Светлый и черный, добрый и злой

Начну, пожалуй, с того, что белобрысое чудо в епанче (я имею в виду Аваллак’ха, конечно, ведуна хоть стой, хоть падай) искренне верило в то, что оно/он и есть еще одно, второе, цирино предназначение. Ава этого совершенно не скрывает и даже с гордостью заявляет об этом прифигевшему Геральту. — Во-первых, уже слишком поздно: основное зло совершилось, ты не в состоянии уберечь ее. Во-вторых, сейчас, уже ступив на соответствующий путь, Ласточка прекрасно управится сама, слишком большую силу она носит в себе, чтобы опасаться чего-либо. Твоя помощь ей не нужна. А в-третьих, хм… — Я слушаю тебя, Аваллак’х. Все время. Внимательно. — В-третьих… В-третьих, теперь ей поможет кто-то другой. Полагаю, ты не настолько нахален, чтобы думать, будто эту девушку предназначение связало только и исключительно с тобой. Уж явно Ава не Ауберона имел в виду, когда сам светился от счастья. Уж явно не для того, чтобы отдать Цири другому, он дхойнь водил к месту, где должна была стоять Башня Ласточки, чтобы они потом мануалы писали для еще неродившейся Цири, чтобы та много лет спустя смогла отыскать эту самую башню. В общем, этот цветочек Ава хотел для себя, только вот что делать с этим цветочком он, похоже, до конца так и не понял. Второй, важный момент: Ава предвидел будущее. Вот в самом деле. — Я найду Цири? [спросил Геральт] Ответ был дан незамедлительно. — Найдешь, но только для того, чтобы тут же потерять. Насовсем, безвозвратно. И Ава оказался прав. Цири сбежала от эльфов и воссоединилась с Геральтом, но надолго ли? Тут, между прочим, важен тот момент, что ведун походу знал, что Цири сбежит. И что с Аубероном ничего не выйдет, и что вообще полная жопа с его планом, но это я забегаю вперед. Теперь, собственно, сама песня. После смерти Лары у Авы была прорва времени, чтобы подготовиться к приходу Цири. Все можно было распланировать до мелочей и тысячу раз отретепетировать (это не опечатка, если что). Ауберон направо, Эредин налево, единороги по прямой бегут, и тут, посреди всего этого великолепия, выходит Авий с дудкой, весь такой по-неземному прекрасный и ну прямо само предназначение во плоти. И Авий вышел. Так вышел, что забыл представиться, а потом пропал аж на 8(!) дней… А ты меня, видать, за дурочку держишь! И даже не представился. Ты ждал меня, сидя на камне и наигрывая на флейте. Ты даже удивился тому, что я так долго не приходила. Ты назвал меня моим именем, лишь потом взялся за свои глупости о Владычице Озера… Потом исчез, ничего не объяснив. Это очень-очень скверная подготовка. Отвратительно просто! Если Ава хотел произвести хорошее впечатление и втереться в доверие, то 8 дней его отсутствия все испоганили. Девушка вышла из портала в весну, там эльф симпатишный на дудке играет и чудные вещи говорит, и вот тут бы ввернуть про Предназначение, но надо было все изгадить. Вот вопрос: где же Ава был 8 дней? Ответ я попробую дать чуть позже, а мы идем, точнее, скачем, по тексту. Но ведь прошло всего восемь дней, Zireael. Ты не только разговариваешь иначе, ты иначе мыслишь. Совершенно иными категориями. Что такое восемь дней или восемь недель? Время не имеет значения. Ава не торопится, он обстоятельный ведун. Но зато торопится кто-то другой или даже другие, о чем Ава и сам сообщает Цири перед тем, как отправиться в Тир на Лиа во дворец, и перед тем, как объявить ей, чего от нее хотят. Я подчеркиваю, 8 дней прошло, а Цири еще даже не подозревает, что у нее попросят. Поскольку время торопит, охотнее всего я взялся бы за объяснение в пути. В пути они встречают Эредина, которому как раз не терпится. Зачем торопиться? — Аваллак’х слегка выпятил губы. — Что мы выгадаем на спешке? Вечность Эредин хочет выгадать, а Ауберону просто не терпится: Если отправитесь в путь на заре, в Тир на Лиа прибудете своевременно. Вот я сомневаюсь, что Эредин чисто случайно патрулировал равнину и наткнулся на Аваллак’ха и