***
Сложно, тяжело. Если бы Самойловы могли никогда в жизни не встречаться, не смотря на огромную любовь и нежность друг к другу, оба бы ответили, что лучше бы не были братьями и никогда бы не встречались в этой жизни. Лучше бы вообще не было «Агаты Кристи», да и в целом совместного прошлого, лучше бы не было абсолютно ничего общего. Такие разные, такие непонятные. Но такие любимые друг другом. «Чертово кафе» — шепчет младший Самойлов, заходя в небольшую кафешку, чтобы купить стакан кофе и наблюдая, собственно, Вадика, мирно сидящего за столиком и болтающим с очередной девицей. Старший его замечает, и Глеб это прекрасно понимает, хотя лучше бы не понимал. Он чувствует на себе удивленный взгляд. Были бы у них сейчас адекватные отношения — Вадик бы обязательно отругал младшего братца за то, что ходит в тонкой, короткой куртке и не бережет здоровье. Самойлов-младший пытается сохранять спокойствие. Он скоро, торопливо говорит заученный текст бариста, внимательно слушаещему, и отходит от стойки в ожидании. Боковым зрением замечает — девушка удалилась из кафе. Судя по счастливому виду — по собственному желанию. «Черт!» — единственная мысль в голове Глеба. Вадим засобирался, сохраняя каменное лицо. Но когда подошёл к Глебу совсем близко, не выдержал. — Привет, — неуверенно сказал он. — Хакимов? — задаёт краткий вопрос Самойлов-младший, уходя от темы, чтобы создать ощущение внешнего спокойствия и безразличия. — Нет, случайность, — так же кратко отвечает Вадим. — Ладно, — не зная зачем, продолжает диалог младший. — Ты надолго в Москве? — новый невероятный вопрос от Вадика. — Нет, не особо. Недели на две — максимум. А тебе-то что? — огрызается Глеб. — Да просто интересно. Может сходим куда-нибудь? Вместе, как раньше, — перебирая в руках клапан кармана куртки, предложил старший Самойлов. — Мне некуда с тобой ходить, Вадьксон, — от этой фразы веет всем холодом России вместе взятым, хотя она и пытается выглядеть дружелюбной, с намеком на горячо любимое прошлое. Ответа не последовало, вместо него в руки была всучена визитка с новым номером Вадима. «Позвони на досуге, пожалуйста» — напоследок бросил Самойлов-старший и удалился из теплого помещения кафе. Кофе готов.***
Сложно, тяжело. Глеб позвонил. Сам не понял зачем, но позвонил, трепетно набрав номер с яркой визитки. С той стороны трубки послышалось такое знакомое, любимое «Да?». — Зачем ты просил позвонить? — Самойлов-младший все ещё пытается держать маску безразличия, хотя она украсилась мириадами трещин ещё в первую их встречу. Родной голос добил ее окончательно. Сломалась. — Поговорить с тобой хочу, очень сильно, желательно вживую. Скучаю невозможно, — без толики сарказма сказал Вадим. — Да что ты, — скептично хмыкнув и театрально приподняв брови, произнес младший брат. — Чистую правду говорю, — по голосу стала слышна улыбка и мягкое прикосновение большой руки к шее — Вадик всегда так делал, и Глеб уверен, сейчас он тоже сделал именно так. Заученные за многие годы привычки изменить нельзя. — Вадик, — прошептал Самойлов-младший, — не сыпь мне соль на раны. Я на тебе, как на войне, а на войне, как на тебе, — процитировал собственные стихи. — Ты на войне, как на войне, Глебушка. Будь *** в два часа дня послезавтра. Разговор завершен. По щеке Глеба скатилась одинокая слеза.***
