***
Дождь застилает взор, сапоги громко чавкают при каждом шаге по залитой земле, сгущающиеся сумерки укрывают многих в темноте, гулкий ветер треплет листву деревьев, скрывает чужие охи и стоны, крики и брань. Неопрятная деревенщина, в лохмотьях, небритая и с пьяными глазами падает возле очередной стены, не в силах удержаться на ногах. — Как твоё имя, мужик? — доносится откуда-то будто из далека. Бродяга и не ожидал, что кто-то обратит на него хоть толику внимания, всем обычно плевать. Ответа не последовало, словно тот был лишён языка. Пока руки аккуратно не легли на грязную ткань, и глаза, такие яркие, не устремились вниз в глубину чужого горя. — Пойдём ко мне на службу, мужик. Может там начнётся твоя жизнь. Этот человек словно читал чужих, выбирал с умом и проницательностью. Бедный пьяный бродяга не мог и разобрать, сон ли это или явь, но с огромной охотой его увлекли сие руки и этот взор, что пророчил многое. — Я… Вернон Роше, сударь. — Отлично, Вернон, будешь служить мне, Фольтесту Темерскому на благо родины. Все лучше, чем топить себя в алкоголе. Его голос всегда звучал как молот, что громко вбивает гвозди в любые стены. Где-то в тот миг, в промозглый вечер, король Темерии сумел достучаться до одной очень чёрствой души, вбив в эту подгнившую стену свою железную волю, заставляя идти за собой хоть на погибель.***
— Порой так хочется вырваться из этой королевской волокиты и отправиться в гущу сражений, почувствовать этот зной утренней прохлады на лице, сжать в кулаке покрепче рукоять меча, выбросить руку вперёд с грозным кличем, смотреть как разжигается пламя на горизонте, услышать вой огромных пушек и скрежет металла. А остаётся лишь довольствоваться шуршанием пера с чернилами по листу желтоватой бумаги, вчитываясь в новые тексты, ощущая как все начинает плыть перед глазами в тусклом свете свечей при работе поздней ночью. Участь королей порой не такая помпезная и грациозная, не такая величественная и грозная, как кажется по многочисленным рассказам на рынках у лавочек. В народ уходят подвиги или грязные сплетни, но рутину никто не жалует, никто ее не афиширует и не обсуждает. Порой становится стыдно, что ты король целого государства, горбатишь спину и клонишь голову над письменным столом с кипой старых бумаг и книг, лишь на некоторых застольях предаваясь чужим будням. — Вы сегодня поистине поэтичны, мой король, — с издевательской усмешкой процедил Вернон Роше со своего кресла, располагающегося подле роскошного камина. Огонь плясал на поленьях, облизывая корку своими языками, как-то громко и смачно потрескивая закуской, пока неистовый ливень просился во внутрь в гости, нещадно колотя в небольшое окно. Слабый скрип пера по бумаге, редкие усталые вздохи сменяли тишину после большой проникновенной речи, заставляя искать собеседника еще темы для разговоров. Уходить и оставлять своего короля в одиночестве за работой не хотелось, нужно разбавить его рутинную суету, но в голову ничего не лезло. После тяжелого изнуряющего задания хотелось лишь отдохнуть, сомкнуть глаза и предаться манящему сну, но долг не позволял оставить короля. Словно прочитав мысли, Фольтест оторвал взгляд вновь от надоевших ему бумаг, устремляя его на своего приближённого, замечая малейшие изменения в его лице, и с лёгкой улыбкой нарушил затянувшуюся паузу. — Тебе стоит удалиться, Вернон. У тебя слишком усталый вид. — Роше быстро встрепенулся, стоило услышать своё имя из этих уст, глаза забегали по комнате, ища непонятно что, будто ответ или помощь, и только после он вздохнул, останавливаясь на своём короле. — У вас вид не лучше, Фольтест Темерский. Вам стоит отложить в сторону бумаги и хорошо выспаться. — Короли не знают покоя, — спокойно отчеканил Фольтест в ответ на некую заботу о своей персоне. Он не любил подобных высказываний, но своей правой руке он позволял некие вольности. — Как и командиры специальных отрядов, — нашёлся с остроумным ответом Роше, довольно улыбаясь. Они стоили друг друга, хоть и приходились каждому в разных