Сказкотерапия

Пустился Иван-царевич за тридевять земель спасать Василису. Не по воле своей — по обычаю. На самом деле, он не очень-то понимал, куда и, главное, зачем отправился, но долг и положение царёва сына как-то обязывали — значит, хошь или нет, пускайся в путь-дорогу дальнюю... Пошёл он, куда дорога та вела, а она не запетляет, так в траве почти исчезнет, не исчезнет, так на перекрёсток выведет... Долго ли, коротко ли блуждал он по царству своему да соседним, а только привела его дорога в дремучий лес, где ни пути, ни направления уж не разобрать было. — Ох, не нравится мне это всё, — протянул Иван и прикинул, как к его возвращению ни с чем отнесутся дома. Плохо отнесутся. Старший брат Марью Моревну спас и уж пять лет как женат. Средний, хоть и не царских кровей невесту нашёл, а Агафью от чудища трёхголового спас да приданое купеческое получил, а от него подвигов сколько ни ждут — всё напрасно. Если и в этот раз не сдюжит — велит царь-батюшка мультики про богатырей с утра до ночи смотреть до полного возмужания. Пригорюнился он: — Лучше уж мне голову сложить, чем с пустыми руками домой вернуться... Заказан ему путь до дома. И словно не отпускает густой лес — стращает, обратный путь перегораживает, словно толкает куда. Насилу выбрался Иван на поляну, где стояла изба, и сразу понял, что непростое это место было: избушка-то на курьих ногах. Про обитательниц таких избушек, целительниц, знахарок, да мудрых ведьм Иван слыхивал — когда совсем невмоготу становилось, можно было обратиться к Яге за советом да консультацией, отдав взамен вещицу ценную али услугу какую предложив. Правда, для царёва сына путь к Яге был заказан: ужели сам со всеми проблемами не справится? Однако смекнул он: некому выдать его среди тёмного леса, а Яге положено тайну пациента хранить пуще жизни собственной. — Избушка-избушка, — позвал он, — поворотись-ка к лесу арсом, а ко мне фейсом! Не отказала избушка в просьбе, повернулась. Постучал царевич для вежливости и, перекрестившись, вошёл. — Фу-фу-фу, кто ж не по записи приходит? — скрипуче раздалось с полатей. — Али звали тебя сюда, али подтверждали за сутки? Яга оказалась хоть и неприветлива с виду, но вовсе не так страшна, как представлял её Иван. Даже не кинулась на него, гостя незваного... — Иван я, — выдавил он. — Царевич. Не изволь гневаться, Яга Ягишна, с делом я к тебе пришёл да за помощью! Яга, склонив голову набок, смерила непутёвого клиента долгим взглядом, но в конце концов смягчилась: — Проходи. Что с вас, болезных, взять... Можешь сформулировать запрос на первую нашу сессию? — Чего?! — опешил Иван. Таких мудрёных слов он отродясь не слыхивал. — Переформулирую: дело пытаешь аль от дела лытаешь? Обрадовался Иван-царевич и так поведал: — Невесту свою я ищу, Василису... — напрягся он, припоминая, — Прекрасную. Унёс её, говорят, Кощей за тридевять земель в царство своё Кощеево, а я, значит, вернуть должон. Иначе... — Царевич вздохнул и присел на кушетку у зашторенного окошка. — Иначе заказан мне путь домой. Нельзя царёву сыну от слова своего и подвига положенного отречься. Иван подождал, не скажет ли чего толкового Яга, да только молчала она. И смотрела этак с вопросом невысказанным: продолжай-продолжай, мол. В чём беда твоя кроется? Пришлось продолжать. — Не мила мне судьба сына царского. Хоть отказу дома ни в чём не знаешь — изволь на людях соответствовать, подвиги ратные совершать да не жаловаться, хоть бы и кручина лютая тебя взяла. Тяжесть от того на плечах и на сердце лежит. Яга водрузила очки на нос и с заинтересованным видом подсела к Ивану: — Ну-ка опиши симптоматику поподробнее... Какова тяжесть твоя? Куды давит? — Не знаю, как и передать, — задумался он. — Будто... будто бы мяч из железа кованого по спине да по плечам катается, давит. Плечи не развернуть, полной грудью не вдохнуть, песню молодецкую не запеть. Кивнула Яга поцокала языком, поправила платок и забормотала что-то на басурманском. Иван различил «ребефинг¹, психосоматика», но спрашивать побоялся. — Садись-ка ты, милок, на лопату перед печью, да поудобнее, — мягко подтолкнула его Яга. — Сейчас телесно сориентируемся... Испугался Иван, задрожал: — А ты меня не зажаришь, не съешь? Поговаривают, ты людей живьём в огонь сунуть норовишь... — Это они ко мне, милок, — терпеливо объяснила ведунья, — с выгоранием приходят. Прямо как ты. Лопата оказалась совершенно не страшной — нарисованной на полу перед печкой. Яга постелила поверх «лопаты» половичок и помогла Ивану устроиться. — Гляди на огонь, дыши и постарайся не думать, — шепнула она, и счёл он за благо подчиниться. Уж коли пришёл, так иди до конца. Яга же достала с одной из полок с вещицами диковинными клубочек и прокатила его по плечам и спине Ивана. Хоть и старался царевич не думать ни о чём, а всё ж смекнул, что клубок тот волшебный: придавило его пока беду свою рассказывал, будто ядром пушечным, а клубочек знай тяжесть с плеч и с души снимает, да духу придаёт. Не понял он, сколько времени прошло: минута ли, час ли — помнит только, как на лопату садился и как тронула его Яга за плечо, дала в руки клубок и несколько листов бересты с рекомендациями. А у самой вид усталый да невесёлый. — Не могу я тебе, Иван, за один раз помочь. Не выписать мне снадобий целебных, какие тебе от выгорания потребны — не та у меня специализация. Но совет дам: ступай ты к моей старшей сестре через лес дремучий, через горы высокие — та образование соответственное и практику врачебную держит. Клубок прямиком к ней выведет. Авось подсобит тебе она. — А ну как не поможет? — засомневался Иван-царевич. Уж больно путь опасен да далёк. Яга только руками развела: — Тогда... Тогда на Кащея вся надежда. У него краса твоя царевишна в башне-стационаре на лечении. Но встретить её не надейся — палаты каменные на мужские и женские поделены, что твоя баня. А вот после лечения — пожалуйста: хоть беседы говорите, хоть свадьбу играйте. Дееспособным у нас в Тридевятом царстве никто не указ. —...как и дуракам, — шепнула она в сторону, когда царевич заспешил за убегающим клубком.