***
– Окделл, да катитесь вы к кошкам! Его Преосвященство епископ Варасты Бонифаций спокойно продолжил пить холодную касеру – самое то под палящим солнцем степи – и с привычной лёгкостью ушёл с траектории полёта выскочившего из кустов оруженосца Первого маршала. – Под ноги смотри, чадо! – крикнул Бонифаций вслед юноше, чьи волосы были уже по обыкновению растрёпаны. О привычке Рокэ пока что знало не так много людей – Курт Вейзель, Эмиль Савиньяк, Хорхе Дьегаррон, кое-кто из адуанов и бакранов, пожалуй, но никто не осмеливался обсуждать поведение Ворона даже между собой, а уж тем более никто не собирался трепаться об этом направо и налево. Кому какое дело до причуд герцога Алвы? Победителей, как известно, не судят. А ослеплённые победой вояки и вовсе предпочитали ничего не замечать, восхищённо глядя на полководца. На крайний случай Его Преосвященство мог бы зачитать для Первого маршала что-нибудь из Книги Ожидания на тему гайифского греха, однако, во-первых, с оруженосцем Рокэ, судя по всему, в грех не впадал, да и жест пока был вполне себе отеческий, а во-вторых – Бонифацию просто-напросто не хотелось терять отличного собутыльника, ведь умеренную дозу Его Преосвященства мог выдержать далеко не каждый. Ворон тем временем вышел из кустов, за которыми шумела Рассанна, раздражённо поджимая губы. Полностью увлечённый своими мыслями, Алва поравнялся с Бонифацием. – Ты, чадо, на отрока зря кричишь, – с лёгким укором заметил Его Преосвященство, – бириссцев, ныне, днём с огнём не сыщешь, но больно юноша сей невезуч – кабы не нарвался он на какую иную погань, вроде ызаргов. Первый маршал хмыкнул, приобретая напускное спокойствие. – Ваша правда, епископ, – ответил Рокэ, – всякие ызарги, особенно столичный их подвид, действительно питают к Ричарду определённую тягу, и это, увы, взаимно. Намёк Бонифаций понял отлично и, преисполнившись то ли заветами Создателя, то ли касерой, мягко попытался наставить Алву на путь истинный богоугодном тактичным советом: – Быть может, чадо, следует попробовать устроить так, чтобы тяга испытывалась к иному объекту? Предложение терзаемый надорским наваждением Ворон понял, разумеется, совершенно по-своему. – Квальдэто цэра! – воскликнул он. – А ведь может сработать! Ваше Преосвященство, прошу простить. В ту же секунду Рокэ сорвался с места и, бормоча под нос что-то на кэналли, быстрым шагом направился в сторону палатки генерала Савиньяка. Решив, что свою миссию он выполнил, Бонифаций довольно крякнул и решил провести ревизию спиртосодержащих жидкостей в обозе.***
У Ворона, по мнению графа Лэкдеми, кроме цвета глаз со смертью было ещё кое-что общее – ни того, ни другую не зовут, ведь они всегда приходят сами, когда их совсем не ждёшь. – Эмиль, ты мне нужен! – Росио? – наедине исчезали все «вы» и раздражающие официальные обращения, – Что случилось? Алва подлетел – иначе и не назовёшь то, как он вдруг оказался рядом – к старшему-младшему Савиньяку, и в его сапфировом взгляде читалось чистейшее безумие. Такое, которое было типично для Рокэ во время войны, но не после, тем более – не на пути в столицу! – Мне кажется, я схожу с ума, – признался он, – однако эту теорию необходимо проверить. Наклонись! Просьба заставила Эмиля опешить, впрочем, он постарался перевести её в шутку: – Росио, ты и так по общепринятой версии безумен – это раз, и, при всём уважении, Ли не поймёт – это два. – Pelotudo de mierda! Милле, голову наклони! – Ладно-ладно! Наклоняюсь… – сдался Савиньяк под настойчивостью друга и голову всё-таки опустил, не прекращая недовольно бормотать, – Создатель, да какая кошка в тебя вселилась? Рога ты у меня, что ли, искать собрался? Во мне, может, и есть от Рафиано, только… Что «только» договорить Эмиль не успел, замерев сразу же, как почувствовал, что его волосы неуверенно взъерошили и ненадолго вплели в них пальцы. Прикосновение длилось не дольше пары мгновений – Рокэ живо одёрнул руку и недовольно цокнул языком. – Не то. Алва внезапно сложил руки за спиной и принялся кружить по небольшой палатке вокруг Савиньяка, чем, по мнению последнего, ужасно напоминал недовольную хищную птицу, которая никак не доберётся до добычи. Однако не то чтобы в конкретном случае добыча была столь недосягаема… – Правильно, я же не твой оруженосец, – с дружелюбной насмешкой заметил старший-младший. – Эмиль, – Рокэ ненадолго остановился, – вызову! Впрочем, угрозой это считать было глупо. – На правду не обижаются, – Савиньяк пожал плечами и вытащил из-под кровати бутылку припасённой как раз для подобных разговоров с другом «крови», переливая вино в пустой кувшин, – Но я серьёзно – погладь Окделла и успокойся. Если будет сопротивляться, то можем споить – и гладь себе на здоровье. Где он, к слову? Завидев вино, Алва заметно успокоился и не церемонясь сел на чужую кровать. Он потёр уставшие глаза прежде, чем ответить: – Понятия не имею. Я послал его к кошкам. Эмиль покачал головой, пускай и отдавая себе отчёт в том, что иного от Ворона не ожидал. Отношения между оруженосцем и его монсеньором были весьма сложные и запутанные, а поведение упёртого как стадо надорских овец Рокэ не упрощало процесс по распутыванию этого клубка. Постоянные подколки мальчишки, отсутствие стремления учить его – одним фехтованием в столице не выжить – и убийство единственного приятеля в виде Феншо, вкупе со смешанными сигналами, когда Алва умудрялся то обнадёжить Ричарда, то тут же повышал голос и посылал то к Леворукому, то к кошкам, то к закатным тварям, делу не помогали. Право слово, проще было забрать Окделла себе и заняться его воспитанием, но подобное грозило вызовом от Ворона. Портить отношения и умирать из-за мальчишки, каким бы умилительно наивным он ни был, всё же не хотелось. Но это не значило, что нельзя выразить своё мнение. – Знаешь, Росио, я бы на месте Дикона тебя пристрелил, – поставив себя на место невезучего оруженосца Первого маршала, честно признался Савиньяк. – Пристрелить меня ему не позволит пресловутая честь, а дуэль у нас назначена по завершению его обучения. Это при условии, что у юноши хватит мозгов не вляпаться в интрижки его сомнительного окружения с восстаниями и Талигойей, и он выживет, – Рокэ нахмурился, принимая из рук своего верного генерала и друга вино, – ещё бы на герцога Окделла не совершались покушения, но с этим я уж как-нибудь справлюсь. Эмиль удивлённо вскинул брови: – Уже? – Я даже немного завидую. «И почему мне кажется, что Дикон совершенно не в курсе покушений на собственную персону?» – промелькнуло в голове у Савиньяка. Как раз сейчас, когда мальчишка начал оттаивать благодаря войне и периодически смотрел на Первого маршала с нескрываемым восхищением, этим бы стоило заняться. Осознание нахлынуло на Эмиля подобно резкому порыву ветра – Алва не хотел рисковать. Осторожничал и всё никак не мог выбрать из двух зол меньшее. Перетянуть на свою сторону означало подписать Ричарду смертный приговор, пока бо́льшая часть Людей Чести и определённые «навозники» не будут устранены. А если пустить всё на самотёк, то это неизменно приведёт к кинжалу в спину. Выбор был отвратительным, с какой стороны ни посмотри, и Савиньяк другу не завидовал, потому что на его месте сам бы метался и не знал, что делать. И чем дольше Первый маршал тянул с решением, чем чаще посылал смешанные сигналы глупому молодому вепрёнку, тем хуже становилось. – Признаться, я близок к тому, чтобы застрелиться самостоятельно, – Рокэ хмыкнул, – но меня останавливает вид Штанцлера, пляшущего от радости вместе с Гайифой, Гаунау и Дриксен на развалинах Талига. – Бр-р-р. – Вот и я о том же. Как бы то ни было, от Окделла разговор плавно перетёк в беспощадную попойку, которую генерал считал самым лучшим способом перестать думать о чужих тяготах, а Алва оправдывал острой необходимостью отвлечься от надорского наваждения. И если Эмиль благополучно забылся, то у Рокэ справиться получилось не до конца – ему снился удерживаемый ызаргом вепрь на поводке с грустными-грустными, но красивыми серыми глазами.***
Ричард страдал. Причиной страданий был даже не Понси, продолжающий настойчиво цитировать Барботту при каждом удобном – и неудобном – случае. Жиля и его обожаемого менестреля, по крайней мере, можно было понять. А собственного монсеньора Окделл абсолютно не понимал, и потому страдал. Юноша не мог точно сказать, в чём запутался больше – в своих чувствах к Алве или в чувствах Алвы к нему. Убивать Ворона не хотелось. Ненавидеть не получалось. Но определиться с тем, чего хотелось и что получалось в отношении эра Рокэ не выходило совершенно, хотя мыслительный процесс в этом плане шёл беспрерывно. Казалось бы, Первый маршал сказал Дику писать сонеты, и ему бы правда стоило их писать – для милой и нежной Катари, но все строки так или иначе сводились к Алве, ведь Окделл был поглощён глубоким анализом каждого действия и слова Ворона. Анализ получался весьма противоречивым, так что сонеты для Катари, и сама королева, очень скоро и неминуемо позабылись. Но в этом же нет ничего страшного, верно? Ричард вернётся в Олларию, увидит облик чарующего – Катари же была чарующей? – бледного гиацинта, и будет снова думать лишь о ней, словно бы королева и не исчезала на полгода из его головы, вытесненная эром Рокэ и его не поддающемуся объяснению поведению. Монсеньор, по мнению оруженосца, был просто невыносим. Слова его расходились с действиями столь часто, что ненароком заставляли уверовать в безумство Первого маршала. Не то чтобы Алва позволял себе нечто возмутительное, просто… Просто в чём смысл дарить ласку, от которой трепещет сердце, а затем гнать прочь – сталью в голосе, ядовитой усмешкой