удивления уже завершал свой ставшей привычкой обход по студии и в кабинет Генри он зашёл как раз на моменте последнего припева. Припева, наполненного агонией и давним гневом на студию. Штейн, увидев заместителя, сорвался со своего места и подбежал к нему вплотную, смотря прямо в глаза.
— Сэмми.? Почему ты ничего не сказал, когда сделал запись?! Это… невероятно! Я и не знал, что ты
так можешь! — кажется, Генри по достоинству оценил столь нетипичный для закрытого, недоверчивого композитора перфоманс.
— Это… это был эксперимент. Да, творческий эксперимент. И, кажется, он прошёл… успешно, — Сэмми был слегка смущен столь внезапным и пристальным вниманием к своей персоне, ибо не ожидал совсем новорожденную песню из каждого приёмника в столь короткий период времени.
— Надеюсь, это не единственное твоё творение, что увидит свет в ближайшее время? — у Штейна загорелись глаза.
Интереса к столь тяжелым жанрам музыки у аниматора особо не наблюдалось раньше, но сейчас хотелось слушать ещё и ещё, как при сильной жажде.
— Посмотрим. Если у меня будут время и настроение. В конце концов, написание песен для мультфильмов никто не отменял, — Лоуренс реагировал привычно сдержанно, но по его лицу была видна определенная доля морального удовлетворения от успеха чего-то большего, нежели очередная безобидная мелодия.
Творческий голод человека, нашедшего себя в новом признании, нарастал с каждым днём, а связки первое время горели с непривычной тяжелой работы, но выработанная привычка и занятия вокалом на профессиональном уровне поставили голос как надо. Сэмми после записи песен на целый альбом всё чаще задумывался о поиске замены на свою должность директора музыкального департамента.
Студия медленно, но верно приходила в стабильное состояние, и даже начали появляться намёки на новые сотрудничества.
— Сэмми, кажется, дела начали налаживаться. Ко мне сегодня приходил курьер с заказным письмом. Кажется, твоё чутьё опять сработало как надо, — Генри встретил коллегу уставшей, но воодушевлённой улыбкой.
На директорском столе лежало несколько контрактов и шоколадных плиток с воздушным белым шрифтом на ягодно-багровом фоне.
— Да ладно?.. Это не розыгрыш? — Лоуренс взял в руки шоколадку с фирменной надписью «Wonka» на этикетке.
На подделку похоже не было.
— Я сам удивлен не меньше тебя. Джоуи и раньше пытался склонить их к сотрудничеству, но сейчас, похоже, они сами хотят работать вместе с нами. Видимо, мистеру Вонке просто не нравился Джоуи, — развёл руками Генри, — но, в любом случае, я хотел бы посоветоваться, прежде чем что-то подписывать. Что скажешь, Сэмми?
— Если тебе интересно лично моё мнение… — композитор бегло пробежался по документам глазами, — то я считаю, что это весьма выгодное сотрудничество. Покажи это Гранту. Думаю, он подтвердит мои слова. Хотя, удивительно, Вонка обычно тот ещё затворник…
Снова на лице молодого музыканта показалась лёгкая прострация, как от прогона в голове давних как мироздание воспоминаний. На студии снова закипела работа. Художники соревновались в креативности и мастерстве, предлагая один за другим дизайны шоколадных и конфетных обёрток с Дьяволёнком Бенди, Ангелом Алисой и Волком Борисом. Непродолжительная, но очень активная переписка глав двух компаний в итоге завершилась подписанными соглашениями и новыми инвестициями, а на полках магазина появились изящные с налётом успокаивающей ностальгии чёрно-белые этикетки новой линейки шоколада.
— Все творческие люди немного странные… — проводя редкий вечер в собственной квартире, а не на студии, Лоуренс в очередной раз прокручивал ключ музыкальной шкатулки с танцующим чертёнком.
На рабочем столе был небольшой художественный беспорядок из бумаг по студии, наработок новых песен и нескольких шоколадных плиток.
