***
Зереф открыл глаза, последнее, что он помнил, был громкий крик и удар. К крикам и ударам ему было уже не привыкать, но в этот раз он, вероятно, от усталости, голода и шока, все же был вырублен. Ему нужно было встать и идти дальше, но желания делать этого не было. Ему было так мягко и уютно, что желание двигаться отпадало. В области талии была странная тяжесть, но тепло отвлекало его от этого ощущения. К тому же теперь ему не было нужды обращать внимания на свои раны, теперь его раны будут залечиваться и зарастать самостоятельно, какой бы степени тяжести не были, хотел он того или нет. Но... (Мягко...и уютно?...) Зереф едва не подлетел от ужаса, подскочив на кровати. Раздалось "ой", и тяжесть на его теле пропала. Он понял, что на нем, вероятнее, всего спали, так как кровать была одна, и занял ее именно он. — Ох-ох. Чего так прыгаешь? Вылечился уже, что ли? За такое ведь я могу и обратно уложить... Недовольное бормотание девушки Зереф проигнорировал и уже рванул ко входу, когда рука, крепко вцепившаяся в его лодыжку, помешала его планам, повалив на пол. — Тише-тише, мальчик. Понимаю, я напугала тебя, ударив. Но и ты войди в мое положение: не каждый день видишь такое "чудо", — девушка нежно усмехнулась, подтянула его к себе и, встав сама, подняла на ноги и его, усадив обратно на кровать. Зереф отчаянно задергался в ее хватке, но девушка была достаточно сильной, чтобы удержать его на месте. Зереф едва не зарыдал от отчаяния, если так продолжится Проклятие Анкселама даст о себе знать, и эта добрая девушка, которая привела его в порядок, умрет. — Успокойся, мальчик. Все хорошо... — Вы не понимаете! Если я...тогда вы... Пустите! Вокруг Зерефа уже начал клубится черный дым, от которого внутри него все похолодело. Он закрыл глаза, приготовившись поймать уже мертвое тело. Но...пение птиц смолкло, благоухание цветов исчезло. Но... — Эх? Спицы-чан? Спицы-чан!? Зереф распахнул глаза. Девушка громка звала свою синицу, которая до этого беззаботно чистила перышки на столе в комнате. Однако синичка, которую она называла Спицы-чан, уже была мертва. — Почему?... У девушки были длинные блондинистые волосы, карие глаза, а ее фигура напоминала песочные часы. Девушка выглядела очень красиво. Она повернулась к нему. — Это ведь ты сделал, да? Поэтому так резво рванул, не обращая внимания на раны? Проклятие Противоречия? Значит, ты и есть тот самый Зереф. Она даже не спрашивала. Зереф съежился на кровати, вопрос "почему ты еще жива?" увял внутри, так и не обратившись в слова. Но криков, которые он так ожидал, даже с надеждой ожидал, ведь так было проще (он монстр, так что все в порядке, это нормально, он просто чудовище, это все его вина), так и не последовало. Он ощутил, как прогнулась кровать. А затем...его обняли, так нежно-нежно, как не обнимал никто со смерти его матери, его милой, доброй матери. — Тише. Успокойся. Я не стану винить тебя. Из глаз Зерефа полились слезы, он зарыдал громко и навзрыд, практически задыхаясь. Ему было это так нужно, даже если сам он не собирался признавать этого. Ведь признание означало бы верную смерть для всех вокруг него. Черный дым клубился вокруг, но девушка все еще была живой, дышащей и теплой. — Не знаю, почему я все еще жива, но в таком случае мы должны познакомится по-человечески. Она немного отодвинулась, достала ткань и осторожно обтерла его лицо. После чего улыбнулась ему, очень живой улыбкой. — Я Анна. Анна Хартфилия. Давай разбираться во всем по порядку, Зереф.***
