Чанбин.
Обычный рабочий день подходит к концу, и порядком вымотавшийся Чанбин снимает наушники и устало трёт покрасневшие глаза. Сегодня, на удивление, он задержался дольше всех, даже трудоголик Чан уже полчаса назад захлопнул ноутбук и, похлопав друга по плечу, чтобы привлечь его внимание, махнул рукой на прощание и ушёл. Уже несколько дней они вдвоём практически без сна и отдыха работали над новым треком. Иногда к ним присоединялся Хан, но в основном, к десяти вечера уже никого не оставалось кроме них двоих, ни то что в студии, а кажется, что во всём здании. Этот новый трек был очень важен для Чанбина. Лирика и мелодия были его. Он всегда очень кропотливо относился к написанию песен, долго работал над текстом, пытался избегать банальных и избитых оборотов, вкладывал свои истинные мысли и переживания. В этот раз ему было в разы легче и сложнее одновременно. Текст сам складывался, поток давно крутящихся в сознании мыслей выливался в слова и предложения. Однако из-за глубины и интимности переживаний, ему приходилось прибегать к небывалым самоконтролю и самоцензуре. Нельзя было полностью отпустить себя. Если быть неосторожным и упустить из внимания какую-нибудь неоднозначную фразу, то поэтический образ тайной влюбленности в близкого человека, мог превратится в другой, вполне конкретный образ, вполне конкретного человека. Возможно не для других мемберов или слушателей, но для этого человека точно. И наверное, можно было бы забить хоть на какую-то малую часть всего этого и действительно сфокусироваться на аморфном поэтическом образе, но как же сложно сделать это, когда рядом он… Со ещё пару минут, уставившись в одну точку, мерно прокручивался туда-сюда на стуле, кажется, не замечая как тот жалобно поскрипывал, как бы намекая, что даже ему уже нужен отдых. Мысли снова и снова возвращались к тексту, который он пока так трепетно скрывал от продюсера. Для Чана, наверное, было странно, что Чанбин в этот раз так сильно затягивал с лирикой. Он показал только наброски, так сказать, общую идею и сбросил файл с припевом. Это очень отличалось от их привычного хода работы, а ещё очень сильно затягивало сроки. Чан не задавал вопросов, просто приступил к созданию инструментала, время от времени советуясь насчет структуры трека и совсем не торопил друга. От этого Со не становилось проще, наоборот, он снова и снова мысленно ругал себя, что по пьяни ляпнул, что очень хочет записать новый трек, и включил демку с припевом. Хану и Чану очень понравилось и они договорились, что завтра же приступят. Он пожалел об этом на следующий же день, когда в похмельной голове полностью сложилась картинка предстоящей перспективы написания этой песни с ним… До общежития Чанбин добрался, когда время на часах показывало уже давно за полночь. Стараясь не шуметь, он аккуратно прошёл в свою комнату и устало опустился на кровать. Ложиться было нельзя, иначе вымотанные тело и сознание моментально бы отключились, а нужно было ещё принять душ и что-нибудь съесть. Приняв быстрый освежающий душ, Бин направился на кухню, прямо так, с голым торсом, в шортах и с полотенцем на плечах. На кухне горел свет, что было странно, он точно помнил, что когда пришёл, дом был полностью погружён в темноту. Пожалуй, он был не очень удивлён, увидев за столом Чана, который с закрытыми глазами лениво потягивал подогретое молоко из кружки, откинувшись на спинку стула. — Снова бессонница, хён? Похоже, старший не слышал как зашёл Со, потому что он невольно вздрогнул, и с трудом сфокусировал уставший взгляд на источнике звука. — Ты уже дома? Не слышал, когда ты пришёл. — Всего минут двадцать назад, — ответил Чанбин, хотя последняя часть предложения Чана была скорее не вопросом, а просто мыслями вслух. — Ну как дела? Со понимал, что старший спрашивает больше не про подвижки в написании трека, а про общее состояние Чанбина, но думать об этом сейчас было почему-то слишком тяжело. — Я думаю, что завтра можем попробовать записать, я закончил сегодня. Чан на это лишь покачал головой, задумчиво поджав губы. Чанбин принялся готовить себе быстрый перекус, отвлекая себя на время от тяжести в голове и груди, выполняя простые механические действия. Он устал, правда устал. Не физически даже, хотя его эмоциональное состояние оставляло свои следы и на общем самочувствии, в виде эпизодической бессонницы, раздражительности, рассеянности, апатии и как итог — частых головных болях. Больше же всего, он устал чувствовать. А чувствовал он, казалось, так много, что психика обычного человека уже давно должна была попрощаться со здравым смыслом. Когда говорят, что сложнее и больнее всего осознать свои чувства к кому-то, Чанбин хочет плюнуть в лицо и рассмеяться. Конечно, головой он понимает, люди разные, и обесценивать чьи-то переживания не в его стиле, но как же его опыт отличался от того большинства историй, что ему доводилось слышать от