Цири. Что-то мне подсказывает, что его послал никто иной, как Ауберон. Это косвенно подтверждает тот факт, что во дворце их встретил именно что Эредин и он же распорядился, чтобы Цири как следует подготовили к встрече. Впрочем, про дворец чуть позже. Сначала поговорим о важном: о той самой сцене, с которой начинается Циридиновский шип, о том краеугольном камне, без которого вся любовь их развалится. А именно: Он наклонился, обломал и сорвал покрытую цветками ветку мирта. Поднес ее к лицу, потом с поклоном вручил Цири. — Это мои извинения, — сказал он кратко. — За необдуманные слова. Va faill, Luned. Он быстро отошел, через минуту земля дрогнула под копытами, когда он уезжал с частью отряда. — Только не говори, — пробурчала Цири, — что мне пришлось бы с ним… Что это он… Если это он, то никогда в жизни… — Нет, — медленно сказал Аваллак’х. — Не он. Будь спокойна. Цири поднесла ветку к лицу. Чтобы Аваллак’х не заметил возбуждения и интереса, охвативших ее. — Я спокойна. Будем разбираться. Представим себе ситуацию: вам понравился мужик. Неважно, кто он и что; важно, что он срывает цветочек и дает его вам. Повторюсь: мужик вам нравится. Что произойдет? Какая будет реакция? Скорее всего, вы смутитесь и покраснеете. И вот в этот самый момент смущения вы поднесете цветок к лицу: не столько, чтобы понюхать, а именно что от охвативших чувств. И тут мужик садится на коня и уезжает. И вы вопрошаете стоящего рядом другого мужика, который знает: а вот это с ним мне спать надо? Нет, не с ним, отвечает второй мужик. Ваша реакция? Ну, если мужик нравится. Разочарование, конечно! А что мы видим в этом отрывке? Важно, кстати, что повествование ведется от лица Цири и нам показаны именно ее мысли и чувства. Где реакция на подаренный цветок? А нет ее. Эредин извиняется и уезжает, его уже и след простыл, и тогда Цири спрашивает про отца ребенка и Аваллак’х ей отвечает. И вот тут Цири смущается и прикрывается цветком. Почему? Да потому что она заинтригована, ей любопытно, кто же этот эльф. Но на этот счет Ава молчит. Тут еще, кстати, стоит сказать, что этот диалог между Цири и Аваллак'хом происходит через пару минут после следующего откровения. И верно, есть у нее в глазах что-то напоминающее Лару Доррен. Не правда ли, Аваллак'х? Кто, если не ты, больше других способен это оценить? Аваллак'х и на этот раз не отозвался. Цири заметила на его бледном лице признаки румянца. И удивилась. И задумалась. Цири не дура и в эту же секунду должна была сообразить, что встретил ее из портала никто иной, как бывший Ларин хахаль. И не просто так! Только после встречи с Эредином, и то не сразу, Цири решается задать вопрос: так кто же все-таки должен стать отцом ребенка. И вот тут-то и начинается самое интересное. Кто, — заговорила она наконец, — должен стать отцом ребенка, который вам так необходим? А может, отцовство не имеет значения? — Отцовство имеет значение. Надо понимать, ты приняла решение? Ава хочет знать, что она согласна перед тем, как он ответит на ее вопрос. — Нет, не надо понимать. Просто выясняю для себя некоторые вопросы. — Готов помочь. Что ты хочешь знать? — Ты прекрасно знаешь что. Несколько минут ехали молча. Он молчит. Почему? (Нет, а прикиньте, Ава бы сказал до того, как она дала согласие: ну, я как бэ должен. А Цири такая: с тобой – ни за что! Это все, irreparable damage, необратимые повреждения и так поврежденной ведунячьей психики то есть.) Так вот, почему? Чисто логически: он собирается сказать ей, что отцом будет Ауберон, их вождь, самый элитнейший из элитных, достойнейший из достойных. Казалось бы, вот оно — место для рекламы. О чем тут думать и о чем молчать? Он же не тролль и не единорог. Но Ава молчит, словно… словно не может решить. Знает, лисячья морда, кому Цири предназначена (ну, по крайней мере он сам, по его же словам, в это верит, иначе бы не пушил бы так хвост перед Геральтом). Знающий знает и боится. Один раз его