статусах. Фольтест никогда не отличался вычурной королевской манерой, а со своими приближёнными он общался поди как крестьянский мужик за стаканом водки — также непринуждённо и размеренно, просто и со вкусом. Ещё какое-то время Роше оставался на своём месте, словно под заклятием его глаза были прикованы к рабочему столу своего короля, наблюдая как монотонно, но не менее изящно тот выводил какие-то слова, как откладывал одни бумаги и брал другие. Все завораживало в нем, а звук немного утихшего дождя и потрескивание брёвен в камине убаюкивало все сильнее. Пришлось сделать большое усилие, чтобы подняться с тёплого насиженного местечка, отведённого специально для командира синих полосок и его разгоняющих кровь историй в покоях короля. Учтивый поклон, который так не любил Фольтест от своих подчиненных, выходил всегда легко, а улыбка на лице после брани от его величества появлялась сама собой. — Завтра с утра я жду тебя для обсуждения последующего задания, Вернон Роше. У нас еще много незаконченных дел. — Могли бы обсудить их сегодня, король, — воспротивился он, но Фольтест быстро дал понять этому вояке с горячей кровью, что тому стоит иногда просто предаться теплоте камина и тишине, чтобы остудить голову, а не сломя вперёд бросаться в новые задания, пусть и на обсуждении. По своему, Фольтест заботился о своем подчинённом, даже без ведома самих подчиненных. Наверное за такое многие его и уважали. Многие, но не все. Душу Фольтеста часто терзали сомнения, старые воспоминания и обиды, печали и страдания. На публике перед всеми король должен оставаться королём, но в своих покоях, ощущая холодное одиночество, короли становятся обычными людьми, предаваясь грусти. Постель как-никогда не отдавала морозом, как после горячных историй твоих людей. После светских приёмов, после всех этих улыбок и жадных глаз, лишь здесь в тишине можно было понять истинные смыслы оных. Такие печальные и отвратительные. Лишь мысли об одном конкретном вызывали у великого короля некие тёплые отклики. Его запретные желания, его запретные чувства всегда оставались где-то глубоко внутри и далеко. Особенно после, осознавая, что ты больше не можешь разделить их с тем, кому они предназначались. — Мне придётся принять своих детей, Анаис и Бусси, посадить их на трон. Мое время рано или поздно придёт, и они должны быть готовы к этому. — Но будут ли готовы остальные? — по голосу можно понять, что Вернона Роше очень терзал данный вопрос. Его глаза смотрели вниз, вопреки всегда строгому прямому взгляду на короля, будто показывая истинные намерения. Роше всегда выставлял свою душу на показ в этой комнате, даже не замечая, что Фольтест внимательно наблюдает, подмечая каждые детали, но не делая на них акценты. Еле заметная короткая дрожь пробегала по этим пальцам, что быстро скрывались за спиной, выставляя широкую грудь в синем кафтане, стараясь показать важность и крепкость стоящего перед королём. Получалось ли у капитана «синих полосок» обмануть своего проницательного короля? Не особо, но Фольтест не указывал на это, лишь отводя глаза в сторону. Порой он видел слишком много и это его пугало, навевая старые образы и пугающие воспоминания, коим он осмеливался предаваться только в одиночестве. Никому не позволено узнать о них. Даже ему. — Рано или поздно мы займёмся этим, Роше, но не сейчас. Так что отбрось свои сомнения в сторону и приступайте к важным на данный момент делам. У нас еще есть время до обдумывания дальнейших действий, — Фольтест более не вздыхал так тяжко, укладывая руку на плечо своего приближённого, крепко сжимая того в своей королевской ладони, как бы показывая оставшуюся силу. — Я еще не устал, — коротко дополнил он, заставляя тем самым наконец-то поднять Вернона на него свои глаза, и лишь тогда король улыбнулся ему, видя эту промелькнувшую радость. — Я буду ждать тебя с очередным подробным докладом у себя, как всегда. Когда захочешь, Вернон. — С каждым новым словом стоящий перед королём мужчина приободрялся все сильнее, стараясь не показывать свои