Pinky Promise, Macca

Шестой бокал шампанского — это уже как-то слишком для афтепати, особенно, такой масштабной, как сейчас, после шоу Эда Салливана. На таких афтепати обычно… как там учил Брайан?.. Да, надо выпить два, Джон, максимум три бокала, нет, Джордж, четыре уже будет перебором, и бла-бла-бла… Но Джону становится срать на правила менеджера как только он видит, что тут, похоже, мало кто себя ограничивает в чем-либо. Видимо, чем масштабнее светская тусовка, тем больше чертей в ее омуте водится. Очумительной красоты цыпочки на высоченных каблуках, в одних только боди, галстуках-бабочках и кроличьих ушках («Нихуя себе, это, похоже, модели из Плейбоя!» — ослепляет Леннона догадка) разносят на подносах маленькие коробочки с, по всей видимости, кокаином. Алкоголь всех видов тут уж и вовсе льется рекой. Вон, около сырного фонтана (Джон сроду такого, кстати, не видал) стоит, бессовестно присосавшись к бутылке виски довольно известный телеведущий, который, если Леннону не изменяет его поддатая память, обычно ведет утренние новости на Си-Би-Эс. Чего это ему можно, а Джону-блядскому-Леннону, из-за группы которого, в сущности, весь этот сыр-бор был и затеян, нельзя?! Джон свободолюбиво ухмыляется и, расправив удавку на шее (заботливо повязанную Эпстайном, черт его дери), протягивает руку к девушке с подносом, проходящей мимо. На нем, правда, стоят бокалы с мартини, а не те чудодейственные коробочки. На то, чтобы воспользоваться последними, Джону не хватает… смелости? безбашенности?.. В Гамбурге они все спокойно экспериментировали с колесами, но то — колеса, купленные у великовозрастных проституток из соседнего притона, а это — кокаин, наркотик для богатых и состоятельных людей, что ли… В общем, не особо Джон горит желанием отправиться в наркотический трип, а причиной всему одно темноволосое недоразумение, ради времяпрепровождения наедине с которым он внезапно оказался способным на все лишения и уступки, ведь… впрочем, о причинах оставаться в сознании Джон подумает позже — он замечает, что в этом грандиозном зале почти не осталось людей, все на улице, так что его пьяный мозг требует хлеба и зрелищ, а еще разведать, куда все ушли. Потягивая на ходу свой напиток, Джон не самой твердой походкой направляется к красивой застекленной двери, ведущей на задний двор. Толкает ее и понимает, что основное веселье теперь переместилось сюда: в глаза тут же бросается огромный голубой бассейн, вокруг которого толпятся одетые гости, а некоторые, в модных купальниках, и вовсе плещутся наперевес с бокалами шампанского. Странно, Брайан их не предупредил, что это вечеринка у бассейна. Хотя он, наверное, подумал, что если Битлам будет известно это, то масштаб суеты, которую самые молодые здесь и, к тому же, подвыпившие парни непременно наведут, будет катастрофическим и непременно уничтожит их новоприобретенный имидж. Что ж, достаточно справедливо, но обидно. Леннон мученически вздыхает и прислоняется к стене, наблюдая за группой безумно привлекательных женщин лет сорока, отдыхающих у самого бортика и с величественным видом что-то обсуждающих. Залпом допивает мартини и отправляет в рот оливку с зубочистки, тут же принимаясь самозабвенно ковыряться ею в зубах. — Джон Леннон! Это Джон Леннон! — раздается визг где-то совсем рядом. Джона чуть не подбрасывает от внезапности, он морщится и близоруко щурится, силясь разглядеть, с какой стороны на него движется неизбежная смерть в лице кучки новоиспеченных фанаток. Но в темноте зрение подводит еще сильнее, чем при дневном свете, так что он не успел смыться до того, как перед его носом очутились три молодых девушки с восторженным выражением лица. — Мистер Леннон, можно ваш автограф? — бойкая востроносая брюнетка сует ему помятую салфетку и ручку. — А это правда, что у вас в группе пишете тексты только вы с Полом? — перебивая подругу, допытывается кудрявая рыжая