who do you call when you need some help?
— … к счастью, по сообщению нашего корреспондента, никто не пострадал в ходе попытки ограбления. Будем обязательно держать в курсе развития событий. С вами была Дженни Ли и экстренные новости на канале CBC. Доброго вечера. Репортаж о дневном ограблении на весьма знаменитый и престижный ювелирный магазин в центре Манхэттена крутили вот уже сорок минут без остановки на всех центральных каналах. На кадрах с места событий мелькали кучковатый серый дым от примененной на месте грабителями взрывчатки, груда обломков и толпа свидетелей, окруживших змейку полицейских машин, что перекрыли главный проезд на шоссе. Каждый из зевак держал в руке телефон, выпячивая камеру повыше над головой, но вовсе не для того, чтобы запечатлеть место разбоя, а потому что все до единого грабители, включая главаря, были подвешены на фонарных столбах. Их тела в темных костюмах были обездвижены крепкой и толстой паутиной, а маски сняты с лиц, чтобы каждый мог четко разглядеть черты лиц преступников. Очередной триумф Человека-Паука воспевали по телевизору и радио, и только Пак Чимин устало щелкал станции в стареньком приемнике своего автомобиля, пытаясь отыскать хотя бы одну музыкальную дорожку. — Да что ж такое, — Чимин сдается, оставляя на фоне нудную болтовню еще одного фаната местного супергероя в красно-синем костюме, и вздрагивает от шумной вибрации своего телефона, стоящего у навигатора на зарядке. Чимин принимает вызов на громкой связи, перекручивая руль на восемьдесят градусов прямо перед мигающим зеленым на светофоре. — Ты уже слышал? — лучший друг, даже не здороваясь переходит сразу к делу, — он снова всех уделал. Мой босс чуть с меня шкуру не спустил за то, что я упустил такой репортаж и уступил его CBC. — Почему все до сих пор так удивляются этому? — не понимает Чимин, плавно притормаживая перед пешеходным переходом, — Человек-Паук уже два года спасает этот город от подобных происшествий, но эта шумиха, кажется, с каждым днем только усиливается. — Не у каждого города есть свой собственный супергерой, — с гордостью отвечает Хосок. — Он не принадлежит этому городу, — поправляет Чимин, не сумев сдержать язык за зубами. На фоне у приятеля поднимается неразборчивый галдеж, и юноша интересуется: — Где ты? — В офисе, — Хосок хлопает где-то за собой дверью, видимо укрывшись от шумных коллег в отдельном помещении, — босс в ярости от того, что мы не написали об этом первыми, а Чонгук снова куда-то исчез. Меня хотят отправить вместо него за фоторепортажем. Чимин никак не комментирует услышанное, а друг через минуту, только вспомнив, торопится добавить: — Прости, я никак не привыкну к тому, что вы… к тому, что тебе может быть не комфортно говорить о нем. — Все нормально, — заверяет Чимин, заезжая на подземную парковку жилого комплекса, — мы всего лишь расстались, Хоби. Мы же после этого не остались врагами. — Но вы встречались почти три года. Я до сих пор не понимаю, что между вами произошло… — Я уже на парковке у дома, — перебивает его неожиданно холодно Чимин, — перезвоню тебе позже, ладно? Чимин сбрасывает вызов, едва Хосоку удается ляпнуть «конечно». Кроме него, в подземке больше ни одной живой души, зато ему удается занять одно из наиболее удобных свободных мест. Подтягивая на плечи с пассажирского кресла компактную сумку-рюкзак, Чимин направляется к лифту и на ходу проверяет заметки в телефоне, в очередной раз натыкаясь на новость о совершенном героизме в центре Нью-Йорка несколькими часами ранее. Двери лифта открываются меньше, чем через минуту, но Чимин, погруженный полностью в свой гаджет, на замечает высокой человеческой фигуры перед собой, так что делает шаг вперед и утыкается носом в твердую мужскую грудь, мягкая рубашка поверх которой насквозь пропахла крепким и излишне резким, на вкус Чимина, одеколоном. — Осторожнее, — волосы на макушке сдувает чужим дыханием, а в голосе человека-преграды не слышится ни капли недовольства, только легкое удивление и обеспокоенность. Чимин запрокидывает голову назад, чтобы разглядеть лицо на верхушке этого крепкого туловища и моментально узнает одного из своих соседей, а также профессора биологии в университете Фордхэм — Ким Намджуна. — Прости, я… — Чимин указывает на свой телефон, розовея от собственной неловкости, — отвлекся. Намджун покидает лифт, но продолжает придерживать одну из кнопок внутри кабины, чтобы двери не закрылись. Чимин благодарно кивает и обходит его со стороны, меняясь с ним местами. — Уже слышал новости? — спрашивает старший, не позволяя пока еще Чимину уехать. — А-а… да, — с опозданием додумывает, о чем речь, одновременно удивляясь тому, что Намджун тоже в курсе. Обычно мужчину не интересовали криминальные будни городка, ведь тот почти все свободное время проводил в университете со своими студентами. — Ты же работаешь рядом с тем ювелирным магазином, — вспоминает Намджун, поправляя на переносице прямоугольные очки в черном оправе, — надеюсь, никто не пострадал? — Нет, — спешит заверить Чимин, одаривая собеседника полуулыбкой за проявленную заботу, — обошлось без жертв. — Слава Человеку-Пауку, — смеется Намджун, на что Чимин лишь молча соглашается, косо поглядывая на кнопки этажей на панели сбоку, — мне пора. Еще увидимся. Намджун машет рукой и Чимин наконец-то, с долей облегчения, нажимает восьмерку, когда слышит вдогонку еще одно: — Кстати, хорошо выглядишь. Чимин краснеет до самых ушей, надеясь, что Намджун не успел этого заметить. Громко выдыхает, когда двери полностью закрываются и позволяет себя немножко расслабиться. Намджун — хороший сосед, с которым иногда интересно перекинуться новостями или пройтись вместе от их общего этажа до парковки, но, кроме таких вот коротких диалогов, Чимин не уверен, что у них достаточно общего, чтобы стать настоящими друзьями. Намджун — настоящий карьерист, но еще и очень привлекательный мужчина, которого Чимин еще ни разу не видел в компании девушки либо парня. В любом случае, он никогда не интересовался им в романтическом плане, ведь еще недавно у него был собственный молодой человек. Кажется, что настолько недавно, что мысль о том, что они больше не вместе до сих пор воспринимается, как неудачная шутка. Чимин приезжает на восьмой этаж, заранее подготавливая связку ключей от квартиры. Среди них на подвязке болтается брелок в виде того, о ком прямо сейчас трещит весь город по каждому национальному каналу. Чимин теребит его в пальцах и вдруг отстегивает от общей связки, собираясь оставить где-нибудь в квартире, чтобы не носить подарок бывшего каждый божий день в своем кармане. В однокомнатной квартире стоит мертвая тишина. Чимин разувается, напевая себе под нос песенку из популярной рекламы шоколадного батончика, бросает портфель и ключи с брелоком у зеркала, направляясь первым делом прямо на кухню, чтобы проверить содержимое холодильника и заранее продумать меню на ужин. В момент, когда она достает пакет с молоком и встряхивает, чтобы проверить остатки, из его спальни доносится звучный хлопок. От непредвиденного шума Чимин роняет пакет из рук, отчего под ногами моментально образовывается быстро разрастающая в размере белая лужа. Чимин срывается на бег и уже через несколько секунд застывает перед порогом спальни, с ужасом наблюдая у окна согнутую мужскую спину в латексном сине-красном костюме. — Какого черта, Чонгук?! Юноша перед ним едва не подпрыгивает на месте и быстро разворачивается, виновато почесывая взъерошенные на затылке волосы. — Вижу, ты поменял замки на окнах, — как ни в чем не бывало озвучивает свое наблюдение тот, опуская руку вниз, между пальцев в которой болтается подходящая костюму маска. — И ты решил проверишь их надежность? — не думает успокаиваться Чимин, зло перекрещивая перед грудью руки, — что ты здесь делаешь? Чонгук медлит с ответом, растерянно рассматривая красивое, но слегка озлобленное лицо бывшего возлюбленного. Делает шаг вперед, признаваясь: — Нападение произошло рядом с театром. Я просто хотел убедиться, что ты в порядке. — Я в порядке, — отвечает Чимин, — для этого ты мог позвонить, знаешь? — Знаю, но не был уверен, что ты ответишь на мой звонок, — пожимает тот плечами и замолкает, не зная, что следует и чего не следует говорить дальше в диалоге с тем, кто до сих пор только одним своим видом заставляет сердце болезненно сжиматься. — Что на счет тебя? — спрашивает вдруг Чимин, — ты в порядке? Чонгук мгновенное встает в позу и, не задумываясь, отвечает: — Парочка грабителей — пустяк для Человека-Паука. Чимин едва сдерживается, чтобы не закатить глаза, вспоминая первую причину, которая послужила их расставанию. Молча разворачивается и собирается вернуться на кухню, бросая через плечо: — Какая удача. Чонгук подрывается следом, с опозданием понимая, что снова ляпнул что-то не то. — Я имею ввиду, что опасности не было, это просто кучка неподготовленных дураков. — Дураков, вооруженных огнестрельным оружием, — поправляет Чимин и раздраженно поднимает с мойки тряпку, чтобы убрать лужу с прохода. — Это моя работа. — За работу обычно платят, так что это не работа, а твое огромное эго. Чимин не понимает, почему они поднимают этот разговор даже после решения разойтись, ведь именно от этих ссор подобное решение должно было избавить, но видимо не в том случае, когда бывший парень без проблем лазит по стенам и забирается в чужие квартиры через окно. — Но я же цел, — пытается еще раз Чонгук, наблюдая за тем, как Чимин опускается на корточки, чтобы прибрать беспорядок из-за его вторжения. — Пока что — да. Последнее, чем он хотел заниматься после очередного рабочего дня — это корячиться на четвереньках по полу под пристальным вниманием Чон Чонгука. Убедившись, что тряпка впитала все молоко, он раздраженно бросает ее в мойку и вновь разворачивается к юноше, что застыл у обеденного стола, широко раскрыв свои большие и до раздражения очаровательные глаза. — Что еще? Ты узнал, что хотел. Можешь со спокойной душой лететь дальше по своим делам. У Чонгука на лице написано, как он старательно сейчас соображает, пытаясь выдумать любую, даже самую смехотворную причину задержаться. Чимин решает его пожалеть, заодно вспомнив о раннем разговоре по телефону с Хосоком: — Кстати, тебя обыскались в редакции. Если продолжишь и дальше пропадать ни с того ни с сего из офиса в разгар самых громких новостей, очень скоро потеряешь свою настоящую работу. Чонгук ребячливо закатывает глаза, прекрасно расслышав акцент на слове «настоящей». Будь ему двенадцать, а не двадцать четыре, это бы выглядело мило. — Моя ненастоящая работа, может, денег и не приносит, зато я спасаю человеческие жизни, — напоминает он с обидой, — когда-то ты это понимал. Чимин поджимает губы. — Это было давно. С улицы доносится привычный для этого города гул полицейской сирены, от которого Чимина, с момента их встречи с Чонгуком, все никак не перестает передергивать. Он сходу замечает, как меняется поза Чонгука и в одну секунду напрягается каждый мускул в его теле. Это больше не милый парень с района в нелепых очках и с заячьей улыбкой, не выпускающий из рук любимый отцовский фотоаппарат. Перед Чимином стоит долбанный Человек-Паук — достояние Нью-Йорка и настоящий герой, которому снова пора выполнять свой долг. — Я должен иди, — чувство вины в голосе Чонгука даже слишком очевидно и совершенно неуместно. Чимин так часто его слышал раньше, что оно попросту потеряло свое значение. — Тогда иди, — дергает тот плечами, отворачиваясь в сторону, чтобы, вместо уходящего Чонгука, глядеть на погибающие стебли желтой орхидеи в надтреснутом старом горшке. — Может, мы могли бы как-нибудь… — Ты должен мне пакет молока, — сухо перебивает Чимин, не желая дослушивать то, что тот собирался спросить, — и не заставляй меня снова менять замки на окнах. Краем глаза он видит, как Чонгук кивает, а затем молча натягивает свою проклятую маску и убегает в спальню, чтобы исчезнуть привычным для себя способом. Чимин и не заметил, как минуту назад задержал дыхание. И еще, он с горечью осознает, что ему больше не хочется есть. Он зачем-то возвращается в спальню, прекрасно зная, что никого уже там не застанет. Из настежь распахнутого окна задувает ветер, в легком беспорядке перемешивая листки сценария, которое ему нужно будет повторить до завтра. Чимин прикрывает форточку и недолго глядит на кирпичные крыши жилых домов, над одной из которой сейчас пролетает отважный, но безрассудный парень в костюме. Тот, о котором он никогда не перестанет волноваться, страдая от давних бессонниц. — Будь осторожен. Чонгук его не услышит, но Чимину все равно крайне важно об этом сказать.***