или гневным криком? И хуже всего то, что Дик замирал каждый раз, не в состоянии отпрянуть или оттолкнуть чужую руку, ведь пальцы, украшенные множеством колец, столь нежно зарывались в волосы, трепали их, гладили… пробуждая мысли об ужасном голоде, самом страшном и постыдном. Тактильном голоде, который как тень преследовал герцога Окделла с рождения. В Надоре скупились не только на дрова, но и на прикосновения. В детстве маленький граф Горик дорожил каждой искоркой человеческого тепла, зная, что она будет потушена ледяным взглядом и тоном герцогини Мирабеллы. Каждый раз. Когда большая ладонь отца, ложившаяся на голову в стремлении приободрить, сразу исчезала – «будущему герцогу не следует быть столь избалованным, Ричард». Когда старая Нэн, придя успокоить во время грозы, обнимала его – «будущему герцогу не следует фамильярничать с прислугой, Ричард». Когда Айри, благодарная за заплетённую косу, целовала брата в щёку – «будущему герцогу не следует поощрять дурное поведение сестры, Ричард». До смерти отца эти моменты можно было пересчитать по пальцам, и почти все они вскоре гасли усилиями матери, – «вы – будущий герцог Окделл, Ричард», – а её муж, зная, что не сможет ничего поменять и, к неприятной догадке Дикона, просто не желая лишний раз пересекаться с герцогиней, молчал. Что уж говорить о времени после гибели Эгмонта, за которое Надор окончательно выстыл и любое проявление человеческой привязанности, со стороны прислуги ли, со стороны семьи ли, вмиг пресекалось герцогиней Окделл, – «вы – герцог Окделл, Ричард», – пока не сошло на нет окончательно. От юного Повелителя Скал требовалось стать камнем – ему ни к чему тепло и холод не беспокоит. Такими были его предки. Таким был его отец. Таким должен был стать сам Ричард. И стал – смирился с голодом, игнорировал его, надеялся, что позабыл. Врал, конечно же. Нужда в прикосновениях никуда не исчезала, как бы сильно юноша ни пытался убедить себя в обратном. Эр своими действиями не только доказал, что тактильный голод всё ещё с Диком, а натолкнул на неутешительный вывод – за семнадцать лет это алчущее чувство стало сильнее в разы. Такими темпами голод мог оказаться опасен, и тогда он, герцог Окделл, сам потянется однажды к руке кровника. Прильнёт к Ворону! Но Дикона пугало совсем не это, а то, что Алва того и ждёт – приручит оруженосца и посмеётся над ним потом. Как иначе объяснить его раздражительность, если не тем, что Первый маршал касался его с отвращением, а не… Юноша помотал головой, прогоняя незаконченную мысль. Нет, потомок предателя, будучи жестоким и бесчувственным, не мог желать добровольно поделиться теплом… или мог? Вдруг Ричард ошибался? Вдруг ничто человеческое эру не было чуждо? Ведь там, на Дарамском поле, Рокэ улыбался и смеялся не над Диком, а почти что… со счастливой ободряющей гордостью. На мгновение у Окделла защипало в носу. Так много всего – пьянящая победа, пошатнувшаяся картина мира и чудя́щий эр, над целями которого можно было гадать с добрую вечность. Неудивительно, что Дик терялся, и его эмоции лили через край. Матушка бы поджала тонкие губы и недовольно покачала головой, молча не одобряя подобного поведения сына. Но герцогиня Окделл осталась далеко отсюда – в холодном замке. Потому сейчас можно было позволить себе побыть Диконом. Семнадцатилетним, ничего не понимающим, радующимся победе и тянущимся к теплу чужих прикосновений. Сколько Ричард так просидел, он не знал. Стоило скорее привести себя в порядок и вернуться в палатку порученцев. Оруженосец наскоро вытер рукавом глаза и вдохнул степной прохладный воздух. Всё ещё не зная, что делать с Вороном, юноша нахмурился и побрёл в сторону лагеря, по пути перебирая варианты. Но те откровенно не желали перебираться. «Создатель, Леворукий, Абвении… да кто-нибудь уже! Прошу вас, помогите, потому что у меня закончились идеи. Подайте хоть какой-нибудь знак!» – взмолился про себя Дик. – Мяу! – неожиданно молвили кусты неподалёку. Ричард остановился и прищурился, внимательно всматриваясь в темноту между веток и листочков. Темнота внимательно посмотрела на него в ответ синим немигающим взглядом. Кажется, она была пушиста. Подумав, что ызарги не мяукают, а для барсов местность не особо подходила, храбрый оруженосец Первого маршала Талига решительным кабанчиком метнулся за темнотой в кусты.***
– Эр Эмиль, вы мне нужны! – Дикон? Что случилось? В Эпинэ то чувство, что сейчас испытывал генерал от кавалерии, называли «дежавю». Старший-младший Савиньяк поморщился, до сих пор, кажется, терзаемый похмельем после позавчерашнего разговора с другом, и повернулся к входу в палатку, где стоял запыхавшийся Окделл, прижимающий к груди что-то огромное, чёрное и меховое. – Мне кажется, эр Рокэ сошёл с ума! – тяжело дыша заявил оруженосец Первого маршала, однако Эмиль его почти не слышал, рассматривая то, что Ричард бережно держал в руках, периодически почёсывая за ухом с кисточкой. – Подожди, это что… кот? – наконец-то дошло до Савиньяка. – Да. Эр Ро… – Дикон сбился и покраснел, в очередной раз перепутав обращение, но быстро исправился: – Монсеньор попросил добыть ему кота и… – Росио попросил тебя добыть ему кота? Вот теперь Эмиль решительно ничего не понимал. Зачем Алве эта закатная тварь? Что потомок Леворукого собрался устроить в очередной раз? Возможно, всё-таки окончательно свихнулся. Окделл же моргал удивлённо, сопоставляя, что Росио – это эр Рокэ. Заминка помогла ему успокоиться и начать объясняться уже понятно и без спешки: – Не совсем. Я недавно спросил, чем могу помочь, а монсеньор послал меня к кошкам. И я подумал, что это, возможно, неплохая идея. – Дай-ка угадаю, – ухмыльнулся генерал, – герцог Алва твой жест не оценил? Подтверждая чужие слова, Ричард грустно вздохнул и потупил взор. Эмиль подошёл ближе и позволил себе внимательнее рассмотреть бедное животное, которое мальчишка умудрился раздобыть в степи. Кот оказался огромным и очень пушистым – с большущим хвостом и большущими же синими глазами, которые с взаимным интересом разглядывали генерала. Против кошек предубеждений у Савиньяка не было, так что он позволил себе погладить добычу Окделла – кот не возражал и, ткнувшись лбом в чужую ладонь, довольно и громко заурчал, хотя на чужие руки перебираться пока не стремился, явно предпочитая того, кто его поймал. – Эр Рокэ сказал «забирать своего спутника Леворукого и проваливать», – пробурчал Дикон и поднял лучистый, полный надежды взгляд на Эмиля, – получается, монсеньор решил, что Ворон теперь мой? Просто оставлять посреди степи его – кота, не монсеньора! – как-то жалко… Савиньяк улыбнулся – Ричард сейчас так сильно напоминал Арно, искавшего поддержки у него, когда матушка и Ли в чём-то отказывали или думали наказать за очередную проделку. Устоять удавалось не столь часто, как хотелось бы, потому и в этот раз Эмиль собрался согласиться и поддержать Окделла, – отчасти, чтобы повеселиться с реакции Рокэ, – пока неожиданно не осознал: – Дикон, ты назвал кота Вороном? Оруженосец переглянулся с котом, отозвавшимся на своё имя – отвертеться уже не получалось: – Возможно… – Я, скорее всего, пожалею завтра об этом, но сейчас мне категорически нужно выпить. И пить мы будем вдвоём. Или же втроём, – генерал шутливо поклонился, – эр Ворон, не желаете ли вы налакаться вместе с нами? Как выяснилось позже – желал, чем подтверждал сходство со своим тёзкой. Этим, а также тем, что не был сильно разговорчив и предпочитал петь – то есть, урчать – в приятной компании. После пятого бокала кагетского вина, изъятого в Барсовых Вратах, Эмиль решил рискнуть завести разговор с уже изрядно захмелевшим, а потому благосклонному для подобных бесед, Ричардом. Когда, если не сейчас? Впрочем, мальчишка его опередил: – Эр Эмиль, почему монсеньор… делает это? «Есть у меня одна версия, но я ей только отпугну Окделла», – подумал Савиньяк, прикидывая, что бы сказал Ли на его месте – лгать Дику не хотелось, но и вероятную правду выдавать пока казалось рановато. – Я полагаю, Росио прикипел к тебе за время войны, Дикон, – произнёс Эмиль, покачивая бокал с вином, – пойми, у Первого маршала Талига много врагов и мало тех, кому можно доверять. Он привык воздвигать вокруг себя стены и не подпускать никого. И у Росио есть на то причины, поверь. Отчасти, потому что боится за себя. Отчасти, потому что боится за других… – Вы говорите о Джастине Придде? – робко спросил Дик. – Про картину тебе уже наплели, не так ли? – Савиньяк усмехнулся и опустошил бокал, – Да, в том числе и про него. Генерал поднял взгляд – в тёмных, почти чёрных глазах сверкнуло дрожащее пламя свечей, отчего Окделл весь подобрался и чуть ли не протрезвел. – Неплохой ход, признаться. Избавиться от одного любовника и лишить поддержки второго, тебе не кажется? – Вы имеете в виду, что картину… картину прислала женщина? Ричард облизнул пересохшие губы и затаил дыхание, чуть наклонившись вперёд. Мальчишка никогда не задумывался о коварности и умственных способностях женщин в виду собственной наивности и неопытности. Чем, по мнению Эмиля, наверняка и воспользовался Штанцлер – подобные юноши отправлялись им в руки королевы и редко оставались живыми после выполнения своих функций. Впрочем, посчитав, что прямое обвинение могло вызвать негативную реакцию, Савиньяк решил прибегнуть к более щадящей формулировке: – Быть может, прислала и не она, а её… ближайшее окружение. Но с её слов картина писалась – иначе сходство с оригиналами ничем не объяснить. Разговор перетёк не туда, куда Эмилю хотелось бы, однако было приятно заметить во взгляде мальчишки мыслительный процесс. Надо обязательно подать Рокэ идею почаще