пышечка, кокетливо заправляя прядь волос за ухо. — Какой краси-ивый… — прижимая руки к груди, вздыхает розовощекая блондинка, до смешного похожая на Синтию. Сейчас бы Джону ответить им что-нибудь этакое, в его обычной манере общения с фанатками, которую он приобрел еще при своей первой ливерпульской славе. Мол, держи подпись, милая, продашь ее потом за миллион долларов (при этом написав и проиллюстрировав на салфетке слово «хуй»), тексты за нас пишет человек на горящем летающем пироге, а красотой своей я обязан фашистской бомбе, которая прилетела в роддом, пока я вылезал из материнской утробы, аккурат мне в лицо. Но весь выпитый алкоголь решил ударить в голову именно сейчас, так что Джон смог лишь промычать в ответ на это продолжающееся щебетанье что-то абсолютно невразумительное и начать в панике выискивать глазами знакомые лица. До его чуткого уха донеслись голоса Джорджа и Ринго, прерываемые женским смехом и плеском воды. Вот жуки, забрались-таки в бассейн, нашли адекватных подруг и в ус не дуют! Почему именно Джону надо за всех отдуваться?! И где, мать его, Пол?! «Мать его, Пол» находится как по мановению волшебной палочки: он стоит буквально метрах в пяти от Джона и поддерживает светский разговор с какой-то знаменитой парой, тоже, очевидно, звездами прайм-тайм. Джон отчаянно семафорит глазами в сторону соавтора, надеясь, что тот по некой ментальной связи почувствует, что с Ленноном беда, и его срочно надо спасать. Но Маккартни даже не смотрит в его сторону, слишком увлеченный беседой. — Пол! — от безысходности громко зовет Джон, чувствуя ужасное головокружение и нехватку воздуха. Маккартни не оборачивается, сволочь. Но тут приходит поистине чудесное спасение: будто бы из-под земли вырастает Брайан Эпстайн. Джон облегченно вздыхает, решая оставить агрессию на Пола на потом — сейчас главное разобраться с девушками. Менеджер учтиво беседует с перевозбужденными дамами, одним строгим взглядом заставляет Джона закатить глаза и неровным почерком вывести на проклятой салфетке свои инициалы, обещает всем троим пропуски за кулисы на следующий концерт. Когда фанатки уходят, Джон с облегчением вздыхает, мотает головой и возвращается к прерванному делу — а именно, ковырянию зубочисткой во рту. — Джон, посерьезнее, ни один взрослый человек не мусолит зубочистку из мартини, прости господи! — мягко, в своей манере, укоряет Джона Брайан. — Знал бы ты, насколько мне срать. И насколько мне ску-учно, — чуть погодя, зевает Леннон, не отводя взгляда от Пола, все так же треплющегося, но уже с другими людьми. — Скучно? — приподнимает бровь Эпстайн. — Ну… хочешь, можем поехать и… повеселиться, — эти слова он говорит вкрадчиво, несколько нерешительно делая шаг в сторону Джона и даже приобнимая за спину. — Ты понимаешь, о чем я, — это он и вовсе шепчет, наклоняясь совсем близко к его уху. И вот как раз в этот момент сраный Маккартни решает посмотреть в сторону Джона, застав его чуть ли не прижатым к стенке менеджером. Леннон замечает как леденеет взгляд Пола и как его губы слегка кривятся от раздражения. Вот черт!.. Недовольство Пола не вызывает удивления. Сначала, в подростковом возрасте, их с Джоном отношения строились на переполненных гормонами поцелуях, случайных дрочках и горящих взглядах. В этот их идеальный мир никто не лез, и оба были в какой-то мере счастливы. Потом случился чертов Сатклифф, который без разрешения завоевал сердце Леннона. Тогда начались изменения. В их отношениях Пол стал тем, кому надо. Пол начал требовать. Нельзя сказать, что Джон превратился в тряпку, или ― тем более! ― подчинился Маккартни, но у Леннона просто изначально было по-другому. Если он требовал ― то это всегда до срыва голоса и сбитых костяшек пальцев, если ему надо было ― он получал в рекордно короткие сроки. Пол действовал иначе. Он мог часами молчать и выказывать внешнее спокойствие, но Джон понимал, что он чего-то ждет