Быть практичным реалистом порой скучно, но эта жизненная позиция не позволяет витать в облаках и пытаться день ото дня прыгнуть выше своей головы. Чимину нравится быть реалистом. Он не верит в знаки судьбы, не бросает горстку соли через плечо на удачу и не боится черных кошек на своем пути. Так же он не верит ни в белые, ни в черные полосы. Точнее не верил до одного конкретного вторника. — Нет-нет-нет, — мямлит Чимин в пятьдесят минут восьмого утра, успев за последние полчаса: проснуться и обнаружить, что проспал, потому что его мобильник ночью разрядился; ополоснуться в чертовски ледяном душе, потому что домоуправление решило вырубить горячую воду именно в это самое утро, а теперь еще вся его кухня залита кипятком из-за того, что он слишком долго искал в шкафу чистые брюки и вовремя не снял с плиты кастрюлю. Чимин не верит в проклятия, но вселенная явно пытается до него что-то донести. — Ну давай же, давай! — отказывающая наотрез заводиться машина становится последним гвоздем в его терпении. Не сдержав злость и физическую потребность ее на что-то выместить, он не слабо бьет несколько раз коробку передач, пока не слышит неожиданный стук в окно прямо у водительского кресла. По ту сторону стекла стоит привычно улыбающийся Ким Намджун. Чимин краснеет до самых кончиков ушей, желая от стыда провалиться прямо здесь и сейчас сквозь землю, но вместо этого ему приходится опустить стекло и выслушать то, что ему хочет сказать самый нормальный и приятный сосед в его доме. Наверное, что-нибудь о том, что ему пора обратиться к психотерапевту. — Плохое утро? — уточняет мужчина, отчего Чимину становится еще более неловко. Намджун слишком хороший, чтобы сказать в лицо некрасивую правду. — Ты себе даже не представляешь. Сосед держит в одной руке рабочий портфель, а в другой ключи от собственного автомобиля, что он обычно паркует недалеко от чиминового места. Они редко пересекались утром, потому что обычно Чимин уезжал гораздо раньше. Уехал бы и сегодня, если бы не ряд подозрительных неудач. — Проблемы с машиной? — Намджун глядит на незаслуженно побитую механику и предлагает прежде, чем ему отвечают, — могу подбросить тебя до работы. После того, в каком состоянии его видел мужчина, в любой другой ситуации, Чимин бы несомненно отказался, но сейчас ему действительно нужна помощь. Он и без того уже опоздал на репетицию. — Ты уверен? — уточняет из вежливости. — Театр все равно по пути, — пожимает плечами Намджун, — к тому же, я бы не хотел, чтобы что-то или кто-то еще пострадали от… «Твоих проблем с психикой» — заканчивает за него сам Чимин, не произнеся вслух ни звука. В последнее время у него и правда появились некоторые проблемы с контролем эмоций, в частности плохих. В автомобиле Намджуна пахнет мятной жвачкой и лосьоном после бритья. Перед лобовым стеклом висят желтые плюшевые кубики, а из закрытого бардачка торчат уголки каких-то бумаг. Чимин не знает, зачем подмечает такие детали. Наверное, ему так проще справиться с неловкостью. — Не против послушать новости? — спрашивает знакомый, выезжая из подземной парковки на проезжую часть, — я привык их слушать каждое утро по дороге в университет. Чимин ненавидит местные новостные радиостанции. В последние два года они обсуждают одно и то же каждый божий день, но все же для Намджуна он делает вид, что будет только рад их послушать. В конце концов это не его машина, чтобы диктовать свои предпочтения. — … ключ от города будет вручен нашему дружелюбному соседу мэром уже в эту субботу, — вещает, судя по голосу, молодая ведущая, — не пропустите возможность увидеть это в живую, в полдень в Сентрал-парке. После церемонии Человек-Паук проведет небольшую фотограф сессию со всеми желающими. Что на счет тебя, Джонни? — игриво уточняет она у своего соведущего, — ты собираешься на церемонию? — Еще как! Я большой фанат Человека-Паука. Судя по твоему настрою, ты любишь его ничуть не меньше, — смеется Джонни, если судить по появившемся помехам, слишком близко приблизившись к своему микрофону. — Как же его не любить? Кроме того, что он каждый день рискует собственной жизнью ради нашей защиты, он невероятно обаятельный. Сколько историй от наших слушателей мы получали о встречах с ним. Уверена, под его костюмом есть на что посмотреть. Чимин кривится в отвращении от ее слов, не понимая, как это можно транслировать по городскому радио. Разве это не публичное домогательство? — Людям не нужны больше кинозвезды и поп-бэнды, — усмехается Намджун, которого прослушанное, в отличие от Чимина, только позабавило, — боюсь представить, что случится с Человеком-Пауком, сними он когда-нибудь свою маску. Бедняге не дадут жизни. Мужчина продолжает озвучивать ряд своих мыслей на этот счет, но Чимин рядом с ним понемногу отключается, зацепившись слишком сильно за это предположение. Чонгук десятки раз находился в ситуациях, когда его личность могли вот-вот раскрыть. В одних только драках, трудно сосчитать, сколько рвалась его дурацкая маска, и Чимину приходилось помогать ее снова и снова восстанавливать. Однажды, он уверен, случится передряга, в которой Чонгук не сможет все контролировать. И Бог знает, что случится после, ведь за время службы этому городу, Человек-Паук нажил слишком много врагов. — Чимин, эй, ты в порядке? Перед ними горит красный свет светофора, а тяжелая ладонь Намджуна лежит на чиминовом плече, встряхивая. Они остановились в знакомом районе, всего в паре кварталов от места назначения. — Прости, ты… что ты спросил? Намджун убирает ладонь, возвращая ее на руль. — Спросил, собираешься ли ты в субботу на эту церемонию? — он чуть запинается, повторяя вопрос, параллельно вжимая педаль газа по сигналу зеленого на светофоре. — О, я… не думаю, — Чимин отворачивается к пассажирскому окну, не наблюдая за ним ничего занимательного. Мужчина говорит в ответ что-то невнятное, а затем включает музыкальную станцию, делая погромче. До театра они больше не разговаривают. Опоздание Чимина, к счастью, замечает только парочка актеров и один слишком любопытный коллега, который врывается в общую гримерку на первом большом перерыве с предупреждающим кличем: — Пак Чимин, почему я не знал, что ты с кем-то уже встречаешься?! Чимин, роющийся только что в нижнем ящике своего стола, резко поднимает голову и врезается макушкой об угол. Пока юноша, едва ли не плача от досады, потирает ушибленный участок кожи на голове, Ким Сокджин бесцеремонно садится на уголок стола, корча обиженную гримасу. — О чем ты говоришь? — спрашивает Чимин с такой страшной усталостью, как если бы он отработал уже часов десять, а не приехал полтора часа назад. — Я видел машину, на которой ты приехал. Это была не твоя машина, — заключает Шерлок с полным удовлетворением, — кто это был и почему вы приехали вместе? — Мой сосед. — Ты встречаешься со своим с соседом? — Что? Нет! Чимину становится одновременно и смешно, и грустно оттого, что ему приходится разъяснять такие вещи, когда все, о чем он может думать — это как дожить до конца сегодняшнего дня, потому что, кажется, у него есть все шансы умереть абсолютно любым способом сегодня. — Моя машина не завелась, так что Намджун предложил меня подвести. Если нашу пятнадцатиминутную поездку можно считать свиданием, тогда да, мы безумно влюблены и встречаемся вот уже… — Чимин раздраженно проверяет время на часах в телефоне, — сто с лишним минут. Сокджин обиженно фыркает, похоже не оценив иронии. — Тебя мама научила так грубо общаться со старшими? — Моя мама научила меня не отвечать на глупые вопросы, — резюмирует Чимин, осознав, что так и не достал то, что искал в нижнем ящике. Кстати, что он вообще там искал? — Несмотря на то, что как сильно ты меня сейчас обидел, — вздыхает крайне плохой актер, — я все равно приглашаю тебя в эту субботу на церемонию в Сентрал-парке. А тебе нужно будет только пригласить Хосока. — Ты хочешь пойти туда со мной или с Хосоком? — зная ответ заранее, все равно уточняет Чимин, не сумев скрыть довольной улыбки во весь рот. — Не понимаю, на что ты намекаешь. Сокджин поднимает свой зад со стола, когда другие актеры начинают подтягиваться обратно с перерыва. — У тебя есть его номер. Пригласи сам. — У меня есть его номер только потому, что однажды пришлось вытаскивать твою пьяную задницу из бара, — с укором напоминает старший, — так что ты мне должен. Чимин нервно оглядывает пришедших коллег, чтобы убедиться, что никто их не слушает. — Я не пойду, — отвечает он наконец по делу, вспоминая ненароком ранний вопрос Намджуна о дурацкой церемонии. И что всем так не терпится поглазеть на то, как парню в костюме вручал гигантский медный ключ, о котором тот после субботы больше никогда и не вспомнит? — Почему? — Там будет Чонгук, — юноша делает вид, что сильно увлечен нумерацией столбиков в своем журнале, пока Сокджин стоит, зависнув прямо над его скорбившейся фигурой. Старшему, конечно, не известно о главном секрете бывшего парня Чимина, но зато ему известно, что Чонгук работает в газете фоторепортером. Так что технически он не соврал. — Ты все еще от него бегаешь? Я думал, вы расстались друзьями. — С ним не так просто дружить, — уклончиво поясняет Чимин, — и я не уверен, что еще готов к этой дружбе. Сигнал к продолжению репетиции отрывает Сокджина от младшего, напоминая о его собственных рабочих обязанностях. — Позвони Хосоку, — перед уходом Сокджина, мягко говорит Чимин, — или я позвоню, если хочешь. Он не получает ответа, а лишь трогательно смущенное выражение лица Сокджина, выскользнувшего из гримерки и едва не сбившего на своем пути бедного стажера по световым эффектам.***