истинные чувства, отдающие нежностью. Нужно казаться лишь сильным и стойким, коим тот и является всегда. Но он никогда не учитывал, что в этой комнате командир «синих полосок» перестаёт им быть, как и король перестаёт быть правителем государства. Словно волшебство, или проклятье, что следует за Фольтестом по пятам, напоминая о былой роковой ошибке, совершенной в молодости. От таких проклятий сложно отмыться. И Фольтест понимал, что оно отравляет его душу. Любовь к сестре не отпускала короля, преобразовывалась во что-то иное и тёмное, она толкала того куда-то в черноту, на безумные кривые дороги, страшные для других людей. Но только не для самого Фольтеста, что уже начал привыкать к своим порывам, ощущая на своей шее тяжёлое дыхание. — Эта бумажная волокита убьёт меня рано или поздно. Не так страшен меч, как это гребанное перо, — ворчал король, с болью жмурясь и наклоняя голову в одну сторону. Шея немела с каждым днем все более от постоянной работы за столом, и любое движение отражалось на лице неприятной гримасой, на которую становилось страшно смотреть. — Стоит вызвать вам лекаря, чтобы он осмотрел… — но доблестные порывы подчиненного Роше быстро пресекались строгим взглядом короля, после опускающимся обратно вниз к бумагам. Его не хотели слушать, лишь продолжая время от времени день за днем подвергать себя будто очищающим мукам. С каждым новым посещением командира «синих полосок» взгляд Вернона Роше становился все более обеспокоенным состоянием своего короля, а тот в свою очередь еще более словно игнорировал проблемы. — Мне просто нужно развеяться от всего этого. Твои истории замечательные конечно, но порой хочется окунуться в них самому. И мое тело словно чувствует эти порывы и отвечает мне тем же. Я не молодею с каждым днем, и потому мне нужны встряски. Лекарь вряд ли поможет в таком случае. Разве что развязав войну, — усмехался Фольтест, в очередной вечер откидывая голову назад с тяжестью, давая себе пару минут отдыха, пока Роше все не мог отвести свои обеспокоенные глаза от короля. У него таких проблем не наблюдалось, но это не значило, что его сердце отказывалось воспринимать чужие тяготы. Боль и утраты непрерывно следовали за его королём еле заметным шлейфом и Роше четко ощущал их. Лишь в мгновения битвы король поистине забывал о них, отдаляясь от своего неприятного прошлого, про которое ходили разные слухи. Уж верная правая рука короля была хорошо осведомлена о них. В раскат грома что-то перемкнуло в голове, забитой тяжёлыми мыслями о своём предстоящем задании и о неприятном состоянии короля. Роше тяжело вздохнул, цепляясь за тонкую нить, что вела его куда-то вглубь своих мыслей, заставляя вспоминать дни своей беспомощности. Не все задания складывались удачно и даже прославленный в определённых кругах «верный и жестокий пес короля» получал поддых как какой-то пьяница и бродяга, словно возвращаясь в своё далекое прошлое, о котором хотелось так забыть. — После тяжелых нагрузок очень помогает несколько вещей. Бьянка отлично преуспела в них, как-никак баба, — начал как-то воодушевлённо Роше, приложив руку к подбородку. На такие слова Фольтест вернулся в прямое положение, устремив свой немного подозрительный взгляд на подчиненного. — Бьянка женщина что надо, но Роше, не ты ли говорил мне про товарищей еще пол часа назад, рассказывая о ее вновь распахнутой рубахе, — замечал он, на что Роше быстро отводил глаза в сторону, слегка кашляя. — Я ж не об этом речь веду, король, — казалось тот не знал, что и ответить на такую придирку со стороны его высочества, но Фольтест быстро сменился в лице, засмеявшись. — Что твоя Бьянка-то? Знает какие-то средства, как чародейки? Уж не состоит ли она тайно в сговоре с этими «дамами»? — Роше, сидящий в кресле громко хохотнул, приподнимаясь с кресла в намерении куда-то двинуться. — Упаси ее господь. После тяжелых нагрузок тело может ужасно ныть, и снять напряжение отлично помогает массирование уставших частей тела. Если король позволит, я могу приказать… — начал уже было