разговаривать со своим оруженосцем. Глядишь, что-то и дойдёт. Савиньяк отпил ещё вина и продолжил: – Мне кажется, Росио увидел в тебе потенциал того, кто смог бы удержаться рядом с ним. Соратника, товарища, друга – называй, как хочешь, – генерал заметил, как встрепенулся Окделл, и тут же вернул его на землю, – но не обольщайся, вы не герои Дидериха, это возможно лишь в далёкой перспективе и больше вопреки здравому смыслу. Дикон мгновенно нахмурился. Всё же читать его было весьма занимательно, как и наблюдать за душевными метаниями юноши. Для столицы и тем более для двора – смертельно-опасно. Но всё равно забавно. Эмиль понимал Росио, довольствующегося эмоциями на лице мальчишки. Живой, настоящий, не одна из масок. Да и переходы поражали: в один момент оруженосец чуть ли хвостом не вилял, желая выделиться в глазах Алвы и остаться подле него, в другой – пыхтел и мысленно отправлял своего эра к кошкам, а в следующий – расстраивался, если возможность исправить их отношения хотя бы до тени того, что было между Рокэ и близнецами-Савиньяками, на деле оказывалась почти что призрачной. Уточнять, что Ворон явно держал дистанцию между собой и Эмилем с Лионелем, генерал не стал. Отчасти потому что знание о наличии стены, воздвигнутой Алвой, как и понимание скорее односторонней привязанности, неприятно горчило на губах – и горечь не перебивало даже вино. Наверное, у Рокэ были причины на то, чтобы не позволять себе впускать кого-то в сердце. Свои, безумные и невнятные. И старший-младший смирился давно. Правда в груди от этого меньше ныть не переставало. Но друг – для Савиньяков Алва был другом, несмотря на позицию последнего – отчётливо тянулся к мальчишке-оруженосцу. И это, пожалуй, можно было назвать началом. Мысль о том, что Дик при определённых усилиях стал бы близок Росио, выглядела заманчиво хотя бы потому, что за Вороном бы наконец-то присматривал кто-то ещё. Постоянно занятый во дворце Лионель и не менее занятый в армии Эмиль давно мечтали найти другу, частенько напоминающего бунтующего подростка, если не няньку, то человека, которому Алва окажется важен. Ричард, пожалуй, подходил. Генерал сжалился и попытался немного его приободрить, заодно возвращаясь к главному: – Может, через несколько лет и дорастёшь… Возвращаясь к происходящему, то, как мне кажется, зная твоё отношение к собственной персоне, помня историю между вашими родами и будучи тем ещё гордецом, Росио никак не может выразить свои наблюдения относительно тебя словами. «Со словами у него в принципе проблема», – хмыкнул про себя Савиньяк. Будто лишь сейчас вспомнив, в чём, в общем-то, заключалась проблема, Дик отмер и вскинулся: – Да, но подобным образом…! – А что в нём такого? – Эмиль развеселился из-за смущённого Ричарда, – Я до сих пор иногда треплю волосы Арно и – только никому, иначе нас обоих вызовут на дуэль и отправят в закат! – Ли. Тебе никогда так не делали? Это было явно лишнее, однако время назад отмотать, увы, не представлялось возможным. Герцог Окделл вновь заметно погрустнел, и даже мурлыкающий Ворон, казалось, не мог помочь. – В детстве, пару раз, – признался Дик, – пока отец был жив. После – никогда. Стоило перевести тему, и старший-младший Савиньяк уже активно думал, куда же отступать, но мальчишка неожиданно коснулся ладонью головы, а его губы растянулись в небольшой, но искренне-тёплой улыбке. – Думаю, мне этого не хватало. В серых глазах Ричарда что-то блеснуло – на короткий миг. Быть может, из-за разыгравшегося воображения, быть может, из-за опьянённого разума, однако Эмиль не мог не сравнить этот взгляд со взглядом Росио. Взгляд безумца, придумавшего гениальный план. «Посмотрим, чем кончится», – подумал Савиньяк и потянулся за новой бутылкой. На трезвую голову воспринимать реальность он отказывался.***
Рокэ посмотрел на кота. Кот посмотрел на Рокэ. После минуты беспрерывного зрительного контакта Алва не выдержал первым. – Юноша, вы серьёзно собираетесь везти с собой этого gato? – Бросьте, Рокэ, не ызарга же он подобрал! – Эмиль, ехавший рядом, подмигнул Ричарду, что не укрылось от взора Первого маршал. – Кроме того, вы ведь сами разрешили Дикону взять кота. Как же там было? «Забирайте своего спутника Леворукого»? Оруженосец всего лишь исполняет приказ эра! Рокэ поднял бровь, глядя на генерала, который с чего-то покрывал оруженосца. И тот, и другой изо всех сил старались держать лицо, но уголки губ ползли у обоих, выдавая с потрохами. «Спелись, значит», – без особого раздражения констатировал про себя Ворон. – Кошки с вами, Ричард, пусть остаётся, – небрежно бросил Алва вслух, – но довезти спутника Леворукого до моего особняка – лишь половина проблемы. – А какая же вторая половина проблемы? – уточнил оруженосец, нахмурившись. – Хуан и Кончита. Первый маршал не лукавил, предчувствуя недовольство домоправителя и кухарки. Однако счастливое лицо Дика, неожиданно тепло для эсператиста относящегося к коту, видеть было приятно, потому Рокэ пообещал себе выдать пару указаний по приезду. В конце концов, в особняке на улице Мимоз достаточно место для ещё одного обитателя, пускай и столь непривычно-огромного для своего вида, а слуги давно привыкли к чудачествам соберано. Словно прочитав мысли Алвы, Савиньяк подключился к разговору: – Я уверен, господин Первый маршал, если ваши кэналлийцы так сильно любят одного Ворона, то полюбят и второго, тем более, если этот Ворон похож на первого. – Да уж, не отметить некоторое сходство с соберано невозможно, – заметил Дьегаррон и выдохнул хрипло, изо всех сил стараясь подавить смешок. И тут до Рокэ наконец дошло: – Юноша, вы действительно назвали это животное Вороном? – Я… монсеньор… Ричард залился краской и не нашёлся с ответом, зато Эмиль, Курт и Хорхе больше не смогли сдерживаться и громко рассмеялись. – Признаться, котов в мою честь ещё не называли, – Алва фыркнул. Покачав головой, он пришпорил Моро, чтобы была возможность побыть наедине со своими мыслями. До Тронко оставалось пара дней пути – там Первый маршал планировал оставить Вейзеля и Дьегаррона. Затем следовало бы отправиться напрямую во Фрамбуа, а уже оттуда, приведя себя в порядок в Олларию… Следовало бы, но как же не хотелось! Чем ближе они подъезжали к столице, тем тяжелее становилось Рокэ. Средства от Дика так и не обнаружилось, а это означало, что в Олларии придётся несладко с новой привычкой. Люди Чести во главе со Штанцлером и лживой сукой окажутся довольны. За размышлениями Алва не сразу заметил, что к нему подъехал оруженосец. На щеках мальчишки до сих пор был виден румянец, пускай и бледнее прежнего. Пристального взгляда своего эра Окделл не выдержал и потупил взор, рассеянно почёсывая сидящего в седле спереди Ворона-кота. – Монсеньор, вы злитесь? – А должен? – вопросом на вопрос ответил Рокэ, – Нет, если очень хотите, то могу. Леворукий и все его кошки, – кот на этом моменте недовольно мяукнул, – успокойтесь уже, юноша и не накручивайте себя. В каком-то смысле я даже польщён. Ричард тут же поднял свои невозможные лучистые серые глаза на Первого маршала. Тот ободряюще улыбнулся и потрепал оруженосца по голове. – Из Тронко заедем в Линарэ, – заявил Алва, – научу вас выбирать не только котов, но и лошадей. Помнится, я обещал тебе коня. Стоило Рокэ закончить фразу, как Дикон тут же принялся сумбурно благодарить эра, сияя при этом ярче, чем ройи. Наблюдавший за ним Первый маршал даже не сразу почувствовал, что что-то не так. Однако понять, что же конкретно, не удалось – ощущение вскоре исчезло столь же быстро, как и появилось. Алва решил, что ему показалось. Но он ошибся. В следующий раз это непонятное чувство накатило во время вечерней тренировки. Началось всё с того, что Окделл, к удивлению Рокэ, умудрился фехтовать чуть ли не хуже, чем сразу после выпуска из Лаик. То есть, по мнению Первого маршала, обращался со шпагой его оруженосец всё ещё преотвратнейше, но закатывать глаза от умений юноши хотелось значительно меньше и какие-никак надежды он подавал. – Каррьяра, Окделл, да что с вами такое?! – Алва не выдержал, когда шпага в очередной раз оказалась выбита из чужих рук. Восьмой? Шестнадцатый? – Простите, монсеньор. – Лучше не прощения просите, а хотя бы сделайте вид, что стараетесь! И без того красный Ричард вмиг покрылся красными пятнами и тяжело задышал сквозь стиснутые зубы, как и всегда после яда из уст эра. Надорское наваждение – надорским наваждением, но Первый маршал не планировал давать расслабляться Дику или ворковать с ним. Да и с кем тут ворковать? В таком состоянии Окделл напоминал дикого кабана, но, по мнению Рокэ, настоящий кабан представлял хотя бы какую-то минимальную угрозу, а юноша со шпагой в руке мог лишь негодующе раздувать ноздри и кидать обиженно излюбленное «как вы смеете!». Последнее, впрочем, почему-то не следовало. Вместо этого Ричард снова схватил оружие в руки и встал в позицию. – Если я смогу обезоружить и повалить вас на землю, монсеньор, что мне за это будет? Алва расхохотался в голос – смешнее и наивнее он картины представить не мог. Юному вепрю расти и расти до такого уровня, однако… – Что ж, юноша, если вам каким-нибудь чудом это удастся, я вас, так уж и быть, похвалю для разнообразия. В серебряных глазах напротив блеснул азарт, и Рокэ, довольный подобной реакцией, атаковал снова. Что-то изменилось. Нет, Дик не стал резко новой первой «шпагой» Талига, но поумерил пыл и казался куда более внимательным. Сосредоточенный и серьёзный, он держался лучше, и пускай движения пока оставались предсказуемыми, Первый маршал был готов посчитать это прогрессом. Алва парировал новый удар и усмехнулся на очевидную попытку провернуть