Предвестники конца: Развеивая золу

      Я выбежала из дома, задыхаясь от слёз. Ненависть — выжигающее чувство, что уничтожает каждого, кто его испытывает. Боль. Обида. Злость. Не знаю, что ощущала сильнее. Меня ненавидели за одно только существование и хотели уничтожить, потому что видели во мне источник всех бед. Но, может, так оно и было? Сколько погибло и пострадало, когда я была рядом? Что, если Дьярви прав и мне действительно нет места среди живых?       Вдали ударил гром — предвестник бури и конца привычной жизни. Бежать и ещё раз бежать, лишь бы только подальше от хэрсира и его взгляда. Сколько же злости и холода таилось в нём, что я дрожала, как парус в бурю… Камень выскочил под ботинком, заставляя упасть и поранить колено. Вспышка боли будто дала пощечину, и я зарыдала — даже убежать не могла, а рухнула позади дома. Дом… Был ли он таковым, если я ненужная, проклятая? Но ведь Вальгард и Этна любили меня, правда? Они же слышали слова Тьодбьёрг? Я не проклинала, не желала смерти и не выносила приговор. Нет, нет, нет. Это всё происки Норн и упрямство, предательство и обман. Я лишь хотела предупредить, но разве кто-то послушал бы? Пыталась успокоить себя, рассуждать здраво, но почему-то сердце ныло и твердило, что всё же виновата. Надо было рассказать всё Сигрид, предупредить конунга и убедить Дьярви остаться, а я струсила, и они мертвы. Ничтожество. Слабая и немощная девка, которая приносит только страдания — вот кто я. Сколько погибло из-за меня? Все те люди из отряда Дьярви, Сигрид и сам хэрсир…       — Ты не виновата в их смерти, — терпкий голос вдруг донёсся через темноту. Удар молнии вдали осветил Эймунда: он стоял, прислонив плечо к стене соседского амбара и скрестив руки на груди. — Не смей винить себя.       Слова замерли, боясь сорваться с губ. Он так верил в меня, а я была полным ничтожеством. Эймунд сам пострадал из-за встречи со мной, но всё равно продолжал находиться рядом. Я не достойна его. Ни брата, ни Этны, ни Ауствина, никого! Вдруг тёплый зелёный плащ согрел мои плечи, а Эймунд опустился напротив, мягко поднимая моё лицо за подбородок. На дне его обсидиановых глаз плескались тревога и боль.       — Послушай меня, Астрид: ты не убивала воинов и Дьярви, — произнёс он уверенно. — Твой сейд силён, но навыков пока что недостаточно, чтобы причинить кому-то столь сильный вред.       — Но я видела их смерть. Могла предупредить, защитить и спасти… — Слёзы душили, мешая говорить. — Что, если это всё же я наслала проклятие? Вдруг это я их убила, Эймунд?       — Нет, Астрид. Ты никого не убивала, — повторял он, но я не слушала. Истерика накрыла, и слёзы полились из глаз. Зажав голову руками, принялась раскачиваться из сторону в сторону, пытаясь перекричать воем грозу.       Колдун что-то говорил, но едва ли слышала его. В голове барабанами стучали иные мысли, будто все переживания наконец-то получили выход. Капли дождя упали на землю, а я всё сидела на земле, пока Эймунд держал надо мной плащ. Вдруг я услышала голос Вальгарда: он прибежал со стороны дома, и лицо его было мертвецки бледно. Только сейчас поняла, что брат мог подумать, увидев холодное тело отца, а меня рядом нет. В его глазах я запросто превращалась в убийцу, что сбежала.       Попытка подняться на ноги не увенчалась успехом: колено болело, и, походя на никчемную слабачку, повисла на протянутой руке колдуна. В тот момент мне было невыносимо противно от самой себя. Они о чём-то спорили, перекрикивая дождь.       — Если её не будет дома, то вёльва точно решит, что Астрид убила его! — кричал Вальгард, озвучивая переживания. — Верни её домой, Эймунд! Заботься там, но не создавай проблем, прошу.       Эймунд легко поднял меня на руки, прижимая к груди, и двинулся следом за братом. Он не говорил ни слова, не обращал внимания на мои попытки выбраться из его хватки, а просто молча шёл.       — Отпусти! — возмутилась я. Очередные неудобства и проблемы. Вальгард уже злился, что сбежала, а теперь и колдуну приходится нести меня на руках.       — Чтобы ты опять упала? Не дёргайся, недоведущая.       Его голос успокаивал вопреки всему, и я уткнулась ему в грудь, заставляя Эймунда усмехнуться. Мы вернулись к дому, где всюду носились трэллы и ждали указаний брата. Заметив меня на руках незнакомца, тир стали перешёптываться, но умолкли, стоило Вальгарду рявкнуть:       — Тихо! Приведите сюда вёльву — пусть начинает обряд погребения. Сообщите конунгу — он должен знать о смерти брата. Подготовьте воду, одежду и начистите доспехи хэрсира. Один из вас должен доложить весть о его кончине хускарлам и в Храм. Этна, поди сюда!       Прошептав что-то ей на ухо, Вальгард исчез в доме, а Эймунд двинулся следом за Этной, спешащей к бане. Она засуетилась, поджигая свечи, а я хотела выбраться из рук колдуна, но он крепче прижал к себе, отрезая все попытки слезть.       — Принесите ей новые одежды — Астрид упала, — проговорил Эймунд. — Я сам разведу воду — не беспокойтесь и не торопитесь. Вам нужно время, понимаю. Этна покорно кивнула и выскочила прочь, не решаясь посмотреть на меня. Неужели она всё же считала, я виновата? Или она осуждала меня за слабость в такой момент? Что ж, справедливо.       