Alptraum

      Проснувшись, Эйб, поначалу, даже не смог определить – где он. Вместо давно уже ставшего привычным резервуара, в котором рыбочеловек проводил большую часть свободного времени, он увидел потолок, художественно украшенный лиственным узором. Мало того, что он был не на базе, так ещё и не в воде, находиться вне которой мог только благодаря гидрокостюму, сконструированному с учётом всех анатомических особенностей. Вообще-то он был весьма удобен, однако Эйб не мог двадцать четыре часа в сутки таскать на себе эту резиновую прокладку, как называл её Хэллбой. Как и любому живому существу, ему нужно было отдыхать. Возвращаться в родную стихию. В животворную купель бытия, пусть и ограниченную стеклянными стенами не слишком-то и просторного аквариума.       Поэтому он и удивился, обнаружив себя в совершенно незнакомом месте. Моргнув прозрачными плёночками век, на мгновение закрывших его бездонные, чёрные глаза, Эйб понял, что смотрит не на потолок, а на сплетённый из ветвей полог. Лес, подобного которому он ещё не видел, был весь залит неземным светом. Солнечные лучи проникали сквозь ветви деревьев пронизывая листву. Казалось, что она светится, словно покрытая сусальным золотом. Лес поражал своей красотой и царившим в его пределах покоем.       Страха не было. Лишь запредельное, граничившее с испугом удивление. Почти что шок. Пытаясь, понять, что произошло и где он оказался Эйб привстал, запоздало осознав,что всё это время лежал в неглубоком водоёме, похожем на округлую чашу. Его дно кто-то аккуратно расчистил и выложил камешками, благодаря чему Синий прекрасно выспался. Ну а прохладная вода, обладавшая приятным привкусом осенних листьев освежила его, придав ясность уму, и бодрость телу. Даже дух его заметно окреп, став сильнее.       Внутренне наслаждаясь этим ощущением, но при этом всё равно оставаясь начеку Эйб принялся оглядываться по сторонам, пытаясь понять – где оказался. Однако куда бы не обращал он свой взгляд – повсюду были лишь одинаковые ряды деревьев, коронованных золотыми венцами поздней осени. Это обстоятельство окончательно сбило и без того растерянного рыболюда с толку.       «Только что же весна была...» – пораженный этой странной метаморфозой он выбрался на берег, укрытый шуршащим ковром. Повинуясь импульсу внезапного любопытства, Эйб опустился на корточки и принялся разгребать листву перепончатыми пальцами. Он всё копал и копал, пытаясь добраться хоть до чего бы то ни было, но долгое время ему это не удавалось. Лишь когда его рука ушла в листву по локоть, кончики пальцев наконец-то, коснулись земли Эйб осторожно повёл ладонью, разбрасывая листья, которые даже в глубоких слоях не были тронуты гнилью, и пригляделся. Под ними притаилась сухая жёлтая трава, никогда не видевшая солнца.       Поражённый своим открытием человек рыба встал на ноги и огляделся. Стараясь не поддаваться тревоге, которая росла в его сердце с каждой, проходящей секундой, он силился отыскать выход. Например портал, который привёл его сюда, или, на худой конец, увидеть просвет между стволами. Однако же его не было. Со всех сторон Синего окружали деревья. Словно грозное воинство.       В отчаянии он бросил взгляд вверх туда, где сквозь жёлтые листья сочился солнечный свет. Теперь, когда его глаза достаточно привыкли этому уровню освещённости, человек-рыба заметил одну важную деталь – лес был эльфийским. Это объясняло и золотой цвет листвы и потустороннее ощущение, которое он вызывал в сердце всякого, кто осмелился ступить под тень его густых ветвей.       «Нуала! Ну конечно, я же отправился присутствовать на её коронации!» – спохватился Эйб, с трудом припоминая подробности вчерашнего дня. Его сознание оставалось ясным, но память как будто заволокло туманом, с который смутно проглядывали лишь кое-какие детали. Он помнил, как Красный напутствовал ему не теряться в присутствии надменных эльфов а, в случае чего, и «навалять им там всем хорошенько», чтоб не наглели. Это Эйб помнил, как и дорогу до портала в эльфийские земли. А вот что было дальше...       В памяти всплывали только какие-то обрывки воспоминаний о времени, проведённом с Нуалой. В библиотеке, по большей части, так они оба любили проводить время за книгами, а потом обсуждать прочитанное, делясь мнением и впечатлениями. С помощью слов или связи – зависело от каждого конкретного случая, но при любом из них они наслаждались совместным времяпревровождением.       