Пока весь город замер в предвкушении субботы, Чимин с тяжелым сердцем всю неделю ожидал наступления пятницы. Родители Чонгука погибли в эту дату много лет назад и каждый год Чимин был с ним рядом. В этот раз ему неизвестно, нужна ли Чонгуку его компания, когда он отправится на городское кладбище? Будет ли уместно предложить свою поддержку после их расставания? Ответы на его вопросы не заставляют себя долго ждать, пробуждая в утро пятницы звонком в дверь. Даже будильник Чимина еще не успел засигналить, а гости уже зачем-то оказались на пороге. — Чонгук? — мямлит крайне сонный Чимин, застыв перед знакомым в шелковой бирюзовой пижаме босиком. Не наблюдая за окном восхода солнца, Чимин предполагает, что еще даже нет семи утра, а между тем Чонгук перед ним выглядит вполне бодро, пусть и довольно угрюмо. Чимин приглашает его внутрь без лишних вопросов, уже радуясь тому, что юноша не стал забираться к нему в квартиру через окно. Наверно его всерьез испугала чиминова угроза в очередной раз поменять замки. — Ты, наверное, не помнишь, но сегодня… — Конечно я помню, — обижается Чимин, подготавливая в стеклянном кофейнике напиток, без которого не начинается ни одно его утро, — я хотел тебе написать, но не знал, захочешь ли ты, чтобы я был рядом. Чонгук останавливается у мойки, не решаясь занять одно из сидячих мест в кухне. Он кажется растерянным больше, чем обычно. Как будто бы ему хочется сказать что-то очень важное, но здравый смысл заведомо кричит ему о том, что это будет ошибкой. — Почему я могу, по-твоему, не хотеть, чтобы ты был рядом? — спрашивает, пожевывая свою нижнюю губу от волнения, — особенно в этот день. Пока варится его кофе, Чимин достает один стакан и наливает почти что до краев молоко, протягивая его гостю. Ему лучше других известно, как Чонгук терпеть не может кофе и едва выносит кофейные напитки, но вот с молоком тому чаще всего было легче начинать свой день. Сегодня ему особенно нужно задать правильный тон. — Ты знаешь, почему. Уже после первых трех глотков у Чонгука под носом появляется белая полоска. Чимин заставляет себя отвернуться в сторону, чтобы как-нибудь стерпеть желание протянуть ладонь и коснуться его верхней губы своими пальцами. — Я думал, мы договорились, что между нами ничего не изменится, — вспоминает Чонгук с явной грустью, — тебе… не комфортно со мной? — Нет, — слишком быстро отвечает Чимин, прозвучав от этого не так убедительно, как ему бы хотелось, — я хочу быть сегодня с тобой рядом. Чонгук кривится от присутствия в теплом признании обозначения «сегодня». Раньше его не приходилось добавлять. — Правда нам не помешало бы поторопиться, — добавляет Чимин, которому куда проще наблюдать за тем, как варится его кофе нежели глядеть на собеседника и замечать все эти крошечные детали на его лице, — у одного из нас рабочий день по административному графику. Это должно было прозвучать, как шутка, но почему-то снова превратилось в очередной укор в адрес Чонгука. — Мы можем добраться до кладбища за пять минут, если ты не против немного растрепать прическу. — Ну уж нет, — категорично заявляет Чимин, боясь даже представить, что в полете с Человеком-Пауком ему придется буквально на нем висеть, прижимаясь всем телом, — поедим на моей машине. Дай мне только десять минут собраться. Чимин собирается за двадцать пять минут. Не так быстро, как обещал, но все еще быстрее, чем обычно. Они приезжают на место без цветов, но стоит Чимину пройти путь от своего припаркованного автомобиля до двух ухоженных могильных плит, Чонгук присоединяется к нему уже с четырьмя красными розами. — Ты же не украл их с чьей-нибудь могилы? — шепотом уточняет Чимин, пока Чонгук склоняется над огражденным участком, бережно укладывая по две розы на каждую из мраморных плит. — Я их купил еще вчера, — объясняет парень, — они были в моей сумке. После этого они замолкают оба на несколько минут, думая каждый о своем. Чимин краем глаза поглядывает на профиль Чонгука, опуская взгляд гораздо ниже, на его свободную ладонь, застывшую у бедра. Жажда разделить с ним эту горечь, забрать себе хотя бы ее каплю, одолевает Чимина гораздо острее, чем он мог себе представить. Отказавшись думать о последствиях и чувствах, которые всегда будут слишком горячими и сильными по отношению к этому человеку, он двигает собственной ладонью, сталкиваясь пальцами сначала только с мизинцем Чонгука. Ему не удается проявить инициативу целиком, потому что младший перехватывает его теплые пальцы своими и сцепляет крепко-крепко в замок. Они все еще молчат, но почему-то дышать уже прямо сейчас становится чуточку легче обоим. — Спасибо тебе, — еле слышно проговаривает Чонгук, не сводя тяжелого взгляда с выгравированных на плите дат, — за то, что ты здесь. Чимин сжимает его ладонь крепче прежнего, признаваясь так же тихо без какого-либо лукавства: — Я бы не хотел находиться сейчас где-нибудь еще. Им приходится уйти раньше обычного, потому что Чимину необходимо успеть на репетицию в театре. Возвращаясь к машине, он не уверен, нужно ли Чонгуку предлагать подвезти его, когда тот безо всяких городских пробок может добраться куда ему угодно за считанные минуты. В итоге из-за этой нерешительности на вопрос приходится отвечать ему самому. — Ты придешь завтра на церемонию в парке? — Чонгук прячет обе руки в карманах толстовки в то время, как Чимин все еще слабо ощущает отпечатки его пальцев на своей коже. Ему почти что тоскливо от потери телесного контакта, но он пока и не настолько отчаялся, чтобы просить подержать его за руку немного дольше. — Мне будут вручать ключ от города, — смущенно добавляет Чонгук. — Да, я слышал, — Чимин открывает водительскую дверцу красного фольксвагена, чувствуя себя неким злодеем оттого, что приходится говорить об этом именно сегодня, — но ты знаешь, я совсем не люблю подобные мероприятия. У тебя ведь все равно будет огромная команда поддержки. Весь город вторую неделю стоит на ушах. Он криво улыбается и надеется, что хотя бы малость правдоподобно. Чонгук же снова жует свою губу, даже не пытаясь скрыть разочарование. — Чонгук… — Чимин понятия не имеет, что собирается сказать, чтобы сделать эту ситуации менее удручающей, но в конце концов ему и не приходится. — Ты прав, — сухо и сдержанно, — всего города должно быть достаточно. Чимин никогда не думал, что именно с Чонгуком ему когда-нибудь придется прятать свои настоящие чувства, неуклюже обманывать и притворяться. Видимо их расставание оказалось для обоих куда более травмирующим, чем они себе представляли. Уезжая с территории кладбища в полнейшем одиночестве, Чимин не может не игнорировать глухую пустоту не только в салоне автомобиля, но еще и внутри самого себя. От поганого ощущения недосказанности горчит на языке. Чимин понимает, что по итогу этой недолгой поездки чувствует себя едва ли более живым, чем покойники в могилах, которые они навещали.***
— Может и к лучшему, что тебя здесь нет, — Хосока не просто расслышать из-за окружающего его шума в центральном парке, но Чимин старается, — мэр города со своей свитой уже на месте. Я никогда в жизни не видел столько репортеров в одной точке. Все ждут Человека-Паука. Сам Чимин эту солнечную и свободную от планов субботу проводит, блуждая по блошиному рынку на юге Мидтауна. Как и ожидалось, на улицах не так много прохожих, как обычно бывает в выходные дни. Все отправились глазеть на церемонию вручения ключа от города главной звезде газетных вырезок и новостных каналов. — Ты слушаешь меня? — уточняет Хосок, отвлекая юношу от разглядывания ручных безделушек из лунного камня на витрине у пожилой скучающей дамочки. — Я так понимаю, что ты все еще надеешься выиграть джекпот и взять у Человека-Паука интервью? — интересуется, чтобы продолжить разговор и одновременно с этим указывает пальцем продавщице на приглянувшийся ему браслет, одними губами спрашивая о цене. — Хоть ты в меня совсем и не веришь, но если бы мне удалось хотя бы словечко выдавить из этого неуловимого паучка, то моя карьера бы за секунду взлетела до небес, — с досадой делится приятель, — мне бы больше не пришлось терпеть босса-тирана и притворяться, что я не замечаю, как от него за милю до тошноты несет джином каждую регулярку. Чимин кривится только представляя себя приблизительный образ начальника Хосока, рассчитываясь мелочью за милый браслет. Он складывает мешочек с ним в карман джинсовой куртки и перекладывает мобильный телефон в другую руку. — Ты мог уволиться еще полгода назад, когда тебе предложили место на NBC. — Если бы я согласился, то подписался бы на пожизненные трансляции баскетбольных матчей. Ты знаешь, что я ненавижу баскетбол. О-о боже! — Что? — Чимин резко останавливается на месте, испугавшись за лучшего друга, — что случилось? — Он здесь! — кричит Хосок, перекрикивая оглушающие возгласы сотен жителей Нью-Йорка, — Человек-Паук здесь! Чимину лишь самую малость любопытно посмотреть на то, как его бывший возлюбленный в своем драгоценном латексном костюме ловко маневрирует между небоскребами и приземляется на подготовленную специально для его появления сцену посреди Сентрал-парка. Чонгуку всегда удавались эффектные появления. — Я отключаюсь, — предупреждает перевозбужденный Хосок, — пожелай мне удачи! Он сбрасывает звонок, оставляя Чимина наедине со своими надоедливыми мыслями. Его обгоняет прогуливающаяся за руки парочка молодых ребят, о чем-то весело переговаривающаяся между собой. Юноша задерживает взгляд на их сцепленные ладони, а через секунду обращается снова к телефону и пролистывает ленту свежих новостей, пестрящую дифирамбами в адрес его главной головной болячки. Стоило только Человеку-Пауку показаться на глаза обычному народу, как те уже заполонили интернет-ресурсы любительскими фотографиями и громкими признаниями в любви. Чимин задерживается на наиболее четком изображении, где супергерой в красно-синем костюме стоит на сцене и пожимает руку мэру, склонив голову в уважительной манере. Было заявлено, что мероприятие продлится тридцать минут, но Чимин прекрасно знает, что Чонгук не сможет задержаться на одном месте даже на столь короткий срок. Его заднее место неустанно ищет приключений, а этот город — их изобилие. Чимина толкают в спину пробегающие мимо трое подростков. Последний мельком оборачивается и кидает «простите», ускоряясь сразу же после этого. Сбитый с ног и поваленный на асфальт юноша устало вздыхает. Он ничего не потерял и не разбил. Благо телефон был крепко сжат в пальцах. Поднимаясь, он слышит отборную ругань от мужика сорока лет с выпирающим животом и в зеленой панаме, который скорее всего оказался ограблен этой же самой детворой. У Чимина нет желания участвовать в чужих разборках, так что он отряхивается и собирается выбраться коротким путем с рынка, но стоит ему сделать всего пару шагов, как его окликает незнакомый голос. — Он выпал из вашего кармана. В широкой ладони слегка поблескивает на солнце светло-голубой лунный камень, повязанный на обычной непримечательной фенечке. Должно быть браслет оказался