предлагать Роше с некой гордостью, как король осек его взмахом руки, подзывая к себе. — Разве Бьянка моя близкая подчинённая? — задал странный вопрос он, наблюдая за стоящим перед ним Роше, что с недоумением пытался найтись с ответом. В его бегающем взгляде читалось все, что того терзало, и это не могло не вызвать некую усмешку у Фольтеста. — Разве я могу довериться кому-то также, как своему любимому и приближенному командиру специального отряда? — дальше продолжал насаждать он, выводя Роше на чистую воду, заставляя того все сильнее сжиматься в непонимании. Впервые находясь рядом с королем Вернон Роше ощущал себя странно и неуютно, будто кто-то копался в его внутренностях как утопец, замешивая мозги в кашу. Неловко и тяжко было тронуться с места, но после сделанного первого самого тяжелого шага, остальные начали даваться как-то легко и непринуждённо, что стало еще более не по себе. В очередной раз Вернон Роше удивлялся, насколько Фольтест Темерский имеет над ним влияние, что не просто заставляет выполнять все приказы, а заставляет делать это добровольно, веря в свои собственные порывы исполнять их. — Мало кто оказывается за этой спиной, — отшутился командир «синих полосок», ощущая себя ужасно беспомощным перед сидящим королем, что так легко открыл свой затылок ему. Сколько раз тот спасал эту голову, что не перечесть, но никто не мог и предположить, что когда-то Вернон Роше окажется здесь. Это сбивало с толку мысли, но руки двигались словно ведомые кем-то. — Ты должен осознавать свои силы, Вернон, понимаешь? — на миг повисшая тишина окрасилась каким-то сладким довольным голосом, заставив Роше вылезти из своих странных мыслей наружу. В страхе он отдёрнул свои руки, что на миг показались ему сильными, боясь оставить неприятные последствия, но кажется вышло все с точностью наоборот. Король как-то недовольно глянул на мужчину, повернув к нему голову, как бы приказывая взглядом продолжить, несмотря на свои противоречащие этому слова. Видимо Роше неправильно интерпретировал их смысл и Фольтест понял это замешательство. — Не стоит браться за то, что тебе не под силу. Если ты знаешь, что не сможешь выполнить обещание, тебе стоит прекратить давать их, — продолжал тихо наставлять его король, пока подчинённый в смирении продолжал в каком-то отдалении стоять позади, не в силах вновь притронуться к величественным плечам. — Я… нет, я понял, прошу меня простить. — Стоит отметить, что несмотря на проницательность Фольтеста, для всех остальных Роше отлично справлялся со своим лицом. У него отменно выходило брать себя в руки и строить упрямство и строгость, потому он отбросил все свои сомнения и страхи, выполняя то, что сам и затеял. Как-никак мысль о том, что все ради короля утешала его немного. За Фольтеста он готов пойти в огонь, в воду, в сражение, и даже в смущение, отринув страхи. Он клялся в этом себе уже очень много раз, стоя перед этим прекрасным ликом, слыша своё имя на этих устах, ощущая как трепещет его сердце от всего этого. Он должен быть благодарен судьбе за то, что все вышло именно так, что его подпустили ближе, будто слыша его мысли и сокровенные желания. Фольтест поистине знал своего подчиненного, видя его насквозь. Сердце Роше билось как-никогда быстро когда он шагал вперёд по длинным и холодным коридорам Вызимского замка. Ему ужасно тяжко каждый раз возвращаться сюда после очередного покушения, в походке читались слабые нотки страха за состояние короля, воображение рисовало ужасные картины, которые приходилось отгонять от себя. Он понимал, что его беспокойства беспочвенны, ведь он только что своими же руками закончил жизнь того, кто отважился попробовать прервать правление Фольтеста Темерского, но страхи все равно не отпускали ни на миг. Роше не сомневался ни в чем также сильно, как в своих силах, когда дело касалось безопасности короля. А вдруг он что-то упустил, а вдруг заговорщиков оказалось больше? И по мере приближения к заветной двери, волнение командира специального отряда росло все стремительнее. Руки