Эймунд аккуратно опустил меня на скамейку и развёл огонь, поставив воду подогреваться. Ощутив тепло очага, поняла, как сильно промёрзла, что аж зубы предательски стучали. Зачем убежала? Хотела спрятаться ото всех? Стало жалко отца? Или просто испугалась? Мысли роились и путались. Я впилась ногтями в ладони, приказывая саму себя собраться: нельзя было расслабляться и позволять страдать. Вальгард и Этна нуждались во мне, и я должна помогать им, стоять рядом, а не отсиживаться в бане с разбитой коленкой — пустяк ведь. Знаю, что брат не переживал особо из-за мнения людей, но он был прав: за чужие мысли мы отвечать не в силах, а потому не надо давать поводов для пересудов или догадок. Тьодбьёрг ведь не питала ко мне любви и могла воспользоваться случаем, чтобы пустить слухи, или всё же она была выше этого? Не знаю. Но кроме неё, были ещё Идэ с дочерями и много кого ещё. Уследить за всеми не получится, ведь я не Сигурд с его языком.       — Мне надо идти, — прошептала я, пытаясь встать, но Эймунд удержал на месте, опускаясь передо мной на колено. — Пусти! Они ведь там решат, что это я убила Дьярви и потому скрываюсь. Надо было остаться, разбудить всех и… и…       Слёзы опять покатились из глаз, и я зарыдала, а Эймунд осторожно стирал с лица капли.       — Ты ни в чём не виновата, Астрид, — твёрдо сказал он. — Что произошло тогда? Ты коснулась отца и увидела образы? Или ты всё же бросила слова в приступе гнева, искренне желая ему смерти?       Я покачала головой: ответов не было. Всё произошло так внезапно и быстро, что едва сама поняла случившееся. Стоило рассказать Эймунду раньше, и он бы помог разобраться, а сейчас его слова хоть и были заманчивыми на веру, всё же казались пустыми, будто он врал, лишь бы успокоить меня.       — Никогда не стал бы тебе лгать, — холодно процедил колдун, зажимая моё лицо в ладонях и опять читая мысли. — Послушай меня, Астрид: то, что случилось — всего лишь видение. Ты не в состоянии пока контролировать сейд, а потому и не понимаешь, что именно творишь. Прикосновением…       — Я не касалась его! Он угрожал мне ножом и зарезал бы, если бы я не выкрикнула те слова! — вспылила, не в силах больше слушать наивные заверения в моей невиновности.       — Тогда расскажи всё от и до, — тихо произнёс Эймунд, по-прежнему ласково удерживая моё лицо. Голос дрожал, воспоминания обжигали горло, будто нож вновь касался кожи и мог в любой момент оборвать мою жизнь, но, глядя в тёмные глаза, смотрящие с заботой и нежностью, что наверняка чудились, я сдалась и пересказала последний разговор с Дьярви.       Слова рекой текли с уст, а Этна всё не шла, верно, помогая Вальгарду. Всхлипывая, я передала колдуну и слова Тьодбьёрг, которая тоже уверяла в отсутствии проклятия, но почему-то сейчас казалось правильным винить себя в случившемся. Эймунд молча выслушал, а после притянул в крепкие объятия, бережно поглаживая по волосам, и я позволила себе расслабиться. Плевать, что это неправильно и не положено — стало так легко и спокойно от его тепла и едва различимого запаха хвои и крыжовника.       — Ты не убивала его, Астрид, а пыталась предупредить, — прошептал Эймунд. — Верь мне, недоведущая.       Лёгкий поцелуй в лоб обжёг кожу, и я растерянно уставилась на Эймунда, заставляя его хмыкнуть и чуть щёлкнуть меня по носу.       — Колено нужно обработать, — деловито произнёс он, будто ничего не произошло. — Подними, пожалуйста, подол — я намажу мазью, — и в доказательство слов колдун вытащил из поясной сумки небольшую шкатулку, от которой доносился горький запах трав.       Протерев место ушиба чуть тёплой водой, Эймунд нанёс слой серо-зелёной мази на колено и едва улыбнулся уголками губ:       — Только ты одна способна находить столько неприятностей, Астрид.       Хотела возмутиться, как услышала возню за спиной, и в сауну вошла Этна, дрожа от холода и слёз. Я вдруг поняла, что позабыла обо всех тревогах рядом с Эймундом, и в глубине души была благодарна: за столь короткое время ему удалось стать гаванью спокойствия и надёжности. Лоб предательски вспыхнул от поцелуя, будто подбадривая, но я запрещала себе подобные мысли в такой час.       Поклонившись, Эймунд вышел, оставляя нас с Этной наедине. Будто кукла, тир устало опустилась на скамью и протянула свёрток с чистой и тёплой шерстяной одеждой. Цветом траура и скорби в Риваланде считался чёрный, а потому меня ждало закрытое тёмное платье и высокие чулки с ботинками к нему. Умывшись, переоделась и обняла тир, которая перестала плакать.       — Тьодбьёрг начала читать молитвы вместе с годи, чтобы душа господина попала в Вальгаллу, — прошептала она. — Такой сильный и храбрый воин достоин чертога Одина или Фрейи, но никак не Хельхейма, Астрид. Господин всегда роптал за справедливость и был достойным мужем, братом и отцом. Валькирии должны явиться по его душу.       Слышала ли тогда Этна мои слова или нет — я не знала. Но говорить сейчас, что в Вальгаллу и Фолькванг попадали только те, кто встретил смерть на поле битвы, а не на кровати, умирая от ран, было бы слишком жестоко.       