на земле при падении. Незнакомец оказывается весьма привлекательным парнем с виду до тридцати лет. Не особенно разбираясь в популярных медийных личностях, Чимин может даже предположить, что тот является каким-нибудь актером, ведь его лицо кажется вполне подходящим для журнальных обложек. Верхние веки слегка различаются, отчего его левый глаз выглядит меньше правого, но эта особенность ничуть не портит человека-картинку. Медово-карие глаза прикрыты очаровательными кудряшками, а на широкой переносице носа блестит серебряная душка очков. Под прямоугольными стеклами привлекают внимание густые, словно нарисованные, ресницы. — Спасибо, — Чимин забирает вещицу и смущенно улыбается. — Красивый. Он явно комментирует браслет, то Чимин ничего не может поделать с тем, что продолжает неистово краснеть от этих слов. — Вы не ушиблись? — неожиданно спрашивает, наклоняясь ближе, — я видел, как те дети вас толкнули. Они бежали довольно быстро. — Я в порядке, — уверяет Чимин, — кроме моей гордости, больше ничего не пострадало. Он пытается пошутить, выдавливая из себя неловкий смешок. Обычно ему удается куда более ловко справляться с такими разговорами и производить приятное первое впечатление, но сегодня похоже не его день. И все же незнакомец одаривает его чарующей улыбкой, а затем даже представляется: — Ким Тэхен. Я могу догнать тех ребят и заставить их поплатиться за вашу гордость, — шутит в ответ. Чимин называет свое имя, вконец очарованный случайным знакомством, но добавляет на всякий случай: — Я верю в карму, так что оставим их в покое. Неожиданно милый и остроумный Ким Тэхен приглашает Чимина выпить с ним кофе, не выезжая из Мидтауна. Солнечная погода и отсутствие трафика на дорогах в связи с шумихой в центре города благоволят тому, чтобы тот принял предложение безо всяких сомнений. Через двенадцать минут они устраиваются на веранде перед крыльцом итальянского ресторана, знакомясь друг с другом поближе. Тэхен рассказывает о том, что работает фотографом в мужском журнале L’Officiel Hommes, переехав из Китая меньше месяца назад. До того он успел уже пожить и в Германии, и в Японии, и в Корее, только лишь приветствуя возможность через путешествия наблюдать мир и открывать для себя море впечатлений в каждом новом месте. Его речь поражает грамотностью и фантазией, отчего Чимин забывает обо всех своих тараканах и полностью отдается увлекательному монологу. В кои-то веки он даже умудряется на время забыть о главном герое в своей голове, что прямо сейчас, наверное, позирует перед вспышками фотокамер с золотым ключом от города. Когда подходит очередь Чимина рассказывать о себе, тот обнаруживает факт того, насколько скудным и коротким оказывается этот рассказ. Он не может похвастаться воспоминаниями о ярких путешествиях в другие страны или даже города. Его работа максимально заурядна и неинтересна. В кругу его близких знакомых редко происходят какие-то значимые и увлекательные события. Самым захватывающим человеком в его жизни является тот, о ком он не может никому рассказывать, и именно с этим человеком связаны самые удивительные вещи. Горькая правда заключается в том, что без Чонгука биография Чимина выглядит ужасно серо и плоско — это открытие приводит юношу в смятение. — Сегодня все кому не лень говорят про церемонию в центральном парке, — заводит всеми любимую шарманку Тэхен, когда заканчивается обмен фактами о себе, — так почему же ты оказался на блошином рынке? Быстрый переход на неформальную речь положительно сказывается на настроении беседы. Наблюдая за поникшим выражением лица собеседника, фотограф уточняет: — Не фанат Человека-Паука? — Нет, я… — Чимин дает себе время, чтобы подобрать правильные слова, — я уважаю его за то, что он делает, но оставляю возможность демонстрировать ему по пальцам сердечки и плакать оттого, какой он потрясающий младшему поколению. Тэхен понимающе кивает, поправляя очки. — В Шанхае его можно встретить на каждом втором билборде. Я снимал квартиру, окно в кухне которой выходило прямо на один такой. Приходилось каждое утро смотреть на него, пока я доедал завтрак. Чимин не в силах скрыть усмешку. — Это объясняет, почему ты прятался сегодня на том же самом рынке. Они переключаются на другие темы, не касающиеся местных супергероев, но в середине очередной захватывающей истории Тэхена про его опыт посещения летнего императорского дворца в Пекине, обоих отвлекает входящее сообщение на мобильный Чимина. Он ожидает, что это текст либо от Сокджина либо от Хосока, поэтому не скрывает своего удивления, обнаруживая имя контакта Чонгука. «Можем встретиться?» — всего два слова, а Чимину будто на голову опрокидывают ведро ледяной воды. Он вжимает большой палец в экран телефона, напрочь забыв о существовании Тэхена, что сидит напротив и молча ждет возможности продолжить общение. Разве церемония вручения ключа от города уже закончилась? Неужели Чонгук сбежал с нее до ее завершения? Что могло на ней произойти, что он вдруг просит о встрече? Чимин закусывает нижнюю губу от неспособности ответить на все эти вопросы самостоятельно и собирается спросить, что случилось, но не успев напечатать даже парочку символов, в обновлениях новостного канала мелькает новое оповещение и шокирующий заголовок: «Человек-Паук заявил об отставке!». У Чимина спирает дыхание, а мобильник в ладони начинает подскакивать от тряски. Следом за гаджетом начинают дрожать стол и приборы, а затем даже земля под его ногами. Чимин обменивается с Тэхеном тревожными взглядами. Другие посетители также впадают в растерянность и начинают взволнованно оглядываться по сторонам. Внезапно в окно жилого дома через дорогу врезается, упав с высоты, что-то тяжелое. Звон разбитого стекла заставляет Чимина подпрыгнуть на месте от испуга, но на этом сюрпризы не заканчиваются. Через секунду на проезжую часть приземляется вырванный откуда-то кусок минвата вперемешку с бетоном, разлетаясь на части по сторонам. Тэхен кричит юноше забраться под стол немедленно, но неотзывающийся Чимин окончательно перестает ощущать реальность. Его грубо хватают за плечи и принудительно опускают на асфальт, прикрывая собой от происходящего вокруг безумия. Широко раскрыв глаза, Чимин опирается ладонями о грязную каменную поверхность и, как полный трус, пытается вспомнить, как делать вдох и выдох. Экран его телефона оказывается треснувшим от удара и перестает подавать признаки жизнь. Тэхен пытается что-то донести до Чимина, наклоняясь вплотную к его правому уху, но тот не слышит ничего, кроме криков обезумевших от страха жителей Мидтауна. Многообещающий субботний день мигом обращается в какое-то чудовищное начало настоящего апокалипсиса и вездесущий Чимин, спасибо его удаче, конечно же оказывается в его эпицентре. — Нужно спрятаться, — Тэхен до боли пережимает его предплечье, пытаясь силой утащить в здание ресторана, пока их не зацепило одним из каменных обломков, — идем! Чимин, спотыкаясь и низко склоняясь над землей, перебирается на дрожащих ногах внутрь просторной светлой комнаты в бежевых красках, замечая под столами десятки до жути перепуганных посетителей и среди них плачущего мальчика лет десяти, судорожно держащегося за шею матери. Тэхен прячет их обоих за барной стойкой. Вытягивает ноги вперед, усаживаясь на холодный пол, и прогоняет ладонь по побледневшему лицу. — Напоминание, за что я не люблю большие города, — проговаривает он вполголоса. Тем временем хаос и паника на улице и не думают стихать. Чимин вздрагивает от каждого нового звона разбивающихся стекол автомобилей или витрин. Неподалеку, возможно в сотне метров от места их нахождения, слышатся выстрелы, прерывающиеся женским визгом и мольбами. Судя по колоссальным размерам нанесенного ущерба, улицы атаковала целая банда. Только вот какое оружие способно одним махом снести за раз несколько этажей стеклянной башни Токио? — Эй, — большая ладонь Тэхена опускается Чимину на колено, вытаскивая из проигрывающихся в голове сценариев происходящего, — ты не пострадал? Юноша мотает головой, не в силах произнести ни одного связного слова. Звуки выстрелов становятся все громче, а волнение людей, прячущихся в маленьком ресторанчике достигает предела. Несколько мужчин старательно пытаются дозвониться до правоохранительных органов. Один из таких звучно ругается, когда у него ничего не выходит, и принимается на четвереньках ползти к белой двери с табличкой «только для персонала». Именно в этот момент кто-то стреляет в уцелевшее до этого окно заведения, разбрасывая мелкие осколки стекла вдоль столиков. Чимин отчетливо слышит тяжелые шаги, разламывающие острые куски стекла под подошвой. Пальцы Тэхена, что все это время так и не отпустили его колено, принимаются сжимать его крепче. Грубый мужской голос прорезается сквозь какофонию прочих отвлекающих шумов, командным тоном что-то объявляя на весь зал. Он говорит не на английском, так что скорее всего никто из гостей его не понимает. Два выстрела в потолок проходят сквозь деревянные панели и сдирают новую краску. Кто-то заикается от истерики и слез, шурша бумажными купюрами. Чимин поступательными движениями пытается доползти задним местом до края барной стойки, чтобы выглянуть за нее и увидеть, что происходит. Тэхен вгрызается подушечками пальцев ему в колено, пытаясь остановить. Одними губами проговаривает бесшумно: — Ты спятил? Похоже, что Чимин действительно спятил, так как не обращает внимание на предупреждение нового знакомого и все-таки выглядывает из-за укрытия. Он успевает заметить двух вооруженных грабителей в ярких пластиковых масках персонажей какого-то детского мультфильма, вынуждающих посетителей снимать с себя драгоценности и опустошать бумажники. Сбоку слышится резкий вдох Тэхена, и тут же краем глаза Чимин замечает дуло штурмовой винтовки, направленное прямо ему в голову. Третий грабитель в маске свиньи говорит ему что-то на повышенных тонах, но Чимин его не понимает. Ствол винтовки прижимается вплотную к его макушке и давит, поторапливая. Неожиданно ребенок, которого Чимин заметил до этого, звучно вскрикивает, отчего на мгновение все поворачиваются в его направлении. Один из преступников держит его за волосы на затылке, что-то яростно требуя от его матери. С улицы слышится симфония сирен отряда полицейских машин. Чимин вытаскивает в открытом шкафчике стойки один из блестящих штопоров и с размаху вонзает спиральный конец ублюдку с ружьем в голень. Тот вздрагивает всем телом и теряет равновесие. Винтовка бухается на пол прямо перед чиминовым лицом. Прежде, чем он успевает сориентироваться и придумать, что делать с огнестрельным оружием, его опережает Тэхен и с явным пониманием, как и что делать, хватает винтовку, а затем встает на ноги и направляет ее ствол то на одного грабителя на зале, то на другого. Чимин вытаскивает штопор из проломанной кости орущего от боли уголовника на случай, если придется применить его еще раз. — Отпусти ребенка, — командует Тэхен, крепко удерживая винтовку в руках. На него в ответ сыплются короткие и очень злые фразы, по которым Чимин наконец-то делает предположение, что грабители используют русский язык. Заезженные звуки сирен достигают их квартала. Злодеи в масках, судя по всему, решают оставить раненого соучастника позади, и начинают судорожно собирать драгоценности и долларовые купюры, не прекращая переговариваться между собой. Мальчик все это время остается в хватке одного из них, задыхаясь от слез. Тэхен начинает медленно подбираться ближе к парочке негодяев, чтобы попробовать спасти ребенка от участи оказаться их заложником и живым щитом от городской полиции. За считанные секунды до того, как служители правопорядка в бронежилетах врываются в ресторан, грабитель, стоящий ближе к выходу, успевает сделать последний выстрел, сбивая Тэхена с ног. Чимин с ужасом наблюдает за тем, как его тело с грохотом валится на пол, а левая ладонь хватается за огнестрельное ранение в другом плече. Чимин не глядя выбрасывает штопор в сторону и в одно мгновение оказывается рядом с фотографом, сломано повторяя снова и снова его имя. Тот теряет сознание и обмякает прямо у него на коленях. Дюжина полицейских заполняет тесный зал, выводя перепуганных гостей наружу. Кто-то оглушительно громко зовет медиков, а Чимина подхватывают под руку, поднимая на ноги будто тряпичную куклу. Он не помнит, как, спустя несколько минут, оказался уже в машине скорой помощи, рядом с уложенным на кушетку бессознательным Тэхеном. Какая-то молодая девушка, с сочувствующей улыбкой, пытается узнать у него, необходима ли ему прямо сейчас медицинская помощь. Все остальная дорога до больницы походит на расплывчатый кошмар.***
