* * *
Робин Гуд Локсли пока еще был слишком рад тому, что нашлась его матушка, так что не ощущал скованности в ее присутствии. И не начал, делая что-то, постоянно оглядываться на мамину реакцию. Правда, конечно, мама подзадержала его свадьбу со Сьюзен. Вроде и все причины были логичными, и так лучше для всех… Однако ждать было трудно, да, по правде сказать, и обидно. Но хотя бы мама рядом была. Управление городом давалось с трудом – тяжко все же малиновке петь в золотой клетке власти. Ответственности куда больше, чем привилегий и хоть чего-то радостного. Правда, и от личных проблем отвлекало неплохо. Сьюзен должна была приехать в начале июля. И уже навсегда. Когда Робин сообщил об этом, Альбина обронила будто невзначай: – Ты знаешь, а ведь именно ее я прочила в свои преемницы! – Мама, а что же, вы уже тяготитесь вашей… фейской долей? И все же принесли мне… нам со Сьюзен такую жертву? – Но ведь Сьюзен и вывела меня к моему потерянному сыну. К тебе. Могу ли я после этого нападать на ваше счастье? – Но все же, я волнуюсь, – признался Робин, невпопад и после паузы. – Мы так давно не виделись! Я только и думаю о том, как она там! – Это нормально. – И о вас, мама, тоже волнуюсь, – он запоздало поблагодарил мать взглядом. – Если ваши силы уходят… – Не волнуйся об этом. Мои силы при мне. Просто работа… утомительная. Хотелось бы, чтобы кто-нибудь подменил. Вот только я найти такого не могу. Он сам найтись должен. Или, скорее, она. Но что толку думать об этом, когда я здесь, с тобой? Это куда как важнее. Кем бы я ни была, феей или человеком…* * *
Впрочем, волнения одолевали не только мать и сына. Стамп в это самое время тоже очень и очень волновался. Что и неудивительно – перед побегом. Тюрьма, где его содержали, была – надежнее некуда. Но для друзей, оставшихся на воле, и такая тюрьма не преграда. Все-таки это только бабы предают. А воровское братство существует. И связи в этом братстве могут быть тесными настолько, что даже о самом личном можно получить известия. И полностью им доверять. К таким известиям относилось и то, что Стамп услышал почти перед самым побегом – Регентруда умерла, успев произвести на свет ребенка. Его ребенка. Он был почему-то уверен, что его. Мысль о том, что ребенок мог быть от этого старого дурака Громова, была просто смешна. Да даже если и – все равно он, Вольдемар Стамп, был у Регентруды первым. И на ее детях это непременно должно сказаться. А на одном уже сказалось наверняка. Надо его разыскать. Взять на руки, научить всему, чему отец должен научить сына… Стамп теперь понимал, что это самое главное. И с этим нельзя медлить. Узнать, в каком он приюте – и скорее туда! И всеми правдами и неправдами забрать с собой. Доказать отцовство законно или, если понадобится, попросту обмануть. Долго ли умеючи. Оказалось действительно недолго. Без труда разыскав приют, он добрался туда и долго и вдохновенно импровизировал, порой удивляясь сам себе. Впрочем, когда работницы приюта осознали, о каком именно младенце речь, даже врать стало не надо. Ибо уже тогда стало ясно – ушами ребеночек точно пошел в отца! Так что усыновление, или как точнее назвать, оформили на раз. Теперь можно было брать свое новообретенное сокровище и скрываться в безопасное место. Подготовленное приятелями. Эти же самые приятели и потом помогали не раз – что ни говори, а с ребенком управляться без женской руки тяжело. Хоть и не сразу, но все же Стамп приноровился, хоть и крутился, как белка в колесе.* * *