запутанный финт, особенно с незатейливым методом отвлечения – взгляд Ричарда будто бы случайно скользнул вниз. – Атака по ногам? Серьёзно? Это всё, что у вас есть? – лениво обронил Рокэ, готовясь теснить оруженосца комбинацией мощных атак. И у Первого маршала это бы вышло, если бы он банально не… запнулся. – Мя-я-яу! Падать на спину оказалось не больно. Уязвлённое самолюбие, прижатое к горлу – хоть и с надетым защитным колпачком – острие шпаги, а также тот факт, что Алва не заметил четырежде клятого кота делали куда больнее. – Вам помогает Леворукий! Рокэ скосил взгляд на хвостатого тёзку, ловко запрыгнувшего на Сону – лошадь при этом совершенно не возражала – и принявшегося наблюдать за происходящим из седла. Кот делал вид, что ни в каком сговоре с Повелителем Скал не состоял. – Я думал, монсеньор, что Леворукий помогает только вам! – парировал Окделл и ухмыльнулся. – Вы дерзите, юноша. Одобряю. Продолжим! Резко пнув Дика в колено, чтобы тот отступил и убрал острие от горла эра, Алва подскочил и, ничуть не запыхавшись, отсалютовал шпагой. Без поддержки Ворона Ричард не продержался долго, однако же юноша старался. Но Рокэ исполнил финт справа, на что мальчишка повёлся, не замечая расслабленной кисти эра и клинок Первого маршала проскочил снизу под чужим, после чего с силой оттолкнул, открывая оруженосца для прямого удара. Вспотевший и уставший Дикон разочарованно вздохнул. – Молодец. Не забывай впредь пользоваться обстановкой. Слова Алвы послужили хорошей мотивацией. Приободрённый Окделл качнулся вперёд, чем не преминул воспользоваться Рокэ, потрепав русые влажные волосы, и снова встал в позицию, пропуская недовольное цоканье эра. «Дурная привычка, – подумал мужчина, – когда же я от тебя избавлюсь?» По-хорошему стоило бы отправить юношу в Надор, но как же не хотелось. А в одном доме будет непросто… Алва остановился и моргнул. Кажется, он пропустил что-то важное. Только что. Что же это было? – Закончим, пожалуй, – нахмурившись, произнёс Рокэ, – как поедите – зайдёте ко мне. Внезапно отменённой тренировке Дикон удивился, однако лезть с расспросами не стал, да и действительно проголодался, и потому спешно направился в сторону полевой кухни, оставляя эра одного со своими мыслями. Что же столь стремительно ускользало от внимания Первого маршала? Понять этого он так и не смог, хоть и перебирал в голове всевозможные варианты, пока шёл к своей палатке. Рокэ пил и думал, а мельтешащий под ногами вепрёнок процессу мешал, поэтому быстро был сослан бегать по лагерю с «очень важными поручениями, Ричард, не смотрите на меня исподлобья, лучше передайте записку генералу Савиньяку и, вашего Создателя ради, постарайтесь не упасть в грех винопития и не потопить в нём Эмиля заодно, я видел у него ещё ящик кагетского». В относительной тишине и после третьего стакана касеры Алве значительно полегчало. Только разгадки странного, витающего поблизости чувства он до сих пор не находил. Разочарование Рокэ предпочёл утолить извращённо-жестоким наслаждением от толстеющей стопки бумаг для Леонарда Манрика. Не одному же Первому маршалу страдать? Своего эра вернувшийся довольно скоро Дик застал склонившимся над документами с полубезумным оскалом и с зажатым в руке пером. Вид, наверное, впечатлял, так как юноша не сразу решился что-либо произнести, а стоял, как зачарованный, и молча наблюдал за процессом бюрократической военной пытки бедного Манрика, которого, по-хорошему, за все эти муки полагалось бы причислить к святым. Наконец-то Первый маршал оторвался от бумаг и поднял взгляд на оруженосца – на плечах того мирно дремал Ворон, который даже ухом на повёл, когда его хозяин неловко отрапортовал: – Монсеньор, я всё передал. – Отлично. – У вас есть ещё поручения ко мне? На то, чтобы выдумать мальчишке новое задание, у Алвы не хватало ни сил, ни желания, так что он лишь коротко отмахнулся, отправляя не менее уставшего за день Окделла спать. – Нет, юноша, можете идти. – Как прикажете, монсеньор. Ричард приблизился, наклонившись, и Рокэ как ни в чём ни бывало взъерошил его растрёпанную шевелюру. – Доброй ночи, эр Рокэ. – И тебе, Ричард. Лишь когда мальчишка вышел из палатки до Алвы наконец дошло, что сейчас случилось.***
Это было определённо весело. Ричард развлекался, как мог, наблюдая за эром и его реакцией на изменившееся поведение оруженосца, больше не краснеющего – краснеющего, на самом деле, но Дику хотелось думать иначе – из-за касаний и даже самостоятельно подставляющегося под ласку. Ненавязчиво, но добровольно и так, что сам Рокэ не сразу заметил, а потом и вовсе никак не прокомментировал. Последнее всё больше склоняло Дикона к мысли, что его не пытаются обмануть, и это ворчание Алвы вместе с настойчивыми попытками прогнать после очередного фамильярного жеста – настоящие. Эр Эмиль оказался прав – Первый маршал подсознательно привязывался к герцогу Окделлу, но либо не умел проявлять тепло, либо старательно пытался запрятать его подальше, а, возможно, и оба варианта сразу. В любом случае, замёрзший в Надоре Ричард не собирался с теплом расставаться. Только не теперь. Ощущения походили на азарт от игры, где главным призом было доказательство, что Дик нужен и важен, проявленное в виде банального тактильного контакта. Банального, но такого волнительного, и потому что в жизни Дикона раньше такого было ничтожно мало, и потому что с каждым новым прикосновением у него всё больше шансов защитить эра и ни в коем случае не дать гибели ворона превратиться в предзнаменование. Первый маршал Талига будет жить, и герцог Окделл останется рядом с ним и клянётся защищать – при правлении Фердинанда и многим позже, когда на престол взойдёт ребёнок Алвы и Катари! Катари… касался ли эр королевы так же нежно, как своего оруженосца? От мысли об этом сердце странно кольнуло. Ревность. То была затаённая острая ревность, так что Ричард поторопился выкинуть бледный гиацинт из головы и не вспоминать о ней, чтобы не ревновать. Только кого и к кому именно? Дик проигнорировал мелькнувший в раздумьях вопрос, ведь ответ на него был очевиден. Ведь так? …В Линарэ оказалось почти так же шумно, как в столице, и причиной тому была большая конная ярмарка, куда съехались за лошадями люди со всех уголков страны. Кони ржали, гарцевали по каменной брусчатке, фыркали взволнованно, пока сотни людей шумно спорили, торговались и обсуждали разномастных животных. Здесь были дальние родичи неказистого Баловника – величественные надорские тяжеловозы, знаменитые своим кровожадным нравом мориски и полумориски, а также, разумеется, имевшие огромную популярность неописуемой красоты линарцы, достойные кони настоящих рыцарей. И среди линарцев был он – белоснежный прекрасный жеребец, словно сошедший из сказки про героев, драконов и попавших в беду принцесс. Принцесс в беде Ричард не знал, драконов в Талиге не водилось, а вот героем юноша себя чувствовал. Цена у линарца, озвученная продавцом для одного из заинтересованных покупателей, выходила не менее сказочной. Подобных денег у герцога Окделла не было. – Значит, вам приглянулся белорожденный, – задумчиво мурлыкнули над ухом, – и почему я не удивлён, юноша? – Эр Рокэ, но… Слова про стоимость коня не были озвучены, но Алва всё понял и без них. – Бросьте, Ричард, – отмахнулся он, – Моро кусается куда сильнее, чем эта цена. Тем более, вы заслуживаете лошадь куда лучше, но раз вам запал в душу именно белый линарец, то пусть будет белый линарец. Дик до последнего не верил, что Бьянко – именно так звали коня – теперь принадлежал ему. Даже ведя за собой по улице послушного жеребца, ощущение нереальности происходящее оставалось с мальчишкой. После обеда в трактире, где остановился Первый маршал и его люди, Дикон, предусмотрительно утянувший несколько яблок, выскочил во двор и подошёл к роскошному подарку. Бьянко был великолепен и знал об этом, явно красуясь перед новым хозяином, поглаживающим его по белоснежной морде, а ещё обладал прекрасным аппетитом – чуть ли не съел все припасённые Окделлом яблоки. Однако досталось и для обиженно всхрапывавшей Соны. – Ну-ну, девочка, не обижайся, – Ричард улыбнулся и ласково потрепал лошадь по гриве, – ты тоже красавица. Тут уже недовольно мяукнул Ворон, уже привычно восседающий на спине Соны, ничуть не переживавшей по этому поводу, и пока не планировавший близкого знакомства с новеньким линарцем. – А вы и вовсе самый красивый мужчина, эр Ворон! – Благодарю, юноша. Залившийся краской Дик резко обернулся и встретился взглядом со смеющимися синими глазами. Надо было что-то сказать, но что? Заявить, что Ворон – тот, что его эр – некрасив? Но это неправда. Мужчины красивее в своей жизни Дикон не видел и отчего-то знал, что и не увидит. Эр Рокэ был такой один. Время для того, чтобы достойно ответить, неминуемо ускользало, поэтому оруженосцу ничего не оставалось, кроме как потупить взор, когда Первый маршал вальяжно подошёл к нему. – Вы довольны своим подарком? – Очень, монсеньор! Спасибо… – поблагодарил Окделл и подставил голову под поглаживания, будто кот. Рокэ опять-таки не упустил этой возможности, зарываясь пальцами в русые волосы на целую минуту. Впрочем, её Ричарду всё равно оказалось недостаточно. Кажется, Дик разочарованно выдохнул, стоило пальцам исчезнуть, что не укрылось от слуха Алвы, но вопрос задать тот не успел. Ричард встрепенулся и резко повернул голову, прислушиваясь. Почудилось? Он прислушался внимательнее. Однако слух мальчишку не подвёл. – Этого не может быть… – Что такое, Ричард? Однако Дикон не ответил и как зачарованный быстрым шагом покинул двор – эр последовал за ним, заинтересованный подобной переменой. Дика вела