Чимин отправляет третий по счету бумажный стаканчик из-под отвратительного кофе из автомата в мусорную корзину на третьем этаже больницы Гарлем, когда его наконец-то информируют о том, что операция Тэхена прошла успешно и его жизни ничего не угрожает. Из реанимации фотографа уже перевезли в одну из общих палат, где он еще не пришел в себя после наркоза. Юноше неизвестно, есть ли у Тэхена в городе родственники или друзья, которых необходимо уведомить о его местонахождении. Кто-то обязательно должен быть с ним рядом, когда он придет в себя, и Чимин готов быть эти человеком, но все его мысли последние два с половиной часа, пока он ожидал новостей о Тэхене, безостановочно крутятся вокруг одного чересчур ответственного супергероя, о котором он ничего не слышал с того момента, как его мобильный телефон превратился в кучу бесполезной пластмассы на асфальте. Как оказалось из новостей, что только и крутят сейчас по всем каналам, во время проведения церемонии вручения ключа от города Человеку-Пауку, кто-то спровоцировал побег множества заключенных из Брайдуэлльской тюрьмы, которые одновременно напали сразу на четыре крупных района Нью-Йорка. Пострадали улицы далеко не одного Мидтауна, где во время всех действий находился сам Чимин. И Бог знает, сколько времени теперь понадобится властям, чтобы привести город в порядок и заверить жителей в том, что они снова в безопасности. Несмотря на количество срочных репортажей с места событий, Чимину так и не удалось разузнать, где находился сам Человек-Паук в разгар нападения. Чимин пытается подступиться к стойке регистрации медсестры, чтобы попросить ее рабочий телефон на пару минут и набрать зазубренный наизусть номер Чонгука, но та, отмахиваясь ядовито-зелеными наращенными ногтями, отшивает его, без конца принимая один вызов за другим. Больницы переполнены, ведь таких же пострадавших, как Тэхен, по всему острову оказалось чересчур много. Ненаходящий себе места Чимин возвращается в палату фотографа, куда его ранее пустили дежурные медсестры весьма неохотно, ведь он не является тому родственником. Видимо, в силу обстоятельств, они позволили себе закрыть глаза на некоторые правила. Тэхен не приходит в сознание еще девяносто с лишним минут. Все это время Чимин нервно сгрызает ногти на руках и выпивает еще два стаканчика с кофе. К тому моменту, когда Тэхен открывает глаза, сердце Чимина бьется уже где-то в самых его ушах, а перед глазами пляшут жирные круги. — Осторожнее, — предупреждает он, привставая с неудобной табуретки, от которой ожидаемо заболевает копчик, — тебе наложили швы, так что не стоит резко двигаться. Он придерживает Тэхена за целехонькое плечо и отпускает только, когда тот вновь укладывается на подушку. — Сколько времени прошло? — сонно интересуется фотограф, с заминкой принимая от Чимина стакан с водой. — Четыре часа, плюс-минус. Хирург, который проводил операцию, сказал, что пуля прошла навылет и задела плечевое сплетение, но не кость. Скорая оказала необходимую первую помощь по дороге в больницу, так что серьезных последствий удалось избежать. — Значит, я не потеряю руку? — хмыкает Тэхен, тут же кривясь от вспышки боли, — отлично, ведь иначе мне бы пришлось бросить любимую работу. — Как ты вообще додумался до того, чтобы угрожать парочке вооруженных преступников? — Спрашивает тот, кто напал на другого отморозка со штопором, — справедливо замечает Тэхен. Чимину нечего на это ответить. Он смущенно опускает взгляд на колени, рассматривая огрызки вместо своих ногтей. — Ты поступил храбро, — добавляет тот спустя несколько секунд, — чертовски глупо, но храбро. Юноша мысленно обвиняет никого иного, как Чонгука, за идеи совершать тупые геройские поступки, но Тэхену, конечно же, он об этом не рассказывает. Фотограф внимательно рассматривает чиминово лицо, выдавая погодя неуместное замечание: — Выглядишь неважно. Почему ты до сих пор здесь? Неужели, после произошедшего, ты не нашел более важного занятия кроме того, чтобы дожидаться моего пробуждения на больничной койке? Тэхен не намеревается задеть, а лишь проявляет искреннее удивление и непонимание такой самоотверженности едва знакомого ему юноши. — Я не знал, кому можно позвонить и есть ли у тебя в Нью-Йорке кто-то, кто мог бы приехать в больницу, — неловко говорит Чимин, напрасно оправдываясь, — я не хотел, чтобы ты проснулся в одиночестве. Тэхена буквально отшибает этим признанием. Он округляет глаза и задерживает дыхание, не сводя ошарашенного взгляда с собеседника. Через секунду сухие губы растягиваются в обезоруживающую привлекательную улыбку. — Ты… Его речь перебивает дробь проезжающих по напольному покрытию колесиков каталки, на которой завозят еще одного пациента. Чимин не дает Тэхену другого шанса закончить начатое предложение и объявляет: — Я должен отъехать на несколько часов. Мой телефон разбился и я не смог до сих пор связаться со своими близкими. Мне нужно убедиться, что с ними все хорошо. Ему отчего-то стыдно бросать Тэхена в больнице, пусть даже, если задуматься, он и не обязан был все это время ожидать его пробуждения. Но то, что произошло сегодня днем в Мидтауне явно образовало между ними некую связь, которую Чимин не мог пока объяснить. — Я вернусь утром проведать тебя, — обещает, слегка похлопывая Тэхена по ладони, — тебе что-нибудь привезти? Перекусить или… — Не нужно, — с улыбкой перебивает тот, — скорее всего меня уже к завтрашнему вечеру выпроводят на выход, так что я не успею соскучиться по жизни на свободе. Чимин с пониманием кивает и неловко машет тому рукой прежде, чем удалиться из палаты. Он не собирается возвращаться домой, а диктует первому таксисту, которого удалось остановить перед больницей, вызубренный наизусть много лет назад адрес Чонгука. До скромного пятиэтажного дома из красного кирпича в Бронксе ехать чуть меньше тридцати минут и весь путь Чимин не может усидеть на месте, нервно оглядывая на спидометр перед водителем, стесняясь попросить того рискнуть правами и наплевать на дорожные знаки. Прибыв в назначенный жилой переулок, он скорее передает вежливому и молчаливому индийцу слишком крупную купюру для прошедшей поездки и, не дожидаясь сдачи, выпрыгивает из салона и бегом скачет вверх по лестнице единственного в доме подъезда. В нужной квартире ему никто не отвечает, а в окнах третьего этажа отсутствует свет, но Чимин на всякий случай звонит четыре раза подряд, надеясь на некое чудо. В конце концов сдается и, едва не плача, садится на верхние ступеньки, пытаясь вытрясти из головы очень скверные домыслы. Чонгук бывает безрассудным, когда его захлестывает жажда продемонстрировать врагам все свои крутые уловки и новые примочки, изготовленные в лаборатории университета, из которого он когда-то так и не сумел выпуститься. Удивительно, как парень с поистине золотыми мозгами вылетел на предпоследнем курсе по причине низкой посещаемости предметов. Если бы с ним не приключилась та дикая история с укусом радиоактивного паука и он не решил, по наивности и чрезмерной самонадеянности, стать национальным героем, то смог бы без труда окончить Колумбийский университет с отличием и стать самым выдающимся и молодым доктором наук в исследованиях молекулярной и клеточной биологии, как предсказывали его дражайшие профессора. Познакомившись с Чонгуком в средней школе, Чимин в свои шестнадцать лет ни за что бы не подумал, что в один день влюбится по уши и безвозвратно в довольно скромного и тихого паренька с задней парты, что повсюду перемещался на стареньком скейтборде и предпочитал снова и снова перечитывать «Двойную спираль» Джеймса Уотсона нежели проводить свободное время с ровесниками. Чимину нравилось соревноваться с ним по успеваемости, пусть и зачастую ему приходилось уступать первое место, но им редко удавалось перекинуться даже парой фраз. Чонгук любил тишину, уединение и лабораторные по биологии. Чимин любил театральный кружок, обеденные встречи с друзьями на территории школьного двора и Марка — на тот момент своего парня, по избитому клише являющегося игроком местной футбольной команды. Их пути, по закону жанра, должны были после выпуска разойтись в противоположных направлениях, но судьба решила иначе. Чимин не знает, сколько времени проходит, пока он сидит на все тех же каменных ступеньках, встречая прохладный вечер шмыгая носом. Он провожает закат, окончательно замерзает и раздражает лицо, без конца стирая с него непрошеные слезы. Все его нутро твердит ему, что с Чонгуком все в порядке, ведь он чертов супергерой со сверхъестественными способностями, и причинить ему серьезный вред — весьма непростая задача, но сердце все равно ноет от беспокойства, не позволяя его нервной системе сделать передышку. Отсидев заднее место и, возможно, заработав в копилку цистит, Чимин отправляется домой пешком. Прохожих на улицах меньше обычного из-за пережитого жителями Нью-Йорка этим днем. Скорее всего подобное опустение продлится как минимум неделю, пока люди не вернут себе необходимое ощущение безопасности. Было бы куда хуже, не будь в их городе великолепного Человека-Паука, готового отдать собственную жизнь ради любого из них. Чимин по злому ухмыляется от этой мысли, пиная под ногами выброшенный на тротуар пластиковый контейнер. Ловит на себе встревоженные взгляды прохожих и тут же замечает собственное отражение в витрине мексиканской закусочной. Тэхен был слишком обходителен, когда заметил, что тот выглядит неважно. На самом деле Чимин выглядит намного хуже, чем неважно: помятая и испачканная