Альбина тем временем крутилась не меньше, помогая сыну готовиться к свадьбе. Предвкушение, думалось ей, слаще самого плода, а ожидание может и убить. Впрочем – тут же одергивала она себя – ей ли судить об этом, если она и замужем никогда не была? Не по своей воле, конечно – ах, Вилли, Вилли!.. Кстати, а может, не будет такой уж вселенской дерзостью его разыскать? Увидеть нельзя, но перенестись и заглянуть – почему нет? Альбина – нет, сейчас она все сильнее ощущала себя юной Эжени де Тратэбус – тщательно подгадала год и месяц. Чем видеть Вилли измученным пребыванием на жарких островах, не лучше ли найти его прямо на корабле? …Уильям Локсли не спал, глядел в потолок, думал об Эжени и маленьком сыне. И о том, что он мог бы тогда сделать – а разве мог что-то?.. Видимо, задумался слишком сильно. Потому что показалось – Эжени стоит перед ним. Такая же, как тогда. Нет, не совсем такая же. Она все же изменилась, и эти перемены выдавали в ней… не человека. – Любимая… Ты теперь ангел Господень? – Не совсем. Но я уже не тот человек, каким была раньше. Нет-нет, тебя я люблю по-прежнему, но я чуть не умерла. И мне дали силу, власть над всеми книгами… всеми историями… неважно. Важнее то, что наш сын со мной. Он, ты и я – мы наконец-то можем быть вместе! – Серьезно? Но как? – Идем со мной, я покажу тебе. Она просто взяла его за руку и подняла в воздух. И уже через мгновение Уильям с удивлением увидел вокруг родной город, как будто совсем и не изменившийся за все это время. Если не считать… как это назвать-то, самый воздух, что ли, стал другим. Люди на улицах улыбались, перед домами стало больше цветов… Город будто помолодел. Это очаровывало настолько, что Уильяму пришлось сделать усилие, чтобы понять смысл того, что говорила Эжени. – Что?! Нашему сыну уже двадцать один год? Но как такое возможно? – Пойми, просто время шло по-другому. И для тебя, и для нас. То есть для тебя прошло всего ничего, а для Ноттингема – все два десятка лет. Про себя помолчу, я была феей. Была, – повторила она с улыбкой. – Но сейчас, мне кажется, я и без этого смогу летать… рядом с тобой. – Эжени! – он просто подхватил ее и закружил по улице. Она, смеясь, отбивалась, но больше в шутку – все равно бы никто не поверил, что эта сумасшедшая влюбленная парочка – родители шерифа. Хотя бы из-за возраста. Эжени едва отговорила Вилли нарвать ей цветов – не в лесу ведь они, и клумбы – часть городского благоустройства… За этим разговором они сами не заметили, как дошли до ратуши. И Альбина подумала – кажется, в Ноттингеме будут сразу две свадьбы! Но сначала всласть наудивляются оба Локсли – и Вилли, и Робин. И поднимется суета – сумасшедшая и счастливая, и станет еще счастливее с приездом Сьюзен. Та перецелует всех, а свекровь, уже почти не будущая, скажет – мол, сначала поженимся мы, чтобы наконец-то прекратить всякие разговоры о незаконном происхождении Робина, а вы – в тот же день вечером!* * *
И эти часы показались вечностью – длиннее той, что Робин и Сьюзен уже ждали. Конечно, время было занято платьем, прической, подобием девичника с мисс Флой, Майей и Элечкой… Робину приходилось тяжелее. Вестимо, стрелки были совсем не прочь погулять на мальчишнике, но напиваться в их компании сейчас было бы некстати. Лучше уж проводить время с Электроником и Уолтером – один не пьет в принципе, второй очень умеренно. Сергей не в счет, он по духу ближе как раз к стрелкам. Пусть пьет с ними за будущее чужое счастье. Но без шерифа. Однажды Сьюзен уже высказалась очень определенно по поводу опьянения в романтические моменты. Конечно, Шервуд и весь Ноттингем едва ли поверили бы в это, но Робин до сих пор еще сохранял невинность. И терять ее с применением выпивки никак не решался. Храбрости, конечно, прибудет, но вот кто за результат поручится? Нет уж. Сегодня только терпеть и даже не видеть невесту до самой церкви. Тем временем невеста волновалась не меньше, пока без пяти минут свекровь в последний раз поправляла ей прическу. – Щеки ее были красные и крепкие, как