Эйбу было хорошо с Нуалой как никогда и ни с кем до этого. Он мог часами слушать её рассказы о волшебном мире фэйри, или истории королевской семьи, которая знала и славные времена. Принцесса, в свою очередь, расспрашивала его о мире людей, современной культуре и традициях. При этом его она слушала с не меньшим интересом, чем он её. В их общении, эльфийка отдыхала душой. После того безумия, что устроил Нуада, ей было в радость просто проводить время с тем, кто знает, а главное – понимает её.       — Знаешь, ты не кажешься мне странным и тем более уродливым, – доверительно поделилась эльфийка, почувствовав, что он стыдится своего облика, находясь рядом с ней. – Ты просто слишком много времени провёл среди не слишком дружелюбных существ, отличных от тебя по форме. Среди нас, фэйри, нет устоявшихся канонов красоты. Моя подруга как-то, влюбилась в морского змея.       Из-за озорной улыбки, сопровождавшей этот рассказ, Эйб так и не смог определить – был ли он правдив или нет. Однако же, так откровенности помогла ему понять, что Нуала не просто терпела его рыбью внешность ради внутреннего содержания, но находила егокрасивым. Это признание уничтожило последние преграды меж ними, переведя их связь на новый уровень. Совсем как в компьютерной игре, к которым питал пристрастие его приятель из Пекла. Только это было намного – наверное в тысячу раз – лучше.       Его присутствие дарило ей чувство безопасности. Поэтому она и старалась не расставаться с ним даже ночью. Отказавшись от роскошных апартаментов, которые Бюро выделило для знатной гостьи, она почти что сразу перебралась к Эйбу вместе со спальными принадлежностями и оккупировав диван в его комнате. При этом, эльфийка всегда старалась устроиться так, чтобы аквариум оставался в поле её зрения. Ей нравилось наблюдать за ним в естественной среде обитания. Особенно во сне, когда он парил среди созданных аэраторами течений, свободный от проблем и разочарований суетного мира. И не единожды, проснувшись по утру или посреди ночи, Эйб ловил на себе пристальный взгляд её сходных с янтарём глаз, гипнотизировавших своей потусторонней красотой.       Поначалу это смущало застенчивого рыболюда, но в скором времени вошло в привычку и начало казаться чем-то приятным и даже успокаивающим. Потому что это оказалось приятно – увидеть любимую, только-только открыв блестящие, чёрные глаза по утру. Обычно, когда он просыпался, Нуала уже сидела на диване, завернувшись в одеяло. Её ноги подогнуты под себя, а подбородок лежал на скрещенных пальцах, пока глаза следили за его дрейфом, больше похожим на какое-то плавное парение. Затем их взгляды встречались и на лицах одновременно появлялись одинаково-глупые улыбки. Лучший, из всех возможных, способ чтобы начать день.       Единственное, о чём они немного жалели в такие моменты, так это о том, что Нуала, не являвшаяся водным существом, не могла присоединиться к нему в резервуаре. Но вскоре Эйб нашёл способ решить и эту проблему. Да, его возлюбленная не могла находиться в воде хоть сколь-нибудь долго, однако он, будучи амфибией, мог остаться с ней и провести ночь за пределами аквариума. Это было непросто. Находясь вдали от воды в течении стольких часов, Синий неизменно просыпался с неприятным ощущением сухости во всём теле и ужасным сухим кашлем, но ночь, проведённая в объятьях любимой, стоила всех этих страданий.       Вот так, постепенно, их совместная жизнь на базе вошла в колею. Днём они общались узнавая друг друга и сближаясь ещё больше, чем раньше, а ночи проводили разделённые стеклянными стенками резервуара, заполненного солёной морской водой. За исключением тех редких случаях, когда совместное чтение увлекательной книги или просмотр фильма, к которым Эйбу удалось пристрастить эльфийку, заставляло их засидеться допоздна и задремать на диване. В такие ночи рыболюд отказывался от возвращения в аквариум, предпочитая оставаться с любимой. Прижавшись друг к другу под одеялом они, обычно, быстро засыпали, контрастно переплетая белое с сними тела. А иногда такая вот полусонная близость приводила к чему-то даже ещё более чудесному.       И не было ни для Эйба, ни для Нуалы более изысканного удовольствие, чем проснувшись поутру ощутить прикосновение руки и увидеть любимый силуэт в лучах утреннего солнца. Их совместные дни и ночи были наполнены счастьем, а потом для принцессы пришло время взойти на престол. Красный не смог сопровождать её из-за очередной миссии и Бюро отправило с ней Эйба. Они добрались до портала и... всё. Дальше в памяти клубился туман, прозреть который оказалось не под силу даже медиуму вроде него.       