друзей или видеть в каких-нибудь фильмах. Лично для него, всё получилось как-то быстро и практически без душевных терзаний. Они всегда были достаточно близки, полагались друг на друга, доверяли друг другу, были друг для друга некой постоянной величиной, как данность. Просто в какой-то совершенно обычный рабочий день, сидя в студии и смотря на Чана, который стоял в комнате для записи перед микрофоном, Со поймал себя на мысли, что хотел бы смотреть вот так на него до конца своих дней. И всё! Никакой борьбы с самим собой, самообмана или поиска других объяснений. Он понял, у него есть чувства к Чану — другу, напарнику, коллеге, соседу по общежитию, наставнику, лидеру, его Хёну. Весь треш, боль и страдания начались потом, когда лёгкая эйфория от тихого влюблённого созерцания прошла и реальность пнула с ноги под дых. А что дальше? Надеяться на какую-то взаимность — глупо, заставлять себя делать вид, что всё как раньше — нечестно по отношению к себе, всё-таки признаться и потерять его — страшно. И Чанбин выбирает просто плыть по течению, позволяет себе иногда быть чуть более внимательным и заботливым, иногда немного дольше задерживать взгляд, пока он не видит. Со решает, что ему будет достаточно дарить свою любовь, искренне, от всего сердца, не ожидая и не надеясь. Быть рядом, в той степени, в которой он нужен Чану. И на какое-то время это действительно сработало. Их отношения стали ещё лучше, Чан чувствовал перемены, и даже несколько раз говорил об этом Чанбину. Конечно, он понял эти перемены по своему. Говорил, что очень рад, что Чанбин наконец-то стал более открытым и взрослым, перестал дерзить мемберам, начал больше доверять Чану, и вообще стал каким-то жизнерадостным, внимательным и спокойным (Ха!). Довольный своей тактикой и влюбленный Чанбин не сразу заметил, что всё-таки обманул себя и попал в ещё более хитрую ловушку. Будучи уверенным, что ему будет достаточно дарить свою любовь и внимание, он упустил из виду тот момент, что однажды может случиться так, что«Кто-то будет счастлив рядом с ним»
Именно эта формулировка, именно этот посыл. Чанбин наверное мог бы проглотить горькую пилюлю реальности, если бы Чан сказал по другому, выбрал другие слова. Даже если бы он сказал, что когда-нибудь он будет счастлив с кем-то, то это не так сильно бы перевернуло что-то в сознании Со. Вот оно, чувство ревности. Такое тягучее, скользкое, с длинными мерзкими щупальцами собственничества. Чанбин готов принять счастье Чана, но мысль о том, что этот внимательный, заботливый ко всем, замечательный человек будет к кому-то более особенным, более внимательным, готовым на всё… Если бы в тот момент в их гостиную свалился метеор и протаранил грудь Со, он был бы совсем не удивлен, ведь по его субъективным ощущениям именно это в тот момент и произошло. Осознание своих истинных чувств №2 оставило более противное послевкусие. Хотелось запить. И именно это он и сделал в тот вечер, правда друзья, видя значительные перемены в его настроении не позволили делать это одному. Тогда то это всё и началось… Да, именно этой ночью он показал им демку… Показал ему.Бан Чан.
Чанбин не нежный, он не чувственный, не ласковый. Он такой, какой есть, со сложностями в проявлении своих чувств и заботы. Иногда даже немного вспыльчивый и грубый, но вместе с тем он очень рефлексирующий, для своих друзей и близких надёжный и поддерживающий. Можно было бы назвать его слишком маскулинным, но у Чана язык не поворачивался (разве что мускулистым — это да), особенно в последнее время. Перемены, которые происходили с его другом в последнее время были слишком очевидными. Чан даже пытался несколько раз поговорить об этом с самим Со, но он только пожимал плечами и отмалчивался. Что ж, как хороший друг и старший, Чан похвалил младшего за личностный рост и не стал лезть в душу. Но Бан Чан не просто так носил груз ответственности лидера, кое что в людях и особенностях их поведения он понимал. Со Чанбин буквально порхал, стал более внимательным и заботливым, даже младшие отметили, что он перестал быть слишком доставучим, как это иногда бывало, а больше наблюдал со стороны, оказывал помощь и поддержку, если кто-то в этом нуждался. Он стал часто покупать поесть в студию, когда знал, что Чан или Хан задерживались допоздна. Несколько раз он просто оставался с Чаном до последнего и отказывался уходить, пока не убедится, что старший сам тоже закончит работу и отправится отдыхать. А когда Чан заставал Бина в одиночестве, то всё чаще ловил на его лице какую-то задумчивую полуулыбку. Да, с уверенностью можно сказать, что что-то с Чанбином точно происходило, он становился лучшей версией себя. В общем, путем недолгого наблюдения и благодаря природной эмпатичности, Чан прикинул два и два и сделал лично для себя вывод — Со Чанбин переживает влюблённость. И всё бы ничего, что-то выяснять и лезть в личное друга Чан не собирался, но