зимние яблоки, – приговаривала Альбина, – как писал твой создатель, правда, по-моему, не про тебя. Ну вот, уже забывать начинаю! Но от твоих щек можно аж спички зажигать! – Вот эту цитату я словила, – засмеялась Сьюзен. – Эсфирь Эмден, «Приключения маленького актера». Та книжка про Сашу и Петрушку. – Из тебя бы вышла отличная книжная фея! – заметила Альбина. – Вы хотите на покой? Хотя да, понимаю… – Как-нибудь дотерплю до того, как найдется такая же, как я тогдашняя – одинокая и умирающая… – А до этого как же? Совмещать, наверное, непросто. Но, может, я и правда смогу? – Ой, дорогая, давай и правда вместе учиться совмещать. Ну, как у обеих медовый месяц закончится! – Альбина подмигнула и расцеловала невестку. Осторожно, чтобы не попортить прическу и косметику.* * *
Единственное, чего было жаль Альбине – что нельзя быть посаженной матерью и жениха, и невесты одновременно. И к алтарю невесту пришлось вести не кому иному, как Громову. Целому князю пришлось временно оставить остров. И даже забыть на время свои весьма непростые отношения с религией. Репутация важнее. Он и у себя на острове всегда так делал. И при любой возможности, пока можно было, он смотрел отнюдь не на невесту, которую вел к алтарю – а на Альбину. Как на свою ускользающую мечту. Она сама пришла к нему однажды, позвала в свой мир. Конечно, она не обещала ему вечной любви, ничего такого, но сердце ныло. Потому что она была похожа на его настоящий идеал женщины. Особенно теперь, когда больше не выглядела как сияющая фея. Наверное, именно такой стала бы его Электроничка, если бы ей дано было повзрослеть. Такие девушки в самом деле сводили профессора Громова с ума. Не яркие обманки вроде Регентруды. Но, увы, подобные женщины всегда остаются мечтами – несбыточными, как и взросление Элечки. Сегодня Гель Иванович Громов окончательно почувствовал себя старым. Отцветшим… Ну что ж, зато другим пришло время цвести. А ему – только радоваться. Правда, на праздник он, вопреки традициям, не остался – ушел сразу после торжественной части. Государственные дела не ждали, как и научная работа. Танцы и все прочее не для него.* * *
А веселье кипело вовсю. Тон задавали родители жениха – шутили, лихо отплясывали и вообще выглядели, как ровесники собственного сына. Да и исчезли чуть ли не раньше виновников торжества – но явно со схожими намерениями. Им-то бояться было нечего, в отличие от Робина и Сьюзен. Те плясали почти до конца. Хоть и были сейчас так близко друг от друга, чуть хмельные, но больше опьяненные счастьем – однако, все равно было страшновато. В итоге стрелки чуть ли не повели их в спальню. Подружки невесты вели себя куда скромнее. Робин решительно перехватил инициативу, сам увлек молодую жену в спальню и захлопнул дверь, стараясь не слышать двусмысленных шуточек. От щек Сьюзен все еще можно было зажигать спички. Но не только от возмущения. Хотя, конечно, ее изрядно возмущало то, как стрелки панибратствовали со своим командиром. Впрочем, мало ли что тут изменилось без нее. Теперь по-любому начиналась другая жизнь. Сьюзен зажмурилась и едва ли не с разбегу повисла у Робина на шее. Кажется, впервые повела себя настолько смело, а ведь до этого дня было столько возможностей согрешить… Но нет. То ли побаивались оба, то ли просто сидело где-то внутри – так неправильно. И нет, повисеть на шее у Робина Сьюзен всегда любила, но чтобы самой вот так целовать, разжигая общее пламя… И Робин чувствовал – в этот раз он едва ли ее удержит. Ну и ладно. Ложе им подготовили на совесть – можно упасть и туда. Вернее, туда упадет Робин, а Сьюзен, похоже, не хотелось падать и на самые мягкие подушки – только на него. Он же поймает, больно никому не будет. Вдвоем они, как дети, возились на широкой постели, перемежая