Как оказалось, Анна была заклинательницей звездных духов, но вопреки ожиданиям Зерефа заклинательница была крайне сильной, что было редкостью для такой типа магии. Она хорошо использовала духов, их особенности выделяла и компенсировала слабости. Анна предоставила ему все самое необходимое для обучения, когда тот рассказал ей о том, что случилось. — Это уже много мест облетело. Раз ты уже проклят, то что останавливает тебя от изучения дальше и глубже. Дерзай, мальчик. Надо показать этим богам, что люди не лыком шиты. Черная Магия рядом ее не волновала, гримуары не соблазняли ее, а Проклятие Анкселама не влияло на нее по неизвестным причинам. Они прожили бок о бок годы, время от времени перебираясь с места на места. Анна была очень бойкой личностью и не могла долго оседать на одном месте. А Зереф не желал привлекать к себе много внимания, и ему нужно было посетить множество мест ради своих научных изыскания. Так вместе пролетело много времени. Анна стала старше, а Зереф так и остался юным. — Даже если снаружи ты юн, это не значит, что и внутри тоже. Но ты такой плакса, никто не признает в тебе бессмертного. Прозвище плакса закрепилось на нем хорошо, Анна не теряла ни единого повода назвать его так, с добротой и заботой. Зереф знал, что все время плачет слишком много, и знал, что ему нужно было исправить это, но не мог. Смерть всего живого, кроме Анны, вызывала в нем такую боль, что сдержаться сил не было. Напротив, Анна не плакала никогда, она не отчаивалась и не грустила; каждый раз встречаясь с ним взглядом, он получал лишь улыбку, чистую и искреннюю. Спустя время...Зереф добился успеха. Анна потрясенно оглядывала что-то наподобие библиотеки и затем перевела взгляд вглубь помещения. Там было что-то вроде яйца с жидкостью, светящейся зеленовато-желтым светом. Анна протянула руку. — Значит, ты Нацу, — она улыбнулась, мягко-мягко, — с возвращением, дитя, обратно в мир живых. Зереф заплакал, и она обняла его, нежно поглаживая по спине. Он чувствовал, что плечо под ним промокло. Но сама Анна так не проронила и слезинки.***
"Врата Затмения" было их планом, который они смогли создать и подкрепить, заручившись поддержкой пятерых драконов, для которых на воспитание подобрали пятерых детей. У Анны дрожали губы каждый раз, когда она смотрела на них, но все же не переставала улыбаться. Чтение, письмо, счет — она научила их всему, что могла. Это было необходимостью, если они хотели, чтобы те смогли жить в миру, но было больше похоже, что Анна хочет как-то компенсировать их судьбу, на которую они собирались обречь их своим планом. В качестве ключа активации было решено выбрать двенадцать золотых ключей. Анна начала книгу для своих потомков, открыла Врата и покинула их вместе с детьми. Ее маленькая дочь стояла рядом, серьезными глазами глядя на свою мать, которая что-то шептала ей. Как только Анна закончила, ее дочь кивнула, сказав: — Я не подведу. Маленькая девочка крепко сжимала толстую книгу и золотые ключи. Кто знает, когда и где открылись эти Врата. Но Зереф знал: дочь больше не увидит свою мать, а мать больше не увидит свою дочь.***
Прошли десятилетия, но рядом с Зерефом по прежнему не было никого, кроме потомков Анны, все, как одна, похожие на нее. Ни на кого из них не действовало Проклятие Анкселама. Причина не известна. Как бы не старался сам Зереф, как бы не старались потомки Анны — они так и не узнали причины. Просто так вышло. Вот и все. Никакой тайны, никакой загадки, которые можно было бы разгадать. Зереф плакал, а они всегда утешали его. Он знал, что, может, они и не умирали сразу же, те все же страдали из-за него. Ни одна из потомков Анны не прожила дольше 30 лет. Они успевали воспитать своих дочек лишь до 10 последних. Зереф плакал каждый раз, и каждый раз 10-летняя