от него. Чего именно, было не всегда понятно, но это, право, такие мелочи в отношениях Леннона и Маккартни! И Пол действовал шаг за шагом, убийственно медленно, словно часовая бомба, и в конце концов ― не важно, сколько времени прошло ― всегда приходил к тому, что ему требовалось. Это появилось везде: в музыке, в шоу-бизе, в отношениях. Везде. Пол стал змеей, что могла очаровать своей загадочностью, а потом, улучив момент, впиться в глотку. У стороннего наблюдателя могло создаться впечатление, что Пол не заинтересован в Джоне вовсе: холодная отстраненность на публике, закатывание глаз, минимальное количество дружелюбных слов, вообще каких-либо слов. Но это на публике. О, публике не суждено было видеть, какие в пятьдесят девятом семнадцатилетний Пол Маккартни закатывал истерики Джону Леннону, желающему погулять со Стюартом. Чуть только он за пальто, Пол кидался на видавший виды линолеум, драматично заламывал руки, закрывая лицо длинными ладонями, вопил отчаянно, истерично: «Не ходи! Не ходи! Не смей, сукин ты сын, к нему ходить!..» И Леннон не смел. Не смел ходить к Стюарту, не смел устоять перед Полом, он просто не смел. Уже тогда. После появился Эпстайн. Пол сразу же понял, что он представляет из себя. Холеный, хорошо воспитанный, он думал, что его секрет хорошо скрыт, но Маккартни сразу его раскрыл. Каждый жест в разговоре, каждый взгляд в сторону Джона выдавал его с потрохами. Пола корежило от злости каждый раз, как Эпстайн проявлял к Леннону больше, чем приемлемо, внимания. И когда Джон не реагировал на это должным, по мнению Маккартни, образом — игнорированием. Нет, он, заметив откровенно флиртующие нотки в разговоре, начинал довольно улыбаться, чуть ли не ластиться к менеджеру, как мартовский кот. Манипуляции Пола больше не работали на Джоне: однажды они крупно поссорились (как раз тогда, когда родился Джулиан, и встал вопрос о том, стоит ли вообще продолжать то, что между ними двумя творится все эти годы), Пол посреди ссоры ляпнул, мол, «если нашему педику-менеджеру не совестно трахать женатого мужика, значит иди к нему, ни в чем себя не ограничивай, Леннон!». И Леннон… реально поехал с Брайаном в Испанию на неделю, бросив растерянную Син с новорожденным на руках и взбешенного Маккартни, всю ту неделю топившего чудовищную ревность и обиду в алкоголе и сигаретах. Ревность у Маккартни плаксивая, истошная, иногда абсурдная, рвущая барабанные перепонки. А у Леннона ревность острая, жесткая, ехидная, уничтожающая все и вся своим ядом. Единственное, что объединяло эти две разные ревности друг с другом ― так это то, что их обладатели выказывали их крайне редко. Пол ревновал Джона исключительно к мужчинам, причем только к тем, которые явственно выказывали Леннону знаки внимания. Маккартни считал, что их отношения с девушками неизбежны, и это — абсолютно другое, не соизмеримое с тем, что происходит между ними двумя. Джон же так, судя по всему, не считал, ревнуя Пола ко всем его долгосрочным девушкам. Отравляя им жизнь своими неприличными шутками и неудобными вопросами, повергающими милых и хорошо воспитанных подруг Пола в шок и слезы. После того, как с вечеринки после концерта в Касбе сбегала очередная девушка, Джон оборачивался к Маккартни, едва сдерживая торжествующую улыбку и невинно хлопая ресницами, а-ля «это не я, оно само». Пол ради приличия дулся на него еще с полчаса, но, сука, не мог устоять, когда Леннон закуривал, демонстративно кладя сигарету на язык и закатывая глаза на выдохе. Ослепленный этим переворачивающим все внутренности чувством, Пол вновь и вновь прощал Леннону его ублюдское, давайте будем честными, поведение. …Вот черт! Пол извиняется перед теми, с кем он разговаривал и быстрым шагом идет по направлению ко входу в помещение. Джон злится и резко сбрасывает с себя руку Брайана. — Даже и не мечтай, Эппи, — шипит Леннон необоснованно агрессивнее чем надо. — Ты прекрасно