еле заметно дрожали, и чтобы скрыть свои слабости, Роше крепко сжимал их в кулаки, громко топая солдатскими сапогами по гладкому полу. Перед тяжёлыми деревянными дверьми в главную залу страх обнял Роше за спину, скручивая внутренности в тугой узел. С каждым разом все становилось хуже. Чем сильнее росли его чувства, тем сильнее рос и холодный расчётливый страх. Они шли рука об руку в душе по истине бедного подчиненного, заставляя и самого Фольтеста волноваться за состояние своего верного слуги. Трудно не заметить с какими ошалелыми глазами Вернон Роше окидывал весь зал, оценивая обстановку. Всем остальным присутствующим могло показаться, что все как обычно, но Фольтест уже понимал в чем дело, буквально лишь мельком взглянув на вошедшего. То с каким отчаянным вздохом облегчения гора упала с плеч командира «синих полосок», то, как он учтиво молча поклонился и отошёл в сторону, затерявшийся где-то в толпе вельмож и слуг, находившихся на очередной аудиенции, трудно было не заметить королю. Роше не интересовали собравшиеся люди вокруг, их разговоры и шепот. Все его заботы составлял лишь один человек, находившийся в этом зале — посередине, восседавший на своём таком нелюбимом троне. Остальное время ожидания прошло слишком гладко и быстро где-то около стены, разглядывая далее обстановку, что не предвещала ничего трагичного. Вернон Роше вновь и вновь повторял про себя одни и те же слова, не в силах остановиться. Он был неимоверно рад, что вновь выполнил свой долг, что защитил его величество, защитил Фольтеста и пока что на какое-то время можно спокойно выдохнуть. Когда Роше коротко постучался в дверь покоев короля, Фольтест пребывал в своих мыслях, расхаживая взад и вперёд подле окна. Они вновь встречались здесь когда солнце уже село, без того тёмное небо заволакивали тучи, скрывая звёзды и луну. Король пришёл в себя лишь когда дверь хлопнула, а его верный командир стоял вдалеке, искрясь довольной улыбкой. Это настораживало, заставив Фольтеста тяжело вздохнуть, указывая на привычное место подчиненного. Они понимали друг друга без слов, Роше следовал простым указаниям как пес, а король с важным и тревожным видом отдавал знающие приказы. Тяжёлое давящее молчание застывало комом в горле, мешая что-то вымолвить, и посему Роше просто в подчинении усаживался на своё место, коротко оглядев комнату. Осторожность никогда еще не мешала. Слабое пламя доедало рассыпающие на угли поленья, что все еще испускали жар, но не такой сильный как открытый огонь. Небольшим холодком повеяло по ногам. — Ты разобрался с негодяями? — только и поинтересовался король, наконец подав слово и освободив Роше от душной тишины. Ему только дай слово. — Да, их было трое, все они ликвидированы и уже сегодня с утра исчезли без вести где-то в недрах каналов Вызимы. Король молча оценил своего подчиненного взглядом, отводя глаза в сторону. Поведение его разилось с привычным, что настораживало Вернона, заставляя напрячься, ощущая некий подвох. Вместо обычных похвал и требований подробностей, его одарили лишь холодным взглядом и неприятной тишиной, такой суровой и невыносимой. Что-то тревожило Фольтеста Темерского, и Вернон Роше видел это как никто другой, в страхе следя за каждым движением отошедшего в сторону короля. Стоя перед небольшим окном, спиной к креслу в котором сидел напрягшийся Роше, Фольтест погрузился в еще большие размышления. Король будто намеренно скрывал лицо от своего подчиненного, боясь раскрыть ему карты, но тот отчётливо осознавал, что его величество гложет что-то поистине ужасное. — Я не молодею, и мои решения порой могут не соответствовать нуждам людей, — тихо начал он, словно разговаривая сам с собой. Только в этот миг Роше смог заметить всю тяжесть королевской ноши на этих плечах. Позади Фольтест Темерский, в слабом отсвете потухающего пламени камина казался ему… невероятно слабым. Это жуткое чувство пробрало Вернона до мурашек, заставляя быстро зажмуриться. Его не должно преследовать подобное. Его не должно терзать такое. Страх