девочка обнимала его. Словно это было еще одно его проклятие. Но каждый раз его слезы вытирались нежными ручками, тканевыми платками, рукавами одежд, и каждый раз ему говорили: — Это наш выбор. Всегда наш. Помни об этом, Зереф. Они не всегда были рядом, иногда их пути расходились и сходились позже вновь. И каждый раз он видел эту улыбку, этот взгляд, чувствовал эти объятия и слышала эти слова: — С возвращением, Зереф. Не было ни причины, ни следствия, просто они шли в разные стороны, и в какой-то момент он снова встречал девушку с ключами, книгой и светлыми волосами с карими глазами. И так каждый раз. Он так и не увидел их слез. Ни единого раза. Он плакал так много, но они не плакали никогда. Они были такими сильными, всегда, из поколения в поколение. И никогда не злились на него за короткий срок жизни, за то, что он отбирал их матерей, их время вместе. И даже свободу, в какой-то мере. Ведь их целью было однажды открыть Врата Затмения ради плана, который заключили так давно, когда их рождение еще даже не планировалось. А он всё плакал и плакал. А они всё улыбались ему и говорили: "С возвращением!".***
Спустя триста лет после их с Анной первой встречи...когда он покинул Тори и ее 9-летнюю дочь, Асю...Зереф ощутил сполна настоящее счастье. Ни то что бы это значило, что раньше он никогда не испытывал счастье. Это был просто другой вид счастья. Он встретил юную девочку, несмотря на свою молодость та была не по годам умна. Она была его первой любовью... Мавис была замечательной, она была всем тем, чем никогда бы не смог стать он. И все же она узнала его проклятие, дала возможность побыть рядом с животными, не боясь, и протянула ему руку. Мавис была его ангелом, отличным от того, кем для него были члены семьи Хартфилия, которые всегда были женщинами. Он провел с ней такое короткое, такое чудесное время. Ему было позволено любить ее, а она любила его. И она так чудесно ему улыбалась. Это было такое прекрасное время. Они распрощались, она помахала ему рукой, он ответил ей улыбкой. Он вернется, обязательно вернется, когда она станет старше, взрослее. Они так и не сказали друг друг заветных слов, которые так ожидали услышать друг от друга. Но все в порядке, сказали ему глаза Мавис. Именно такими и были их отношения. В тот миг он мог лишь пожелать, чтобы время остановилось, чтобы они застыли в этом чудесном мгновении. Он должен был знать лучше. Его надежда обернулась проклятием.***
В комнатке раздавались всхлипы 10-летней девочки, которую гладила по спине ее 30-летняя мать. Они были очень похожи. Светлые волосы, лишь длина отличалась (у матери были до талии, у дочери до плеч), карие глаза, чьи взгляды отличались (у матери был теплый и ожидающий скорой смерти, у дочери были слезы и страдания). — Не плачь. Ася, то дитя всегда плачет. Поэтому мы должны быть сильными. Хоть где-то должно быть место, куда тот вечно плачущий ребенок может вернуться, и хоть кто-то, кто, вопреки всему — времени, личности, места, скажет ему: "С возвращением". Ася, ты не обязана делать это. Это вовсе не моя последняя просьба, которую ты обязана выполнить. Так было каждый раз, я также плакала рядом со своей умирающей матерью, как та плакала рядом со своей, и слышала эти же слова, которые передаются из поколения в поколение в нашей семье вместе с "иммунитетом" к тому проклятию и внешностью. Ася, будь ему добрым другом. Хоть кто-то из нас не должен плакать, рядом с ним должен быть кто-то сильный. Спустя месяц дверь открылась, и Ася уже стояла рядом. Зереф улыбнулся ей, держа в руках пакеты с продуктами, и огляделся, вероятно, в поисках Тори. Но ее нигде не было. С лица Зерефа исчезла улыбка, пакеты выпали из его рук, из них выкатились яблоки и другие фрукты, он свалился на колени: — Я...