Так и не сумев вспомнить ничего конкретного рыбочеловек хотел было дать местным знать о себе. Окликнуть кого-нибудь, но не решился. Несмотря на то, что Нуада находился под стражей в королевском дворце, на свободе у него могли остаться сторонники. И они не были бы рады, обнаружив на своей земле одного из тех, кто помог победить опального принца Да, Нуала теперь была королевой и под страхом изгнания запретила подданным причинять ему вред, но как говорил Хэллбой, запреты существовали для того, чтобы их нарушать. К тому же, Эйб не осмеливался прервать священную тишину древнего леса. Подобное казалось кощунством.       Пытаясь разобраться в своих ощущениях, Синий и закрыл глаза, возложив руку на шершавый ствол одного из деревьев. Психометрия – экстрасенсорная способность, позволяющая ему «считывать» информацию как с неодушевлённых предметов, так и живых существ, не подвела и на этот раз. С её помощью Эйб смог лучше понять место, в котором оказался. Золотой лес был древним. Возможно самым древним лесом, оставшимся на планете. И, как и подобает всем старикам, он давно уже погрузился в сладкую дрёму. Из-за этого атмосфера здесь и казалась такой странной. Ощущение светлого покоя и какой-то извечной печали, не имевшей ничего общего с осенней грустью, царило в вокруг. Пропитывало деревья, въедаясь в кору, в листья и даже в застывший воздух. И так легко было поддаться этой изысканной печали и остаться здесь навсегда, слушая, как шепчутся над головой золотые кроны...       Эйб был опытным медиумом и не позволил себе затеряться в осеннем шорохе. Конечно, древний лес, по-своему, был красив и завораживал, но соединяться с ним в вечном сне, рыбочеловек не планировал. Поэтому, отняв ладонь от шершавого ствола, он надел свой костюм, аккуратно разложенный на берегу водоёма и направился в произвольном направлении, рассчитывая выйти куда-нибудь. Это в обычном лесу можно было блуждать неделями, так и не встретив никого из обитателей, но здесь плотность населения должна была быть очень высокой. Магическим существам просто некуда было больше идти и негде искать убежища, кроме как здесь.       Однако же по пути Синему так никто и не встретился. На общем, золото-коричневом фоне он со своей бирюзовой кожей и в чёрном гидрокостюме и должен был выделяться так, что не заметить его мог бы, наверное, только слепой. Однако же ни один из местных обитателей, так и не вышел поинтересоваться – что этот рыбочеловек делает в их владениях? Это место будто бы вымерло.       Наверное, если бы между вековыми стволами властвовала тишина, было бы страшно. Однако лес не был тих. Он полнился таинственным шорохом листвы и хрустом веток под ногами Эйба. Тот старался ступать тихо и осторожно, но всё равно создавал столько шума, что всё живое замирало вокруг. Однако, стоило ему остановиться и прислушаться, как лес, начинал оживать и рыбочеловек слышал уже не только шелест листьев на недостижимой высоте, но и чарующее пение птиц в ветвях. Если, конечно, это были птицы, а не феи или какие-нибудь ещё более причудливые существа, так и не пожелавшие явить себя странному пришельцу.       Однако же они сопровождали его, на протяжении всего пути. И каждый раз, когда Синий останавливался чтобы осмотреться или воспользоваться психометрией и поискать портал перехода, настороженная тишина сменялась их мелодичными трелями. Звонкие голоса перекликавшихся созданий наполняли лес, а их переливы успокаивали путешественника, слегка поднимая ему настроение.       Обитали здесь и разумные существа. Иногда Эйб натыкался на тропинки, как будто нарочно расчищенные кем-то среди палой листвы. Они были так искусно вплетены в окружающий ландшафт и так хитро спрятаны в нем, что найти их можно было разве что случайно. Они появлялись неожиданно, извивались и петляли среди деревьев и, чаще всего, никуда не вели. Он пробовал пройти по каждой из них, но тропинки каждый раз внезапно обрывались возле высокого дерева или посреди какой-нибудь просторной поляны.       Иногда они приводили к источникам воды, наподобие небольших озёр или ручьёв, что лени несли свои воды сквозь лес. Чувствуя необходимость освежиться, Эйб погружался и плавал вдосталь, с наслаждением ощущая как тяжёлые водяные пласты расходятся перед его телом. Недостатка в так необходимой его организму влаге рыбочеловек не испытывал. Да и еды, на удивление, хватало. Рядом с водоёмами обязательно обнаруживались заросли ягод, которыми он мог утолить голод, не напрягаясь при этом.       Казалось, сам лес щедро одаривал гостя поздними плодами: стелющиеся кустарнички клюквы росли так близко, что достаточно было просто протянуть руку чтобы сорвать кислые густо-багряные ягоды. А привстав на цыпочки Эйб с легкостью дотягивался до горьковатых коралловых гроздьев рябины. Лесные ягоды оказались и удивительно приятными на вкус, и хотя он предпочитал тухлые яйца, с их помощью ему удавалось восстанавливать силы и идти дальше. Вместе с тем настроение его улучшалось, а тревога – отступала куда-то в золотой туман, который с приходом вечера начал сгущаться между обступавшими его со всех сторон стволами.       