смех поцелуями, и чувствуя медленный жар, охватывающий их обоих. Останавливаться было уже не нужно. И невозможно. Разве только вздохнуть в какой-то момент, жарко и раздосадованно: – Ну вот, платье помялось… Но разве сейчас это было важно? Им еще удалось относительно аккуратно повесить ее наряд на спинку кровати. И продолжить уже без всякого стеснения. Прерываясь лишь на то, чтобы полюбоваться друг другом. Хоть и свечи не горели, и луны не было. И потому паузы эти были коротки. Чувствовать друг друга полностью было важнее. И если и бояться полного слияния – то стараться этого не замечать. Сьюзен сама не заметила, как откинулась на подушки под горячей тяжестью тела Робина, слушая его ласковый шепот: – Ох, Сью! Я и мечтать не мог, что все будет так, любовь моя… – А я… ну, можно сказать, не знала, о чем толком мечтать… Вот о ком… Ой… – Сью… Я сделал тебе больно? – Ах, нет… Не останавливайся! Конечно, сейчас ее восторг был только отражением того, что чувствовал ее любимый, но и этого с лихвой хватило, чтобы забыть о боли и всяческих неудобствах. И уже позже, когда они, усталые и счастливые, лежали рядом, обнявшись, готовые вот-вот провалиться в сон, Сьюзен вдруг вспомнила с улыбкой, как они впервые заснули на этой самой кровати. Тогда именно в буквальном смысле заснули – ничего такого. Робин тогда только что был избран на пост шерифа. Конечно, он попытался было пристать к ней, но на удивление быстро убрал руки, стоило только Сьюзен попросить прекратить это. И почти сразу заснул – выпитое вино дало о себе знать. Как же хорошо, что так получилось. Иначе сегодняшняя ночь не была бы такой прекрасной. Такой настоящей и правильной. – Ты знаешь, – прошептала вдруг Сьюзен, – а ведь мы познакомились осенью. Сейчас лето, а мы уже поженились! И могли бы даже раньше, если бы не… – она осеклась. Как она могла сказать что-то плохое о его матери? Но Робин понял: – Она же никогда не была против. Но, знаешь, сейчас мне кажется, что она была права. И разлука, и все это… Оно того стоило. – Да, столько ждали друг друга! Можем собой гордиться. Хотя все-таки не так и много времени прошло с того дня, как я приехала искать тебя в Шервуде. Сьюзен снова осеклась, вспомнив, как плакала тогда, в ночь после избрания. Хотя нет, к бегу времени это отношения не имело. Просто она тогда дико устала от этих выборов. И поведение Робина задело ее – хотя, конечно, напился он тогда не по своей воле. А, скажем так, из добрых чувств к своим избирателям, к грудью вставшему за него народу. Лично пытался благодарить каждого, а у народа выражение благодарности в жидкой и хмельной форме – дело обычное. Впрочем, ладно, все это уже быльем поросло. А эта ночь – пара слезинок, пара кровинок, а все остальное просто прекрасно! Улыбнувшись этой мысли, Сьюзен безмятежно заснула на груди Робина.* * *
Со дня свадьбы шерифа Ноттингемского и мисс Нипер, а также, следом за ней, Флоренс и Уолтера, прошло добрых семнадцать лет. Жизнь очень поменялась, и не везде к лучшему. Правда, у Громова на его острове все было благополучно – настолько, что он готов был принять к себе всех знакомых и даже незнакомых людей, лишь бы человек был хороший. Соглашались не все. У большинства было слишком много дел во внешнем, так сказать, мире. Впрочем, один новичок все же объявился – юноша с весьма выразительной формой ушей, который сходу заявил, едва протиснувшись в портал, что прибыл сюда по полному праву, как законный сын князя. Стража как-то очень засомневалась. Тем более что сомневался и сам портал. Громов и на княжеском престоле не бросил научных изысканий, постоянно этот портал совершенствуя, настраивая его так, чтобы пропускать он мог только людей с чистыми помыслами и добрым сердцем. А этого парня портал не одобрял, и сильно. Но проверить заявление новоприбывшего было невозможно – проще отвести прямо к князю. Князь же Гель Иванович скорее обрадовался. Отключив скептический ум ученого, о тестах на отцовство Громов просто позабыл. Ведь парнишка был живым портретом Регентруды – конечно, если не считать ушей. И Гель Иванович сначала почувствовал угрызения совести, потом обрадовался и аж растаял. – Но почему же ты не давал о себе знать так долго? Почему только сейчас?