музыка. Родная сердцу надорская музыка, звучавшая с небольшой площади возле трактира. Лошадей и их продавцов тут не было, да и простых людей насчитывалось не так уж много – не больше полсотни, зато все они, кроме устроившихся у стены харчевни музыкантов, танцевали. И танцевали не просто что-то. – Кейли, – благоговейно выдохнул Ричард. – Вы что-то сказали? – Кейли, монсеньор, это танец… виды танцев у нас в Надоре. Я с детства в них не участвовал. Юноша не стал уточнять, когда именно он в последний раз танцевал кейли. После смерти своего мужа Эгмонта герцогиня Мирабелла строго-настрого запретила Дику посещать празднества для черни. Отец изредка водил на них Ричарда, где тот и научился кейли. Матушка считала такое времяпровождение недостойным герцога Окделла. – Чего же вы стоите? – спросил Рокэ, выталкивая оруженосца на площадь, – Идите и повеселитесь! Поначалу Дикон помедлил, не решаясь присоединиться в круг к простолюдинам. Но ведь раньше, почему-то, его это не останавливало… – Тан Ричард! – раздался чей-то голос, – Тан Ричард, вы будете танцевать с нами? К юноше обращалась рыжеволосая девушка, смутно показавшаяся ему знакомой. Вспомнить откуда Ричард её знал он так и не смог, но что-то в её весёлом звонком голосе, чертополоховых глазах и в том уважительном надорском «тан» влекло Дика согласиться. – Буду! – ответил Дикон и взял знакомую незнакомку за руку. Окделл стеснялся. Всё же кейли он не танцевал долго, а упасть в грязь лицом перед своими людьми – и, что ещё хуже, своим эром – и вовсе не хотелось, но лившаяся музыка весёлой скрипки, флейты и родной надорской волынки сделала своё дело – ноги сами пустились в пляс. Менялись партнёрши, менялись тройки и круги, и голову приятно кружило. Юноша почти потерялся в музыке, счастливо улыбаясь, и подхватил под локоть ту самую рыжую девушку с чертополоховыми глазами. – За вами наблюдают, тан Ричард, – рассмеялась она и кивнула в сторону. Дик повернул голову, продвигаясь в тройке и хлопая в ладоши, и успел разглядеть прислонившегося к стене Алву, смотрящего на него – сапфировый взгляд казался довольным той картиной, что открывалась перед ним. Идея появилась у Дикона как раз в ту секунду, когда первый танец закончился и можно было ненадолго передохнуть, однако претворять затею в жизнь юноша не спешил. Неожиданно ему на голову опустился венок из маргариток и хризантем. – Не бойтесь, тан… – прозвучал рядом смеющийся женский голос, похожий на перезвон колокольчиков. Что за вздор! Он – герцог Окделл! И ничего не боится! В следующий миг Ричард уже оказался перед своим эром, всё ещё немного тяжело дыша после танца. Предчувствуя порыв Рокэ, чьи уголки губ поползли вверх, Дик склонил голову, и унизанные перстнями пальцы осторожно зарылись в волосы, стараясь не уронить венок. – Вы были неподражаемы, юноша. Вероятно, Алва шутил, но Дикон чувствовал себя сейчас таким счастливым и нисколько не жалел, что поступил совершенно не по-герцогски – матушка бы точно не оценила – и пустился в пляс с простолюдинами. Повинуясь эгоистичному желанию, оруженосец резко поднял голову, лукаво по-кошачьи ухмыляясь, точно его эр, и перехватил Первого маршала за руки, вытаскивая танцевать кадриль. Почему-то Рокэ не сопротивлялся.***
Выкинув Понси в воды Данара, Алве хотелось последовать за ним, но исполнению желания утопиться мешала ответственность за Талиг, да и кэналлийцы из охраны соберано не дадут тому пойти ко дну, так что пришлось сдерживаться и терпеть. Окделл издевался. Иначе это назвать было нельзя. Во-первых, мальчишка был вездесущ, куда его не отсылай, – к кошкам, к Эмилю, к тому же нудящему Понси, – он возвращался, исполнив все поручения, а затем как бы невзначай склонял русую голову, удачно подлавливая Рокэ на желании дотронуться. Во-вторых, Ричарда хотелось – до пелены закатного пламени перед глазами. Лиловоглазая тварь, кем бы она ни была, не соврала – с каждой новой предпринятой попыткой оттолкнуть оруженосца становилось лишь хуже. В Тронко Алва сжимал ладони в кулаки крепко, и ногти впивались в кожу до крови, потому что всё кричало – прижми юношеское тело к стене в отведённых покоях, впейся поцелуем в манящие губы, возьми до сорванного голоса и больше никогда от себя не отпускай. Дик даже представить себе не мог, что именно делал с ним его эр в фантазиях – грязных пошлых, под стать отродью Леворукого. И уж тем более Дикон не мог представить, что он сам творил с Рокэ в этих фантазиях. Справиться не помогла и свояченица губернатора, от которой тошнотворно пахло духами. Развязная, согласная на всё женщина не имела ничего общего с герцогом Окделлом, и удовольствие брать её оказалось столь же сомнительным, сколько и связь с бледным гиацинтом. Королева… Точно. Ричарда было необходимо вернуть в столицу, напомнить о Катарине, обязательно оскорбив святую шлюху, сводить к Марианне, ядовито подшутить над чем-нибудь связанным с честью, поиграть на гитаре за бокалом вина… Нет, последнее не подойдёт. В остальном же план выглядел неплохо. До начала его исполнения же кэналлийский Ворон позволял себе касаться оруженосца как можно чаще, чтобы приглушить низменное примитивное желание присвоить. Но Дика было мало. Закатные твари, как же так? Возможно, дело было в том, что Окделл словно бы специально лез под руку и увивался рядом, не подозревая ни о чём. Алва надеялся на влияние Штанцлера и Людей Чести, чуть ли не молился, был готов порадовать столичных ызаргов какой-нибудь мерзкой выходкой истинного потомка Леворукого, лишь бы Дик снова начал видеть в нём чистое зло и врага Талигойи. Пусть ввяжется во что-то дурное, пусть доведёт эра, предаст, в конце концов, как свинья неблагодарная… Лишь бы остался жив. Увы, предавать и ввязываться во что-то дурное Дикон не торопился – жаль – и вёл себя как и полагалось вкусившему первую победу юнцу, то есть выпячивал грудь колесом и о чём-то мечтательно вздыхал. Рокэ надеялся, что о королеве, потому что если нет, то вся надежда оставалась на милую баронессу. Первый маршал даже задержал дыхание, едва ему удалось выцепить задумчивый серый взгляд, устремлённый на вывеску придорожного трактира, где красовалась отдалённо похожая на Катарину девушка. Вот оно! Наконец-то! Лебезящий папаша Эркюль, хозяин заведения, не ожидал подобных постояльцев у себя, но Алва отмахнулся и заявил, что раз его оруженосцу понравилась вывеска, значит, они останутся здесь. Однако, стоило Рокэ вновь посмотреть на Ричарда, как тот уже потерял всякий интерес к изображённой мечтательной прелестнице. «Каррьяра», – подумал Первый маршал и поторопился напиться в компании Эмиля. И всё-таки… всё-таки в глубине души Алва радовался. Он уверял себя, что радовался победе в варастийской кампании. Но в каком-то смысле Дика, с каждым днём забывавшего о драной кошке Катарине, тоже можно было назвать победой. С вином и жареным ягнёнком к нему стало ещё лучше, если исключить ухмыляющегося Савиньяка, наблюдающего за другом, но сегодня Рокэ предпочитал пить и веселиться в компании Эмиля и Дикона – рассказывать о том, как маркиз Алвасете доводил Арамону во время уроков фехтования, слушать лаикские истории мальчишки о Сузе-Музе… Всё шло замечательно. А потом появились Ги Ариго с Фридрихом Манриком и графом Килеан-ур-кошки-бы-побрали-приддовских-отпрысков-с-их-фамилиями. Приятное лицо в компании ызаргов всё же имелось – Лионель. Старший-старший Савиньяк одними губами предупредил, что нужно немного потерпеть. Ги Ариго только открыл рот, а рука как-то сама потянулась к пистолету, но Алва решил, что успеет убить брата королевы как-нибудь попозже, а сейчас, так уж и быть, выслушает преисполненную нудного ненужного пафоса речь. Впрочем, Рокэ мысленно записал Ги в список первых на отправку в Закат, заметив его заинтригованный взгляд на Ричарде, которого Первый маршал назвал среди отличившихся. Не дождёшься, тварь закатная. Одно приятно – из-за Ворона, таскавшегося по пятам за Окделлом, у Ариго началась жуткая аллергия, а потому приём брат королевы покинул очень быстро. Проходя мимо кота, Алва почесал его за ухом и поблагодарил на кэналли. Животное будто бы поняло сказанное и заговорщически подмигнуло Первому маршалу. Надо оставлять. Гм, а не попросить ли жену трактирщика отмыть кота? А с утра повязать на него шейный платок и запустить во дворец. Что в этом такого? И вообще Рокэ безумен и выиграл войну! Ему можно. Да и вдруг у Штанцлера тоже обнаружится какая-нибудь аллергия на кошачью шерсть. Желательно – смертельная. Кардинал первым побежит к королю с организацией ордена за особые заслуги перед Талигом для питомца Дика. Да, определённо надо проверить. Отдав все указания, Алва поднялся с места. – Юноша, идёмте, – скомандовал он, – завтра у нас торжественный, но непростой день. Вам следует выспаться и привести себя в порядок! – Слушаюсь монсеньора. Дик последовал за своим эром и, стоило им выйти в коридор, где, казалось, никого не было, скользнул под его ладонь. Рокэ старательно делал вид, что не обратил внимания на рвение мальчишки, и столь же старательно делал вид, что всё в порядке, когда втянул оруженосца за собой в выделенную папашей Эркюлем комнату. Чёрный нечитаемый взгляд никто из них не подметил.***