я...думал, что успею вовремя. Почему...ну, почему так каждый раз? Ася улыбнулась. (Я понимаю, мама. Я действительно понимаю, бабушка. Я действительно, действительно понимаю, уважаемая предок.) Ася сжала в своих руках это злосчастную книгу и не менее злосчастные золотые ключи. После положила их на тумбочку рядом с дверью. И протянула руки. И обняла Зерефа. И как и много-много членов ее семьи до нее улыбнулась в очень знакомой и родной Зерефу манере. (Я понимаю, поэтому я не буду плакать, я буду сильной ради этого ребенка.) Зереф все плакал и плакал. Но улыбка Аси не дрогнула, когда она сказала ему: — С возвращением, Зереф! Кто знает, как долго плакал Зереф, кто знает, как долго обнимала его Ася, но девочка так не проронила и слезинки. Прямо как и ее предшественницы. Каждый раз также обнимавшие его. И он рассказала ей все-все.***
В какой-то момент они передали Врата Затмения на хранение королевской семьи. Царствующая семья Фиора была полна понимания и сочувствия. Сомнений в них не было, а даже если и были, то сколько в мире было способных открыть эти Врата. Да и сколько из тех, кто способен, знали тайну о них. И их настоящее предназначение.***
Ася была последней из Хартфилия, кого видел Зереф за последнюю сотню лет. После смерти Мавис (безусловно, лишь по его вине) что-то в нем треснуло. Он больше не мог видеть никого, не слышать. Он поддался пагубному голосу, который шептал ему наплевать на всех вокруг. Он создал империю, куда более мощную, чем Фиор. У империи была понятная и четкая цель, хотя и не все его знали. (Ах. Я больше не смогу увидеть улыбку Мавис. И их объятия теперь будут для меня лишь болью.) В душевных метаниях и смятениях пролетел век. Зереф, наконец, посетил Фиор вновь. Это было в Х677. Он пришел в большой особняк и бесцеремонно распахнул дверь. Там стояла девушка с длинными блондинистыми волосами, который были завязаны в пучок на затылке, ее глаза были карими, на ней было красивое платье в пол. И она явно была на последнем месяце беременности. Они никогда не встречались раньше. И все же... — С возвращением, Зереф! И, как и прежде, Зереф не сумел ни сказать, ни сделать ничего, как начал плакать. И его, как и прежде, вновь обняли, словно так и надо было.***
— Придумай ей имя, пожалуйста. — Я не уверен, что хорошая идея — делать величайшего темного мага крестным. — "Величайшего"? Как и было написано, скромность это не то, что тебе присуще. — Не-не смейся, я не виноват в этом! И тогда, как насчет, может, эм, думаю, Люси, да, я уверен, "светлая" — это имя подойдет члену вашей семьи. — Мне нравится, но я, по правде, думала, что имя будет похоже на Мавис... — Чт–? Как ты об этом– — Думаешь, мы просто из поколения в поколение передавали эту книгу. Там о тебе много чего интересного. — Теперь мне хочется просто сжечь эту книгу... Она рассмеялась. Он впервые за долгое, очень долгое время улыбнулся.***
Зереф гулял по территории этой богатой семьи вместе с едва научившейся ходить Люси. За ними с большого балкона наблюдали Лейла и Грамми. Первая улыбалась, а последняя нервничала. Она глубоко доверяла своей госпоже, но имя Зереф было довольно известно. Ее беспокоило, что молодая госпожа находится так близко к такому опасному человеку. В следующий момент вокруг Зерефа закружился вихрь. Грамми вскрикнула от ужаса, но Лейла продолжала улыбаться и смотреть на свою дочь и черного мага своими глубокими глазами, который словно таили все тайны этого мира.***