… – Я сам только недавно узнал. Мать умерла, стоило мне родиться. Все детство провел в приюте, а когда вышел оттуда – еле докопался до правды. Многие не хотели, чтобы я ее узнал. – Бедолага, – князь раскрыл найденышу объятия. Прочий же честной люд и подавно не сомневался не в чем. А вот когда приехали Элеки – то все резко изменилось. Элечка отнеслась к новому лицу приветливо, а вот Электронику это самое лицо не нравилось решительно ничем. Начиная с манер и заканчивая все теми же ушами. Прямо-таки руки и микросхемы чесались провести генетическую экспертизу. Ибо все это выглядело ну очень подозрительно! Памятуя о злобном нраве Регентруды, ее коварстве и близких отношениях со Стампом. Но когда Элек попытался поделиться сомнениями с создателем, тот попросту отмахнулся. Громов был слишком рад обрести родную, как он думал, кровь. Мысль о том, что всех детей, даже железных, придется теперь уравнивать в правах, в охваченную радостью голову являться не торопилась. И что роботы обидятся – тоже как-то не подумалось. А роботы не только обиделись, но и решили проследить за новоявленным «братом» – благо, им, никогда не спящим, это было очень легко. Жаль, мыслей его прочесть не удавалось. И это тоже заставляло задуматься. Конечно, Регентруда тоже отличалась такой особенностью, но, по идее, ее ребенок должен был получить этот сомнительный дар, так сказать, в разбавленном виде. А вот если Регентруда родила совсем не от Геля Ивановича, а от кого-то другого, кого-то из местных? И были даже сильные подозрения – от кого. Там-то сила могла и удвоиться, и… нет никаких данных, что Стамп умер или никогда не выйдет из тюрьмы. В общем, явно требовалась экспертиза. Она все решит. И раз Громов не разрешает – надо по-тихому. Отстричь прядь волос – и все дела. Главное – незаметно. А дальше – дело техники.* * *
И техника не солгала. Результат был однозначен. Элечка почему-то расстроилась. – Чего ты? – удивился Элек. – Сама понимаешь, что от него никакого толку! И более того – он опасен. И с этим уже ничего не поделать. – Все равно жаль. Могли бы быть вместе, одной семьей! – Не могли бы. Неважно, каков сам этот Варсанофий – вот как его звать сокращенно? – главное то, что Громов к нему и к нам относится по-разному. Элечка вздохнула: – Но ведь мы-то сами его никогда отцом не называли. Только официально, по имени-отчеству, и на «вы»… – Плохо, плохо, да. Но еще не поздно, наверно, исправиться. Тем более что этот… ему вообще не сын. И ему надо сказать об этом! – Не только ему – всему народу надо! Вот на этом электронные брат с сестрой и сошлись. Но сначала все же пошли к своему создателю. Предъявили ему результаты экспертизы – подлинные и беспристрастные. Громов вздохнул. Еще раз пригляделся, проверил. – Ну что ж, наследником по крови он, конечно, не является, но усыновить его ведь ничто не мешает. – Гель Иванович… Вы серьезно? – В этом уверен гораздо больше, чем в том, что он хочет зла. – Только вот он здесь неспроста. С большой вероятностью Стамп его и воспитывал. – Даже если так – я смогу его исправить. – Почему бы и не попробовать? – поддержала Элечка. Элек остался в меньшинстве. А раз так – ему приходилось оставаться и на острове. И следить. А следить было за чем – как раз в это время Громов задумался о составлении