в штукатурке одежда, порванный рукав свитера и следы грязи на лице. Кроме этого, от юноши уже несколько часов пахнет потом и медикаментами. От шести стаканчиков с кофе зрачки расширены, а веки распухли и покраснели от слез. Он ускоряет шаг, не желая, вдобавок ко всем сегодняшним злоключениям, еще больше распугать людей вокруг. Надеясь не столкнуться по дороге домой с Намджуном, у которого однозначно появится уйма вопросов о внешнем виде соседа, Чимин заскакивает в лифт и скрещивает пальцы, чтобы тот без остановок довез его до восьмого этажа. Ему повезло, что в ситуации угрозы быть пристреленным из штурмовой винтовки на полу далеко не самого лучшего ресторана в Мидтауне, Чимину удалось сохранить при себе бумажник и ключи от квартиры. Он не справляется с замком с первого раза, а когда наконец попадает внутрь, то первым делом шарахается назад от высокой человеческой тени, стремящейся прямо на него из гостиной. Он даже не успевает закричать, когда чье-то мощное туловище едва не сносит его с порога, заключая обеими руками в объятие, похоже на попытку выдавить из тюбика пасты ее жалкие остатки. Первые секунды Чимин пытается не задохнуться от натиска, но очень быстро улавливает до боли знакомый мятный запах геля после бритья и едкие ароматы огня и пыли, впитавшиеся крайне плотно в гладкий спандекс. Его руки на автомате окольцовывают узкую мужскую талию, а перед глазами моментально образовывается влажная пелена. Юноша тычется носом в тяжело вздымающуюся грудь, перестав сдерживать накопившуюся внутри истерику. — Где ты был? — задыхаясь, спрашивает Чонгук, не собираясь в ближайшее время ослаблять хватку вокруг бывшего возлюбленного, — я был у тебя на работе, облетел всех твоих друзей и коллег, побывал… я даже побывал в нескольких больницах, пытаясь тебя отыскать. Я звонил сотню раз. Я думал… я боялся… Хриплый голос окончательно срывается, а остатки речи съедаются, когда Чонгук зарывается лицом в чиминовы волосы, уверяя себя, что тот взаправду здесь, рядом с ним и полностью невредим. Горящее от эмоций лицо Чимина подскакивает над грудной клеткой Чонгука, в которой его сердце заходится от буйного ритма. До этого дня ему не доводилось наблюдать знаменитого городского супергероя в столь бесконтрольном эмоциональном терроре. Похоже, что не один Чимин несколько часов без продыху представлял худшее в отношении самого важного человека в его жизни. Оттого его пальцы лишь острее впиваются тому в пояс, желая разорвать изгрызенными ногтями дурацкий костюм и достать до кожи. Почувствовать ее тепло и ощутить под ладонями движение мускул. Быть в это сокровенное мгновение не с Человеком-Пауком, а с Чон Чонгуком. За его спиной громко лязгают железные двери лифта, закрываясь, и Чимин вспоминает, что они все еще стоят на пороге, где любой сосед запросто может заметить Чонгука в знакомом всем и каждому костюме. Он с усилием заставляет себя оторваться от груди бывшего парня и тихонько проговаривает: — Нам лучше зайти внутрь. Чонгук не отпускает его запястье, когда послушно утягивает за собой вглубь темной квартиры. Неизвестно, сколько он здесь находился в одиночестве, но при этом не потрудился включить ни один светильник. Чимин мельком скользит пальцами свободной руки по одному из переключателей, чтобы разглядеть в полной мере собеседника. — Я был у тебя дома, — рассказывает прежде, чем Чонгук набросится на него с новой волной расспросов, — поехал туда сразу же, когда Тэхен очнулся. Мой телефон разбился и я не мог тебе позвонить. — Тэхен? — хмурится Чонгук, сжимая заледеневшие пальцы юноши крепче, — кто это? И что значит «когда он очнулся»? Понимая, что это точно разговор не двух минут, Чимин переводит дыхание, а затем мягко толкает юношу на диван, подсаживаясь вплотную ему под бок, соприкасаясь бедрами. Рассказывает ему практически покадрово сценарий того, как прошел его день, начиная со столкновения с Тэхеном на рынке. Чем ближе его пересказ подходит к попаданию в больницу, тем ниже опускаются чонгуковы брови, а морщинки в уголках его век удваиваются. Когда Чимин завершает свой монолог, тот вдруг подносит ладонь к его лицу и стряхивает каштановую челку со лба, осматривая каждый миллиметр молочной кожи. — Как ты себя чувствуешь? — спрашивает настолько ласково и осторожно, что у Чимина нытливо заболевает в центре грудной клетки. — Я в порядке, — заверяет, накрывая грубоватую кожу его ладони своими пальцами, — мне не причинили вреда. — Тебе угрожали оружием. После такого ни один здоровый человек не будет в порядке. Чонгук совершенно недоволен его ответом, но увеличивать дистанцию между ними не собирается. Напротив, он придвигается еще ближе и опускает лицо, сталкиваясь с Чимином лбами. Прикрывает веки и шепчет: — Я думал, что потеряю рассудок. Не зная, где ты и что с тобой… я еще никогда не чувствовал себя таким беспомощным. Зачем мне такая сила, если я все равно не могу защитить то, что мне дороже всего на свете? Когда он вновь открывает глаза, то встречается со стеклянным взглядом Чимина, по щекам которого безвозвратно скатываются блестящие дорожки слез. Этот момент мог бы запросто перещеголять по романтичности самую слезливую сцену из любого фильма по произведениям Николаса Спаркса, если бы Чимин, кроме слез, не давился также от соплей, подхваченных после продолжительного сидения на голой земле. Юноша стыдливо отворачивается в сторону и вынуждено отпускает ладонь Чонгука, чтобы стереть рукавом потрепанного свитера влагу под носом. Затем опускает обе руки на колени и интересуется: — То, что говорили в новостях — правда? Ты действительно объявил на церемонии об отставке? Чонгук вздрагивает, после заданного вопроса возвращаясь из сладких грез в реальность. Запускает пятерню в приподнятые после снятия маски темные волосы и пытается подобрать правильные слова. — С самого первого дня, когда я обнаружил в себе эти способности, я каждый день думал лишь о том, как круто они изменили мою жизнь и сколько возможностей предоставили. В подростковые годы мне совсем не давались легкие знакомства и признание окружающих. Но я обнаружил, что Человеку-Пауку ничего не стоит нравиться людям, быть для них предметом для подражания и настоящим кумиром. Мне нравилось быть им, — лицо Чонгука искажает далеко не веселая улыбка, — мне нравилось быть забавным, обаятельным и крутым парнем в маске. И в один момент, после тысячи твоих предупреждений, я вдруг осознал, что мне нравится быть Человеком-Пауком даже больше, чем быть Чон Чонгуком. Чимину безумно хочется снова дотянуться до Чонгука и взять его хотя бы за руку, но он боится лишний раз пошевелиться и спугнуть долгожданное мгновение искренности, так что продолжает молча слушать. — Но один человек никогда не любил Человек-Паука, — хмыкает Чонгук, рассматривая рисунки паутины на вызывающем сейчас тошноту костюме, — и я поздно понял, что этот человек мне важнее всего, чего достиг крутой парень в маске. — Неужели ты серьезно веришь в том, что я не люблю Человека-Паука? — спешит уточнить расстроенный Чимин, — как… как я могу его не любить, если он — это часть того, кто ты есть, Чонгук? Пусть эта часть и бесит меня больше всего своей тщеславностью и глупым бесстрашием, но она так же важна для меня, как и все твои остальные черты. Я никогда не хотел внушить тебе эти мысли. Все мои претензии к деятельности твоей супергеройской сущности были для напоминания о том, что иногда я до смерти скучаю по тому Чонгуку, в которого до сумасшествия влюбился в старшей школе. Его практически не было со мной в последние месяцы наших отношений. А великолепному Человеку-Пауку, мелькающему с утра до ночи по телевизору, приходилось заботится не только обо мне, но и о миллионах других жителей Нью-Йорка. — Да, — Чонгук стыдливо опускает голову, уперев локти в колени, — ты продержался с этим кретином в отношениях удивительно долго. Я бы не смог делить тебя с миллионами других людей даже один день. Эта фраза вызывает в Чимине какой-то нервный смешок, а внизу живота пробуждаются отдыхающие до сих пор старые-добрые бабочки. — Ты смог бы… — Чонгук запинается, заметно нервничая, — дать мне еще один шанс? С условием, что я исполню обещание, что дал сегодня на церемонии? — Я не хочу, чтобы ты отказывался от жизни, которая приносит тебе удовлетворение и радость ради этого шанса, — категорически заявляет Чимин, — ни один из нас в таком случае не будет счастлив в этих отношениях. — Я не стану отказываться. Чонгук поднимает большие круглые глаза на собеседника, выглядя внезапно гораздо моложе своих лет, будто бы им снова по шестнадцать и они впервые прощупывают эти волнительные трепетные чувства. — Не стану забывать, что сделал для меня Человек Паук и насколько я ему благодарен за прошедшие годы, но даже супергероям нужно отдыхать. Я это делаю не ради тебя и не ради того, чтобы ты ко мне вернулся. Мне хочется сделать несколько шагов назад, вспомнить, что Чонгук тоже на многое способен. Мне хочется снова заняться наукой и принять давнее предложение доктора Коннорса стать его ассистентом. Мне хочется видеться с друзьями, проводить с ними вечера вместо патрулирования улиц. И я чертовски хочу возвращаться к тебе после долгого дня, готовить вместе ужин, обсуждать какие-нибудь заурядные новости и ложиться спать в одну постель. И только лишь иногда, если я почувствую необходимость, выбираться на улицу по старинке через окно, добираться по крышам до центра и карабкаться по Эмпайр-стейт-билдинг до самой ее верхушки, чтобы не забывать, что я всегда буду оставаться, несмотря ни на что, Человеком-Пауком. Твой ответ, каким бы он ни был, этого не изменит. Чимин улыбается, по-человечески радуясь за то, с какой легкостью Чонгук поведал ему о своих заветных желаниях. Много лет Чонгук был туго связан назначенными самим собой обязательствами за сотни тысяч жизней незнакомых ему людей, и этот акт то ли героизма, то ли самопожертвования основательно связывал его по рукам и ногам. Какое же удовольствие теперь наблюдать его хотя бы частичное освобождение от этого бремени, тем более, что Чонгук уже сделал более, чем достаточно. — Ты знаешь, что я тебя люблю, — признание дается Чимину легче, чем вдох кислорода, — все эти годы, каждый день и каждую минуту. Для меня невозможно чувствовать к тебе что-то меньшее, и я хочу все то же самое, что ты перечислил, за исключением вскарабкиваний на Эмпайр-стейт-билдинг, потому что, очевидно, это меня убьет. И еще я не уверен насчет совместной готовки ужина, ведь ты отвратительно готовишь. Чонгук впервые за вечер смеется, устало потирая вспотевший от волнений лоб. Не сводя с Чимина загоревшегося от благодарности взгляда и поражая того очаровательным видом передних, почти что заячьих, зубов, он выдает в ответ, не желая откладывать: — Веришь или нет, но я стал намного лучше готовить. — Видимо поэтому ты так похудел, — Чимину хочется выдать замечание за шутку, но беспокойство в тоне его голоса спрятать не выходит. Он касается пальцами впалых щек и отточенной линии челюсти, с обезоруживающей заботой оглаживая все острые углы. Уделяет особое внимание