знаешь, что наши с тобой мерзкие потрахушки закончились, слава богу, в Барселоне! — Джон… — бормочет Эпстайн, и лицевые мышцы его нервно вздрагивают от какого-то тика, будто Леннон сделал ему больно не только словесно, но и физически. — Я ухожу! — он напоследок смеряет Брайана рассерженным взглядом с нотками презрения. Он не ощущает за собой никакой вины. Чувства Брайана сейчас его, если честно, заботят в последнюю очередь. Гораздо важнее Пол. Где он, черт побери?! В зале его нет. «Вот-же-блядь-вот-же-блядь…» — отвратительным ритмом стучит в его голове, пока он заглядывает во все открытые двери, едва не теряясь в лабиринте этих роскошных комнат. Когда в уборной Маккартни тоже не обнаруживается, Леннону впору взвыть. Он, уже потеряв всякую надежду, пулей несется на улицу, и — о чудо! — застает Пола садящимся в черный Роллс-Ройс с тонированными окнами, который с подачи менеджера теперь является основным средством перемещения для Ливерпульской Четверки. — Пол! Ты куда?! — запыхавшийся Джон подбегает-таки к машине и удерживает дверцу так, чтобы Маккартни ее не захлопнул. — В отель, — нехотя цедит сквозь зубы Пол ледяным голосом, не поднимая взгляда на Джона. — Отлично, я с тобой! — Джон решительно проталкивает сопротивляющегося Маккартни вглубь салона, устраиваясь рядом с ним. Тот тут же отодвигается к левому окну. Джон закатывает глаза, цокает языком и барабанит пальцами по ширме, ограждающей их от водителя. — Друг, подбрось нас с Маккой до отеля, будь добр! Только Эппи не говори, что мы уехали пока он сам не поймет, лады? — получив утвердительный ответ, Джон откидывается на спинку сидения, переводя взгляд на Пола. Машина трогается, а Пол остается совершенно бесстрастным, не отрывая глаз от окна. Джон ерзает на сиденье, не находя себе места. Эта напряженная тишина давит на него. Вот опять этот дурацкий, почти не обоснованный приступ ревности Маккартни! Сколько бы Джон ни внушал ему, что испанские каникулы — одноразовая акция, вызванная его собственным мудацким поведением, и что он лучше под поезд ляжет, чем снова под Эпстайна, Пол все равно продолжал недоверчиво коситься на Леннона всякий раз как тот оказывался к менеджеру ближе чем на расстоянии чертова пушечного выстрела. Они уже проехали больше, чем полпути не сказав ни слова. Джон не выдерживает. Обычно если словами у них не получается решить конфликт, то они прибегают к невербальному общению. Он очень несмело ведет своей рукой к Полу. Невесомо касается его бедра. Реакции не поступает, и Леннон ведет рукой дальше, желая ласково потрепать Макку по ноге — никакого, на удивление, сексуального подтекста, одно лишь желание привлечь к себе его внимание. Но не тут-то было. Раздается звонкий шлепок — Пол бьет Джона по руке как только замечает прикосновение к себе. Джон сердито и обидчиво смотрит на него, резко убирая руку. — Полскажихотьслово, — скороговоркой выдает он на выдохе, чувствуя себя банкой газировки, которую долго трясли, а потом открыли. Но Пол едва поворачивает голову в сторону, смеряя Джона взглядом из-под полуопущенных век. Поджимает губы. — Ага, то есть мы в молчанку теперь играем?! — кипятится Джон. — Знаешь что, да пошел ты, раз ты не в состоянии угомонить свои эмоции и перестать быть ребенком! Опять ноль реакции. Джон делает новую попытку заговорить с ним только по прибытии в отель, просидев всю поездку в гнетущем молчании. Леннон едва сдерживает себя, чтобы не наорать на строящего из себя чертову Снежную Королеву Маккартни пока тот демонстративно спокойно шагает по пустому холлу шикарной гостиницы, звякает ключом от их номера и отпирает дверь. — Удивительно, ты не захлопнул ее перед моим носом! — желчно восклицает Джон, проходя в двухкомнатный люкс. — Лучше бы так и сделал, честное слово, — ровным голосом произносит Пол, снимая пиджак и аккуратно вешая его в шкаф. Леннон стоит, прислонившись вспотевшей спиной к