Лионель крутил в руке бокал «слёз», к которому так и не притронулся за всё то время, что Эмиль отмокал в принесённой и наполненной горячей водой ванне. Старший-младший молчал, предпочитая пока не влезать в мыслительный процесс брата. – И давно они так? – наконец поинтересовался Ли. Брат пожал плечами, окунулся с головой и вынырнул, лишь после этого ответив: – Пару месяцев где-то. С губ капитана личной охраны Их Величеств сорвалось нечто среднее между страдальческим стоном и рыком. Из всех вариантов – Окделл. Серьёзно, Росио? Даже звучало смешно. – Перестань, Ли, – Эмиль фыркнул и выбрался из ванны. Вид капель, стекавших по сильному крепкому телу брата, тут же привлёк Лионеля, пригубившего вино. Ни новых шрамов, ни ранений. Прекрасно. Старший-младший, наскоро вытираясь, продолжил: – Мы же хотели поручить Рокэ чьей-нибудь заботе, а тут смотри как удачно вышло – и Дикон в нём заинтересован, и сам Росио увлёкся... – Тебе напомнить чем закончилось прошлое его увлечение? – перебил брата Ли и поднялся с места, кружа по комнате не хуже Рокэ, – Это же Окделл! – Ли! Тебе ли заявлять о сомнительных и неправильных предпочтениях? Шпильку от Эмиля Лионель благоразумно пропустил мимо ушей. – А я не прав, Милле? Тебе не приходила мысль, что Ричард просто пытается подобраться к кровнику поближе? А потом отравит или попытается ножом прирезать. Эмиль закатил глаза, натягивая на всё ещё влажное тело ночную сорочку. – Успокойся, Дикон чуть ли в рот Росио не заглядывает и ластится, как кот. – Отвратительно, – старший-старший передёрнул плечами, – ставлю на кэналлийскую выдержку. – Ставлю на надорское наваждение, – парировал Эмиль и поднял бровь, ожидая от брата следующей реплики. Но Лионель лишь махнул рукой и, пробормотав что-то о чрезмерной трезвости для таких разговоров, поспешил добыть у хозяина трактира ещё вина. В коридоре он чуть ли не запнулся о что-то. «Что-то» сверкнуло сапфировыми глазами в темноте и зашипело. Это был злополучный Ворон – неизвестно как добытый посреди степи Окделлом слуга Леворукого. Кот подёргал спиной, но атаковать Савиньяка не стал, а проскользнул в приоткрытую дверь комнаты, где расположился Росио вместе с оруженосцем. Свет внутри ещё горел, а вино в крови Лионеля побуждало заглянуть внутрь. Поддаться любопытству оказалось очень легко, так что он тихонько подкрался к двери и прищурился, высматривая кого-нибудь. Рокэ обнаружился в кресле у камина. Он выглядел сонным, но расслабленным и весьма довольным – губы изогнулись в лёгкой приятной улыбке, а опущенные ресницы трепетали. Одной рукой Алва подпирал голову, явно постепенно проваливаясь в сон, а вторая покоилась на коленях. Точнее, на коленях покоилась голова сидящего в ногах своего эра Ричарда, а ладонь Рокэ медленно вела по влажным после ванны и блестящим в свете пламени прядям. Мальчишка тоже вот-вот грозился провалиться в сон. – Кажется, ты проиграл, Ли, – горячее дыхание брата щекотало шею. – Посмотрим, что будет в столице, – ответил старший-старший Савиньяк и позволил вернуть себя обратно в отведённую им комнату, напрочь забыв о «слезах» и собственном недовольства. Ну, почти. В конце концов, Росио пускай и вёл себя частенько как подросток, но он уже не маленький и со своим наваждением как-нибудь разберётся, а Лионель хотел позаботиться о вернувшемся с войны Эмиле.***
*** Столицу Рокэ искренне ненавидел. Оллария душила – ответственностью, бесконечными политическими играми, борьбой ызаргов разных мастей друг с другом, претенциозностью и откровенно унылым видом. Для Ричарда, ничего кроме Надора не видавшего, столица сверкала и манила, Алва же вспоминал Кэналлоа и Марикьяру. Сравнивать Родину и Олларию было смешно. Кто ставит рядом бескрайнее море и грязную дождевую лужу? Сердце отчаянно звало домой. Если бы Первый маршал Талига мог наплевать на свои обязанности, он бы поддался, развернул Моро и уехал, не дав запереть себя в золотой клетке. Опять. Опять вникать в дворцовые интриги, играть кэналлийского Ворона, без удовольствия трахать бледную лживую суку, мешать Штанцлеру развалить Талиг, мешать Дораку посадить себя на трон… Настроение портилось с каждой минутой. Это чувствовал даже Моро. А вот заражённый всеобщим счастьем и вкусом победы Дик не замечал ничего. Пускай так. Мальчишке не стоило знать о том, что творилось на душе у Рокэ, хотя последний и сам ни кошки ни понимал в том, что у него там, да и не хотел понимать. Алва улыбался, как и полагалось Первому маршалу, вернувшемуся с войны победителем. Улыбался, когда Фердинанд наградил его орденом Святой Октавии и новыми проблемами в виде Варасты и Сагранны – разбирался Рокэ с родной землёй, разберётся и с этими, дело герцогское и вбитое в голову менторами ещё при отце. Улыбался, когда Фердинанд решился на самодеятельность и вручил древнюю ракановскую железку – хорошо, пускай повисит и попылится в кабинете, кому как не потомку предателя заботиться о наследии Талигойи? Улыбка слетела с губ Алвы при виде алого заката и четырёх солнц, возникших вокруг основного светила, стоило взять проклятый меч в руку. Если явление означало то, о чём думал Ворон, то, безусловно, это был конец. Или же начало конца. Стоило перевернуть библиотеку в Алвасете и убедиться в своих предположениях наверняка. …Рокэ успел поднять на дыбы Моро и заслонить мальчишку – глупого, совершенно ничего вокруг себя не замечающего. Как был слепым котёнком до войны, так и остался. И даже не понял, что стреляли в него, а не в эра. – Это… Это, наверное, кагет! Смешно. Юношеская наивность всегда так смешила Первого маршала. А расскажи он Окделлу сейчас о покушениях, что произойдёт? Привяжется сильнее – погибнет. Не поверит – взбунтуется и предаст. Решено – Алва поговорит с оруженосцем. Может быть не сегодня. И даже не завтра. Но сначала он отправит юношу в Надор, где его не сделают пешкой и не пожертвуют ради возрождения Талигойи и обогащения собственных земель. Моро повезло. И с тем, что пуля прошла навылет и не задела жизненно важные органы, и с тем, что хозяин у коня не был бедным или дураком. Но из конюшни Рокэ вышел невероятно уставшим. Однако здорового долгого сна ему явно не видать. Выпить же хотелось ужасно. Мальчишка обнаружился на лестнице – клевал носом, прижимая к груди кота, которого всё же сумел довезти до особняка в целости и сохранности, но дожидался эра. Переживал? Однозначно. Думал ли? Думал, но как обычно не то и не о том. Дурной. Наивный. Горделивый. Забавный. Искренний. Прелестный. Желанный. Алва подошёл к нему осторожно, чтобы не спугнуть. Так хищник крадётся к добыче перед смертельным прыжком – и Рокэ был готов наброситься, утащить в свои покои и взять уже наконец то, что по праву принадлежало ему, жадно целуя и оставляя собственнические метки на подтянувшемся, но всё ещё юном теле, а затем наблюдать, как Дик извивается в его руках и то цепляется за горечавково-синие шёлковые простыни, то царапает спину эра ногтями. О, безусловно, Алва бы ему позволил – впиться до крови, оставить багровые полосы, как напоминание о родовых цветах Окделлов, прямо на старых шрамах. Никому из любовниц Первый маршал Талига не разрешал ничего подобного. Но Дику… Дику бы разрешил, не задумываясь. Кэналлийский Ворон тихо выдохнул сквозь стиснутые зубы, приходя в себя. Кот, до того мирно дремавший, заметил человека первым и выскользнул из мальчишеских рук, усаживаясь рядом и внимательно рассматривая эра своего хозяина. Рассматривая так, будто бы знал всё. – Не спите? Ричард встрепенулся – всё же испугался – и уставился на Рокэ, встревоженный и напридумавший себе Леворукий знает что. – С Моро всё будет в порядке, – Первый маршал постарался вложить в голос поменьше усталости и побольше спокойствия, даже если юноша всё равно не разбирался, – а раз уж вы меня дождались, то пойдёмте. Неожиданно Окделл подался вперёд, обнимая ноги Алвы и утыкаясь лицом в чужое бедро. Рокэ положил ладонь на тёмно-русые волосы, не ероша их, в успокаивающем жесте. Кого именно он успокаивал? Себя? Или юношу? Чувство тревоги не покидало, и речь шла не столько о покушении… Что-то должно было произойти совсем скоро, но ни Первый маршал, ни его оруженосец к этому не готовы. Особенно Дикон, ни кошки не знавший о собственном наследии. Столько всего следовало сделать, чтобы дожить до Излома и, самое главное, пережить его. – Эр Рокэ! – Дик неловко сжимал бокал в руках, – Можно я поищу карас? – Нет. Но серебристым глазам было сложно отказать, так что вскоре Алва согласился. И Ричард доверчиво льнул к ладони своего эра, не догадываясь, что успел подобраться куда ближе, чем стоило.***
*** Дик был дома. Особняк на улице Мимоз – с противоположной северным вкусам утончённой роскошью, шумными кэналлийскими слугами и безумным хозяином, что являлся Дикону кровником – стал роднее Надора, и отрицать это было глупо и бессмысленно. Ричард перевернулся на спину и в следующий момент чуть ли не задохнулся, когда Ворон запрыгнул к нему на грудь, приветствуя громким раскатистым урчанием. Кот нетерпеливо потоптался лапами, обращая на себя внимание. – И вам доброе утро, эр Ворон, – шутливо произнёс юноша и почесал животному подбородок, отчаянно зевая. После вчерашних потрясений – церемония, покушение, тревожная сложная ночь – голова оставалась тяжёлой, и даже сон допоздна не помог исправить ситуацию. Мысли Дика метались от одного к другому – он думал то о мече Раканов в руке Первого маршала и странном небесном явлении, то о покушении и раненном Моро, то о выпавшем карасе, обладателем которого теперь стал. Что делать с карасом Дикон до сих пор не представлял. Никому кроме отказавшего от камня Рокэ он бы его не доверил – Альдо Ракана герцог Окделл не знал, Фердинанда презирал, а другим карас был без надобности. Но Алва распорядился, чтобы камешек остался при Ричарде. Что ж, пускай… Куда важнее сейчас было состояние Моро и Первого маршала. Спустившись, Дик узнал, что конь уже приходил в себя, хоть и злился, ведь Рокэ оседлал Соро и уехал. Последнее расстраивало юношу не меньше, чем Моро, однако по совершенно иной причине. Алва уехал к Катари, с которой не