«Алиса Ангел» представляла белой плиткой с мраморными узорами тёмного шоколада, что раскрывалась внутри еле уловимым, кокетливым вкусом сливочного ликёра. «Танцующий Дьявол» сочетал в себе насыщенный шоколад с взрывной карамелью, корицей и дроблёным орехом, вызывая ассоциации с осенью и Хэллоуином. Молочная плитка «Волк Борис» замешивалась с кусочками бисквита и воздушными зефирками и в небольших количествах могла и приём пищи заменить. Чужой креатив на удивление точно отобразил характеры и суть персонажей руки другого творца. На студию оформили поставку пробной партии, чтобы каждый из художников, аниматоров и киномехаников сам мог сделать выводы о новых вкусах.
Внутренний сладкоежка Сэмми ликовал с такого изобилия лучших сладостей мира, хотя столь неожиданное решение о сотрудничестве поставило его в некий тупик. В конце концов, что могло сподвигнуть одну из известнейших компаний на совместную работу с полустабильной анимационной студией в долговой яме?
Зажили последние раны, полученные в той смертельной бойне на студии, и были демонтированы последние трубы, а бюджетный минус приближался к нулю. Близились Рождественские, а следом и Новогодние праздники: волшебное время, когда дети поднимали рейтинги мультфильмов до небес, и каждому аниматору на этом празднике жизни доставалась своя порция внимания.
Помимо этого, Сэмми успел посетить одну из музыкальных премий, что проводились в конце года. К удивлению Лоуренса, его песни снискали народное признание и популярность, привнеся глоток свежести и энергии в местные радиоэфиры.
Композитор явился на награждение в обязывающем жанром образе развязного уличного музыканта, что резко контрастировало с образом строго директора музыкального департамента.
Правда, мужчине хотелось тишины после бешеных месяцев работы, поэтому он ненадолго задержался на мероприятии, с наслаждением выходя на морозный воздух зимней ночи. Прежде, чем отправиться домой, Сэмми подпалил сигарету и сделал глубокую затяжку. Курение и по сей день успокаивало его.
— Простите, вы же мистер Лоуренс? — кто-то из закулисных работников выбежал следом за ним, благо композитор не успел далеко отойти от здания.
— Допустим, — Сэмми прищурил свои разные глаза, ожидая, что же ему скажут.
— Вам просили передать, — композитору в руки вручили свёрток, подписанный на его имя, и курьер скрылся с глаз.
В свёртке было письмо, адресованное явно Сэмми, и шоколад. Большая плитка, раза в три больше стандартной, сквозь обёртку которой ощущался запах качественного молочного шоколада с бисквитной прослойкой и тонкой ноткой горького какао. Пахло как горячо любимый музыкантом шоколадный торт, и Сэмми даже прикрыл глаза, пытаясь как можно лучше запомнить уникальный аромат.
— В некоторых местах ты себе не изменяешь и по сей день, Сэмми.
Мужчина, появившийся в свете фонарей, был примерно одного с Сэмми возраста, только вот на его лица отсутствовала глубокая печать хронического раздражения и усталости, а глаза мерцали лукавством человека, который явно знает больше, чем говорит. Бархатное тёмно-багряное пальто, трость с будто бы карамельным навершием и чёрный цилиндр предавали ему вид весьма странный и эксцентричный, однако, мало кто мог бы не признать в подошедшем…
— Вилли Вонка собственной персоной… Не ожидал увидеть тебя на таком мероприятии, — Сэмми нескрываемо удивился этой встрече.
— Почему же я не могу прийти и не порадоваться триумфу давнего друга и одноклассника? — кондитер искренне улыбался, привычный к природному недоверию собеседника.
***
Сэмми успел проучиться какое-то время в обычной школе, пока природный талант не стал причиной его перевода в музыкальную школу в какой-то момент времени. Воспоминания тех времён почти что исчезли из блондинистой головы, но несколько эпизодов всё же отпечатались на долгие годы. Сын местного дантиста на удивление быстро нашёл общий язык с не по годам серьёзным мальчишкой с блондинистой макушкой и звонким голосом, хотя со стороны эта дружба выглядела весьма странно.