стене, взъерошенный и злой. Маккартни с абсолютно безэмоциональным выражением лица снимает ботинки. — Блядь, ну не могу я так, хватит действовать мне на нервы! — взрывается Джон. Пол поднимает на него взгляд, приподнимая бровь. — Чего ты от меня, сука, хочешь?! — продолжает допытываться Леннон, не особо, впрочем, надеясь на ответ. — Объяснений, — Маккартни проходит в свою комнату, вынуждая Джона плестись за ним. — Какие тебе, нахуй, объяснения?! Почему Брайан Гейпстайн меня домогается? Я, что ли, виноват, в этом?.. — отплевывается Леннон. — Знаешь, когда тебя, как ты говоришь, домогаются, есть такой вариант как сказать «нет», а не бесконечно юлить и строить глазки на протяжении трёх ебучих лет, Леннон! — ядовито отчеканил Пол, присаживаясь на краешек белоснежной кровати. — Ну охуеть просто! Теперь у нас дружелюбие означает «строить глазки»! Класс! — всплескивает руками Джон, с размаху пиная ни в чем не повинный чемодан, лежащий на полу. Маккартни равнодушным взглядом проследил, как чемодан с глухим стуком врезается в стенку. — Испания была тоже некоторым актом дружелюбия, так? — Опя-ять он за своё! — мученически застонал Леннон. — А эти все ваши перемигивания, походы по ресторанам, твою мать, Леннон, ты с ним флиртовал откровеннее, чем со мной! К тому же… — выпаливает Пол и резко замолкает на полуслове. Они почти никогда не описывали вслух свои отношения какими-либо романтически окрашенными терминами. Даже фразу «Я люблю тебя» они произносили едва слышным шепотом, в темноте, будто стыдясь своей откровенности, тут же скрашивая ее грубыми поцелуями, почти укусами. В сотый раз пытаясь убедить самих себя в том, что эта их связь на самом деле не серьёзнее проявлений звериных инстинктов. А вот сейчас Пол вновь невольно напомнил, что в их отношениях было и есть место таким романтическим вещам, как флирт. Глаза Пола встретились с глазами Джона в полумраке. Никто из них не отвел взгляд. Маккартни внезапно осознал, что сейчас они орут друг на друга как супруги со стажем в несколько лет (кем они, в сущности, почти и являются). Леннон же мысленно с удовольствием отметил, как быстро пошла трещина по той толстенной глыбе льда, которой отгораживался от него Пол весь этот вечер, стоило им только посмотреть друг другу в глаза подольше. Ещё Леннон с каким-то внутренним трепетом понял, что на самом деле в выражении лица Пола, в его взгляде можно ясно прочитать до глупости простое: «Я боюсь потерять тебя». Вот и причина всего этого спектакля. — Лучше б ты так за актриской своей следил, как за мной следишь, — машинально парировал Джон, продолжая смотреть в глаза напротив. — Ещё одно слово про Джейн — получишь по яйцам, — так же машинально предостерёг Пол. Словно бы соблюдая некую традицию обмена колкостями. Какое-то время по комнате разливается молчание. Они все так же смотрят друг на друга. — Поли, — нарушает тишину Джон. Маккартни вздрагивает от этого обращения. — я ведь… и на коленях могу у тебя прощения попросить, — вкрадчиво говорит он, облизывая губы. Пол заинтересованно изгибает бровь. — Да ну? — хитрым полушепотом говорит он, принимая правила игры. — Ага… Джон делает шаг навстречу кровати, на которой сидит Маккартни. Действительно опускается на колени, не отводя взгляда от Пола. Тот запрокидывает голову, выдыхая. — Макка, ты действительно хочешь этого? — Леннон все ещё не уверен в том, искренен Пол сейчас или же действует по инерции. Его явно что-то стесняет. — Да, — теперь он смотрит куда-то в стену. Джон резким движением схватил Пола за галстук и притянул к себе так, чтобы их губы разделяло не более одного сантиметра. — Да «да», или да «нет», Поли? — спрашивает Леннон, снова заглядывая в его глаза. Тот закатывает их и прижимается к губам Джона. Леннон возбужденно мычит в его губы, позволяя своему языку мягко их раздвинуть, нащупать чужой язык. Целоваться после ссор было слаще всего. — Вот так