виделся так долго. Если раньше Ричард считал, что эр пользовался любовью королевы и не мог дарить ей ответную ласку, то спустя все эти месяцы бок о бок узнал каким нежным являлся Рокэ. Никто не догадывался, но Первый маршал, окружённый врагами, посвятивший себя войнам и служению Талигу, каким бы суровым, нелюдимым и жестоким не приходилось становиться в процессе, умел быть чутким и заботливым. Дик знал о том, как никто иной – с прошедшей ночи ещё осталось призрачное ощущение тепла знакомой руки, бережно перебирающей пряди. Вероятно, в этот миг Алва столь же трепетно касался пепельных локонов Катари, наматывал их на украшенные перстнями пальцы, быть может даже с благоговением целовал кончики волос, мурлыкая достойные лишь слуха королевы комплименты. Эр дотрагивался до бледного гиацинта так, как два месяца до этого дотрагивался до Дикона, и так, как не прикоснётся к нему никогда. Больше никогда. Ричард оступился и с трудом успел зацепиться за стену. – …Дор Рикардо! Всё в порядке? Испугавшийся за оруженосца соберано Пако был уже тут как тут, придерживая пребывающего в шоке юношу. – Д-да. Я в порядке, просто запнулся о камень. Благодарю. По городу Дик решил пройтись пешком. Это было особенно необходимо теперь, когда он всё осознал. Осознал, но пока не мог принять. Дикон отчаянно завидовал, но не Первому маршалу, а Катари – милой и доброй Катари, к которой испытывал светлое чувство до недавнего времени. А сейчас сердце Ричарда пронзало колючей ревностью из-за того, что есть у королевы. Когда же оруженосец успел влюбиться? Влюбиться! И в кого? В собственного эра, в кровника, в самого красивого, смелого и умного мужчину во всём Талиге и, скорее всего, во всём мире. Юноша же ненавидел Рокэ Алву ещё в начале войны! Или нет? Дик запутался так сильно, что больше ничего не понимал. Он плохо помнил разговор с ювелиром – кажется, Ричард дал уговорить себя на новый камень? – и как добрался до Наля. Кузена, впрочем, на месте не оказалось, потому Дикон направился домой. На обратном пути он пытался прийти в себя – не хватало предстать перед эром ревнивой девицей. Тем более, какие шансы были у Ричарда в сравнении с прекрасной королевой? Алва сам заявил, что спать с оруженосцами – пошло, да и интереса к мужчинам герцог Окделл за ним не замечал. Было неистово больно. Но Дикон смирится с болью. Однажды она притупится. В конце концов, Рокэ был достоин лучшей женщины в королевстве. А Дик останется подле них и будет охранять своего эра от опасностей. Лучше задвинуть ревность подальше и вспомнить о действительно важном – страхе за Первого маршала, на которого совершили нападение! Ричард принёс клятву, и Ричард её сдержит, защищая Алву. Дик был готов драться со всеми и сразу, лишь бы не допустить жуткой картины павшего ворона, как было в Варасте, и не важно дриксы это, кагеты или Люди Чести. Сражаться с последними оруженосцу представилась возможность тем же вечером, когда кансилльер передал ему приглашение. Ничего нового эр Август не сказал. Старый больной человек, не видевший войны, абсолютно не понимал реального положения дел и, как выяснилось, не был рад победе. А вот разговор о вчерашнем инциденте юношу поразил. Как полагал кансилльер, покушение на Алву устроил в своих целях кардинал, и оставалось только надеяться, что Рокэ не оставит этого Дораку – самому Ричарду с кардиналом тягаться было рано. Что Дика раздражало сильнее подлого Дорака, так это нежелание поверить в Первого маршала и в силы Катари уговорить его сменить сторону. Однако эр Август был стар и не помнил, что способна сделать с человеком любовь и как она меняет людей к лучшему. Грудь опять неприятно сдавило, а на сердце стало тяжело. – Ты в порядке, Дикон? – глаза кансилльера странно блеснули в свете свечей. – Да, эр Август, – соврал Ричард, – со мной всё хорошо, просто отвык от столицы и её воздуха. – Тебе следует вернуться в Надор. Я уверен, что там… Дальше юноша не слушал. Не перечить матушке, терпеть её недовольство по поводу присяги Первому маршалу, мёрзнуть в стенах замка – ничего из этого не привлекало Дика бросить дом и уехать в свои владения. Он бы предпочёл остаться подле эра Рокэ. Но рассказывать кансилльеру о своих истинных желаниях Дикон благоразумно не рискнул.***
*** Дорак не был замешан в покушении на Ричарда. С одной стороны, это было хорошей вестью – люди кардинала слишком хорошо исполняли свою работу и могли бы стать той ещё головной болью. К тому же с Сильвестром предпочтительнее не иметь конфликта. Рокэ не хотел бы однажды проснуться королём Талига, просто потому что кардинал воспользовался ситуацией с Диком. Дорак уже подозревал, что оруженосец для Алвы значил куда больше собственного коня. С другой стороны, новость казалась не особо приятной, так как поиск заказчиков мёртвого герцога Окделла возвращался к началу. Колиньяр, мстящий за сына? После смерти маркиза Сабве – возможно, но покушения были и до. Манрики – несомненно, но часть покушений с их ресурсами выглядела смехотворно. Оставалась ещё одна семья, которая имела все причины для того, чтобы избавиться от Дикона. Из-за неё Первый маршал не был до конца уверен в том, отсылать ли оруженосца в Надор. Впрочем, согласно донесениям доверенных людей, виконт Лар столицу покинул и отправился в Эпинэ, граф Ларак же не станет убивать племянника в его родовом гнезде. Герцогиня Мирабелла, если она окончательно сошла с ума, преисполнившись ненависти, тоже не поддержит эту идею, предпочтя убить сына на благо Талигойи, то есть, очернив Алву. Знала бы вдова Эгмонта, что Рокэ хотел сделать с её сыном, сидящим сейчас на шкуре у его ног… А ведь пришли дриксенский гусь на пару с прелестной святой шлюхой очередную картину с новыми «Марком и Лаконием», герцогиня Мирабелла бы непременно покончила с сыном, не моргнув и глазом. Потому мать Ричарда ни при каких условиях не должна была получить картину, и это, в свой черёд, означало, что Штанцлеру с Катари нельзя иметь какие-либо подозрения в связи Алвы с оруженосцем. Хорошо, что оснований для них пока не было. Пока. Рокэ усмехнулся, пригубив вино, и опустил взгляд на мальчишку. В одной руке Дик держал перо, которым играл с Куэрво, – кота за один день успели переименовать и теперь величали на кэналлийский манер, скрывая от особо любопытных, но несклонных к языкам, связь с Первым маршалом, – а в другой держал бокал «крови». Почувствовав, что за ним наблюдали, Дикон поднял ясные серебристо-серые глаза. Алва тотчас отвёл взгляд и впился ногтями левой руки в подлокотник. Не заметив или не придав особого значения поведению эра, оруженосец допил вино и отставил свой бокал. Рокэ осмелился снова взглянуть на юношу, но именно в этот миг Ричарду вздумалось облизнуть оставшееся на гранатовых губах вино. Леворукий и все его кошки… включая вон того лежащего у камина кота! Первым порывом было наброситься, как дикому зверю, нависнуть сверху и не дать вырваться – Первый маршал в своих силах не сомневался, несмотря на то что мальчишка успел подрасти за время варастийской кампании. Вторым же порывом Рокэ хотелось закричать, чтобы Дикон сию же секунду убирался прочь – из кабинета, из особняка, из Олларии, из Талига, куда-нибудь, где кэналлийский Ворон не смог бы его отыскать. Невозможно. Рокэ едва сдерживался под натиском надорского наваждения, находящегося в полном неведении о том, что творит с собственным эром. Такими темпами Алва однажды сорвётся. А одна мысль о том, чтобы взять юношу силой, была Ворону противна. Он не насильник. Его желают. Но Рокэ хотел кровника, и понимал, что лёд между ними растаял ненадолго – до первого удачного случая, который непременно подстроят ызарги пресловутой чести. К тому же, воспитанный в эсператизме Дик не стал бы спать с мужчиной. Забавно, Алва ведь и сам не то чтобы заглядывался на представителей своего пола. А потом случился Окделл и все пошло по… пошло не по плану. Выходило, что Ричарда просто необходимо было отпустить в Надор. Отпустить, Рокэ, а не притянуть себе, не впиться в мягкие чувственные губы, не срывать скрывающие желанное тело одежды, не оставлять на коже алчные следы засосов и укусов… Отпустить, герцог, отпустить! Отпустить? Скорее уж отослать, чтобы спасти. Себя – от безумия. Мальчишку – от порочащей связи. Да, именно так. Сегодня ночью Алвы подпишет все необходимые бумаги, а завтра оруженосец уже покинет особняк. Кажется, Первый маршал слишком глубоко погрузился в своих мысли, потому что тихий голос юноши почти заставил его вздрогнуть от неожиданности: – Монсеньор, вы… вы были во дворце? – спросил Ричард. Вопрос показался Рокэ странным. Где ещё быть Первому маршалу спустя несколько месяцев отсутствия в столице? Очевидно же, что дела Талига требовали его внимания в первую очередь. – Кардиналу были интересны подробности войны, – Алва пожал плечами. Он заметил, как мальчишка нахмурил брови, о чём-то усердно размышляя. Дикону определённо не место при дворе, пока он не научится скрывать свои эмоции. Необязательно походить на кого-то из Приддов, но освоить искусство притворяться стоило, раз уж оруженосцу в дальнейшем хотелось остаться в столице. Не лучшее место в Талиге, по мнению Первого маршала, но в сравнении с холодным Надором даже ызаржатник выглядел предпочтительнее. Неудивительно, что Эгмонт Окделл до восстания Борна предпочитал армию. – Налейте мне ещё вина, юноша, и себе, если хотите. Дик послушно исполнил просьбу, наполнив бокал эра, однако себе наливать не торопился. Любопытно. Обычно у Окделла тяга к вину куда сильнее. Тоже не самое лучшее качество при дворе. Мальчишка отступил и вновь сел на шкуру, однако на этот раз – поближе к Рокэ. Алве