Следующие несколько дней были заняты подготовкой к похоронам. Тело Дьярви переместили во временную могилу во дворе Храма, подле которой каждый годи читал молитвы. Тем временем Этна ткала новые одежды, пока Вальгард вместе с отрядом вызвавшихся хускарлов чинили отцовский драккар, который вытащили на берег недалеко от местного кладбища с многочисленными холмиками и парой курганов, являющихся могилами. Различались они по статусу: чем выше, тем богаче человек. Я вместе с остальными трэллами перебирала вещи хэрсира и готовила дары для перехода в загробный мир. И когда вышел срок, тело умершего вновь выкопали из ямы, омыли, переодели и остригли ногти, чтобы Хель не могла сделать из них свой корабль, если всё же душа его попадала в её владения. Под песни вёльвы Дьярви уложили на кровать на его излюбленном драккаре и обложили шкурами убитых им животных и его мечами, а в руки вложили боевой топор. На резных тарелках преподнесли различную еду и в высоких кружках эль, а после разложили подношения: зарубили трёх петухов, козу и коня, что жил у нас. Я рыдала, видя, как бедное животное увели хускарлы, чтобы потом загнать его до смерти на поле — жестокая смерть, ведь никто не обязан умирать вместе с Дьярви. Боялась я и за Этну, которая могла ринуться следом за господином и попросить принести её в жертву, однако никто из трэллов не решил последовать за хэрсиром и негласно признали новым хозяином Вальгарда.       Когда подношения были отданы, пришло время прощаться: по очередности каждый желающий поднимался на деревянный помост и шептал слова, желая обрести мир в чертогах воинов, молились о благополучии и просили прощения, а после подходили ко мне и Вальгарду, кланяясь. Облачённые в чёрное, мы стояли у драккара, а рядом с нами был конунг Харальд, принимая соболезнования и не позволяя никому задерживаться или болтать лишнего. Идэ, вечно кичившаяся и кричащая о любви к младшему брату, устроила истерику, зарыдав у тела Дьярви, и громко обращалась к Хель, спрашивая, почему она так жестока, раз забирает лучших. Харальд едва кивнул двум воинам, и те быстро увели тётку, которая тут же успокоилась и утёрла лживые слёзы.       Последними поднимались мы трое вместе с Тьодбьёрг, прощаясь и даря последние дары: лук и стрелы, новый меч и амулет с молотом Тора и цветы. Глядя на серое лицо Дьярви, невольно вспомнила его глаза, полные ненависти: он так и не смог меня принять и простить.       Никто из слуг и прочих людей, которыми полнился дом в день смерти Дьярви, не вздумал меня осуждать и обвинять в произошедшем, решив, что «она просто испугалась и не вынесла утраты». Однако было понятно, что подобные речи появились только благодаря Вальгарду, который не допускал слухов о нашей семье. Но самое главное — он верил мне, а не обвинениям Дьярви.       Спускаясь с помоста, почувствовала пристальный взгляд и повернулась в сторону: Лив глядела прямо на нас, а на глазах её сияли слёзы. Пару дней назад я решилась навестить её и поддержать, и просидела с ней до глубокой ночи, утешая и опаивая ромашковым отваром. Её отец, Бьёрн, предпочёл топить горе в эле вместе с друзьями и случайными знакомыми, рыдая на груди рыбацких девок и оставляя дочь в одиночестве принимать горечь потери. И пускай я не переносила Сигрид, мне было жаль Лив, которая не смогла даже попрощаться с матерью, тело которой сгорело в огне на дальнем берегу.       Спустившись, хускарлы подали нам зажжённые факелы, и по одному мы бросили их в приготовленный костёр под драккаром. В Риваланде верили, чем выше дым достигнет небес, тем вероятнее мертвец окажется в чертогах богов. И пускай мы с Вальгардом давно приняли, что Дьярви окажется в Хельхейме, радовало одно — он будет рядом с Гердой.       После похорон жизнь завертелась будто в ускоренном ритме: конунг принялся расследовать произошедшее в землях клана Змея. К тому времени как раз успел вернуться Рефил, которому было положено затем отправиться на острова, чтобы разобраться с произошедшим, как шептались сплетники. Вальгард же ждал возвращения хирдмана по другой причине: ему крайне необходимо было понять, готовился ли заговор против Харальда или нет. И, получив ответ, брат вернулся домой растерянным, а позже признался, что Рефил действительно видел подозрительных людей, неожиданно обитавших подле Тролльтинд. Конечно, осведомлённость Вальгарда пробудила у хирдмана любопытство, и он стал требовать ответов.       — Отца нет в живых, и неизвестно, что сейчас будет со всеми его заговорами, интригами и торговлей, — рассуждал Вальгард, сидя дома и покручивая в руках нож. — Перед смертью конунг о чём-то беседовал с отцом, однако не уверен, отвечал ли он — хэрсир был слишком слаб. Думаю, что Харальд подозревал, но отказывался верить. Братья ведь и прочая ересь.       Он злился и, кажется, винил себя, что не предупредил и не рассказал ни о чём. А ещё корил себя, что не стал просить и уговаривать Дьярви и Сигрид остаться, хоть и знал про мой пророческий кошмар.       — И что ты думаешь делать? — спросил Эймунд. На более личное и доверительное общение они перешли за десять дней скорби. Колдун постоянно был рядом, опаивая трэллов успокоительными зельями и помогая распределять переданные подношения, часть из которых была обязана отойти Храму, годи, вёльве и беднякам. Без помощи Эймунда я бы не выдержала, как и Вальгард.       — Думаю, без надзора все тёмные дела отца могут выйти из-под контроля, и тогда кто-нибудь более ушлый и смелый воспользуется ситуацией в свою пользу. Поэтому я хотел бы признаться конунгу.       Я удивлённо посмотрела на Вальгарда. В его словах была правда, однако он намеревался признаться в многолетнем обмане Харальда родным братом, что считалось самым ужасным предательством. Однако ведь конунг подозревал, что против него зреет заговор, и, возможно, догадывался, кто виноват.       — Но без вашей поддержки я не справлюсь, — признался Вальгард. — Я призову ещё Ивара в свидетели, раз уж он всё равно оказался втянутым в это, как и вы.       Я кивнула, соглашаясь: рано или поздно тайны оказались бы известны, и непонятно, к каким последствиям это способно привести. Кроме того, всех волновало неожиданное появление Ролло, которого считали погибшим давным-давно. Теперь же выходило, что мерзавец всё время надёжно скрывался, заручившись подмогой Змеев, и никто бы не удивился, если бы вышло так, что смрадные ямы — дело его рук, что скорее всего и было правдой. Между нами говоря, мы и вовсе подозревали, что тёмные дела Дьярви тоже могут быть как-то связаны с Ролло, и боялись этого.       — Не люблю я вмешиваться в дела правителей и вообще стараюсь держаться от этого всего подальше, — протянул Эймунд, перебирая пальцами по столу.       Вальгарду ответ явно не понравился: он поджал губы и наклонился вперёд.       — Кажется, между нами был уговор, — напомнил он, предостерегающе растягивая слова.       Эймунд склонил голову набок, прищуриваясь:       — А разве я сказал, что в итоге откажусь? Просто имей ввиду, что люди не доверяют колдунам, и как бы тебе не пришлось пожалеть об этом. Хотя не думаю, что конунг станет сомневаться: он доверяет тебе, будто своему отражению.       От такого наглого выражения Вальгард побледнел и качнул головой, понимая, что крыть ему было нечем. В последнее время Сигурд обходил нас стороной, то ли не зная, как поддержать при утрате, то ли злясь, ведь брат проводил всё чаще время с конунгом, а, может, всё ещё не мог отойти после ссоры у темниц — характер его не зря называли скверным. Однако Харальдсон вроде бы и не грустил, постоянно слоняясь рядом с Лив. Я подозревала, что она ему нравится ещё с нашей совместной поездки на Утёс, но теперь это было заметно многим. Отвечала ли Лив ему взаимностью — не знала. Спрашивать о подобном было неприлично, а откровенничать сейчас она точно не стала бы. Её вообще хватало только на короткие разговоры, и ничего больше.       Эймунд, видимо, вдоволь насладившись реакцией брата, примирительно произнёс:       — Жизнь колдуна — постоянный поиск выгодной сделки, так что не обессудь. Я помогу вам с Астрид, ведь в конце концов я её учитель, как ты сам сказал.       Смущение окатило меня, заставляя впиться зубами в кружку, из которой пила ромашкового отвара. Вальгард постепенно вступал в права главы семьи, и одним из первых, что он определил, стал выбор моего наставника. Видя мои успехи в боях и домашнем хозяйстве, а также восторг от занятий с Эймундом, он решил оставить всё, как и было. Решение отдать девушку в обучение к мужчине-колдуну было чем-то сродни распустившимся цветам среди зимы, но я не хотела видеться с Тьодбьёрг и уж тем более перенимать у неё навыки сейда, раз она меня боялась.       — В таком случае я попрошу завтра конунга выслушать нас, — решил Вальгард и ударил пустой кружкой по столу.       На следующий день брат сначала отправился в Длинный дом в сопровождении Ивара, обещая отправить за нами с Эймундом гонца. Умывшись и одевшись в белую рубаху и тёмно-синий хангерок, я присела рядом с Этной на улице, пока она разводила красную краску. Заметив мой наряд, она довольно хмыкнула, с любовью рассматривая труды своей работы.       — Как же ты быстро выросла, Астрид! — воскликнула она, хлопнув в ладони. — Ещё вчера ползала под столом, пока госпожа Герда пыталась оттуда тебя вытащить, предлагая сладости, а теперь самой уж скоро замуж будет пора. Жаль только…       Я предостерегающе подняла руку: вот только не хватало сейчас причитаний о замужестве и детях. Понимала, что так тир забывалась и не тосковала по Дьярви, к которому была привязана больше остальных, но эгоизм брал вверх.       — Ладно-ладно, молчу, противная, — пробурчала Этна, возвращаясь к работе. — Вместо того, чтобы красоваться, могла бы помочь, но нет же! Нарядилась тут и ходит! А если я испачкаю тебя? Что тогда?       Я рассмеялась и начала прыгать вокруг неё, а вышедшая из дома Кётр уставилась на нас, удивлённо расширяя глаза. Этна возмущалась и пыталась прогнать меня прочь, но быстро сдалась и расхохоталась. Прыгая и танцуя, вдруг заметила, что за нами наблюдал облачённый во всё чёрное Эймунд, скрестив руки на груди и облокотившись спиной на стену сарая, а рядом с ним переминался с ноги на ногу гонец. Поймав мой взгляд, колдун махнул рукой, и пришлось оставить Этну. Тревога змеилась в душе, но я упорно игнорировала её и зажимала в руке амулет, уповая на его защиту.       Длинный дом располагался на возвышенности, а его двухскатная крыша соревновалась в высоте с Храмом. Просторная территория была огорожена забором и вмещала Медовый зал и обитель конунга, внушительный амбар, стойла для лошадей, огромную сауну, жилища трэллов, а на заднем дворе, как рассказывал Сигурд, находился небольшой сад, за которым ухаживала младшая госпожа-правительница Рангхильд. Ещё Харальдсон говорил, что первые деревья посадила его мать, однако их цветение она так и не увидела.       