была во всём этом какая-то загвоздка, которая никак не давала покоя и которую понять он пока не мог. «В кого?» Эта мысль прострелила сознание Чана однажды, когда они с Бином снова засиделись за работой до поздней ночи. В кого, кто-то вроде Чанбина, влюблён? Дело не в том, что с младшим что-то не так, нет. Даже наоборот, Чан считал, что Со отличный парень и заслуживает только самого лучшего, искреннего и чистого. Старшего смущало то, что в таком плотном, напряжённом графике работы, он был уверен (точно знал), не хватало времени на более менее удовлетворительное общение с семьей, пару звонков в день сделать не по работе — роскошь. Что уж говорить о каких-то встречах или новых знакомствах… Значит, человек, который занимает мысли его друга, скорее всего кто-то из их близкого окружения, ведь Чан думал, что знает Чанбина, а если это так, то он уверен, такой человек как Со ценит в любых отношениях личный контакт, общение. Звучит нереально, что Бин мог влюбиться, например, в какую-то девчонку, которую он просто где-то увидел. Именно этот момент так долго и не давал покоя Чану, теперь он понимал почему. Последние пару месяцев, они всей группой напряженно работают над новым альбомом. Все их перемещения можно было уместить в два слова «Студия» — «Дом», и в обратном порядке. Все те видимые изменения в поведении Со стали появляться чуть меньше пары месяцев назад. Значит ли это, что его самый близкий друг, Со Чанбин, может быть влюблён в кого-то… В кого-то из… Боже! Чану даже подумать об этом страшно! Он боялся этого как огня, честно. Мысль о возможных отношениях между мемберами очень пугала и тревожила его. Он понимал, что такое вполне может случиться, и находись все они в любом другом положении, Чан даже не парился бы по этому поводу. Но здесь и сейчас, это очень опасно, опасно для них всех. Конечно, лично его никак не смущали чьи бы то ни были отношения, не важно кто какого пола, любовь есть любовь. Но Бан Чан прекрасно понимал, что далеко не все люди придерживаются такого мнения. Так же всё в разы усложняет то, что они все слишком связаны, как друг с другом, так и в плане свободы своих действий. Чан понимал, ему, как лидеру, необходимо с такими вопросами справляться как можно скорее, чтобы минимизировать ущерб. Как бы не было больно за друзей, как бы не было жаль… Он должен сделать это, должен поговорить с Чанбином. Если он ошибся, ничего страшного, младший точно поймёт его переживания. А если же окажется прав в своих догадках, то придется просить самого близкого человека о самом сложном — постараться не давать хода своим чувствам.***
Что ж, убедиться в своих догадках так скоро Чан и не надеялся. Как только он услышал трек, который им с Ханом представил Чанбин, сомнений в его предположении не осталось. Как и стала ясна причина, по которой обычно собранный и эмоционально выносливый Со решил напиться до беспамятства. Сегодня они смотрели дораму, и в процессе зашёл разговор о том, кто как представляет себя в отношениях. Все мемберы заметно притихли и Чан хотел подбодрить их, как-то показать, что нужно просто подождать и в будущем всё у них будет, и отношения, и семья. Но то ли из-за усталости, то ли из-за собственных подобных переживаний вышло как-то совсем не ободряюще, а скорее отчаянно. Старший надеялся, что ребята всё поймут и не станут дальше грузиться, почти так и вышло, за одним горьким исключением. Наверное, он попал в самую больную точку Со, потому что тот окончательно поник, а позже, ночью, и вовсе накидался, а после импровизированной презентации своего нового трека, уснул на плече Чана беспокойным сном. Бан Чан старался в последующие дни не давить, видя и так стремительно ухудшающееся состояние Чанбина. Именно эта песня давалась ему крайне тяжело. В какой-то момент Чан даже подумал, что может это даже хорошо. Возможно, стоит дать ему переболеть, выплеснуть всё в этой песне, может это поможет Со пережить все свои чувства, отпустить это и тогда всё само собой наладится. Однако Чан видел, как непросто было Чанбину все эти дни, он буквально погружался в депрессию, а допустить этого старший никак не мог. Нужно было как-то помочь ему, поддержать, но так, чтобы не давить, не сделать больнее. Ни в коем случае нельзя было хоть как-то задеть своими словами или сделать что-то, что могло заставить Со думать, что он что-то сделал не так или в чём-то виноват. Чан не осуждал его, глупо ругать и осуждать за любовь, поэтому он хотел как можно более мягко поговорить о том, что происходит с его близким человеком. Затягивать больше было нельзя, сегодня Чанбин снова просидел весь день что-то переписывая, обдумывая, снова переписывая, бесшумно шевеля губами. Время уже близилось к ночи, а младший весь день отказывался от еды и отдыха, это уже вызывало настоящую тревогу за его эмоциональное и физическое состояние. Чан решил, завтра он обязательно поговорит с Бином.Ночь.