Желание выбраться из эльфийского леса как-то самой собой сменилось тихой задумчивостью и созерцательным покоем. Ему уже не хотелось куда-то идти и что-то искать... хотелось остаться здесь и насладиться засыпающей природы... И Эйб поддался этому мягкому, но непреодолимому зову. Недолго думая, он устроился на опавших на листьях, соорудив из них настоящую подстилку. Лежать на ней оказалось очень приятно. Листва, всё ещё хранившая тепло, отданное ей солнцем, словно бы делилась им с Эйбом.       Чувствуя, что погружается в дрему Синий закрыл глаза, растворяясь в звуках окружающей природы... Неподалёку тихо журчал ручей, а потому даже проспав несколько часов он легко мог дойти до него и избавиться от последствий дегидратации. Он не знал, как долго пролежал вот так, борясь со сном и прислушиваясь к шёпоту деревьев, но в какой-то момент усталость смежила его веки...       ...сон пришёл, и был он ярким и красочным. В нём Эйб снова (снова?) оказался во дворце, окружённый благородными созданиями в фамильных доспехах и церемониальных мантиях, выглядевших так словно они были сотканы из осенних листьев. Весь свет эльфийского двора собрался на коронацию, а потому в главном зале было не протолкнуться. Присутствовали там делегации от иных волшебных существо вроде незаметно шнырявших в толпе гоблинов и возвышавшихся над всеми остальными троллей, чьи каменные лица и горящие глаза на кого угодно могли нагнать страху. И чтобы никто из них не устроил конфликт за порядком следили десятки стражников в красных плащах и причудливых масках, делавших их похожими на мифических существ с рогами и клювами.       Дюжины представителей различных рас и культур собрались, чтобы приветствовать новую королеву, сменившую своего подавленного, разочарованного и апатичного отца. Когда один из аристократов, чьё лицо было закрыто слепленной из золотых листьев ритуальной маской, возложил на её голову корону из оленьих рогов, зал взорвался сотнями ликующих голосов. Их объединённая мощь ощущалась едва ли не физически, и несла с собой то, что как думали многие, давно покинуло эльфийские земли.       Надежду. Каждый из собравшихся связывал свои надежды с девушкой, чья хрупкая похожая на выточенную из дерева статуэтку, фигура замерла подле трона, составленного из проржавевших труб. Все, абсолютно все, смотрели на свою принцессу и надеялись, что она станет их путеводной звездой. Той, кто выведет волшебный народ из упадка, в который они давно уже начали скатываться. Нуала чувствовала всё это. Пропускала через себя. Эйб видел, как она позволяет эмоциям подданных течь сквозь себя, открываясь их надеждам и страхам, радостям и горестям. Становясь единой с ними в прямом смысле слова, как и подобало истинной королеве.       А когда она подняла тонкую ладонь, призвав собравшихся к молчанию, и торжественно поклялась служить на благо своего народа, Эйб оказался первым в числе тех, кто преклонил колено, присягнув ей в верности. На этом сон резко оборвался, оставив после себя замешательство и неспособность понять – происходило-ли всё это в действительности, или же только привиделось ему?       Утро встретило Эйба туманом. Таким густым, что он скорее напоминал спустившееся к земле облако. Окутанные им деревья уподобились золотым колоннам некоего величественного дворца. Ощупью добравшись до ручья, Синий искупался, подкрепил силы ягодами и уселся, на камень, дожидаясь пока белёсая мгла рассеется. Прислушиваясь к себе, он не находил ни опасений за свою дальнейшую судьбу, ни подавленности от разлуки с привычным миром и друзьями, которые наверняка за него волновались. Даже естественного в подобной ситуации волнения не было. Только покой, туманом сгустившийся между золотисто-коричневых деревьев.       Когда же солнце рассеяло мглу, Эйб продолжил блуждания по казавшемуся бесконечным лесу. В тёмно-золотых кронах шумел ветер. Тихий и убаюкивающий. Иногда откуда-то срывался листок и, медленно скользя в воздухе, опускался на землю. И лишь шаги его перепончатых ног, шуршащих по ковру из опавших листьев нарушали блаженный покой рощи, погружённой в свой осенний сон.       