Подойдя к невысокому для Эймунда забору, я хотела повернуть к Медовому залу, где обычно собирались на тинг, суд и праздники, однако гонец остановил, приглашая следовать за ним в дом. Навстречу нам вышла Рангхильд, одетая в фиалковое платье с красным поясом и серебряными бусинами, вплетёнными в её толстую тёмную косу и переливающимися на солнце. Она никогда не была одета слишком вызывающе или богато, умело оставаясь своей и для знати, и для простых крестьян. Рядом с ней толпились её родные дети, пятилетняя Фрида и совсем малыш Тормунд, а за руку держался слепой Олаф, что было крайне удивительно. Мальчишка был последним совместным ребёнком Харальда и его второй жены Торви, однако ему не повезло родиться похожим на Хёда. Обычно он находился рядом со своей матерью, а тут держался мачехи.       — Дети, у нас гости. Что нужно говорить в этом случае? — мелодичным голосом спросила Рангхильд, и ребятня тут же синхронно поздоровалась, вызывая у неё улыбку.       — Вас там ожидают, а мы пока отправимся погулять. До скорой встречи, друзья. Хитрая и обольстительная — так её называли в округе, что было оправдано. Мы редко общались, но каждый раз был поистине уникальным. Харальд ничего не скрывал от неё и доверял её суждениями, а она в ответ, как говорил Сигурд, собирала вокруг себя воинов, бондов и даже некоторых крестьян, отчего всегда была в курсе всех событий в Хвивафюльке.       Тяжёлые двери с железными петлями и орнаментом из волков и драккаров скрипнули, пропуская в просторную залу, освещённую сальными свечами. Если большинство домов Винхерхольма, были прямыми и коридорными, то обитель конунга выделялись и здесь: широкие столбы и арочные проходы разделяли помещение на четыре жилых отсека, скрывающие несколько комнат, отделяемых перегородками и полотнами. Каменно-деревянные стены были утеплены глиной и синими покрывалами с рисунками волков и агисхьяльма, расшитым красными нитями, будто предупреждение недругам. При входе мы попали в коридорную, которая расходилась в две стороны. Слева, видимо, находился склад с оружием и картами, если судить по высоким полкам, которые удалось мельком заметить, пока гонец уводил нас в правую сторону, где жила семья конунга.       Второй отсек был выделен под столовую и кухню с большим очагом и окнами под крышей, где ещё и размещался чердак. Шкафы рядами выстроились по стенам, сверкая чанами, мешочками и вязанками трав. Тюки с припасами аккуратно были собраны в углу, а две закрытые бочки скрывали проход в погреб, прикрытый чуть сбившимся ковром. Сундуки и лавки толпились всюду, а сверху свисали светильники, соседствующие со шкурами побеждённых животных и рогами оленей. Трэллы, опустив головы, гурьбой, будто мыши, вышли прочь, не рискуя беспокоить.       Нас уже ожидали: Рефил, который сидел с понурой головой на дальней скамье, Вальгард и Ивар, замершие у стены, а напротив них на высоком стуле сидел конунг, сложив руки домиком. Как всегда одетый в тяжёлый плащ и броню, под которой виднелись красные рубахи и тёмные штаны. Кольца сверкали на его пальцах, а светлые волосы спадали на плечи ровными волнами. Окладистая борода добавляла ему суровости, что таилась в его могучей фигуре. Гонец, поклонившись, поспешил удалиться, оставляя нас вчетвером. Я ожидала увидеть Сигурда, однако его не было.       — Добро пожаловать, — Харальд приветливо улыбнулся. — Прошу, располагайтесь и чувствуйте себя как дома. И не беспокойтесь: кроме нас дома нет никого. Мой старший сын отправился на тренировку, а ещё одна жена в последнее время всё чаще пропадает в Храме. Поистине удивительное происходит с людьми, когда возраст начинает их одолевать.       Я низко поклонилась, понимая, что так конунг располагал нас к откровенному разговору, показывая, что сам доложил, где сейчас находились его близкие.       — Благодарю за приглашение и позвольте выразить почтение, — елейно произнёс Эймунд.       — Взаимно, взаимно, — усмехнулся конунг. — Вальгард рассказал о вашем рвении защищать простых людей и избавлять их от нечисти.       — Таков путь каждого колдуна, — поклонился Эймунд, однако его ехидная интонация добавляла реплике скрытой угрозы, будто он намекал, что его стоит бояться. Опасная игра, но, видимо, он понимал, что делал.       — И всё же примите этот скромный дар в знак моей глубочайшей признательности, — Харальд ловко кинул в руки колдуна кольцо. Эймунд проворно поймал его и едва поклонился. — Полагаю, обмен любезностями завершён.       Харальд предложил нам сесть за стол, однако никто кроме меня не ответил на приглашение. Вальгард едва заметно кивнул, одобряя поступок: он и колдун сейчас защищались, а я должна была играть роль послушной и уступчивой девочки, которая оказалась втянула в это всё вопреки воли. Так мы договаривались, надеясь, что конунг оценит наше представление. Рефил даже не дёрнулся, не спуская глаз с Эймунда, а Ивар оправдывал своё прозвище, тихо стоя в тени колонны.       — Что ж, теперь, когда все тут собрались, хочу сказать спасибо за проявленную верность, — начал Харальд. — Понимаю, что значило для некоторых из вас раскрыть тайны Дьярви, которого я всегда считал самым близким человеком и добрым другом. Однако как оказалось, близкие люди — самые лучшие враги, а я слепой, как и мой средний сын.       Всего на один миг он укоризненно посмотрел на хирдмана, который также не заметил и не уследил за всем происходящим. Конечно, можно было придумать оправдание Рефилу: большую часть времени он проводил в разъездах по одалам и странствиям по другим кланам, собирая дань и контролируя их, однако он не заметил ничего подозрительного при дворе ярла Хваланда, что не делало ему чести.       — Но это всё не имеет смысла, — конунг подался вперёд. — Каждый из вас легко мог предать меня и позволить планам Дьярви воплотиться в жизнь. Без крепкой хватки все его подельники или разбегутся, или решат идти до конца. Молчание и бездействие даст некоторым из них уверенность, и, вероятно, Сигурда попытаются убить, а там недалеко и до восстания и моей публичной казни.       — Вы считаете это реальным? — засомневался Рефил. — Дьярви был отличным командиром, люди верили ему и шли за ним на смерть…       — Именно поэтому они, наверняка, захотят воплотить его план в жизнь, — властно перебил Харальд, повышая голос. — Своеобразная память, почесть и вера, что его дело живо. Люди, лишившиеся лидера, или становятся безмозглым стадом, или наоборот сплачиваются, желая мести. Однако… Однако… — он положил на стол родовую печать, чуть кивая на неё. — Я не знаю, кто был ближайшим помощником Дьярви. В слабака и пьяницу Эйрика не поверю ни за что. Ролло? При всём своём подлом характере хэрсир никогда не стал бы вести дел с мерзавцем. Более того уверен, что Дьярви считал его мёртвым, как и большинство из нас.       Я не знала окружения отца, полагая, что самыми близкими для него были Рефил и Харальд, но, видимо, ошибалась. Оставались старые товарищи, с которыми он вместе сражался в восстании Орлов… Или же это была неизвестная никому фигура, что хэрсир хорошо скрывал? Ещё одна тайна.       — Возможно, это кто-то из других кланов? — предложил Вальгард, который, видимо, тоже пришёл к таким же заключениям. — От фьорда в Хваланде удобнее и проще всего добраться до Вильмёре…       — Бьёрндалир, — неожиданно подал голос Эймунд, и на него тотчас уставились все. — Что? Вы ведь не просто так позволили мне здесь остаться. Я передал всё, что знаю, и больше не нужен, ведь показания колдуна — пустой звук. Но совсем иное — предсказание ведущего.       Он довольно оскалился, явно наслаждаясь реакцией присутствующих. Эймунд был способен обмануть, дать лживый след, но в то же самое время слова его могли оказаться правдой, что и подкупало людей.       — Кроме того, вы ведь не зря дали мне именно это кольцо, — он помахал золотым колечком. — Оно ведь принадлежит вашей жене Торви, которая родом из клана Медведя. Вы презираете её, а она желает вам смерти. Чем не повод для предательства? Вот только доказательств у вас, увы, нет. Хотя… Вам всё же удалось что-то раздобыть.       Харальд довольно похлопал в ладоши, одобрительно кивая. Конунг оправдывал ходившие о нём слухи: всегда проверял людей, что в первый раз беседовали с ним близко. Об этом и предупреждал накануне Вальгард. Услышав размышления колдуна, брат подошёл поближе к столу, опираясь на него руками.       — Торви? — с сомнением переспросил он. — При всём уважении она не производит впечатление умной и хитрой интриганки. Я бы сравнил её способности с Идэ, однако боюсь оскорбить вас ненароком.       Харальд расхохотался: он не любил сводную сестру, видимо, не понимая, зачем Гунар её вообще признал. Думаю, большинство задавалось таким же вопросом, однако ответа мы не получим никогда.       — Не Торви, а её сводные братья, которые давно знают и меня, и Дьярви, — пояснил Харальд. — Те ещё подонки и мерзавцы. Моя жена глупая и неосмотрительная: выронила письмо, а мне его затем передала дочь, посчитав, что я случайно его обронил. Ничего особенного в нём не было, однако фраза «медведь всегда превосходил волка» заставила бы напрячься любого, а написана она была шифром: одно слово в каждом абзаце, при этом совершенно неуместно по смыслу. Легко понять, что Торви или в очередной раз вздыхала по своей родне, которая лучше, сильнее, мудрее и прочая брехня, или же задумала подлость. В последнее я охотно поверю, учитывая произошедшее. Дьярви не стал бы ей доверять и обратился бы за помощью только в случае острой необходимости, однако теперь расклад позиций другой, и спать я начну неспокойно. Вдруг эта чокнутая решит сама меня зарезать во сне? Было бы чудесно, если бы можно было отправить её в Храм за какой-нибудь проступок…       Эймунд хмыкнул, а я не поверила в услышанное. Конунг так просто делился своими планами с нами и просил о помощи, что просто поверить в это было невозможно. Не думаю, что его так быстро одолело отчаяние, и он решил хвататься даже за змею в бушующем море интриг и заговоров. В конце концов Харальд был правителем, а значит, наверняка, этот заговор был не единственным, но, возможно, самым злым из-за предательства брата.       Выходило, что планы хэрсира носили куда большие масштабы, чем мы предполагали, и охватывали несколько кланов. Вот только кто же всё-таки предал Дьярви? Было ли это роковой случайностью или хитро спланированной засадой? Я не знала. Возможно, ответы хранил сейд, и именно поэтому конунг позволил остаться и мне: ему нужна была помощь любых ведущих.       Харальд расправил по столу карту Риваланда, расставляя на ней фигуры с животными-символами кланов. Вальгард скрестил руки на груди, ожидая слов конунга, а мы с Эймундом и Рефилом подошли поближе. Один лишь Ивар остался в тени.       — Итак, что мы имеем, — начал Харальд. — Дьярви перевозил и распространял дурманящие травы. Выращивать ли их на территории Риваланда — спорный момент, однако Вальгард докладывал о тележке в Хваланде. Возможно, где-то там есть плантации, но сомневаюсь — наш климат слишком суров. Так что стоит проследить за маршрутом телеги и понять, откуда она приезжает. Далее: Дьярви воровал казну и природные запасы серебра, железа и прочие руды. Ими богаты Хваланд и Бьёрндалир, так что нити опять ведут нас туда. Кроме того, Ивар видел гружённую лодку. Наверняка, стражники следуют на ней до конца фьорда, а после передают ящики на «торговый» драккар или даже не один. Тем более раз они перевозили людей, то точно задействовали корабли. Лодки удобны, чтобы забрать и перевезти ящики дальше — драккары заметят, станут задавать вопросы, а лишнее внимание ни к чему. Тогда почему какая-то часть грузов оказывалась на побережье Утёса и сколько всего существует кораблей?       Неприятная мысль пришла в голову: из каждого клана выходила партия «товаров», а значит, всё же на территории Хвивафюльке тоже занимались чёрным промыслом.       — Среди Волков тоже водится паршивая овца, — тихо произнесла я, заставляя всех обернуться. — Из местных одалов доставляли ящики на Утёс и оставляли там до прихода нужного драккара. Дороги контролируются и проверяются, а за побережьем следят только Ран и Ньёрд. Наверняка, близ Тролльтинда есть поседения и тропы, ведущие к воде, откуда на лодках опытные моряки и оплывали все рифы и скалы. Рефил внимательно посмотрел на меня, видимо, оценивая справедливость слов.       Вальгард переглянулся с Эймундом и проговорил:       — В этом есть логика. Эймунд видел, как в поселение на Утёсе прибывали лодки. А те самые драккары, думаю, из запасов ярлов, ведь количество кораблей Дьярви вы могли контролировать, а их нет.       Харальд кивнул:       — Да, полагаю, что так оно и было. Значит, будем наблюдать за суетливым Видаром и при возможности схватим его и допросим.       Жалеть мерзавца и труса я бы точно не стала: он был лишь жалким червем, что боялся собственной тени и не был достоин жизни, раз легко так обрывал чужие. Я украдкой взглянула на Эймунда, у которого было достаточно причин ненавидеть Видара, но лицо колдуна было отстранённым и не выражало ничего, кроме скуки. Он ведь предупреждал, что любит держаться за все девять миров подальше от политических интриг.       — Уверен, что Дьярви не поставлял людей туда, а продавал их в Дальние земли, —продолжил Харальд, с отвращением глядя на карту. — Он ведь собирался совершить набег и сокрушить Змеев, но что-то пошло не так. Согласно письму, которое я получил от одного из лазутчиков, смрадные ямы располагаются в скалах одного из островов и составляют целое поселение, хорошо укреплённое и защищённое — просто так туда не пробраться. Дьярви вместе с воинами должны были встретиться с лазутчиком и пробраться туда по горным тропам, но случилось нападение Ролло. Причём: до нужного острова хэрсир так и не доплыл — его поймали раньше. Отсюда вопрос: предал нас лазутчик или от хэрсира решили избавиться его подельники? Или всё же это роковая случайность?       — Убба, старший братец Торви, может и быть паршивой овцой, как сказала Астрид, — нехотя протянул Рефил, зажимая пальцами переносицу. — Они давно были знакомы с Дьярви, и учитывая его мерзкий характер — не удивлюсь, если он побратался с Ролло.       От количества новых мыслей голова шла кругом. Мои заботы и переживания казались такими крошечными на фоне всех интриг и заговоров, о большей части которых я даже не догадывалась. Сколько же всего приходилось вот так распутывать Харальду за всю его жизнь, чтобы продолжать оставаться на троне? Интересно, в остальных восьми мирах такая же игра за власть? Эймунд тихо хмыкнул, подмигивая мне: опять читал мысли? Или просто читает меня как раскрытый свиток?       — Вот как мы поступим, — Харальд вновь сложил руки домиком, усаживаясь во главе стола и отдавая приказы. — Мы не можем оставить без внимания нападение Ролло на моих людей в пределах Риваланда, который пока что находится под моей опекой. Если не отреагирую, то лишусь головы ещё раньше, чем задумали предатели. Завтра мы объявим награду за голову Ролло и все те, кто его укрывает, должны быть сурово наказаны. Ярл Змеев вместе с семьёй явится сюда для повиновения, где мы с ним побеседуем в подвалах темниц.       Я бросила сомнительный взгляд на конунга: не случится ли беды, если он так резво будет забирать собственных наместников и казнить их за смерть любого отряда? С другой стороны, промолчать он действительно не мог, учитывая все преступления Ролло и их долгое противостояние.       — Насколько мне известно, ярл Ормланда не более чем пустышка? — уточнил Эймунд, покручивая в руках фигурку с изображением Ёрмунганда. — На деле ведь Змеи подчиняются избранному капитану, который и является для них истинным лицом власти. Думаю, те самые ямы или принадлежат ему, или он вынужден допустить их существование по каким-то причинам.       — Капитан Йоун Одноглазый, — подсказал Рефил. — Он контролирует Змеев и руководит ими, как Один богами. Ярл для него просто никто — отчитывается перед конунгом и отлично, а истинная власть в его руках. Но не думаю, что даже такой падонок стал бы вести дела с Ролло.       — У Йоуна есть дети, — задумчиво протянул Харальд, поправляя бороду. — Если Ролло взял кого-то в плен или же переманил к себе, то Йоун мог пойти на уступки. Проблема в том, что мы не знаем, на каких именно островах обосновался капитан и находятся ямы.       