Сложно, тяжело. Младший Самойлов и сам не знает, зачем пришел. Даже не опоздал. Черезмерно пунктуальный Вадик уже сидит и ждёт его. Пара секунд и ловких движений — Глеб, замёрзший и банально уставший от всего происходящего, сидит напротив старшего брата. Разговор не вяжется, хотя братья сидят в этом чертовом кафе уже битый час. — Пошли домой, — говорит Самойлов-младший, разминая затёкшие плечи. Он сам не верит, что сказал это. И Вадик не верит. — Пошли, — Вадим поднимается, одевается. Младший Самойлов делает тоже самое. Магия такси, и уже спустя сорок минут неловкого молчания под бормотание старой магнитолы в машине, Самойловы дома у Вадима. В квартире относительно уютно, но холостяцкое, не очень приятное послевкусие все равно остаётся. Первое что бросается Глебу в глаза, как только они проходят в спальню — кассеты, диски и винил агаты, да и не только на самом деле, виднелись яркие обложки «Сплина», абстракция «Кино» и множество других зарубежных и русских групп. Но такие родные агатовские кассеты и диски, записанные общими усилиями команды резали по сердцу больнее всего. — И ты все это хранишь? — Самойлов-младший поджал губы. — Даже больше скажу, я их слушаю до сих пор, — ответил с гордостью Вадим. — Ну и зачем? — нахмурившись, спросил Глеб, словно задал какой-то совсем глупый и очевидный вопрос, — всё сейчас в интернете есть. — Интернет интернетом, а когда я кассету или диск вставляю в проигрыватель, сразу все вспоминаю. До самых мельчайших подробностей и деталей. Ностальгия накатывает нереальная, — сказал Вадик, переводя дыхание перед новой фразой, — я же говорю, скучаю по тебе невозможно, — он взял в руки кассету «Позорной звезды» и вставил в плеер. Затем вставил штекер наушников «вкладышей» в разъем, один наушник дал младшему, а второй воткнул себе в ухо. «Айлавью» — этим все сказано. Естественно Глеб знал, какая песня будет первой, знал, что будет если они поедут к Вадиму, знал, что будет если он останется, но послушно пришел в кафе, приехал на такси далеко не на свой адрес, поднялся на лифте на пятнадцатый этаж не своего жилища, зашёл не в свою квартиру и сел со старшим братом на кровать, а затем и вовсе откинулся спиной назад, утягивая Вадима с собой, все ещё слушая заученные наизусть строки через знакомый кассетный плеер. Это было чертово дежавю, точно так же он уже лежал с Вадимом и слушал музыку, сам того не желая. Вот только это было пятнадцать лет назад, когда все ещё было относительно хорошо, а жили они дружно и счастливо. Старший Самойлов накрыл своей рукой руку младшего, вызвав странный, но явно имеющий недовольный подтекст, звук. — Глеб, — обратился он к брату. — Ну чего ещё? — закатив глаза, спросил Самойлов-младший. — Я люблю тебя, — выпалил Вадим, сжимая руку крепче. — Я знаю, — кусая и так измученные губы, ответил Глеб, — с середины девяностых про эту любовь слышу, — он на пару секунд замолчал, но вскоре продолжил, — меня душит твоя любовь, Ваденька. Я на тебе, как на войне, а на войне, как на тебе. — Ты на войне, как на войне, Глебушка, — прошептал Вадик.***
Сложно, тяжело. Но солнце встаёт, становится теплее, жизнь налаживается. Отношения братьев Самойловых постепенно возвращаются к точке начала. Даже не постепенно, медленно. Очень медленно. Но не на людях. Никто и никогда не узнает, что между ними происходит. Никто, кроме мамы и самых преданных фанатов, которым это и говорить не нужно, они сами это прекрасно чувствуют. Чувствуют и радуются, что холод в общении любимых сыновей, а по заместительству братьев-музыкантов, отступает. Отступает медленно, нехотя. Былое доверие друг к другу, бесконечная любовь и нежность пока не могут пробиться сквозь толстую корку времени и обид. Но они оба это понимают и пытаются менять, хотя получается это через раз, а иногда и через два. Если бы кто-нибудь спросил Самойловых о том, выбрали бы они никогда в жизни не встречаться или оставить все как есть, оба бы замешкались. Вопрос тяжёлый, слишком. Но оба бы ответили, что оставили все как есть. Они слишком любят друг друга, чтобы выбрать первый вариант. Сил держать маску холода, безразличия и ненависти не осталось.***