смерти есть у всех. Даже у королей. Он не мог найтись с ответом, который хоть как-то бы облегчил участь и тяжесть данной ноши. Он и не мог понять всей глубины проблемы - Роше не король. Он и не знал, что скрывалось внутри где-то глубоко в недрах королевского ложа. Он и не знал, какие мысли преследуют Фольтеста наедине. И от того становилось лишь хуже. Его разрывало многое изнутри. Их обоих, и каждый из них не знал боли другого. Фольтест резко повернулся, скрипя сапогами. Столько мыслей вертелось в головах у них. Столько страхов. Фольтест подошёл поближе к своему подчиненному, вставая аккурат по бок, в задумчивости его рука упала на плечо Роше, аккуратно сжимая его, заставив того в благоговении поднять на короля глаза. Но никаких слов так и не промелькнуло между ними, оставляя место лишь догадкам. Та давящая тишина прошла, не оставив и следа. Будто те мрачные сомнения отпустили. Ещё мгновение и одолели сомнения уже не короля. Роше и сам не понял, как в отместку с опаской уложил свою ладонь на руки Фольтеста, обжигаясь их холодом будто в страхе. — У вас ледяные руки. Вам холодно? Если что, я могу... — Роше увлекли его вечные попытки заботы, что сначала он и не услышал, что ему ответили, а когда дошло, лицо того отобразило неимоверное удивление, смешанное со стыдом. — Да, согрей меня. — Ему не показалось? Молчание длилось вечность, прежде чем Роше смог открыть рот в оправдании, но тяжёлая рука на собственном плече поднялась, опускаясь ниже и перехватывая его пальцы, сжимая в тех же холодных ладонях. Вернон не осмеливался поднять глаза вновь, чтобы разглядеть то выражение лица, что предшествовало таким словам, но в голове у него представал образ невероятно опечаленного господина, сжимавшего в холодных пальцах горячую руку своего подчиненного. — Я имел ввиду... Дрова в камин, он совсем потух, — нарушать эту идиллию казалось кощунством, но Роше не мог оставить все как есть. Лицо начинало гореть сильнее, по мере того как теплели руки короля из-за его стыда. В мыслях витала фраза «как хорошо, что здесь потёмки». — Вернон. Ты думаешь я слепой и тупой? — голос Фольтеста прозвучал словно гром за окном, ударив Роше по его раскрасневшемуся лицу. Стало только хуже из-за этой строгости, из ниоткуда взявшегося холода, который сбивал с мысли. Что и думать, когда тебе говорят такое? Разве это может быть правдой? Нет, уж точно, он спит… или умер. — Простите, сир... Вы... — Вернон еле вытягивал слова из себя, а потом непонятно что заставило его развязать язык. Темнота и эти руки, что сильно сжимали его пальцы давали о себе знать. Он вряд ли остановится теперь. — Я не смею хотеть большего. Вы вытащили меня из канавы, Вы назначили меня командиром специального отделения, сделали своей правой рукой, наградили двумя орденами за храбрость... Так добры ко мне, но я не могу остановиться, моё сердце так жадно, что жаждет ещё и ещё. Я не имею права просить большего. Мне достаточно того смысла, что вы мне подарили. Я… — но его прервали, аккурат отпустив руку из цепкой хватки. Какая-то паника охватила из без того обескураженного Вернона, он упал ниц на пол, оказываясь на коленях, нагло ухватив руки своего короля обратно в свои, он наконец смог поднять голову, устремляя свои глаза, полные раскаяния на это лицо. Что теперь ему делать после всего этого ужасного признания. Казалось Фольтест сам в жутком замешательстве, что и не ожидал от своего вечно покорного слуги такого откровения и такого непослушания. Но он не отстранялся, смотря в ответ тому в глаза, внимательно и как-то… нежно. — Вернон... Великие люди потому и велики, что они вечно двигаются выше, в погоне за своими мечтами. Ты не должен корить себя за свое пылающее сердце, что возжелало большего. Но... Твоя цель устремлена лишь на меня, Вернон. Ты уже не прыгнешь выше головы. Подумай о том, что с тобой станется, если я... — Фольтеста снова удивили, оборвав на полуслове. Ожидать такого от вечно верного Роше было крайне удивительно. Они оба сегодня вели себя совсем не так, как