уже опустили, променяв на человека. Весь Тир на Лиа поди до сих пор над ним прикалывается втихоря. Открыто же нельзя, а то Ава порчу наведет. А тут вот, спустя столько лет новое испытание: опять дхойня, только теперь уже для него самого. Позорище какое. А если еще ребенок родится, то Ава станет отцом полукровки и его совсем засмеют: скажут, что сначала Лара пошла не по той тропинке, а теперь и он, член элиты, туда же. В общем, не выдержала ведунятская душа такого испытания и… сплавила Цири самому безопасному из эльфов. У которого на нее не встанет от преклонного возраста и от того факта, что она его родственница. Восемь дней пропадал где-то лиска, потому что не мог принять решение, кому в итоге позориться. Отдуваться пришлось Ауберону: дедушка старый, ему все равно, как говорится. А ведь Ауберон действительно хотел ее видеть… Ауберон? — спросил кратко. — Ждет? Эредин улыбнулся: — Ждет. Ему не терпится. Он требовал, чтобы Ласточка явилась незамедлительно, не теряя ни минуты. Я отговорил его. Аваллак’х поднял брови. …но не для того, чтобы трахнуть, а из любопытства: семья все-таки. Аваллак’х хотел отослать Цири к нему сразу, без подготовки: пыльную и грязную с дороги. Почему, опять же? То ли он знал, что ничего все равно не выйдет из его затеи, то ли не хотел, чтобы она ему приглянулась, то ли Аваллак’х и так считал, что Цири достаточно привлекательна… В общем, ведун совершенно не переживал по этому поводу. Наплевать ему было и на нетерпение Ауберона, и на Эрединово желание покататься по Спирали. Он что-то свое думал. Как наебать Предназначение, потому что изгадить свою собственную репутацию было боязно. Тут Эредин, кстати, здорово его подколол, и не только его, но и Ауберона: Ласточка, я это вижу, еще далека от соития без каких-либо предварительных условий. Аваллак’х смолчал. Цири, разумеется, тоже. — Я нисколько не удивляюсь, — продолжал Эредин. — Иначе и быть не может. Это же кровь Шиадаль и Лары Доррен. Шиадаль и Лара тут стоят в одном ряду: Шиадаль, видимо, тоже того — упорхнула — когда-то из Аубероновых объятий. И Цири туда же. Так что Ава и Ауберон — две ольховые брошенки. А теперь еще одна вкусняшка: Цири глубоко вздохнула и взглянула на эльфа [на Эредина то есть]. Просто поразительно, каким симпатичным он ей сейчас показался. Симпатичным. Так вот: перевод с польского на русский неверный (спасибо моей коллеге за информацию). Слово sympatyczny на польском означает добрый и никакого отношения к внешности и сексапильности не имеет. А нас ввели в заблуждение. Все мы знаем, что случилось дальше: королек не смох, а Цири предложила себя Аве. А может, ты сам? — рявкнула она. — Хочешь, отдамся тебе? А? Не пожертвуешь ли собой? А? Ведь у меня вроде бы глаза Лары?! Тут, я думаю, дева вряд ли бы предложила себя мужчине, который был ей совсем уж противен. А вдруг бы он согласился, и что тогда? Ой, прости, Авий, это от расстроенных чувств? Но это ладно. Авий, конечно, обозлился: мол, а вдруг я с тобой пересплю и Лару забуду, плак-плак. Может, дело не только в этом? Он ведь знал, кто и для кого был предназначен и кому с кем спать. И все равно обозлился. Ему предложили именно то, от чего он бежал. Вот так просто предложили, без понимания даже сути вопроса. И прямо в точку. В самое больное. Дело не только в Ларе, а в том, что кто-то струсил. После стольких лет. Игнорируя свой же пророческий дар. Зная, что его план с Аубероном — полное говно. Аваллак’ха не было нигде. «Знает, — подумала она, — знает, что случилось, и избегает меня. Заранее, еще прежде, чем я встала, уплыл либо уехал куда-нибудь подальше со своей позлащенной эльфкой. [Это ревность?] Не желает со мной разговаривать, не хочет признаться, что его план рухнул!» Рухнул, да. Так же, как рухнул когда-то план Геральта, когда он хотел избавиться от своего предназначения и спихнуть Цири кому-то другому. И ничего хорошего из этого не вышло — ни у того, ни у другого.