Вальгард обменялся тяжёлыми взглядами с Иваром и позже выразительно взглянул на Эймунда, будто что-то вспомнил, но сказать вслух не решался. На время мы вновь погрузились в тревожное молчание, которое давило и угнетало. Слишком много всего, а риски невозможно велики.       — Вот как мы поступим, — решительно произнёс конунг. — Рефил отправится в Хваланд как хирдман: соберёт дань, послушает жалобы и заодно разузнает всё у Эйрика. Вместе с ним отправится небольшой отряд: там уж сам выбери, кто из них будет следить за лодкой, тележкой и прочим. Приказ не обсуждать, иначе смерть, — хирдман с готовностью кивнул, сжимая рукоять топора.       — В Хваланде при дворе ярла есть травница, — проговорил Вальгард. — Она помогала нам с Иваром, так что может помочь в сборе сведений. И я бы попросил защитить её в случае опасности.       Харальд довольно улыбнулся:       — Дела сердца — жестоки и прекрасны одновременно. Что ж, в случае опасности мы заберём её с собой. Этот вопрос решён. Далее мне понадобится доверенное лицо в Бьёрндалире, — глаза Харальда сверкали сталью в пляске свечей. — Вальгард, если ты не против, то я попросил бы твоего поверенного отправиться к Медведям и разузнать обстановку там.       Вальгард выжидающе взглянул на друга, который медленно вышел из тени. Только сейчас я смогла рассмотреть Ивара: серо-чёрные одежды, никаких украшений или татуировок — ничего премиального. Таким и должен быть тот, для кого обитель тень. Выбритые с одного бока волосы он мог умело скрыть, распустив хвост, а зелёные глаза смотрели холодно и пронзительно.       — Я согласен, — быстро произнёс Ивар, чуть поклонившись моему брату, которого считал значимее, чем конунга. Весьма опасная дерзость, однако Харальд не мог перечить, находясь в зависимом положении.       Вальгард кивнул и, расправив плечи, обратился к конунгу:       — При всём уважении, господин, но не должен ли я буду отправиться в Ормланд? Наш с Астрид отец погиб там, и я должен отомстить. По крайней мере так всё выглядит в глазах людей.       Харальд наклонил голову, покручивая в руках родовую печать:       — А кому мстить? Подонок Ролло затаился, и так просто ты его не найдёшь, даже если сожжешь весь клан Змея, отправляя их к Хель. Нет, мальчик мой, тебе уготована другая роль: ты станешь новым хэрсиром. Нет более достойного человека, чем сын верного и отважного Дьярви. Воины будут расположены к тебе, и, может, это сыграет на руку — вычислишь предателей и отправишь их к тому самому палачу, с которым хорошо знаком господин Эймунд.       Я быстро взглянула на колдуна, однако лицо его оставалось непроницаемым.       — Конечно, ты возглавишь поход против Ролло, когда мы его найдём, но пока что твоё место здесь, — продолжил Харальд. — Поговори с хускарлами, разузнай всё, что можешь, подслушивай и заслужи их доверие. Убеди их не идти сейчас набегом на Ормланд, потому что куда важнее разрушить его изнутри. Я хочу выкурить ублюдка из его убежища и потом разрезать на кусочки, снимая с него кожу живьём. Он убил моего отца и теперь ещё и брата, уничтожил столько поселений и изнасиловал уйму женщин, а после повесил их голые тела на обозрение, что ему никогда не отмыться от крови.       От тяжёлого взгляда Харальда и сурового его тона по коже пошли мурашки. Конунг ненавидел Ролло так сильно, что воздух вокруг него искрился пламенем.       — Мне нужен будет отряд воинов, которые станут трэллами в смрадных ямах и уничтожат их изнутри, — Харальд откинулся на спинку высокого стула. — Это займёт несколько месяцев: придётся искать наёмников или же добровольцев среди хускарлов. Так что тебе придётся постараться, Вальгард, но убеди их стать рабами во имя светлого будущего. Они поднимут там народ на восстание, снесут стены и уничтожат детище Ролло, а после найдём негодяя и прикончим.       Повисла тишина. Титул хэрсира не передавался по наследству: его получали в знак глубокого уважения за подвиги, которых Вальгард не совершил в глазах общества, но, видимо, конунга это не волновало.       Брат, судя по его виду, был не рад выпавшему ему жребию, однако спорить не стал и кивнул. В словах конунга таился хитрый план: нам с Ледышкой пока что положено было хранить скорбь по ушедшему отцу, и, возможно, в нём, так внешне похожем на Дьярви, хускарлы увидят достойного командира и человека, которого надо только подтолкнуть к «нужным» решениям. Тогда-то все планы хэрсира воплотятся в дело, однако не все дети похожи на своих родителей.       — Значит, решено, — Харальд встал. — Рефил отправляется в Хваланд и вместе с травницей пытаются разузнать всё у Эйрика. Ивар приглядывает за Бьёрндалиром. К нам должен пожаловать ярл Змеев с интересными сведениями, а Вальгард пока что будет пытаться стать достойным хэрсиром. А что касается вас, — Харальд перевёл взгляд на нас с Эймундом, — я попрошу использовать сейд во имя защиты Виндерхольма. С этого дня дарую вам своё покровительство как доверенным ведущим.       Казалось, в тот момент я забыла, как дышать от удивления. Была ли удостоена таких почестей Тьодбьёрг — не знала. Однако ей доверяла Рангхильд, а Харальд… Что ж, видимо, теперь нет. Однако если Эймунд — талантливый и могущественный колдун, то я абсолютно никто в сравнении с ним. Или Харальд надеялся окружить себя полезными людьми, лишь бы только остаться в живых?       — Умница, Астрид, — насмешливо бросил Эймунд. — Добро пожаловать в новую жизнь, недоведущая.