тебе… понятно? — Маккартни смотрит полуприкрытыми глазами и прерывисто дышит, а у Джона в штанах от этого зрелища уже не член, а ебаный Биг-Бен. Тем не менее, он, несмотря на собственное желание, распутно улыбается, нащупывая в полутьме пуговицу и молнию от ширинки, расстегивая их одновременно двумя руками. Где-то чуть выше Пол захлебывается в стоне. — Мне абсолютно все понятно, Поли, — шепчет Джон, поддевая большими пальцами его резинку трусов, из-под которой тут же высовывается полувставший пенис. Он высовывает язык и быстро, с небольшим нажимом проходится от основания до головки, помогая себе рукой. Боковым взглядом замечает, как красивые тонкие пальцы Маккартни изо всех сил вцепились в прохладную простынь. Усмехается с членом во рту. Джон не слишком привык церемониться во время минета — он вообще, в отличие от Пола, плохо умел его делать. Пол мог проделывать всякие виртуозные штуковины своим языком, заставляя Леннона дрожать в предоргазменном состоянии уже через минуту; Джон же обычно просто насаживался до середины и, пока Пол не кончит, начинал «из меня гребаную душу высасывать», как выражался последний. Но то, что всегда приводило Маккартни в восторг — это рвение, с которым Джон принимался у него сосать, имея такие нулевые навыки. Он на секунду отрывается от своего занятия, только для того чтобы посмотреть в лицо Макки. У него горели щеки, а спутаные пряди на лбу взмокли от выступившего пота. — Ты остановился?.. — обратил на эту паузу внимание Пол. — Продолжай, Джонни, пожалуйста… Обожавший любое внимание к себе во время секса Джон тут же повиновался, обхватывая пенис губами. В течение нескольких минут он ритмично сосёт, наслаждаясь несдержанными стонами Пола, который всегда ой как любил поголосить в постели, из-за чего большинство их попыток потрахаться в более-менее общественных местах никогда не увенчивались успехом, потому что заткнуть ахающего и охающего Маккартни было крайне сложно. Да и не очень-то хотелось это делать, если честно. Когда Джон чувствует руку Пола в своих волосах, по его спине пробегают тысячи мурашек, а член приятно дергается. Пол продолжает играться с его волосами, нежно и аккуратно, совсем не так, как его любит хватать Леннон — сжимая у самых корней и насаживая до упора. — Джонни, — он наматывает на палец локон волос Леннона. — Я скоро кончу, не мог бы ты… м-мхм, — и тут же стонет, потому что Джон схватывает намек на лету, пропихивая член в горло. Тут же понимает, что проебался и не выдохнул вовремя через нос, кашляет, но не выпускает изо рта. Бедра Пола вздрагивают, он картинно прикрывает рот правой рукой, левой продолжая гладить Джона по волосам, подбадривая. Джон почти улыбается, довольный собой, и ещё пару раз сжимает член горлом, борясь с подступающим рефлекторным желанием сблевать. Пол вскрикивает в последний раз и содрогается в оргазме, шумно выдыхая воздух маленькими порциями. Леннон снова давится, силясь проглотить все за раз — по подбородку стекает белесая струйка. Пол расфокусированно смотрит на него, улыбаясь уголком рта, и выпутывает левую руку из его волос для того чтобы тыльной стороной ладони утереть Джону подбородок. — Вот теперь ревнивая принцесса Поли прощает меня? — чуть охрипшим голосом интересуется Леннон, прижимаясь щекой к колену. — Пошёл нахуй, — лучезарно расплывается в улыбке Маккартни. — Знаешь, с превеликим удовольствием, — хмыкает Джон, поднимаясь с колен и, наваливаясь на Пола всем весом, опрокидывает его на кровать. Ведёт носом по влажной шее, вдыхая ни с чем не сравнимый запах пота, секса и Пола Маккартни. Касается губами мочки уха. — После того, что ты вытворял со мной сегодня с утра, Пол, у меня член даже под дулом пистолета не то что на Эппи, на Бриджит Бардо откажется вставать, — прошипел он, обдав горячим пьяным дыханием ушную раковину Маккартни. Пол распаленно стонет, сжимая плечи Леннона. — Ох, да неужели? — шёлковым