списка наследников. И Элек удивился больше всех, узнав, что в этом списке он значится на первом месте. Хотя как еще… Следом шла Элечка, а Варсанофий в список и вовсе не попал. Непорядок же. И тогда Элек решился на серьезный разговор с создателем. – Гель Иванович, конечно, я понимаю, что княжество надо оберегать, а я могу прожить едва ли не вечность, но это же не означает, что из меня непременно получится хороший правитель! – Получится. Ты очень быстро всему обучаешься, – Громов потрепал мальчика-робота по волосам. Иногда он забывал, сколько лет назад сотворил Элека (тем более теперь тот редко оказывался рядом со своим уже взрослым двойником) и воспринимал его все еще как подростка. А как иначе, если он подростком и выглядел? – У тебя все получится. Ответственности у тебя в избытке, а главное – ты сможешь вести людей за собой одним только примером. Честности, смелости, трудолюбия… Этого достаточно, поверь. – Спасибо… отец. Они переглянулись – это слово прозвучало впервые. И словно заставило обоих сделать еще один шаг навстречу. Так близко друг к другу они еще не были, но этого оказалось как раз достаточно для того, чтобы заключить друг друга в объятия, впервые – как отец и сын. И подумать о том, как замечательно закончился этот вечер. А наутро ждали дела. Уже пора было оглашать завещание. А заодно – поведать всем правду о Варсанофии. И одновременно – не то чтобы напоказ, но так точно хуже не будет – объявить, что светлейший князь усыновляет мальчишку. Варсанофий при этих словах застыл, как громом пораженный – это видели все. Но не все различили, как зло изогнулись его губы за секунду перед тем, как растянуться в приторной улыбке. Его раскрыли – но как? Отомстить, всем отомстить, и поизощреннее! Хотя совсем всем – не выйдет. Элка скоро вернется на войну где-то там, на юге России. А с другой стороны – тем легче будет помотать нервы приемному папочке! Способности к гипнозу, конечно, во многом были плодом атмосферы, когда-то царившей в родной Фонтании, но оставшейся теперь славным прошлым, благодаря разным отвратительным добрушечкам. Однако у Варсанофия имелись и природные способности, доставшиеся от родного отца – и он усердно их развивал. Стало быть, внушить старенькому и слишком доброму князю, что Элка подорвалась на поле боя, было несложно. Но перед этим надо было убрать с дороги ее настырного братца с его тягой к разоблачениям. И тут лучшим средством будет вода. Даже немного. Даже лучше, если немного – чтобы не вызвать подозрений. Облить или толкнуть… и не в реку или озеро, а в лужицу или в чан с водой. Оставалось только дождаться удобного случая. Но как заманить этого придурка железного? Проще и правда выждать – наверняка нарвется сам! Раз уж ходит за ним, будущим князем, по пятам! Собственно, так и проще позвать его прогуляться погожим летним днем в лес, мило улыбаться и отвлекать болтовней. Элек не сильно отвлекался и был начеку. Зато радовался, что можно не упускать «братца» из виду. Жаль, что нельзя было прочесть его мысли! Хоть Элек и дополнил себя (почти сам) этим блоком, но с жителями Фонтании подобные фокусы никогда не проходили. Правда, и все кругом словно убеждало не утруждаться, настраивая на безмятежный лад – зелень деревьев, яркие цветы, пение птиц… И журчание ручейков, а вот это уже был сигнал опасности. Правда, сам Элек понял это с опозданием – уже когда от резкого толчка полетел лицом в воду. Системы отключились быстро, и он уже не слышал, как Варсанофий, заливаясь притворными слезами, звал на помощь. Примчавшийся Громов – и как успел самолично и так быстро? – схватился за сердце. Нет, спасти Элека было возможно, но работы предстояло невероятно много – и ювелирной притом. Варсанофий мысленно потирал руки. Пока Громов будет