Странный лес действовал успокаивающе, и постепенно Эйб даже как-то сроднился с ним, научившись отыскивать незримые тропы, вившиеся среди корней палой листвы. В том, как они были спрятаны, не скрывалось никакой мистики, просто их маскировали не только неровности ландшафта, но ещё и игра света и тени. Чтобы отыскать эти тайные пути, не зная где точно они находятся, нужно было смотреть с определённой точки и под определённым ракурсом. Что, конечно же, было невозможно для существа, не привыкшего к лесным прогулкам. Однако со временем Эйбу удалось научиться видеть тропы, благодаря чему у него даже начало складываться ощущение, что они сами ложатся ему под ноги. Это было странно, но вместе с тем удобно и невероятно практично.       Благодаря им, рыбочеловеку удалось побывать в самых потаённых уголках леса и увидеть прекрасные водопады и поляны, целиком заросшие ягодами. Создавалось ощущение, что это место постепенно открывается ему, позволяя по чуть-чуть узнавать себя.       В таких исследования и прошёл второй день. Но даже когда солнце окончательно село, лес, как будто впитавший его прощальные лучи, остался светел. Жёлтые и рыжие листья струили приятное и мягкое свечение, которое помогало ориентироваться в сгустившихся сумерках. Благодаря этому чуду Эйб сумел отыскать чудесное озерцо, в тихой глубине котором и устроился на ночлег.       ...и вновь сны захватили его, не отпуская до самого утра. В этот раз компанию ему составила сама принцесса Нуала. Они находились в королевских покоях – роскошных, должно быть, но рассмотреть их как следует у Эйба не получалось. Всё скрывало блёклое сияние, сквозь которое проступали лишь контуры отдельных предметов, вроде, колонн, подпиравших свод. Единственное, что оставалось более-менее отчётливым, роскошная кровать, на которой они лежали, в окружении беспорядочно разбросанной одежды.       Эйб устроился на спине, чтобы не повредить жабры. С учётом того, что большую часть ночей своей жизни он провёл в воде, как и подобает морским создания,это было не очень удобно. Однако рыболюд сам настоял на том, чтобы провести эту ночь в постели принцессы. И хотя поначалу Нуала беспокоилась о возможном высыхании, его преданность вызвала у неё искреннюю улыбку, заставив её сердце трепетать от нежности. Он чувствовал это не только благодаря связи между ними, но и потому, что мог слышать её пульс. Она лежала на нём, бледная как привидение лесная дева, и водила кончиками пальцев по тёмно-синим узорам на коже.       Её взмокшая от пота грудь прижималась к его груди, а голова покоилась на плече, щекоча шею золотыми кончиками почти седых волос. Их глаза не отрывались друг от друга, а мысли пульсировали в унисон,всё ещё переполненными наслаждением, которое они подарили друг другу. Эйб позволил себе погрузиться в их связь, впитывая поток мыслей и чувств Нуалы вибрировавший на повторе люблю... люблю... люблю... люблю тебя... Он как будто слышал песню её сердца, становясь единым целым с прекрасной эльфийкой.       Они оба ещё не пришли в себя после приложенных в постели усилий, и не могли даже толком восстановить дыхание, но это не мешало им шептать друг другу нежности в мыслях. И давать обещания, клянясь в любви и верности на вечные времена. Слова были не нужны, ведь их сердца говорили на языке чувства, омывавших взаимопроникающие друг в друга души, подобно тёплому морю.       Глядя в глаза любимой, Эйб знал, что рядом с ним она чувствует себя свободной, от многовекового бремени, которым её сковал Нуада. Свободной обрести счастье, о котором она прежде только мечтала. Изумление и эйфория от нахождения существа с такими же как у неё способностями, лежащими в основе их связи всё ещё были достаточно свежи. И находили отклик в сердце самого Эйба. Благодаря ей он наконец-то чувствовал себя по-настоящему живым. Устав от мира, в котором не было никого, даже отдалённо похожего на него, он порой даже начинал подумывать о том, чтобы уйти в море. Лишь хладнокровие и рациональность удерживали его от столь необдуманного поступка, результате которого он скорее всего, умер бы от голода. Или, что более вероятно, оказался бы съеден одним из подводных хищников вроде касаток, акул-людоедов или тех морских змеев, о которых рассказывала ему Нуала.       Нет, с её появлением в его жизни эти мысли оставили Эйба. Она пробудила в нём чувства, которых он прежде никогда ещё не испытывал. Не только любовь но и радость, и желание быть счастливым, а не просто существовать. Он хотел быть рядом с ней, говорить, слушать, отвечать. Даже просто находиться с эльфийкой в одной комнате было для него счастьем, а сейчас, когда они лежали в одной кровати, запутавшиеся среди шёлковых простыней и тесно прижатые друг к другу его сердце чуть ли не выпрыгивало из груди от радости. Нуала чувствовала это, поэтому и задержала руку над ним, позволяя его пульсу течь сквозь кончики пальцев.       