Но вспомните, чья это жизнь. Не может быть все просто гладко и хорошо. СМИ. С-М-И. Три ненавистные буквы, вырывающие сердце и душу, запускающие свои тонкие, грязные пальцы в самые сокровенные места человеческого тела. Сколько ты не находишься в бизнесе, науке или искусстве, никогда не привыкнешь к этим чертям. Они разроют что угодно. И потепление в отношениях Самойловых тоже разрыли. — Ваденька, я этого долго не выдержу, — сказал, нет, проскулил Глеб в трубку телефона, — постарайся приехать побыстрее, пожалуйста, — тихие всхлипы наполнили квартиру. — Тише, тише, Глебушка, — плач младшего брата резал сердце, — я постараюсь приехать побыстрее, солнышко мое, правда постараюсь. Только не делай с собой ничего, пожалуйста, бога ради. Это единственное, о чем я тебя прошу. — Они меня изводят, Ваденька. Они вычислили мой адрес и пытаются наведаться домой, чтобы собрать всю информацию, — Самойлов-младший закусил нижнюю губу, пытаясь успокоится и перевести дух. — Бедный мой мальчик, бедный мой маленький мальчик, — шептал успокаивающие слова Вадим. Был бы он рядом — было бы намного проще, — может к маме поедешь на время, пока меня нет? А там уже вместе из Екатеринбурга поедем. — Можно, — восстановив ровное дыхание, ответил младший, — только я не знаю, смогу ли я выйти из дома. Поговорю насчёт этого со своим психологом. — Вот и хорошо, — взбодрившись, произнес Самойлов-старший, — слушай, Глебушка, — как можно мягче сказал он, — больше не могу с тобой говорить пока. Вечером наберу обязательно, хорошо? — Хорошо, Вадь, хорошо. Вызов завершен.***
Сложно, тяжело. Не было никакого психолога уже последние пару месяцев, зато были вечная госпожа бессонница, вечное желание умереть как можно быстрее и невнятное ощущение постоянной опасности, и не было звонка вечером. Точнее как, Вадим пытался дозвониться, искренне пытался. Но когда ответа не последовало и на двадцатый звонок — перестал. Окончил какие-либо попытки что-то сделать. «Наверное устал, спит» — подумал Вадик. Но Глеб не брал и завтра, и послезавтра, лишь написал короткое смс, в котором сказал о том, что брать трубку и отвечать в мессенджерах не будет, будет отдыхать, слушать музыку с кассетного и дискового плеера и очень сильно ждать своего Ваденьку. Вадим успокоился.***
Сложно, тяжело. Ничего нормального за последние дни не было. Глеб тщательно выбирал оружие. Оружие и музыкальные инструменты – вот те вещи, которые нравились младшему до безумия, которые завораживали и утягивали в свой омут развратных звуков и действий. Ему нравились щелчки курка, само ощущение оружия в руках, доводящее до экстаза, тихий-тихий хруст винтовки, когда ломаешь ее об колено, чтобы перезарядить. Выбор Самойлова-младшего пал на автомат Калашникова, сокращённо –АК. Иронично, не правда ли? Благо, прогресс дошел до того, что даже пневматическим, спортивным оружием можно убить (по крайней мере сильно ранить точно), достаточно лишь подобрать хорошие пули или снаряды и засунуть дуло поглубже в горло. Уж чего, а проблем с лицензией на оружие, тем более игровое и спортивное, у младшего Самойлова не было. День «икс» настал удивительно быстро. Глеб включил музыку на бумбоксе погромче, выдохнул. Предварительно написал записку для мамы, жены, сына, ну и конечно же, для любимого старшего брата. Он тщательно подготовился, собрался с духом. Несколько секунд и АК уже упирается в глотку. Приходится подавлять рвотный рефлекс. Благо, это не настолько сложно, хотя стальной холод дула неприятно обдает нежную кожу. Ещё секунда, и пальцы лежат на курке. Самойлов-младший закрыл глаза, сделал большой вдох носом. На выдохе нажал на курок. Мозги размазаны по стене, но не слишком сильно. Послышался скрип двери. «Нет Ваденька, я всё-таки на войне, как на войне. А на тебе, как на тебе. Я люблю тебя.»