— Что ты готовишь? Чанбин стоял спиной к столу, за которым сидел Чан, он был так увлечен приготовлением еды, что практически забыл, что находится на кухне не один. — Эй, напугал! — Со тепло усмехнулся, повернув голову в сторону Чана. — Бинни, ты спишь на ходу? Почему испугался? — Чан был так рад улыбке младшего, что невольно заразился ей, было слышно, как ласковость сквозила в словах старшего. Из-за событий последних нескольких дней, улыбка от Со значила почему-то так много для Чана сейчас. Он был рад, что такая простая вещь как испуг смогла немного растормошить Чанбина и хоть ненадолго вырвать его из тяжёлых размышлений. — Нееет, не сплю, просто задумался… И вот снова этот напряжённый взгляд, брови сведены к переносице, а движения становятся заторможенными. Нет, так больше продолжаться не может. — Бинни, присядь, пожалуйста. — Чан отодвинул стул рядом с собой, жестом приглашая сесть. Чанбин удивлённо уставился на старшего, но всё-таки послушно опустился на предложенный стул, наблюдая как Чан разворачивает свой, чтобы оказаться прямо напротив него, глаза в глаза, практически касаясь коленками. Со почему-то занервничал из-за такой близости и общей странной атмосферы. — Хён, в чём дело? Что-то случилось? — Чанбин недоверчиво нахмурился, откинувшись назад, на спинку стула. Ему было странно и почему-то страшно, Чан нередко заводил какие-то серьезные разговоры, по работе, например, но никогда не устраивал какую-то особую обстановку для этого. — Нет. То есть, да, но всё хорошо… Хотя не так, я просто надеюсь, что всё будет хоро… — Чан, говори уже как есть, я реально начинаю бояться, — Чанбин перебил, он нервно дёрнулся вперёд, укладывая локти на колени. Атмосфера действительно становилась напряженной, а неуверенный тон Чана свидетельствовал о том, что разговор будет не из простых. Старший сидел, казалось, достаточно расслабленно, но его глаза были опущены, а острый клык то и дело проезжался по нижней губе. Он нервничал, он точно нервничал! Для Со несколько секунд неловкого молчания становились невыносимыми. И так уставший и перенапряженный мозг сейчас из последних сил бился в режиме тревоги. Нужно было что-то сказать, тишина казалась оглушительно невозможной. Бей или беги! Со выбирает первое. — Так, Крис, если дело в сроках… — Ты влюблён в кого-то из мемберов? — Чего?! — Ты назвал меня Крисом? Двое уставились друг на друга, раскрыв рты. Они одновременно выпалили эти фразы и сейчас, казалось, пытались обработать информацию. Было похоже на то, как старенький компьютер пытается обработать сразу несколько запросов, вентиляторы разгоняются до предела, пытаясь остудить разогревающийся процессор. Только вот этим двум вентиляторы в базовой комплектации не встроили, потому их процессорам грозит неизбежный перегруз. Чанбин вообще, казалось сломался окончательно. Он глупо поморгал, а потом вовсе уставился на Чана с открытым ртом, перестав подавать любые признаки функционирования. — Так, тихо, тихо… — Чан довольно быстро сообразил, что нужно эскалировать этот кризис в системе. Пока Чанбин в шоке, надо как-то снизить уровень нагрузки на его мозг. Он аккуратно наклонился к нему, и осторожно положил свои руки на его предплечья. — Бинни, ты только дыши, пожалуйста, хорошо? Всё в порядке, слышишь? Если не хочешь говорить сейчас, давай не будем, ладно? Но мы должны поговорить об этом, как можно скорее, лучше всего завтра. Я больше не могу смотреть, как тебе больно. Ты не должен переживать всё это в одиночку, у тебя есть я и ты можешь доверять мне, ты же знаешь… И… Если я ошибся в своём предположении, то извини, не принимай близко к сердцу, но если я прав и… Чанбин? Бинни, ты… Ты плачешь? — Чан растерянно заморгал. Такого развития событий явно не ожидал никто из них. Во-первых, Чан никогда раньше не видел слёз Со. Во-вторых, Со вообще не понял, когда слёзы внезапно покатились из глаз. Чанбин рывком поднялся со стула и отвернулся от старшего. Он быстро вытер лицо руками и, опершись руками о столешницу, на которой стоял так и не доготовленный рамен, опустил голову и крепко зажмурил глаза. Всё, что сейчас происходило, казалось нереальным. Чанбин просто