знакомому шраму на левой скуле и свежей ране у проколотой мочки уха. — Нападение, произошедшее сегодня по всему городу — это ведь не случайность? — нехотя спрашивает, зная, что так или иначе им все равно придется затронуть эту тему. Чонгук, наслаждающийся еще секунду назад любовными прикосновениями, вздрагивает и запоздало качает головой. — Кто-то намеренно устроил побег заключенных из тюрьмы Брайдуэлл в момент проведения церемонии. Они использовали отвлеченность властей и правоохранительных органов, чтобы устроить взрыв целого корпуса. — Удалось всех поймать? От недавней улыбки Чонгука не остается и следа. — Всех, кроме одного. — Кого? Чимин боится услышать ответ, но еще больше пугают его же собственные догадки. — Помнишь чокнутого ученого, который снабжал местную мафию новейшим оружием и помог им разнести половину Бруклинского моста три года назад? Он также пытался создать моего злобного андроида-двойника из-за которого мы с тобой крупно… — Да-да, — Чимин взмахивает ладонью, не желая придаваться этим воспоминаниям, — такое трудно забыть. Неужели он сбежал? — Сбежал — это сильно громко сказано, — поправляет Чонгук, — старику ведь почти восемьдесят лет. Кто-то организовал массовый побег только ради того, чтобы его вытащить из тюрьмы. Пусть Мэйсон и не может самостоятельно передвигаться, но мозги у него работают так же хорошо, как и сорок лет назад. С его идеями и знаниями, как их реализовать, его свободой мог заинтересоваться любой больной на голову маньяк. Это может быть очередная преступная группировка, а может и кто-то покрупнее. — Ты снова им нужен, верно? — с грустью заключает Чимин, отводя взгляд в сторону распахнутого окна, в котором Чонгук взломал еще один новый замок. Под «ними» он само собой подразумевает полицию и мэра города с его бесполезными управленческими структурами. Какой смысл в правительстве страны, если в самые темные времена ответственность так или иначе все равно ложится на плечи одного молодого парня с чересчур добрым сердцем? — Ты знаешь, что я должен им помочь. Нападение произошло только потому, что в мою честь устроили это идиотское шоу в центральном парке. Они использовали идеальную возможность и на мне лежит часть вины. Как только я найду ответственных за эти преступления, я обещаю… — Не нужно. Я ненавижу, когда ты гарантируешь вернуться перед новым опасным делом. От этого я начинаю беспокоиться в десять раз сильнее. — Тогда что ты хочешь, чтобы я сказал? Чимин наблюдает за тем, как за окном оранжевый закат жидким золотом опускается на городские улицы, нашептывая его жителям о том, что, несмотря на все трудности, он принес за собой вечер, обещающий быть мирным и безболезненным. Юноше хватило за прошедшие часы волнений и душевных терзаний. Теперь он хочет только отдохнуть. — Скажи, что все твои супергеройские дела могут подождать до утра, — выдает он, выждав необходимую ему паузу, — останься со мной этой ночью. Чонгук шумно выдыхает, успев за эти секунды напридумывать сотни вариантов того, как Чимин пошлет его к черту. Подается вперед и обнимает юношу за плечи, не зная, как еще выразить свою благодарность за возможность отмотать для них обоих время назад. Поистине поразительно, как всего один день может навлечь столько бед и горестей, но в то же время и залечить все свежие раны в одно мгновение, наполнив душу любовью. — Я буду с тобой отныне каждую ночь, если это то, чего ты хочешь. Чимин ничего не отвечает и только глубже зарывается лицом тому в теплую шею, позволяя себе в кои-то веки не думать о завтрашнем дне. Чонгук рядом и нет ничего важнее этого.***
— Я собирался использовать это молоко для своей утренней чашки кофе, — с улыбкой сообщает только проснувшийся Чимин, ступая на кухню. Чонгук уже успел к этой минуте полностью одеться, застыв теперь перед раскрытым холодильником и капая молоком на смятый ворот. Он спешно проглатывает остатки напитка и смущенно убирает бумажный пакет на столешницу, вытирая тыльной стороной ладони губы и подбородок. — Извини, — строит щенячьи глазки и тут же добавляет, — могу слетать в ближайший продуктовый. Это займет меньше пяти минут. Чимин не спеша шагает к нему, не переставая улыбаться. Ему до чертиков не хватало этой рутины и присутствия неловкого, домашнего и до жути милого Чонгука в этой квартире. Все снова на своих местах, но страшно позволить захватить себя мысли: надолго ли? — Я заварю чай, — успокаивает и, подойдя вплотную, позволяет себе поправить торчащие после сна чонгуковы волосы у левого виска. С тех пор, как он прикасался к ним в последний раз, до расставания, они значительно отросли. — Сегодня по расписанию ты спасаешь мир или планируешь появиться на работе в редакции? — интересуется и, будто заботливая мамаша, слюнявит большой палец, чтобы протереть пятнышко на его толстовке, — Хосок говорил мне, что ты уже буквально на волоске от увольнения. Чонгук показательно фыркает и задирает голову вверх, важно замечая: — Они не уволят меня, пока я регулярно предоставляю им самые лучшие фотографии Человека Паука. Мои снимки занимают первые полосы Нью-Йорк таймс. Чимин едва сдерживается, дабы не закатить глаза, а затем легонько похлопывает чудо-фотографа по щеке, ни то хваля, ни то утешая наивное самомнение. — Я планирую сегодня встретиться со знакомым офицером из двадцать шестого участка полицейского департамента, — продолжает Чонгук о серьезных вещах, — нужно узнать, как можно больше деталей об обстоятельствах побега старика Мэйсона. Пока что мое паучье чутье подозрительно дремлет. А у тебя какие планы? — Прежде всего вернусь в больницу, навещу Тэхена. — Точно, — кивает Чонгук, без радости вспоминая о вчерашнем рассказе возлюбленного, -новый знакомый. Разве его больше некому навещать? — Ему выстрелили в плечо, — хмуро отвечает юноша, — и я не уверен, что в Нью-Йорке у него есть какие-либо родственники или друзья. Он много путешествует. — Может мне поехать с тобой? — неожиданно предлагает Чонгук. Догадываясь, что дело далеко не в чувстве сострадания и искреннем сочувствии по отношению к названному парню, Чимин окидывает лицо партнера недовольным взглядом и спрашивает: — Зачем? Считаешь, он может оказаться плохим парнем, который подстроил нашу с ним встречу ради каких-то своих дурацких злодейских планов? Тогда я напомню тебе, что когда-то ты тоже самое думал и о Сокджине, пока не познакомился с ним лично и не осознал, что он божий одуванчик. Лицо Чонгука приобретает светло-розовый оттенок от кончика носа до самой макушки. Он раздраженно поджимает губы и делает вид, что ему куда интереснее наблюдать за летающими в солнечных бликах крошками пыли нежели слушать глупые обвинения в свой адрес. — Я не считаю всех, с кем ты общаешься, злодеями, — бурчит так невнятно, что Чимин с трудом его понимает. — Тогда в чем дело? — Ни в чем, — делает шаг в сторону, пытаясь обойти юношу и ретироваться, пока не поздно, но Чимин перехватывает его ладонь, вынуждая остановиться. Он готов засмеяться от своего открытия, но при этом мужественно сдерживается, не желая никоим образом задеть Чонгука. — Я люблю тебя, — говорит ни с того ни с сего, чтобы не произносить вслух словно на букву «р», — а Тэхен — хороший парень, который оказался один в чужом городе. Я хочу убедиться, что с ним все будет в порядке. Почти уверен, что у него нет планов задерживаться в Нью-Йорке, тем более после вчерашних событий. Чонгук похоже обдумывает услышанное, ненадолго зависнув на месте. После притягивает за руку Чимина ближе и целует в губы впервые за много-много недель. — Точно не хочешь, чтобы я тебя подбросил до больницы? — уточняет, отрываясь от манящих пухлых губ лишь на секунду, — обещаю доставить с ветерком. Чимин шутливо надавливает на его плечи, не зная, как расстаться даже на пару часов после столь долгожданного воссоединения. — Спасибо, но я предпочитаю поездки на машине. Поцелуи Чонгук становятся напористее с каждой секундой и вот уже Чимин не в силах поймать возможность, чтобы сделать один вдох и не потерять сознание посреди своей же кухни. От Чонгука пахнет молоком и зубной пастой, а его язык обжигает небо и пачкает слюной уголки чиминовых губ. Приходится схватить того за густые волосы на затылке, чтобы силой потянуть голову назад и, неистово краснея, отрезвить обоих: — Сейчас не лучшее время. Чонгук и сам практически задыхается, а в черных зрачках весело пляшут забытые на месяцы дьяволята. — Ты прав, — говорит хрипло, но все равно тянется обратно к пылающему лицу возлюбленного, целуя еще раз, и еще раз, и еще. Тогда Чимин запускает обе руки тому под кофту и сначала с наслаждением проезжается ладонями по твердым мышцам живота и чудесным впадинкам брюшного пресса, жалея себя за все одинокие ночи, проведенные вдали любимого человека. Пальцами нащупывает левый сосок и щиплет в достаточной мере, чтобы Чонгук резко набрал сквозь зубы воздух и, прошипев от спорных ощущений, дернулся назад. — Запрещенный прием, — хмурится, потирая поверх кофты ноющую область на груди. У обоих блестят губы от слюны и выглядят темнее обычного. — Я предупредил, что сейчас не время. — Как я по-твоему должен реагировать, когда ты с самого утра признаешься мне в любви? — продолжает недовольствовать Чонгук. Порой Чимин забывает, что в этой потрясающей горе мышц присутствует вагон и тележка дурашливых мальчишеских качеств, от которых он несомненно тоже без ума, но с которыми иногда не просто справляться. К удивлению Чимина, его сверхъестественный и, похоже, больше не бывший парень решает вместе с ним покинуть его квартиру через главный вход. Закрывая дверь на два замка, он поворачивается к ожидающему у лифта Чонгуку, который, почесывая бок, как раз приподнимает края толстовки и бездумно светит прямо на лестничной клетке легко узнаваемым узором паутины поверх красного спандекса. Видимо у Чонгука нет намерений воспользоваться на улице общественным транспортом для того, чтобы добраться до полицейского департамента. Двери лифта раскрываются за секунду до того, как Чонгук освобождает руку, обратно прикрывая костюм под спортивной одежкой. Внутри, выпрямившись по струнке, стоит Ким Намджун в голубом кардигане поверх тщательно выглаженной официальной рубашки. Указательным пальцем он поправляет душку очков и тепло улыбается, завидев знакомого соседа. — Доброе утро, Чимин, — скромно кивает и делает полшага назад, чтобы позволить молодым людям зайти внутрь. Чимин мямлит себе под нос в ответ «доброе утро», полностью игнорируя потяжелевший взгляд Чонгука. Намджун же дружелюбно протягивает тому ладонь, представляясь. — Кажется, мы раньше не встречались. Профессор Ким заехал в этот дом спустя месяц после болезненного расставания Чимина с Чонгуком, потому не пытался сыграть в дурочка, а действительно не имел понятия, кем является немного панковатый на вид паренек с пирсингом в левой брови и принтом AC/DC на толстовке. — Это мой… — Чимин заикается и задерживает неморгающий взгляд на бледно-зеленом покрытии железной стены напротив, — мой… — Чонгук, — заканчивает его возлюбленный и все-таки пожимает вытянутую к нему широкую ладонь, — я его