Свет, падавший откуда-то из-за пределов кровати, позволял Эйбу увидеть шрам, на тыльной стороне ладони. Чтобы остановить брата принцесса сама воткнула в себя кинжал, разрезав сухожилия на правой руке. Боль отвлекла Нуаду, а последовавшее за ней онемение заставило отпустить копьё. Этим поступком Нуала не только спасла жизнь Хэллбою, но и предотвратила гибель человечества в бессмысленной войне. Потеря руки, которая теперь, фактически, стала бесполезной, была небольшой ценой за это и всё же Эйб не мог без боли смотреть на заживший шрам. Сжав её ладонь в пальцах, он поднёс её к губам и бережно поцеловал.       Бледно-розовые губы эльфийки украсила улыбка и она, приподнявшись над ворохом простыней, положила руки ему на грудь, забираясь сверху. Поцелуй, который они разделили секунду спустя, был долгим и нежным. Он заставил их умы трепетать в унисон, словно крылья бабочек, ведущих брачный танец. Две противоположности вновь слились воедино, в тихой симфонии блаженства.       К тому моменту, когда Эйб, уже полностью истощённый, приготовился погрузиться в сон, Нуала шепнула ему в слуховой проход:       — В этом лесу нет боли, тревог и волнений. Нет никаких забот. Только покой, который мы заслужили. Он заботится обо всех нас.       С этой мысли и начался новый день. Ещё более туманный, чем прежде. Вылезший из озера рыболюд почувствовал себя завороженным. Такой туман он видел только здесь. Он был полон намёков и неоконченных образов. Словно нес обрывки чьих-то мыслей, воспоминаний и снов. Между стволами кленов, затканных молочной пеленой, как будто развернулось представление театра теней. Появлялись и исчезали зыбкие силуэты, мелькали неясные образы, менявшиеся в плывущем тумане. Звучали фантомные голоса, вышедшие из забытых снов. Эйбу даже начало казаться, что он сам пребывает во сне, от которого не может проснуться.       Столкнувшись с чем-то подобным, любой ответственный сотрудник Бюро Паранормальных Исследований Защиты, попытался бы противодействовать столь грубому вторжению в сознание, но он, помня слова Нуалы, сказанные во сне. Напротив пошёл навстречу клубившейся мгле. Войти в туман было всё равно что погрузиться в чужую память. Неясные голоса зазвучали вокруг, а образы замелькали в причудливом калейдоскопе. И это не было пугающим. Скорее нереальным. Как воспоминания, чего никогда не было.       Эйб грезил наяву, переживая видения прошлого, настоящего, будущего, а также того, чему уже не суждено было свершиться. В одно мгновение он шагал сквозь туман, а в следующее – уже оказывался в аду, из которого его спас профессор Бруттенхольм. Пойманный в ловушку в резервуаре (куда менее просторном и комфортном чем тот, что был у него сейчас) рыболюд мог лишь кричать в темноте, умоляя учёных выпустить его, но они не слушали. Им было всё равно. Их интересовал лишь конечный результат исследований и плевать они хотели на его чувства и дискомфорт. Он оставался в тёмном и тесном и тёмном аквариуме до тех, пока кто-то из ужасных людей не решал, что пора бы вытащить его для проведения ещё одного теста. Или проще говоря начать пытать.       Дюжие охранники грубо выдёргивали несчастного, ещё не получившего тогда своё имя, Эйба из родной стихии и укладывали на прозектроский стол, пристёгивая ремнями. Медицинские иглы вонзались в кожу, впрыскивая в тело жгучие составы, а лезвия хирургических инструментов неторопливо взрезали плоть, заставляя кричать, разрывая лёгкие в бесконечной агонии огненной боли.       Видения прошлого, появлявшиеся теперь лишь в самых мрачных кошмарах, некоторое время кружились перед мысленным взором Эйба, а затем отступали, позволяя соприкоснуться с Нуалой, тянувшей к нему искалеченную руку. Её улыбка излучала нежность, а взгляд был полон обещаний. Они глядели в сердца и умы друг друга, а связь, образовавшаяся между ними благодаря общему дару, напоминала невидимую, неразрывную нить между ними. Красную нить судьбы, протянувшуюся сквозь года к их дочери. Прекрасной, как её мать,девочке с бирюзовой кожей и белыми волосами. На мгновение Эйб почти увидел, как она – спокойная и задумчивая играет с непоседливым и неугомонным сорванцом, красная кожа и чёрные волосы которого давали однозначное представление о том, кто именно были его родителями, а затем вновь оказался в мутных водах резервуара, стоявшего в той злосчастной лаборатории.       Страх, боль и отчаяние снова наваливались на него, пока размытые силуэты людей по ту сторону стекла насмехались над ним, говоря обидные вещи. Затем его снова вытаскивали наружу и, не обращая внимания на мольбу прекратить эксперименты, втыкали иглы под кожу, подключали к машинам, опутывая проводами, или рассекали, вырывая из глотки подопытного пронзительные крики.       