хотел открыть глаза и обнаружить, что он на своей кровати, просто уснул сразу как пришёл и всего этого просто не было. Ему сейчас очень непросто собрать остатки разума, чтобы предпринять хоть что-то, он продолжает стоять безмолвно и неподвижно. Чан, вопреки своему состоянию сейчас, которое не сильно отличалось бодростью и резвостью реакций от состояния Чанбина, всё-таки гораздо быстрее вышел из ступора. Он тихо поднялся со стула, и подойдя со спины, очень медленно и аккуратно оплёл Чанбина своими руками, прижавшись щекой к его затылку. — Всё хорошо, Бин, слышишь? Всё хорошо… Но у Бина ничего сейчас не было хорошо! Последняя нервная клетка погибла в тот момент, когда Чан обнял его вот так… Тихо, уютно, продолжая шептать какие-то успокаивающие слова, немного покачивая в своих объятиях. Чанбин сомневался в себе сейчас очень сильно, наверное, впервые настолько сильно. Ещё немного и его мозг просто отключит сознание, чтобы избежать необратимых нарушений в системе. Последним фатальным скачком напряжения стала мысль о том, что выйти без потерь из этой ситуации уже не получится. Пути назад нет и, по большому счету, от самого Чанбина ничего уже не зависит, он не контролирует сейчас ровным счётом ничего. Он весь в руках Чана, в самом прямом и в переносном смысле. Ну вот и всё… Система нашла безопасную точку для сохранения и отключилась. Тело Чанбина дёрнулось и медленно обмякло в сильных руках. Чан сцепил руки вокруг друга так крепко, что испугался, не сломал ли ему пару рёбер. Однако сейчас самое главное то, что он его держит. Он держит… Со был совсем не маленьким. Он не хрупкий, не изящный. Он крепкий, накачанный, с широкими плечами и достаточно тяжёлый. Но Чан тоже не слабак. Донести Чанбина до его кровати было непросто, но он справился. Аккуратно опустил друга на одеяло и легонько потормошил. Тот как-то замучено простонал и перевернулся на бок, сразу захрапев. Чан облегчённо выдохнул и устало опустился на пол, рядом с кроватью, опершись о неё спиной. Он утомлённо откинул голову назад и почему-то улыбнулся. Во всей этой ситуации, ему принесло облегчение, что Чанбин уснул. Чан понимал, что младший, по всей видимости, ужасно вымотан, не только физически, но и эмоционально. Настолько, что в прямом смысле потерял сознание от стресса. Это было плохо, очень плохо. Но теперь он просто спит и это хорошо… Очень хорошо. И Чан уже тоже спит.Утро.
Пробуждение было подобно попытке всплыть со дна океана. Сознание Чанбина изо всех сил пыталось вырваться из глубоких тёмных вод самого тревожного и мрачного сна. В этом сне он терял всё. Он терял свою музыку, своих друзей, терял самого себя. Ему казалось, что этот сон был бесконечно долгим и слишком реалистичным. Как будто он прожил всю свою жизнь, и она оказалась абсолютно безрадостной. Ничего не налаживалось, всё становилось только хуже. Самым страшным во всём этом было то, что даже во сне, Со Чанбин не мог решиться изменить что-то. Он послушно принимал все удары судьбы и продолжал плыть по течению, которое неумолимо утягивало его на дно. Открыв глаза, Со ещё долго пялился в потолок, пытаясь понять в какой реальности он находится, в какой реальности он хотел бы находиться. Постепенно в памяти всплывали обрывки вчерашнего вечера и ночи. Он вспомнил разговор на кухне, точнее то, что могло бы быть разговором, но кажется случилось то, что случилось. Он просто отключился. Даа… Наверное, действительно пора серьезно взяться за работу над этим своим состоянием. Грузить свою психику дальше просто небезопасно, с этим что-то нужно делать. Чан. Чанбин повернул голову и увидел тёмную макушку друга, который сидел на полу возле его кровати, в какой-то неестественно разваленной позе и, похоже, спал. В груди что-то болезненно кольнуло. Чан. В голове почему-то хаотично всплывали обрывки ночного сна. Какая-то зудящая мысль билась в голове. Чанбин зажмурился и тряхнул головой, пытаясь избавиться от назойливых картинок. Вдруг, всё резко исчезло и затихло. Водоворот проносящихся событий из сна растворился, оставляя в сознании только одну, мерно покачивающуюся на волнах разума, мысль.«В той его жизни, из сна, не было Чана.»