Ему было так тепло, когда он в последний раз чувствовал человеческое тепло? Эта маленькая слабенькая ручка потомка Анны была для него подобна спасению. Привычный вихрь закружился вокруг него. И все умерло. Но хватка Люси не ослабла. Она стала лишь крепче. Зереф свалился на колени и крепко обнял девочку, которой было около года. Та обняла его в ответ, улыбаясь, но не понимая, что происходит. Зереф, как и всегда, зарыдал. — Мне так жаль, мне так жаль. Но Люси лишь засмеялась, дергая легко-легко за его короткие черные волосы. Как всегда живая Хартфилия в окружении смерти.***
— Что это за ужас? Молодая госпожа... — Лейла не дала Грамми закончить. — Все хорошо, Грамми. Я тебя заверяю. Это долг нашей семьи. Так что все хорошо. ТЫ моя дорогая подруга, которой я всецело доверяю. Потому я поведаю тебе этот секрет. (Почему?) подумала Грамми. (Почему семья ее госпожи всегда так добра?) Этот рассказ был невероятным. На страницах книги было полно заметок, фотографий и рисунков. Все были неизменно связаны с Зерефом: его вкусы, его предпочтения, его мечты, его цели, даже девушка, которую он полюбил и которая умерла из-за него. Не было ничего, что рассказывало бы о самих владелицах, кроме их фото и заметок, которые они оставляли. — Знаешь, Грамми, мы все же лгали ему. Мы так хотели узнать, почему мы не умираем от проклятия, что шли на магические эксперименты. Поэтому мы жили кочевнической жизнью, поэтому мы жили так мало. Но мы не могли рассказать ему, понимаешь? Этот ребенок всегда плачет. Теплый, нежный голос ее госпожи. — Но все хорошо. Теплая, нежная улыбка ее госпожи. — Ведь я буду последней. Она должна навсегда запомнить это. Запомнить выражение счастья на лице ее молодой госпожи, выражение доброты в глазах ее госпожи. И обязательно передать это своей юной дочери, Брандиш. Слова Лейлы оказались пророчеством. А Зереф словно извинялся перед Люси заранее. Но никто об этом не узнал: Лейла умерла, Грамми умерла, Люси была слишком мала, чтобы запомнить это, а Зереф к моменту их новой встречи уже сошел с ума.***
Это случилось 7 июля Х777. Возможно, Лейла сочла эту дату символичной. Лейла открыла Врата Затмения. Без ключа Водолея. Пять "звезды" потерялись где-то в этом совершенно новом, совершенно незнакомом для них месте. Анна обняла ее. Впервые за 400 лет два члена этой семьи рыдали, не скрываясь. Лейла все объяснила, Анна все приняла и ушла. Лейла так и не увидела свою дочь вновь. Она умерла в скором времени после открытия и закрытия Врат. — С возвращением, Зереф! Она подняла руку, и выглядящий юно мальчик упал в ее объятия, как и всегда, плача. Она гладила его по спине и улыбалась. — Скоро ты обретешь счастье. Я верю, что это произойдет не от руки твоего брата. Я знаю, ты умрешь с улыбкой на лице. Доверься моей дочери, она член семьи Хартфилия. Лейла умерла в объятиях Зерефа. Это надолго сломило его личность, пока некто из темной гильдии не пробудили его вновь.***
Он обнимал ее, она обнимала его. Зереф улыбался Мавис, Мавис улыбалась Зерефу. Последние слова Лейлы были пророческими. Его брат будет жить даже после его смерти благодаря стараниям Люси Хартфилии. Он умирал по вине той, кого любил больше всех на свете. Она же умирала по его вине вновь. Они были так счастливы, как не были никогда за свою нежеланно долгую жизнь. Но нет худа без добра. Встретил бы он Анну и ее потомков? Встретил бы он Мавис Вермиллион? Он увидел красивую иллюзию женщины в розовом платье до пола, чьи длинные блондинистые волосы были собраны в пучок на затылке. Она улыбнулась ему в обычной манере, которую он так любил и которую он так хорошо помнил: — С возвращением, Зереф! Из его глаз потекли слезы. Но на этот раз это были слезы счастья.