голосом шепчет он, стягивая с Джона пиджак и швыряя его куда-то в стену. — в каком же случае Его Величество член Джона Леннона не откажется вставать? Джона аж колотит от только что произнесенных партнёром слов. Он приподнимается на локтях, чувствуя, как дрожат руки. Пару секунд разглядывает лицо Маккартни. — Когда ты в меня вставишь, — безапелляционно заявляет он. Макка чуть ли не в восхищении выстанывает «Ох, ебать, Леннон». Пару минут они возятся на кровати, пытаясь оперативно и быстро избавиться от одежды. Если бы Джон и Пол не были так пьяны и возбуждены, то они бы непременно подумали о том, насколько сильно им хочется снова стать теми ласковыми подростками, которыми они перестали быть всего года два-три назад. Насколько сильно им хочется чтобы снова можно было часами лежать в обнимку и просто целоваться, нежиться безо всякого подтекста, убеждаться в том, что хорошо сразу им двоим, шептать друг другу глупые слова глупых песенок о любви, то ли услышанных по радио, то ли наспех сочинённых ими самими. Насколько сильно им хочется снова стать искренними по отношению друг к другу. Но Джон и Пол слишком пьяны и возбуждены до предела. Так что как только они оба оказываются раздетыми, Джон вырывается из цепкой хватки Маккартни, тянется к прикроватной тумбочке и берет тюбик вазелина, валяющийся там ещё с их быстрого утреннего секса. Выдавливает себе на пальцы и передаёт тюбик Полу. Тот, сосредоточенно закусив губу, распределяет лубрикант по всей длине члена. Джон, прикрыв глаза и тяжело дыша, растягивает себя. В течение нескольких молчаливых минут комнату наполняют лишь эти звуки дрочки. Леннон и Маккартни не смотрят друг на друга, занятые своими телами. — Готов? — спустя время нарушает тишину Пол. Джон серьезно кивает. Никаких шуток. — Хорошо, — Пол хватает Джона за бедра липкими от вазелина руками, привлекая к себе. Одной рукой берётся за основание пениса, второй уверенно давит Леннону на бедро, заставляя усесться на себя. Леннон сквозь зубы втягивает воздух, матерясь. — Только не блядская наездница, Маккартни! Я терпеть эту позу ненавижу! — стонет он, когда Пол целиком входит в него. — Завали своё ебало, — непривычно зло огрызается Маккартни, двигая бедрами и чуть не закатывая глаза от блаженства. — Ох-х, как же ты задрал меня своими ебучими претензиями! — шипит он, сжимая кожу на бедрах Леннона чересчур сильно. И похуй, что синяки у него останутся. Заслужил. — Чья бы, блядь, корова м-мычала… — не остаётся в долгу Леннон, медленно двигаясь. Пол игнорирует очередной подъеб, отрывая левую руку от бедра Джона и отправляя её ему на шею. Медленно ведёт ниже, задев ключицу, спускается на грудь. Зацепляет средним и безымянным пальцами сосок, заставляя Леннона вновь сдавленно проматериться на выдохе и закинуть голову назад. — С-сука, мы так и будем тут сопли размазывать, или ты меня выебешь по-нормальному когда-нибудь? — язвительно интересуется Джон. — По-нормальному выебать, говоришь? — этот тон не предвещает ничего хорошего. Действительно, Пол резко тянет Джона на себя, переворачивая их, и вминает его в кровать, тут же входя и увеличивая темп раза в два, если не в три. Джон едва сдерживает себя, впиваясь зубами в собственный кулак. Пола бесит, что тот стесняется своего голоса и стонов, сколько бы Маккартни ни уверял его в том, что он всегда звучит прекрасно. Эгоистичный ублюдок. Пол вцепляется своими пальцами в руку Джона, нащупывает вторую, и вжимает их в простынь над головой Леннона, обхватив за запястья. Руки у Джона чуть больше, чем у Пола, так что держать их ему не так удобно, как хотелось бы, но Леннон и не думает сопротивляться после того, как чувствует другую руку на своём изголодавшемся по вниманию члене. Джону становится так по-блядски хорошо когда Пол внутри него уже в течение минуты долбит прямиком по простате, а снаружи его большой палец водит по головке члена, что ему ничего не