Вилли был своеобразного характера человек ещё в детстве, порой казался легкомысленным и витающим в облаках, что сильно контрастировало с мрачной натурой Сэмми. Однако, после уроков их часто видели вместе, философствующих о будущем.
— Не знаю пока наверняка, но я точно буду заниматься музыкой, когда вырасту, — уверенно заявлял Сэмми, почёсывая разбитую коленку.
— Наверное, у тебя будет большое будущее. Обязательно буду следить за каждым твоим хитом, — Вонка угощал одноклассника печеньем, тайком принесённым из дому, зная о любви товарища к сладкому.
— А ты? Уже думал о том, кем будешь когда вырастешь? Или так, как все, — с толикой разочарования спросил Лоуренс, уже получивший что-то неопределенное от других детей.
— Я буду кондитером. Великим кондитером, величайшим в мире, — расплылся в блаженной улыбке Вилли, делая какие-то записи в своём блокноте.
— Хм, внушительно… Вот это масштаб, — Сэмми смотрел с толикой уважения, кажется, довольный ответом.
Жизнь развела их по разные стороны слишком рано, и уже работая на студии Джоуи Дрю директор музыкального департамента видел в газете множество вырезок об очередной награде или рекорде юного кондитерского магната. Удивительно, что загребущие руки Джоуи не добрались до него за тот тёмный период…
***
— С чего вдруг такой интерес к моей персоне? Раньше мало что интересовало тебя кроме конфет, — Сэмми не то что бы стремился задеть или оскорбить собеседника, но слова звучали грубовато.
— Да, мы давно не общались вот так, с глазу на глаз. Но лишь потому, что твой адрес был давно потерян, а ты сам никак не мелькал на слуху. Неужели ты прогонишь меня так просто, не уделив немного времени старому другу? — у Вилли голос был вкрадчивый, не позволяющий понять сразу, что у него на уме.
Сэмми поймал не очень хорошую ассоциацию в своей голове с образом Джоуи, таким же мастером пустить пыль в глаза, и первым его желанием было отказаться, молча развернуться и уйти. Однако, композитор всё-таки дал ему шанс.
— Ты всё такой же сказочник, Вилли. Всё также на своей волне, — Сэмми позволил вести себя под руку, докурив сигарету.
— Ты тоже не сильно изменился с нашей последней встречи. Хотя… кое-что всё-таки поменялось. Стало меньше напускной чопорности, которой ты пытался казаться старше своих лет всё время. И прибавилось шрамов, — кондитер мельком взглянул на выделяющуюся светлую полосу рубца, идущую через левый глаз Лоуренса.
— У меня были тяжелые времена. Как и у всех, — кратко ответил Сэмми по этому поводу, и Вилли не стал наседать с подробностями. — Однако, у тебя их было немного меньше, чем у других, не так ли?
— Ты переоцениваешь меня, Сэмми. Всем свойственны взлёты и падения. Просто у одних они не такие грандиозные, как у других. Кажется, у тебя и вашей студии сейчас период взлёта? — Вонка демонстрировал невероятную осведомлённость о чужих делах.
Впрочем, ему, как бизнесмену, это простительно.
— Именно поэтому ты решился на сотрудничество со студией, находящейся на грани финансовой катастрофы? Для человека с коммерческой хваткой довольно рискованный ход, — Сэмми задал давно повисший в мыслях вопрос, надеясь получить ответ.
— О нет, всего лишь до меня дошли слухи об одном хорошем знакомом, что там работает. Ты же
не мог ошибиться, — кондитер выделил голосом последнюю фразу, от чего Лоуренсу стало несколько некомфортно.
— Допустим. А почему раньше не откликнулся на предложение о сотрудничестве?
— М… мне не нравился твой бывший босс. Он слишком много болтал не по делу. Твой нынешний начальник больше похож на человека, понимающего, что он делает и какие за это будут последствия, — слишком прямолинейный для Вилли ответ насторожил: что-то этот конфетных дел мастер недоговаривает.