Чанбин открыл глаза и судорожно вдохнул воздух. В горле и глазах сильно зажгло, а в груди как будто схлопнулись лёгкие, хотелось вдохнуть ещё, но не получалось. Весь воздух резко вырвался с каким-то жалобным стоном. Он дурак! Он такой дурак! Самонадеянный и упёртый. Как он мог подумать, что сможет держать это всё в себе и не свихнуться?! Как он мог подумать, что сможет довольствоваться малым и не потерять себя?! А самое главное, как он мог подумать, что самый чуткий и внимательный человек рядом с ним не заметит этого или останется в стороне?! Хотелось врезать себе неимоверно. Но больше всего хотелось скорее избавиться от того груза, что так тяготил. Он должен. Он просто обязан сделать что-то. Если Чанбин не хочет прожить жизнь так, как было в том ненавистном сне, нужно бороться! Брать вёсла и грести против течения, а если вёсла сломаются, а лодка начнёт тонуть, то нужно выпрыгивать и грести вплавь. Действовать нужно было решительно, пока крупицы этой решительности не сдуло ветром страхов и сомнений. Поэтому Со аккуратно положил руку на плечо Чана и несильно сжал. Чан резко вскинул голову и зашипел. Провести ночь в таком положении, не самый лучший расклад для вымотанного тела, которое и так большую часть времени находится в сидячем положении. В общем, Чанбин ярко представил какие ощущения сейчас испытывает Чан, особенно как хреново сейчас его шее, которую он пытался размять и потянуть. — Ты как? — всё ещё пытаясь размять шею спросил Чан. Вот в этом и весь Чан. Ему всегда важнее своего комфорта то, как себя чувствуют его близкие. — Это ты. — Со повернул голову набок и тихо прошептал в затылок напротив. — О чём ты? Чан хотел было развернуться всем телом к другу, но Чанбин сильно сжал его плечо и, всё так же шепотом, только как-то совсем отчаянно, протороторил: — Нет, пожалуйста, посиди так, не поворачивайся! — Л-ладно. — настороженно протянул Чан, откидываясь обратно, в прежнее положение. Что говорить дальше Со не знал, слова застревали в горле, неспособные пробиться через плотный горький ком тех чувств, что так долго не могли найти выход. Чан молча ждал, он ещё не совсем проснулся, но кажется понял, что Чанбин пытается сказать что-то важное. Младший снова тяжело выдохнул, пытаясь избавиться от дрожи в груди и, почувствовав, что немного успокоился, заговорил: — Ты помнишь, что спросил у меня ночью? — Конечно, я помню, Бин. — Чан немного потянулся, разминаясь и пытаясь избавиться от сна окончательно. — Хорошо… В общем… Я не собирался этого делать. В смысле, я с «этим» вообще не собирался ничего делать. — Чанбин сделал акцент на слове, давая понять что он имеет в виду. — Понял, под «этим», ты подразумеваешь что? Свои чувства? — Чан решил уточнить, понижая голос на последнем слове, как будто боясь ошибиться. — Да. Чан кивнул. — То есть я был прав в своих догадках? — он поднял взгляд перед собой, уставившись куда-то в стену напротив. Чанбин не видел его лица, но по движениям и тону, понял, что Чан немного напрягся в ожидании ответа. И снова, тихое: — Да. Бан Чан опустил голову, он пальцами теребил край своей футболки, ожидая, что Бин продолжит. Но он молчал. Молчал как-то совсем тихо, казалось, что вовсе перестал дышать. Старший тоже пытался собрать мысли в кучу. Наверное, не лучший момент обсуждать такие вещи спросонья, но лучше так, чем смотреть, как друг закапывает себя в собственных переживаниях. Поступившая информация встраивалась в уже имеющуюся картину всей этой ситуации с Со. Чан пытался переварить всё, разложить по полочкам, прокручивая снова и снова его слова. Вдруг Чана подкинуло на месте. Он встрепенулся и резко развернулся всем корпусом к Чанбину. Тот испуганно подскочил на кровати и вжался всем телом в стену. — Подожди, что ты сказал? — глаза Чана взволнованно бегали по лицу младшего, а сам он застыл в недоумении. — Я-я… Я могу всё объяснить. — пискнул Чанбин, садясь на кровати удобнее. Сказал не подумав. Что он мог объяснить? Он даже не понял, зачем это сказал, просто испугался. — Нет, Бин, подожди. — старший покачал головой, прикрывая глаза — я не понял… Сейчас, то есть, раньше, когда разбудил меня, что ты сказал? Со знал, что повторить это снова будет не просто, но ситуацию намного усложняло, что теперь он смотрел Чану прямо в глаза. — Я сказал… Я сказал, что это ты. Ты… т-то есть, это ты, Чан. — Чанбин не смог выдержать зрительный контакт, он всё-таки опустил глаза. — Бинни, я сейчас очень плохо соображаю, — в голосе Чана начинало проскальзывать нетерпение — я не хочу давить на тебя, но пожалуйста, не мог бы ты выражаться как-то конкретнее. Чанбин уже думает, что не вынесет этот разговор и снова отключится. Тактика избегания. Неплохо, но не слишком практично. Он уже уяснил, что для него не подходит. — Боожее — отчаянно всхлипнул младший — если бы это было так просто, я бы так и сделал, Чан. На смену отчаянию Чанбина начало приходить раздражение. Хотелось сорвать этот пластырь резко, не растягивать свои мучения