До того, как окунуться в этот туман, Эйб думал, что ничего страшнее тех пыток, которые он пережил в той лаборатории, не было и быть не могло. Но видения доказали ошибочность данного утверждения, показав ему смерть Нуалы. Эльфийская принцесса сама заколола себя кинжалом, спасая Красного от Нуады. И в последние их мгновения вместе, он держал свою любовь в объятьях, пока их руки соприкасались, позволяя им поделиться всем, что нельзя было облечь в слова. Затем она умирала. Прекрасная и нежная, она превращалась в камень, в застывшую статую – холодную и неподвижную. И сердце Эйба разбивалось от невыносимой боли. Гораздо более сильной чем та, которую могли причинить садисты-хирурги со своими пыточными инструментами, резавшим его плоть.       Синий предпочёл пройти через воспоминания о пытках дюжину раз подряд, чем ещё раз пережить смерть Нуалы, которая не случилось (не случались, не случилась, не случилась) однако у него не было выбора. Это видение повторялось в числе прочих, каждый раз надламывая в нём что-то. В какой-то момент все картины и образы слились воедино, теснясь и переплетаясь в измученном разуме Эйба. Вот тогда, сквозь затопивший чувства сенсорный хаос, несчастный услыхал голос, зовущий его по имени:       — Абрахам... – только Нуала обращалась к нему так. Всех остальных он приучил называть себя Эйбом или, на худой конец, Синим, как это делал Хэллбой. Сконцентрировавшись на её голосе он словно точку опоры посреди бурного течения и потянулся к ней, с усилием вырывая своё сознание из того, что оказалось кошмарным сном. Затянувшимся и многослойным. Почти бесконечным.       Открыв глаза рыболюд обнаружил себя лежащим на роскошной кровати, которую увидел во сне, оказавшемся воспоминанием о яви. Нуала тоже была здесь. Склонялась над ним с ореоле сияющего света. Во взгляде её ярко-золотых глазах, сиявших на бледном лице словно два солнечных камня сквозила тревога. А улыбка, приподнявшая красиво очерченные уголки полных, бледно розовых губ, казалась скорее улыбкой облегчения, чем радости. Эльфийская принцесса явно была чем-то встревожена, но всё равно оставалась такой же прекрасной, как и всегда. Хрупкая, изящно сложенная чем-то напоминала Эйбу бутон водяной лилии, и казалась совершенной настолько, насколько был совершенен прекраснейший из земных цветов, воспеваемый ещё с давних времён.       Он мог любоваться ей часами. Тонкими, как и у большинства представителей эльфийской аристократии, чертами, матовой белизной кожей, гладкое совершенство которой перечерчивали тонкие полоски шрамов, похожие на трещины в мраморном лике. Длинными и гладкими волосами, похожими шёлковые нити цвета слоновой кости,в которых словно затерялся лучик солнца, озолотив их кончики. Окутывавший фигуру Нуалы свет, превращал её в тонкое, эфирное создание, от вида которого перехватывало дыхание.       — Абрахам, ты проснулся, – с облегчением и радостью воскликнула эльфийка, наклонившись над ним. Рыболюд и опомниться не успел, как оказался в её объятьях. Тонкие руки, выпроставшиеся из свободных рукавов струящейся ночной рубахи, обнимали его за плечи, по тепло её кожи,согревало через ткань. Губы Нуалы коротко коснулись его губ, и Эйб ощутил очертившую их контур улыбку.       — Доброе утро, – хрипло прокашлял он, после поцелуя, с неудовольствием отметив, что за время сна успел пересохнуть во всех местах. Жабры горели от недостатка влаги, а кожа чесалась и шелушилась так, будто он провёл на открытом воздухе часов десять.       — Теперь да, – смех зазвучал в мягком, завораживающем голос возлюбленной, изобиловавшем бархатистыми интонациями. – Теперь оно действительно доброе, Абрахам. Потому что твоей улыбки и поцелуя достаточно, чтобы сделать любое моё утро таковым.       После этих слов Эйб ощутил, как остатки тумана в его голове окончательно рассеялись, а связь их сердец и умов разлилась, подобно ручью. Чистому, но неспокойному. Остаточные отголоски беспокойства Нуалы всё ещё плыли по течению, тревожа обоих.       — Что случилось? – спросил рыболюд, коснувшись подбородка эльфийки и дав ей почувствовать своё присутствие и поддержку.       — Я как обычно проснулась пораньше и решила посмотреть на тебя. Ты выглядишь таким умиротворённым во сне. Ровное дыхание, мерное хлопанье жабр и ритм сердца... всё это так успокаивает меня, – мечтательно вздохнула, Нуала спрятав голову под его подбородком. Вот так она и замерла, прижимая ухо к его груди и, видимо, вслушиваясь в неглубокое дыхание и биение сердца.       — Кажется я даже начала дремать, а потом услышала, как ты шевелишься во сне, бормоча что-то бессвязное. Я подумала, что тебе снится кошмар и попыталась разбудить тебя, но не смогла. Ты не просыпался, – не сумев справиться с волнением, эльфийка подняла голову и успокоилась, лишь поймав его взгляд. Указательный палец её здоровой руки заскользил по его животу, прослеживая рельеф мышц и возвращаясь к исследованию полосатых узоров по которым просто не могла не провести пальцем. Добравшись сначала до груди, а затем и до ключицы, Нуала остановила движение пальца, словно загипнотизированная изящной формой его жаберных крышек, но так и не решилась коснуться их кончиком позолоченного ногтя. Одно из немногих телесных табу.       — И что было дальше? – поторопил Эйб, желая узнать подробности прежде, чем ситуация, скажем так, зайдёт слишком далеко.       — Я ощутила, что ты страдаешь во сне и попыталась передать чувство любви и утешения, – её белая ладонь коснулась его синей, покрытой бугорками крохотных присосочек, а пальцы переплелись в любовном пожатии. – Я позвала тебя, и ты... вернулся ко мне.       — Да, похоже так всё и было, – вздохнул Эйб, откидывая голову на подушки и пытаясь прийти в себя после пережитого. Он провёл в том тяжком, муторном сне несколько дней, хотя в реальности минула всего одна ночь. Это было не так-то просто принять.       К счастью чувствовавшая его смятение Нуала была более чем готова помочь своему возлюбленному. Распластавшись на нём, ликвидируя остатки дистанции между их телами, она чуть приоткрыла губы, готовясь поцеловать Эйба, но прежде, чем это случилось в комнату ворвался Йохан Краусс, грохоча армированным костюмом, к жужжанию которого ни он, ни она так пока и не привыкли.       — Вас поразил alptraum, молодой человек, – заявил медиум, бесцеремонно подходя к обнявшимся под одеялом влюблённым и присаживаясь на кровать. Перчатки его несуществующих рук коснулись гладкого, синего лица Эйба, проверяя его состояние с помощью своих паранормальных способностей. Видимо убедившись, что всё в порядке и, Йохан, наконец, соизволил обратить внимание на растерянность и смущение принцессы, в чьи покои самовольно вторгся, но интерпретировал их совершенно по своему.       — Alptraum, – повторил он со своим неподражаемым, немецким акцентом и пустился в объяснения, о которых никто не просил и которым никто не был рад. – Немецкое слово, буквально означает кошмар, навеянный эльфом. Видимо, кто-то здесь желает вам зла.       — Здесь нет зла, – со спокойной, чуть отстранённой твёрдостью подвела черту Нуала, сделавшись в этот миг похожей на эльфийскую леди. И холодное величие, окутавшее её едва прикрытую ночнушкой фигуру не позволяло усомниться в прозвучавших словах. – Как не было его и в том явлении, которое вы описываете, герр доктор. Изначально Der Mahr, как вы их называете, навевали людям приятные и успокаивающие сны, и только с началом войны они начали использовать свою силу в качестве оружия.       — Простите, fräulein, – поняв свою ошибку Краусс, поклонился и даже туман, клубившийся за забралом шлема, потускнел, видимо выражая раскаяние. – Я не хотел вас обидеть. Я просто собирал anamnese, чтобы определить недуг, поразивший юношу.       — Это я его позвала, – передала принцесса по связи. – Когда ты не проснулся я испугалась и решила немедля обратиться к нему.       — Всё в порядке, – поспешил успокоить возлюбленную рыболюд. – Мне снился вечноосенний лес, не имевший ни конца, ни края.       — Это, должно быть, Великий Эльфийский Лес, исчезнувший с наступлением человеческой цивилизации, – важно заметил Йохан.       — Не исчезнувший, – сразу поправила его Нуала, вставая с постели и быстро накидывая на плечи халат. Такой же длиннополый и роскошный как и всё, что она когда-либо надевала. – Королевское Древо одно из последних деревьев, доживших до наших дней.       Мистик сразу принялся расспрашивать эльфийку об этом, но Эйб не слушал его. В голове человека-рыбы зашевелилась некая, не оформившаяся пока что мысль. Предчувствуя озарения он сконцентрировался, пытаясь вытащить ей на свет, как рыбак удит рыбу.       — Лес... он говорил со мной, – произнёс Эйб, заставив Крауса и Нуалу умолкнуть, посмотрев на него. – Показывал мне видения.       — Отец рассказывал нам, что память о прошлом живёт в этом дереве и иногда её можно услышать в голосе ветра или увидеть в образах тумана, что стелется по утру. Порой она оживает во снах, однако такого не случалось уже очень давно, – потрясённо выдохнула эльфийская принцесса. – Древо не говорило ни с кем, с тех пор, как погрузилось в осенний сон. Абрахам, что ты видел?       Чувствуя беспокойство любимой, Эйб взял её искалеченную руку в свою и положил на живот. Туда, где уже зарождалась жизнь.       — Будущее, Нуала, – его выпуклые губы изогнулись в улыбке, когда она вспомнил их прекрасную дочь. – Наше с тобой будущее.