Судя по всему, Джоуи не единожды встречался с ним за переговорным столом, но ему не удавалось склонить более хитрого, чем он сам, творца на содействие. «Может, оно и к лучшему», — подумалось Сэмми, пока Вилли восхищенно щебетал рядом о радости встречи с давним одноклассником, будущих проектах.
— И всё-таки, мне жаль, что конкретно с тобой нам не суждено проработать долго. Но, может быть, ты примешь заказ на песню для рекламы, — будто между делом проронил Вонка.
— Насколько сильно ты осведомлён о делах внутри студии? Это даже напрягает, — Сэмми поправил чёлку, не переставая сводить глаз с улыбчивого лица, от чего едва не влетел в фонарный столб.
— Никакого криминала здесь нет. Просто нетрудно предположить, что когда композитор уделяет столько внимания своему сольному творчеству, то он готовит себе почву, чтобы покинуть старое место работы, — Вилли увел музыканта в сторону от препятствия, умудряясь следить за дорогой в процессе диалога.
— Ты слишком проницателен для простого кондитера, но, тем не менее, ты прав. У меня… свои причины, — Лоуренсу ничего не осталось, как согласиться с чужими предположениями во избежание лишних вопросов.
— Ты слишком много думаешь о вещах, независящих от тебя. Даже сейчас, когда ничто и никто не угрожает твоему покою, ты словно ждёшь вызова из ниоткуда. Неужели «тяжелые времена» так отпечатались на твоём и без того недоверчивом характере?
Вонка оставлял вопросов больше, чем давал ответов. Впрочем, он всегда был таким. Однако, отчего-то этот привет из прошлого принёс некоторое умиротворение и немного спокойствия в сумбур, вызванный новой реальностью. Сэмми не заметил, как они дошли до развилки меж улиц, где каждому надо было повернуть на свою сторону.
— Был рад впервые за долгое время поболтать, Сэмми, — Вонка сверился с карманными часами, чья цепочка пряталась где-то под пальто. — Надеюсь ещё как-нибудь удастся встретиться вне рабочей обстановки. В конце концов, ты теперь действительно легендарный композитор. Вдохновения, коллега.
Кондитер скрылся в тени Нью-Йоркских улочек, оставив зимний запах имбирных пряников, жженой карамели и странный флёр недосказанности. Сэмми некоторое время смотрел ему в след, пока холод не начал кусать кончики пальцев, призывая скрыться в дом.
***
Генри с некой тоской подписывал заявление об увольнении по собственному желанию, которое ему положил на стол прежний композитор. Сэмми сам привёл замену за руку: молодой перспективный музыкант, с которым Лоуренс познакомился также на записи очередной песни.
— Мне будет не хватать твоего ворчливого говора. Как и всему музыкальному департаменту. Ты хоть заходи иногда на студию, — прощался Генри.
— Ты прощаешься так, будто я уезжаю на другой континент. Все должны идти вперёд, если считают необходимым, — Сэмми давно сменил выглаженную рубашку и брюки на разодранные джинсы и футболку с диким принтом — жанр обязывал соответствовать.
— И всё-таки, ты часть этой студии. И часть франшизы Бенди. Нелегко прощаться с тем, кого близко знаешь. Надеюсь, нам с Линдой достанется пара билетов на твоё ближайшее выступление. Кстати, как изучение дневника Джоуи? — Штейн задал вопрос слегка невпопад, но никого из них это не пугало.
— Ну… у этого человека явно было не всё в порядке с головой, хотя я и не вычитал книгу до конца.
Такое вредно читать в слишком больших количествах за раз, — Сэмми немного не договорил, чтобы поберечь нервы аниматора, но в целом сказал правду.
Формальности были соблюдены, и вся студия вышла проводить Лоуренса навсегда. Дальше его ждало что-то не менее странное и таинственное, чем нутро чернильных коридоров, а сейчас же… Сейчас же требовалось распеться перед выступлением.
Я стал избранным,
Проклятый и святой.
Я слов не высказал,
Остался сам с собой.
Пусть сломлен, но на смертный бой
Я страх не выпущу.
Проклятый и святой 