остаётся, кроме как застонать во весь голос и вжаться в Маккартни ещё сильнее. Почти демоническая улыбка появляется на губах Пола когда Леннон, низко простонав, кончает ему на пальцы. Он тут же выходит из него, делает буквально два движения вверх-вниз по члену и спускает на Леннона второй раз за ночь. Тут же падает на подушку рядом с Джоном, изможденный, но пиздец какой довольный. Джон шарит по полу, ища полотенце, которым они вытирались утром. Проходится им по своему животу и ниже, молча передаёт Полу. — Не повезло же горничной, которой придётся за нами убирать, — фыркает Маккартни, оценивая и увеличивая масштаб нанесенного ими урона гостиничному белью. — Держу пари, узнав, что здесь жили битлы, она придёт с пипеткой, наберёт в неё нашу кончу, и через девять месяцев кому-то из нас придётся платить алименты, — ржёт Леннон. — Фу, мерзость! К тому же, Леннон, беременность не так работает, садись, два. И дай закурить, а то сейчас сдохну, — поворачивает к нему голову Пол. Леннон снова опускает руку на пол, наощупь находит свои брюки, выуживает зажигалку и пачку сигарет, в которой, как назло, осталась только одна. Джон печально смотрит на неё, будто его лишают единственного дитя, но отдаёт Маккартни, прикуривая её ему своей зажигалкой и рискуя противопожарной безопасностью. Пол с удовольствием затягивается и неожиданно передаёт её Джону. Им обоим это сразу напоминает конец пятидесятых, Ливерпуль, их первое лето, одну украденную пачку сигарет на неделю, тысячу поцелуев со вкусом дыма. Какое-то время они курят одну сигарету на двоих, каждый безмолвно тоскуя по тем ушедшим годам, когда любить друг друга можно было без причин, без проблем и без последствий. — Поли, — подает голос Джон, выдыхая дым. — Да, Джон? — откликается Пол, забирая сигарету. — Я… не люблю Брайана. Брайан не учил меня играть на гитаре. Брайан не накурился со мной впервые в жизни. Брайан не держал меня за руку на похоронах моей матери, — его голос вздрогнул и провалился на последнем слове, но Леннон, откашлявшись и затянувшись сигаретой из пальцев Пола, продолжил. — Он ни разу не видел моих слез. Из всех эмоций, что я перед ним показывал, только две или три были настоящими. Из всех эмоций что я показывал тебе, только две или три были не настоящими. Ты видел мои слёзы больше, чем кто-либо другой. Таким образом, я… — он по привычке перешел на шепот. — люблю тебя. Я люблю тебя не так, как люблю Син. Но и не меньше, чем её, ни в коем, блядь, случае. Просто по-другому, понимаешь меня? Пол медленно кивает, вдавливая бычок от сигареты в стеклянную пепельницу на тумбочке. Возвращается к Леннону. — Джон… — шепотом говорит он, протягивая к нему руку. Он берет его за руку. — Мне тебя не хватает, — признаётся он очень тихо. — Сильно. Правда. Джон ненавидит, что у Пола дрожит голос, когда он признаётся в этом. Он чувствует себя последним идиотом, осознавая, что все их проблемы можно решить обычным, чёрт возьми, разговором. — Все они не дождутся нашей с тобой разлуки! — Маккартни не слишком понимает, кто эти «они», но преданно слушает Джона. — Я тебе клянусь, Макка! На мизинчиках, — он освобождает свою руку от остальных пальцев Пола, переплетаясь с ним мизинцами. — Как в детстве, — бормочет Пол. — Мгм. И я не могу представить, кем должен быть тот человек, который заставит меня разлюбить тебя, — эти слова он говорит почти неслышно, поднося к губам их сцепленные мизинцы. Пол улыбается, прислоняясь своим лбом ко лбу Джона. А спустя несколько лет он будет криком припоминать Леннону эту сказанную едва слышным шепотом фразу в их ссорах с ним, жестоких и злых ссорах, которых бы Пол и Джон из пятьдесят седьмого, курящие одну сигарету на двоих, и кричащие всему миру об их любви сквозь вуаль песен, проходящие через все дерьмо взрослых отношений вместе Пол и Джон из шестьдесят четвёртого, ни за что и ни-ко-гда бы не допустили. Но это будет ещё нескоро.