возиться с «сынком», самое оно будет подкинуть ему весть о «дочке». Тем более, что картинка, которую Громову предстояло увидеть на телеэкране, была уже почти готова. Но ключевое слово «почти». Да и Громов глаз не поднимал от микросхем. И это приносило свои плоды – с телом Элека надо было еще долго возиться, однако сознание уже понемногу подключалось. И информация обрабатывалась, как всегда, мгновенно. И обманная картинка пошла полосами. Мало того, Громов вдруг услышал… нет, даже не голос Элека, другой сигнал. Мысли? «Смотри, отец, что он сделал! Хотел убить и тебя, и меня!» И Громов увидел. Изменившись в лице, медленно повернулся, ткнул в съежившегося Варсанофия пальцем: – За то, что ты сделал… За все, что собирался сделать – ты заслуживаешь самого сурового наказания! Варсанофий съежился еще больше. – И я уже знаю, каким оно будет, – продолжал Громов. – Ты получишь то, чего хочешь. Ты станешь князем. Тот неверяще глянул на приемного папеньку. Даже разобранный Элек поразился. А Громов продолжал: – Ты на себе узнаешь, каково это – тяжесть власти, невероятная ответственность, ежедневная рутина государственных дел. И так уж и быть – ты будешь не один. Мы тебе поможем. А заодно и присмотрим, чтобы не вздумал больше ни на кого злоумышлять. Варсанофий молчал. Переваривал. Но уже было ясно – выбора у него нет. Приходилось взваливать на себя… бремя, к которому так рвался.* * *
Пока Варсанофий готовился к своей цели, достигнутой таким странным образом, в Ноттингеме подрастала младшая сестра нового шерифа. Была она всего на год младше Варсанофия. Вилли и Эжени не стали тянуть с продолжением рода. Вернее, род как-то сам продолжился. Пополнился. На радость всем. Даже Робин не стал ревновать к крошке сестре. Для него это была отличная возможность самому подготовиться к роли отца. Имя же малышке выбрала мама. Старинное и созвучное с ее фейским. Альжбета. Она и впрямь росла феечкой – тонкой, фарфорово-хрупкой, лишь в глазах временами поблескивала прямо-таки лисья хитринка. Ее все вокруг аж иногда побаивались. Ведь и Вилли, и Робин, и Сьюзен были в целом прямыми и честными. И только мать секретничала с ней, шепталась, учила чему-то – и едва ли это были наставления в умениях книжной феи. Это передавалось Сьюзен. И договорились так давно, и читала она все еще больше всех. И вот Альжбете уже исполнилось двадцать. Тогда она и отправилась на остров. Не одна, конечно. Вместе с матерью. Альбина и раньше приезжала на остров, правда, надолго не задерживалась. Как-то ей тут было… неуютно. Что-то не сбылось, что-то, возможно, по ее вине, пошло не так. Но сейчас начиналась новая эпоха, это чувствовали все – в том числе и издерганный княжением Варсанофий. Альжбета понравилась ему с первого взгляда. Заводная, проказливая. С ней можно было отдыхать, веселиться, быть не князем, а просто самим собой. Он так и заявил Альжбете: – Не хочу, чтобы ты уезжала! Альжбета явно обрадовалась – ей и самой явно не хотелось уезжать. Казалось, теперь самое время поздравлять княжескую избранницу и ждать скорой свадьбы. Невесту одобрили все, она была не только хорошенькой и живенькой, но и умной. Могла вникнуть в дела и стать подругой-подспорьем. Действительно, стала. И очень скоро. Свадьба была веселой, довольны остались все. И местные жители, включая самого Громова, и приезжие гости – в том числе и Элек с Элечкой. Те бывали здесь часто, но надолго задерживаться не могли. Их звал большой мир с его наукой, путешествиями, приключениями и попытками хоть что-то в нем изменить к лучшему. И вовсе это не было так радужно, как звучало. Элечка, считай, жила на войне. Так что на острове оба отдыхали душой. Казалось, жизнь наладилась – и особенно у Варсанофия. Молодую жену он обожал, только что не сдувая с нее пылинки. Она платила ему веселой приязнью, вовлеченностью в его дела – и этого ему хватало. Альжбете тоже хватало всего с избытком – и внимания мужа, и власти, и армии слуг, готовых исполнить любую ее прихоть. Только вот тихая и спокойная жизнь быстро надоела. Хотелось если не буйного веселья, то интриг. Или интрижек. Благо, кандидатов кругом было в изобилии. Красивые, здоровые парни. Совсем не похожие на Варсанофия, этим ушастым просто играться забавы ради. Хотя, может, Альжбета и не умела никак по-другому.* * *