больше. Злость в этом очень хорошо помогала, она не давала возможности блокировать слова и поступки. Поэтому Со грубо схватил в кулак футболку на груди Чана, притянув его почти вплотную к себе. Чан, который всё это время стоял на коленях перед кроватью Чанбина, чуть не свалился на неё, во время расставив руки по бокам от младшего. Со перешёл на громкий шепот, практически уткнувшись лбом в лоб старшего, проговаривая каждое слово четко и отрывисто, как будто действительно отрывал их по кусочку: — Ночью. На кухне. Ты спросил. Влюблён ли я в кого-то из мемберов. — Бин тяжело задышал, но продолжил — Сейчас, утром, я ответил тебе. Я сказал, что не собирался ничего с этим делать. И если бы ты сам не спросил, я бы никогда не поднял эту тему. Вообще. Я думаю, ты не дурак и всё прекрасно понял, говорить что-то ещё я не собираюсь. Достаточно конкретно?! Так же резко, Чанбин отпустил Чана и откинулся обратно к стене, прикрыв глаза. Сердце стучало жутко. Волнение и раздражение подкатывали красными пятнами от шеи на лицо. Дыхание заходилось так, как будто он только что потягал железо в спортзале. Он не был зол на Чана, конечно. Его вины вообще ни в чём нет. Скорее сама ситуация выбешивала. Не так он себе представлял признание в чувствах. Образно, выражаясь, конечно. Признание Чану он вообще никак не представлял. В его картине мира такого вообще не должно было произойти, потому он и злился. Теперь пришла очередь Чана задыхаться и глупо моргать глазами. Чанбин буквально видел, как паника накатывала на друга. Об этом он как-то не подумал. Что делать дальше с приближающейся истерикой старшего, он не знал. Вообще, у него не было времени прикинуть варианты реакций на своё признание, поэтому и как справляться с этой реакцией он тоже не представлял. Чан продолжал прожигать дыру своими глазами в, и без того, горящем лице Со. Он оставался в прежнем положении, оперевшись руками на кровать по бокам от бёдер Чанбина. На секунду Бину показалось, что Чан медленно приближается к его лицу. Или не показалось? Старший действительно приблизился, заглядывая прямо в глаза. Из-за того, что Чан стоял на коленях у кровати, он был ниже уровня глаз Со, поэтому тревожный взгляд, направленный снизу вверх показался Чанбину каким-то отчаянным. Выдержать этот взгляд было невозможно. Бин видел так же как тяжело вздымались грудь и дёрнувшийся кадык Чана. Хотелось бежать. Бежать куда-нибудь подальше, спрятаться, не нести ответственность, ничего не решать. Очень тяжело придерживаться плана быть решительным, если раньше никогда таким не был. — Позволь спросить кое что? — Чан тяжело сглотнул и подал голос. Чанбин уже очень устал. Пусть будет что будет. Он ответит, скажет всё, что Чани попросит, просто чтобы эта мука поскорее закончилась. — Спрашивай — Бин как-то печально ухмыльнулся, он правда устал. — Ты сказал, — Чан опустил глаза — сказал, что ничего не собирался делать с этим. Что это значит? — Я же сказал. Это значит, что ты бы никогда не узнал об этом. — То есть, просто хочу уточнить ещё раз… У тебя есть чувства… К… Ко мне, и ты бы продолжал скрывать это, если бы я не заметил, что с тобой что-то творится и не спросил напрямую? — старший поднял взгляд и пригвоздил им взор Со на себе. — Да, Чан. Старший отстранился и поднялся на ноги. Он отошел к окну и оперся на подоконник. Чанбин теперь видел только его спину. Должно было стать легче, но отчего-то не было. Какая-то горечь снова подступала к горлу. Со пытался понять что это, почему не стало легче? Он же признался, скинул груз, который так тяготил его. Неужели, теперь так будет всегда? Вспоминая первые дни после того, как он осознал, что влюблён в Чана, он не мог поверить, что тогда всё было так легко. Наверное он отдал бы сейчас всё, чтобы больше не страдать, чтобы снова ощутить ту эйфорию и лёгкость. Слёзы сами покатились по его щекам. Он даже не пытался сдержать их или скрыть, как это сделал ночью. Просто больше не мог обманывать себя. Он не сильный, не решительный, не мастер скрывать свои чувства. Он такой, какой есть. Иногда ранимый, трус, когда это касается принятия важных решений, влюблённый в своего друга. Осознание №3. Он не хочет, больше не хочет казаться кем-то другим. Теперь он ясно знает, что может стать с его жизнью, если продолжать обманывать себя и притворяться. Чанбин подорвался с кровати и в три шага оказался за спиной Чана. Тот, услышав движение, обернулся. Со застыл перед ним, в глазах старшего стояли слёзы. — Хён, прости меня! — Бини бросился Чану на шею, не в силах сдерживать свои эмоции. Они плакали, оба. Однако Чанбин не понимал почему плачет Чан. Он бы хотел понять, но очень боялся. Со помнил свои чувства, когда представил, что может потерять то, что было между ними. Что, если именно это сейчас испытывает и Чан? Что, если он понял, что не сможет больше быть другом Бину и это разбило ему сердце? Из мыслей Чанбина вырвал голос Чана: — За что ты извиняешься? — он отстранился и вытерев лицо рукавом футболки, нежно