казалось, что до него доносился запах зелёных кислых яблок, столь обожаемых оруженосцем. – Вы были у Дорака? Но я думал, что… Не окончив фразы юноша притих и отвёл взгляд. На едва тронутых загаром после солнца Варасты щеках выступил лёгкий румянец. Вот оно что. Разумеется. Эр сидел и гадал, к чему вёл Ричард всё это время, а Дик вздыхал по своему обожаемому бледному гиацинту, всё никак не желающему зачахнуть. Порой Ворон боролся с желанием придушить Катарину. Или хотя бы перекрыть ей воздух, застрелив братьев и кансилльера. Но кардинал отмашки не давал и приходилось довольствовать лишь мечтами о скорой кончине всех талигойских – хотя вряд ли кто-то из них мечтал о возрождении Талигойи, скорее о способе набить карманы – воздыхателей в один прекрасный день. – Я не был в будуаре у королевы, коли вас это так интересует, – ядовито усмехнулся Алва, отмечая мгновенную реакцию Дикона, чьи щёки принялись пылать ярче прежнего, – и не нужно краснеть, как маковые поля Эпинэ. Решив, что это подходящий момент, чтобы оттолкнуть мальчишку, Рокэ сразу поспешил добавить: – Вообще я бы посоветовал вам поменьше показывать свою влюблённость. Ни король, ни, тем более, королева, не оценят. – Как вы поняли, что я влюблён? Однако, Ворон ожидал совсем не такого. Юноша, что с вами? Вы не здоровы? Опять вызвали семерых на дуэль? Штанцлер испортил настроение? Хуан, конечно, доносил, что от кансилльера Ричард получил какую-то записку и вернулся недовольным и раздражённым, но в этом случае оруженосец должен был вспыхнуть и выдать излюбленную тираду, начинавшуюся с «да как вы смеете» и заканчивающуюся на грозное рычащее «эр Рокэ!». Только Дик повёл себя относительно спокойно. Занервничал и засмущался, но не более того. Никаких вызов на дуэль – впрочем, старо как мир – или ненавистных взглядов исподлобья. Опять же – весьма и весьма любопытно. Алва заправил выбившуюся из хвоста прядь за ухо и криво улыбнулся, стараясь сохранять в тоне надменность, снисходительность и ехидство примерно поровну: – Ричард, вы не первый юноша, павший жертвой бледного гиацинта. И, зная королеву, далеко не последний. Вот теперь мальчишка вскочит на ноги и кинется отстаивать честь святой шлюхи. Видела бы это Катарина… интересно, удалось бы ей сдержать смех или маска с подколодной змеи наконец-то слетела бы? Первый маршал ждал с какой-то дикой смесью предсказуемой горечи, обиды и сумасшедшего ликования. Ждал минуту, другую. Но юноша не торопился злиться и защищать репутацию королевы. И это уже было не любопытно, а странно, потому что обычно прогнозы Ворона сбывались. Он ведь читал собственного наивного и легко вспыхивающего по поводу и без оруженосца, а не Адгемара. Впрочем, Лис не смог бы удивить Рокэ, как его удивил Дикон, умудрившийся ответить вопросом на вопрос: – С чего вы решили, что речь о королеве? Нет уж, к кошкам! Терпение Алвы было не бесконечным и непроходимой тупости Дика было необходимо положить конец. Пусть герцог Окделл обижается, сколько его душе угодно. Может, так он охотнее уедет в проклятый Надор. – Квальдэто цэра, что за глупые вопросы у вас, герцог?! – Ворон и сам не заметил, как повысил голос на юношу, – О ком ещё, позвольте узнать, может быть речь, в вашем-то случае? Внутри всё пылало и бурлило – двухмесячная пытка соблазном, возвращение в Олларию и стресс давали о себе знать. Рокэ бы швырнул бокал в стену, но вместо этого с грохотом поставил его на столик у кресла и раздражённо взглянул на Ричарда. Тот не отвернулся и выдержал его взгляд, упрямо и искренне посмотрев в ответ. Так, чтобы эр увидел. Оруженосец не собирался скрывать. Нет. Нет, нет, нет! Дик видел, что эр понял всё – по тому, как резко взлетели его брови, как губы сжались в тонкую линию, и как Алва напрягся. Он молчал какое-то время, и Дикон не осмеливался сказать что-то самостоятельно. Пожалуй, для оруженосца он и так позволил себе слишком много. Лучше всего у герцога Окделла выходило помалкивать. Ворон устало потёр переносицу и выдохнул сквозь стиснутые зубы, а Ричард заранее догадывался о том, какими будут следующие слова эра. Что же, по крайней мере Рокэ не накричал на него и не посмеялся. Значит, Дик оказался прав, и Первому маршалу было не всё равно, он правда потеплел к оруженосцу. А Дикон умудрился испортить ту хрупкую связь, появившуюся за время войны между ними. Кто его за язык тянул? От стыда хотелось провалиться сквозь землю. Только бы Алва не заявил, что на этом обучение юноши заканчивалось. Спустя пять минут – по ощущениям Ричарда длившихся несколько часов, не иначе – Рокэ отнял ладонь от лица и устремил сапфировый взгляд на огонь в камине. Подрагивающее пламя постепенно потухало. Стоило подкинуть дров, но Дик не мог пошевелиться – тело не слушалось, в ожидании приговора он будто превратился в каменную статую. – Я выпишу вам подорожную, и вы завтра же в сопровождении охраны отправитесь в Надор, – произнёс наконец эр, – граф Ларак завалил меня письмами, в которых не раз подчеркнул о желании вашей матушки увидеть герцога Окделла дома. Вот так, холодно и сухо, даже не отреагировав на чувства Ричарда. Что же, могло быть и хуже. Но сдаваться оруженосец не собирался. Пускай его отвергли, но в Надор Дикон не вернётся. Лучше в Торку, но не в склеп вместо замка! А ещё лучше… Дик понимал, что затея рискованная, однако она стоила того. Он подобрался к эру и почти не дрожащими пальцами достал из кармана карас, протягивая его Алве. Ворон протянул ладонь, с удивлением разглядывая камешек, словно видел его впервые, и явно хотел что-то сказать, но Дикон его перебил: – Я решил, что камень должен быть на своём законном месте, эр Рокэ, в мече, – объяснил оруженосец, ненавязчиво закрывая ладонь Первого маршала. Может быть, ему показалось, но, возможно, Ричарду привиделись на коже кровавые полумесяцы от ногтей. Поняв, что пауза затянулась, юноша добавил отчаянно: – Как и я должен быть на своём законном месте – подле вас. Вот и всё. Он это сказал. Что теперь? Дик заглянул в глаза своего эра и был удивлён прочесть в них невыносимую боль человека, разрывающегося между выбором правильным и выбором желанным. Лишь сегодня, лишь на эту ночь оруженосец решил примерить на себя роль Леворукого и сыграть на чужом искушении. Как недавно в трактире Дикон прислонился виском к колену Рокэ, потираясь о него подобно жаждущему ласке коту и не прерывая зрительного контакта. Алва сжал карас в ладони, и Ричард готов был поклясться, как камень шептал ему о том, что за чувства впитал в себя с чужой кровью. Хочется. Хочется. Хочется. Но Дику было без надобности слушать камень – он видел всё по темнеющему синему взгляду. Неужели эр всерьёз боролся с желанием оставить оруженосца при себе? Но почему? Бившееся подстреленной птицей сердце надеялось на совершенно невозможный ответ. – Нет, – на выдохе сказал Первый маршал, будто слова давались ему с огромным трудом, – Ты отправишься в Надор и это не обсуждается. Это приказ, Ричард. Приказ, слышишь? – Вы меня расстреляете, если я ослушаюсь? – юноша печально улыбнулся. После победы в варастийской компании проигрыш ощущался особенно болезненно. Вся радость от недавнего празднования испарилась, и в груди осталась только тоска по несбывшемуся. – Дикон… – Алва, наверное, заметил, как изменилось лицо оруженосца, потому его голос и смягчился. – Я понял, монсеньор, – заверил Ричард, – но у меня есть небольшая просьба, если вы сочтёте её уместной… Рокэ знал – спрашивать нельзя. И тем не менее не уточнить он не мог: – Смотря что это за просьба. Серые глаза блеснули, и блеск их походил на игру солнца, чей луч коснулся острия шпаги перед тем, как проткнуть сердце соперника. Сравнение достойное Дидериха. Видимо, Ворон переобщался с оруженосцем. – Взъерошьте мои волосы ещё раз, эр Рокэ. В последний раз перед тем, как я уеду из дома. «Уеду из дома». Только послушайте! Первому маршалу Талигу рассмеяться бы и послать упёртого вепрёнка к кошкам, так зачем он решил побыть искренним с мальчишкой? Ведь и себя, и его погубит излишними откровениями, но слова сами слетели с губ: – Боюсь, Дик, если я сейчас взъерошу твои волосы, то не отошлю тебя в Надор, а заберу с собой в Алвасете. Увы, оставить Окделл без его герцога я не смею. – А мне казалось, что вы смеете всё, эр Рокэ. «Скажи, Ричард, кто научил тебя лукаво улыбаться? А кто научил обходиться не шпагой, а одной фразой, но так, чтобы наверняка?» – подумал Алва. Юноша специально подобрал слова, не унижая – используя оружие Первого маршала против него самого. Рокэ окончательно понял, что проиграл, когда его пальцы зарылись в мягкие тёмно-русые волосы. Знакомое тепло скользнуло от ладони и растеклось по всему телу, приятно согревая в прохладную осеннюю ночь. Впервые за всю свою жизнь Ворон не сумел одержать победу, хотя мог. Однако сил сопротивляться дальше не осталось. – В Алвасете тебе следует носить косынку на кэналлийский манер, – задумчиво пробормотал Алва, перебирая пушистые пряди, – иначе волосы выгорят настолько, что тебя начнут принимать за Савиньяка. О, несомненно, этот выбор не принесёт им обоим ничего хорошего. Да и кошки с ним. Разберутся как-нибудь. – Как прикажет эр, – Ричард рассмеялся и прикрыл глаза, удобнее устраивая голову на коленях Рокэ. В ту ночь оруженосца и его эра не смели потревожить ни слуги, ни гонцы из дворца. Один только Куэрво рискнул пристроиться поближе, поглядывая на хозяев и оберегая их покой. В глубине кошачьих сапфировых глаз сверкнули лиловые искры, но этого уже никто не заметил. Куэрво довольно урчал. Надорское наваждение всё-таки одержало верх. Кто знает, может быть, оно окажется сильнее проклятья последнего Сердца Кэртианы…