всегда. — Ни один заговор, пока я жив, не исполнится, мой король. Если так, то я провалился как тот, кто защищает вас. Я не потерплю этого, моя рука не дрогнет, если такое произойдёт, — слова вырывались изо рта Роше с небывалой яростью, решимостью и такой же горечью. Думая о таких событиях, его лицо всегда приобретало оттенок печали, а сейчас его вывели на чистую воду, заставив открыть эту свою сторону. Стыд отступил на задний план, оставив место своей непоколебимой вере в этого человека. Неразрушимой стальной верности и покорности. Глаза пылали как никогда прежде, и даже сквозь темноту Фольтест все прекрасно понимал, осознавая что он натворил. — Только не смей возвращаться в ту же яму, из которой я тебя вытащил. Вернон, это будет неуважение к своему королю. Если ты провалишься на этом поприще, это будет означать лишь одно, что ты тоже человек. Что и тебя можно обвести вокруг пальца. Ты же лучше всех знаешь, что даже короли такие же люди, как и все, что они тоже делают глупости и ошибаются. А ты и подавно. Не вини себя ни в чем, Вернон. Никогда. Помни, что ты мой самый дорогой и ценный из всех, кого я только встречал, — слова пропитывались горечью, жаром и доселе не слышанных Верноном тонов в свою сторону. Мысли, что это сон все также терзали его, даже когда Фольтест наклонялся, как совсем не подобает королю, словно подтверждая свои ранее сказанные слова. Когда аккуратно и при этом горячо целовал его в порывах, не замечая ничего вокруг. Это все походило на сон с каждой летящей секундой, и совсем не хотелось, чтобы это заканчивалось. Приложив руку к груди, Фольтест ощущал как сердце неистово бьётся под одеждой, будто норовя разорвать кожу и сломать ребра. Кажется, он ощущал что-то подобное столь ярко, когда-то давно, лишь взглянув на милое девичье личико. — Адда... Ты будто снова со мной, — тихо промолвил король себе под нос, прикрывая глаза в ужасной печали и одиночестве. Любовь, такая ужасная и запретная преследовала его вновь, напоминая о дальней страшной утрате, что не хотела забываться. Любовь, которую он уже проходил, которую все отвергали, и от того моменты близости с тем, кто разделял ее — казались ещё более сладкими. Лишь вы вдвоём в мире, и никто более не поймёт вас. Небольшое чувство дежавю окутывало Фольтеста, заставляя забываться, стоя вновь перед окном. Кто он вообще? На деле такой же человек, как и все, просто очень влюбчивый, цепкий до чувств и ощущений, которых ему так не хватает в периоды своей повседневной жизни. Может это все итак было предрешено? По глазам своего подчинённого все понятно — его переполняли эмоции давным давно. И таким эмоциям так сложно сопротивляться, что вот он и оступился. Но те ощущения, та слабая дрожь, пронизывающая тело в данный момент от простых воспоминаний, заставляла короля глубже опускаться на дно, вновь повторять ранее совершенные ошибки. Он совсем ничему не научился. Снова плодил слухи и сплетни, секреты, боясь на сей раз, что их раскроют. Стоило бояться в первую очередь не за себя, нет. Разрушать чужие жизни выходит порой так просто, но когда ты король, у тебя есть масса оправданий. Но иногда прибегать к ним совсем не хочется. Не в данном случае, не сейчас. Чувство тревоги настигало внезапно, чувство стыда вылезало из-за угла резко, несмотря на сменяющиеся быстро дни. С каждым разом оборот событий утаскивал забывшихся далеко в пучины, и казалось, что это и не они вовсе, что такого быть не может. Не правда. Всего лишь сон, подобный смерти. — Ты всегда выполняешь мои просьбы. Ты гребанная цепная псина на привязки у короля, командир «голубых полосок». Пес, что подчиняется каждому приказу своего хозяина, Вернон Роше. Пёс, что внемлет каждому слову, и с открытым ртом принимает не только его похвалу, но и оплеухи, с глазами, полными подчинения и любви, Роше. Это неимоверно раздражает в тебе всех... Но не меня, Вернон. — Каждый раз, когда вы называете меня по имени, мое сердце трепещет, — признавался тот в благоговении, приглушая голос. — В такт моему, — шёпотом произносил Фольтест, укладывая свою руку ему на грудь, дабы проверяя самолично правоту тех слов.***