Известие о скором появлении наследника облетело все княжество в мгновение ока. Варсанофий раздувался от гордости так, что, кажется, грозил обогнать свою благоверную, которой по-настоящему раздаться вширь еще только предстояло. И даже как-то сумел послать весточку родному отцу. И Стамп тоже торжествовал. Наконец-то он и его дружки смогут попасть на остров! Не всегда же порталу оставаться настроенным исключительно на светлых, белых и пушистых! Раз уж теперь кровь Стампа займет трон уже и в следующем поколении, то и весь остров будет за него и его «коза ностра». Оставалось только дождаться дня родов. …И все бы хорошо. Только вот торжества не вышло. Вернее, вышло, вот только не у всех. Ребенок появился на свет – а вот свойства портала меняться не спешили. Стамп с той стороны бился как муха о стекло. И вместе со своими дружками снова загремел в тюрьму. Варсанофий выл – в прямом смысле этого слова, не стесняясь ни подданных, ни супруги, которая вдруг, сияя счастливой улыбкой молодой матери, заявила: – Так тебе и надо. Ты получил по заслугам – за то, что злом хотел заплатить за все то добро, что тебе сделали! А уж ее мать стояла и усмехалась – так, как будто точно знала, что и когда должно произойти. – Это вы! – завопил Варсанофий. – Вы все подстроили! – А чего ты хотел? Ведь ты не сын Громова, отчего же твой собственный сын должен быть… твоим? – Ах ты дрянь! – Варсанофий чуть ли не с кулаками кинулся на Альжбету, но его удержали сразу все. – С кем хоть путалась?! – С прекрасным человеком. Таким же, как большинство здесь, и уж точно получше тебя! – Ну вот и иди к своему… прекрасному человеку! И без всего! – Ты все равно опоздал, – вмешалась Альбина. – Портал уже признал наследника – и отныне закреплен за его линией крови. Моей линией. – Гадина! – напустился он уже на тещу. – Ты все подстроила, ты свою дочку воспитала потаскушкой! – Специально – нет, – усмехнулась Альбина. – Но и феей быть не надо, чтобы догадаться, что так и будет. Из тебя муж примерно такой же, как и князь – то есть, не ахти! – Тогда зачем было вообще мне позволять побыть и тем, и другим? – Потому что Гель Иванович очень добрый. А потом все сложилось так, что тебя стало очень удобно проучить! И Варсанофий не выдержал. Побежал. Сперва самому казалось – не разбирая дороги. На самом деле, ноги сами несли, а может, и сама кровь влекла в одном направлении. В портал. К отцу. Тот, может, и отругает – но хотя бы любит. Просто за то, что он, Варсанофий, есть. И плевать, что отец в тюрьме, как неудавшийся князь скоро узнает. Да хоть бы туда к нему! На острове из-за такого самоотречения горевали недолго, а вернее, не горевали совсем. Ведь имелся новый претендент на престол – новорожденный Елисей Елисеевич. И пусть по малолетству сам править пока не может, но ведь с этим отлично справится его мать. Ей-то помощь понадобится куда как в меньшем объеме. Все были довольны – и особенно сокольничий Елисей, отец новорожденного князя. Конечно, он оставался рядом с Альжбетой – и кто бы это осудил? Брак ее с Варсанофием был аннулирован, и наследнику уже не грозила, как сказал бы Робин Гуд Локсли, косая перевязь на родовом гербе. Начинались новые времена – а точнее, продолжались старые.