взял лицо Со в ладони, аккуратно стирая солёные дорожки большими пальцами. — Чанни-хён, я всё испортил? Я просто больше не мог, я должен был что-то сделать — Со снова начинали накрывать эмоции. — Тихо… Эй, посмотри на меня. Слышишь? Всё правда хорошо — Чан продолжал гладить лицо Со. — Чанни, я трус! Я трус и бессовестный собственник. Я понял, что влюблён в тебя и был готов скрывать это хоть до конца своих дней, потому что боялся, что потеряю тебя. Я и сейчас боюсь. Но когда той ночью ты сказал, что хочешь сделать кого-то счастливым, я просто сломался. Мне было так обидно и горько, что этим кем-то никогда не смогу быть я. И я… Прости — Чанбин не мог продолжать говорить, он опустил голову, слезы душили его. Чан и сам не сдерживал себя. Солёные капли падали на футболку, а подбородок дрожал. Не смотря на это, он не отрывал взгляда от лица напротив, продолжая нежно гладить его, переходя на волосы и затылок. Старший уткнулся лбом в макушку Со. — Но почему? Почему ты молчал, Бин? Я бы никогда не покинул тебя, не осудил из-за этого. Я ведь не просто друг тебе, ведь так? Мы не просто друзья. Нельзя винить кого-то за любовь, да? Боже, я так боялся, что это кто-то из ребят, но… Но я кажется не был честен с собой. Бинни, — Чан взял Со за подбородок, поднимая его лицо — Слышишь меня? Это я должен извиниться. Чанбин слушал очень внимательно. Он сейчас, кажется, мог услышать как бьётся сердце в груди напротив. — За что тебе извиняться, хён? — Со завороженно смотрел на самого драгоценного человека в своей жизни. — За то, что не был честен — Чан опустил голову, закусив губу. — О чём ты? Со буквально задержал дыхание. Он боялся услышать ответ. Ему казалось, что вот вот и случится что-то непоправимое. — Я не был честен, когда переживал, что ты влюблён в кого-то из ребят… Потому что, кажется, я боялся не из-за того, что это может быть опасно, а потому… Потому, что … Я… — Боже, Чани, да говори уже, я совсем с ума сойду! — Чанбин запрокинул голову назад, измученно застонав. — Кажется, я тоже люблю тебя. Error.***
Система не способна вынести нагрузку больше, чем в неё заложено. Но мозг Чанбина, за последние двенадцать часов, наверное, пережил какой-то мощный апгрейд, потому что иначе объяснить, как же он до сих пор не свихнулся, просто невозможно. — Я хочу присесть — прохрипел Со, отстраняясь от Чана, и пошатываясь отошёл к своей кровати. — Да, я тоже — Чан сел рядом, положив голову себе на руки. Пару минут оба молчали, что-то обдумывая у себя в голове. Чанбин первым подал голос: — Когда? Ему не нужно было уточнять, о чём он спрашивает. В данной ситуации этот вопрос — единственное, что приходит в голову. Он хотел бы спросить ещё очень много, но сначала он должен был понять, когда Чан понял, что любит его. Ведь от этого зависит, насколько Со проебался, так долго скрывая свои истинные чувства. — Сейчас — старший смотрел куда-то себе под ноги, не моргая. — Ого! — присвистнул Со. — Ага… — кивнул Чан. Снова повисла тишина, но не надолго в этот раз. Не выдержал старший. Он как-то хрипло прыснул от смеха себе в кулак. За ним Со, хохотнул уже в голос. А потом оба зашлись в истерике, завалившись друг на друга. Комок нервного напряжения разорвало внезапно и очень мощно. Они долго не могли успокоиться, стоило лишь взглянуть друг на друга, как снова их накрывала истерика. Это была настоящая истерика, со слезами и спазмами в горле. Но это было им так необходимо, что они даже не пытались взять себя в руки. Через пару минут, всё прошло само собой. Каждый понимал, что впереди ещё предстоит непростой разговор, но, казалось, кризис миновал. Самое страшное позади. Самый тяжёлый момент они пережили, вместе. И, наверное, Со понял, что правда бывает так. Иногда, действительно, осознать свои истинные чувства бывает очень не просто. — Что будет дальше? — Чанбин взволнованно посмотрел на Чана и отметил, что тот тоже выглядел немного растерянно. — Если честно, не знаю. Думаю, нам нужно немного времени, чтобы понять как наши отношения будут развиваться дальше. По крайней мере, мне точно нужно многое обдумать, Бин. Ты позволишь мне пару дней разобраться со всем и пока не поднимать эту тему? — Чан почему-то виновато опустил глаза. — Эй, хён, всё хорошо. Я тоже думаю, что лучше поговорить чуть позже, не переживай. Сейчас главное, что мы выяснили это для себя. Чанбин немного лукавил. Для него сейчас самым главным было то, что его чувства, которые он и не мечтал когда-то открыть, оказались взаимными. О таком даже подумать было страшно, и что это означало в перспективе их отношений с Чаном, он до конца пока так и не понял. А всё остальное, действительно не так важно. Всё можно обсудить потом. Его не оттолкнули, не оставили, не осудили. Он рискнул, сделал что-то по настоящему важное, а это значит, что уже не будет так, как в его страшном сне. Он будет сражаться за своё счастье. — Хорошо, тогда может приведём себя в порядок и позавтракаем? — Бан Чан широко улыбнулся. — Отличная идея.