Смерть всегда непредсказуема. Приходит тогда когда не ждёшь и с тем, кого не ожидаешь. Страхи Роше оказались не безосновательны. Он все же оплошал. И словно зная, Фольтест готовил к этому как минимум его, определяя наперед ту ужасную разрывающую изнутри утрату. Жгло и кололо в сердце, а на боль от ожогов треклятого дракона Роше уже и не обращал внимание, его разум затуманила пелена, глаза заплыли то ли из-за пепела горящего города, то ли от неимоверной утраты его души. Он не мог поверить этим слетевшим словам. Этот сон закончился, чего и ожидалось. Также резко и неожиданно, ударяя тебя по лицу прохладой утра, ярким солнцем, просвечивавшим через щелку. Оставив неприятное послевкусие упущенной возможности, несбывшихся небылиц. Осталось лишь записать все увиденное в своей памяти навечно, уповая на слабую надежду, что твоя голова не сотрёт все ужасное из вечности. Холодный клинок касался кожи, но далее не сдвинулся с места. Ему бы и не дали сотворить с собой хоть что-то из задуманного. Ни товарищи, что вовремя оказались рядом, ни те роковые слова будто пророчество. — Будь ты проклят, король Темерии. Может если твой дух застрянет меж миров, у меня будет возможность встретиться с тобой вновь. Старое пожелтевшее письмо хранило в себе последние слова, что отдавали агонией при прочтении. Почему именно Роше оказался адресован странный свёрток с королевской печатью, что нашли в кабинете короля, он не знал. Открывать тот было волнительно и страшно, но любопытство и манящая надежда пересилили, погружая в себя. Руки с дрожью сломали печать, развернули бумагу, представляя взору немного небрежные слова, разбегающиеся в разные стороны. Иногда король писал так живо, что можно подумать о нем совсем не то. «Моя дорогая Адда. Твоё имя, словно ниспослано самой судьбой. В нем отображается все то, что я так люблю и так ненавижу. Оно словно низвергает меня в пучины дьявольской преисподнии, заставляя забывать то, кто я на самом деле. Мой верный помощник, Вернон Роше. Сколь я уважаю его и люблю, столько же я и ненавижу его. Не счесть сколько раз он спасал мою дренную жизнь, за что я ему благодарен и одновременно корю. Как можно любить жизнь и ненавидеть её одновременно, желая поскорее обрести покой и вновь увидеть твой прекрасный силуэт. Вернон отдаляет меня от тебя, сворачивает мой взор на его глаза, горящие преданностью и неимоверной любовью. Я не могу игнорировать их, моё сердце отчаянно желает замены, а тело хватается за все подряд. Я не могу винить его за это, могу винить лишь себя за то, что не могу позволить ему ухватить свою цель руками крепко. Позволяю лишь приблизиться, почувствовать, и с болью в сердце я отталкиваю его дальше, наблюдая раз за разом, как он поднимается вновь, как он идёт вверх, как он жадно глотает воздух, устремляя свои глаза вновь на меня с горящей в них целью - достичь меня. Я просто хочу, чтобы этот бедный до глубины души верный мне и горячо любимый мною Вернон пошёл дальше, не отдаваясь полностью только одному мне и выпивке. Он слаб в какой-то мере, и считая, что лишь я способен заделать брешь в его душе, он обрекает себя на ещё большие страдания. Мне совершенно не свойственны все эти... Слова, я словно уподобился красноречивым треклятым остроухим, чьи головы Роше кромсает при любой возможности. Но что я могу с собой поделать, коль моё сердце не хочет успокаиваться в его присутствии, коль моя рука сама выводит эти строки, не останавливаясь. Я надеюсь, что хорошо подготовил его, что мы встретимся с ним в назначенное ему время. Я не могу просить у него прощения после всего того, что я чувствовал в моменты, проведённые с ним. Я знаю, что он простит своего короля в любом случае, но я не смогу ему простить его признание. Я не заслуживаю его из-за того, что сотворил с ним. Я привёл его ко мне, к убийствам, к верности, к любви. Также как когда-то я сделал это с тобой.» Мои Анаис, Бусси, мои бедные Адды. Мой Вернон.