Чонгук. Чимин краснеет и опускает лицо в пол, что беспрерывно дрожит от движения под ногами. Слишком вежливый Намджун решает не допытываться до странных обозначений, а вместо этого резко меняет тему. — Вчера был тот еще денек, да? — глядит на Чимина с легким беспокойством, — ты говорил, что не пойдешь на церемонию в парке. Остался дома? Лифт сигналит о приезде на нижний уровень здания с натужным скрипом раскрывая тяжелые двери. Чимин ступает на подземную парковку первым. — Вообще-то я был в Мидтауне, когда все начало происходить, — вертит между пальцев ключ от автомобиля, неохотно вспоминая детали вчерашних событий, — мой знакомый, с который я обедал в кафе, попал в больницу. Я как раз еду его навещать. Намджун начинает вещать как будто бы заранее вызубренную речь о том, как ему жаль, что так вышло и попутно интересуется о текущем состоянии пострадавшего. Они успевают дойти до чиминового недавно поправленного в мастерской фольксвагена, когда Чонгук громко прочищает горло, все это время молча плетясь за переговаривающимися соседями следом. — Мне пора ехать в университет, — заявляет опомнившийся Намджун, глазами разыскивая на парковке собственную машину, — приятно познакомиться, Чонгук. Откланивается со сдержанной улыбкой, оставляя парочку вновь в уединении. — Тебя точно не нужно подвезти до участка? — спрашивает Чимин, бросая первым делом рюкзак на пассажирское сидение. — Погода сегодня солнечная, так что я лучше проветрюсь. Чимин останавливается между салоном и приоткрытой дверцей, не торопясь сесть внутрь. Задумчиво прикусывает нижнюю губу и глядит прямо перед собой, где нет ничего, кроме пустующих парковочных мест. — Вчера мы подняли очень важную тему касательно наших отношений и я думаю, что нам еще осталось, что обсудить. Если ты согласен… — Я согласен, — торопится заявить Чонгук, не позволив тому даже закончить предложение. У Чимина вокруг рта напрягаются мускулы от желания сдержать улыбку. — Тогда встретимся у меня сегодня, скажем, после шести? — После шести, — повторяет юноша, кивая, — договор. Чонгук захлопывает за возлюбленным дверь до упора и отходит в сторону, чтобы не мешать ему выехать с подземки. Убедившись в отсутствии посторонних глаз, избавляется от верхней одежды и заталкивает поглубже в рюкзак, оставаясь в одном лишь латексном костюме. Тем временем Чимин выезжает на проезжую часть и обращает внимание на густое скопление грозовых туч над улицами Бостона. Похоже, что Чонгук ляпнул о солнечной погоде на сегодня, не удосужившись проверить достоверность своих маловероятных прогнозов с данными от метеорологов. На подъезде к больнице Гарлем асфальт уже десять минут остывает под прохладными каплями грибного дождя. Чимин пробегает путь от автомобиля до главного входа лишь слегка намочив волосы и желтый кардиган. Со вчерашнего вечера к Тэхену в палату успели подселить еще двоих пациентов, которые, как и он сам, пострадали от мародерства сбежавших заключенных. Чимин гордо вручает знакомому контейнер с виноградом и шоколадный батончик из автомата в коридоре, присаживаясь на краешек постели у его ног. — Твои близкие в порядке? — спрашивает Тэхен прежде, чем отправить сладкую ягоду себе в рот. Чимину удалось дозвониться еще ночью с телефона Чонгука до своих друзей, так что в ближайшие часы о них можно было больше не волноваться. — Да. Слава Богу. Как ты себя чувствуешь? — Иногда жутко хочется расчесать швы, — кривясь, делится тот, — но в остальном почти как новенький. Не терпится уже отсюда выбраться. На соседней койке громко храпит худощавый мужчина с реденькими усами над дрожащей верней губой, возможно отключившийся под действием лекарств. Глядя на него и содрогаясь от выходящих из него звуков, Чимин прекрасно понимает стремление Тэхена убраться из больницы как можно скорее. — Я так понимаю, что, после выписки, ты не собираешься задерживаться в Нью-Йорке? У Чимина не получается окончательно задавить в тоне своего голоса печаль. Чудно, ведь он практически ничего не знает об этом путешествующем по миру фотографе, но все равно мысль о том, что это может быть их последняя встреча его заметно удручает. — Думаю, с меня пока достаточно гостеприимства Большого Яблока, — усмехается Тэхен и тут же стискивает зубы от дискомфортных ощущений в месте заштопанной раны. Впрочем, ему удается заметить смену в настроении юноши, отчего возникает следующий вопрос: — Неужели будешь скучать по мне? — он не смеется над такой вероятностью, а скорее искренне ей удивляется. — Это сильно странно? Тэхен убирает с колен контейнер с виноградом, чтобы пододвинуться поближе к собеседнику. По пути, конечно же, задевает несколько важных трубок от капельницы, но достигает цели, когда удается дотянуться до чиминовой ладони. — Чертовски странно, — проговаривает с паузами, от своего положения испытывая трудности с ровным дыханием, — но я чувствую то же самое. При моем образе жизни дружба — невероятно редкий артефакт и, если быть совсем честным, заметив тебя вчера на рынке и уговорив на обед, я подумывал предложить тебе позже провести вместе ночь. Чимин дергает той самой ладонью, над которой лежат тэхеновы пальцы, но не вытаскивает полностью. Выражение его лица приобретает виноватый вид. — Я имею ввиду, — Тэхен продолжает тише, не собираясь развлекать соседей по палате пикантными подробностями своих откровений, — посмотри на себя, ты выглядишь прекрасно даже после попытки налета на итальянский ресторан. Трудно обвинять меня за такие мысли. У Чимина в голове вспыхивает одна мысль за другой, как лучше подать новость о том, что он вот уже много лет влюблен в одного безбашенного, до чертиков умного и не всегда присутствующего в его жизни фотографа местной городской газеты. Даже в период их разрыва Чимин не представлял, что в один день проснется и посмотрит на какого-нибудь другого мужчину с такой же отчаянной влюбленностью, которую в нем с подростковых лет не переставал пробуждать Чонгук. После их вчерашнего разговора эти крепкие, проверенные годами чувства стали лишь только глубже. — Тэхен, мне жаль, но… — Конечно, у тебя уже кто-то есть, — перебивает тот, почему-то продолжая улыбаться тепло и по-доброму, — не трудно догадаться. Я ни на что не претендую, честное слово. Всего лишь хотел быть с тобой честным. Смущенный Чимин решает поверить на слово. — Мы можем продолжать держать связь даже, когда я уеду, — вдруг говорит Тэхен, — только если ты, конечно, купишь телефон. Смеется и откидывается обратно на подушки, отпуская чиминову руку. — Постараюсь решить этот вопрос до твоего отъезда. Они проговаривают еще сорок с лишним минут, после которых Чимин вспоминает про договоренность с Сокджином в полдень встретиться в театре. Он обещает Тэхену забежать к нему завтра перед выпиской и, перед самым уходом, испытывает нужду хотя бы обнять новообретенного друга. Без прикрас, ему действительно кажется, что между ними со временем может родиться невероятно крепкая и чудесная дружба. Чимин возвращается к машине, по-глупому улыбаясь от послевкусия проведенного с Тэхеном времени. Открывает водительскую дверь, не осматриваясь по сторонам. Пока он возится с ремнем безопасности, по задней части его шеи пробегает мимолетный холодок. Чимин собирается заглянуть себе за плечо, но успевает совершить лишь наклон в сорок градусов, когда перед глазами мелькает белый шприц со здоровенной иглой, направленной ему в шею. Его грудная клетка стремительно вздымается от резкого набора воздуха через рот, но чья-то сильная ладонь в резиновой перчатке прижимается к губам и не позволяет издать ничего, кроме сдавленного мычания. Игла проникает под кожу в районе сонной артерии. Чимин дергается от двух секунд болезненной вспышки, а после обмякает под тяжестью введенного ему в организм сильнодействующего усыпляющего наркотика.***
За годы не всегда удачных попыток вести двойную жизнь и спасать жителей Нью-Йорка, как от мелких, так и от крупных неприятностей, Чонгук успел нажить огромное количество врагов. Битва с некоторыми из них оставляли после себя ущерб, сравнимый разве что с комариным укусом, но всегда были и будут те, что заставляли даже Человека-Паука просыпаться среди ночи от кошмара в поту и лихорадке. Безумный старик Мэйсон, обозвавший самолично себя одним из величайших умов на планете, не входит в черный список Чонгука самых опасных преступников в истории его супергеройской карьеры. При этом, в первую их встречу, он сумел оставить за собой и своими деяниями весьма скверный отпечаток, как в памяти городких эителей, так и на важных городских достопримечательностях, реставрация которых обошлась властям в кругленькие суммы. Возможно Чонгук думает чересчур легкомысленно, но побег Мэйсона из тюрьмы не вселяет в него такой же ужас, как если бы ему угрожала очередная встреча с кем-то вроде миллиардера-здоровяка Фиска или же ярмарочного иллюзиониста Мистерио. Восьмидесятилетний чокнутый профессор ни за что не сумеет далеко сбежать от Человека-Паука, насколько бы гениальным он себя не считал. Встреча с инспектором не дает никакой значимой информации. Полицейские потеряли след старика из-за многочисленных разрушений по всему городу и в первые часы бросили все силы на поимку сбежавших заключенных. Впрочем, они хотя бы уже успели обыскать его старую лабораторию в заброшенной башне Уилсона Фиска, а также навестили квартиру его единственного живого родственника в лице двоюродного племянника в Бруклине. Чонгук покидает полицейский участок ни с чем и решает хотя бы устроить регулярный патруль по парочке районов, дабы как-то занять время до вечера и, что более важно, до волнительной встречи с Чимином. После всех вчерашних событий и позднего разговора под душам, Чонгук наконец-то теплит реальную надежду на то, что их отношения с Чимином могут стать такими же, как раньше. Только в этот раз у Чонгука хватит ума оставить Человека-Паука в стороне и не позволить ему и его бесконечным амбициям снова все испортить. До захода солнца, чаще всего, у воров, мелких хулиганов или же членов бандитских шаек недостаточно храбрости для осуществления своих злодеяний даже в самых захудалых городских подворотнях. С того дня, как Человек-Паук заклеймил себя защитником города, уровень преступности значительно сократился во всех районах без исключения. Но видимо вчерашнее нападение на тюрьму и последующие множественные мародерства, совершенные по острову, поселили толику идиотской самонадеянности в определенных индивидах с пушками. Чонгук замечает двух нерасторопных и слишком громких напарников в черных масках через стеклянную витрину круглосуточного магазина у автозаправки. Ловко спускается на уличный фонарь, упираясь ногами в металлический столб и удерживаясь на нем одной рукой, схватившись за декоративное обрамление сферы с лампой. Пистолет есть только у одного из грабителей, который в эту самую секунду тычет им в голову худощавого и рыжего паренька на кассе. Он выглядит очень молодо и скорее всего является либо старшеклассником, либо же первокурсником. В любом случае, независимо от возраста, работа на заправке не стоит того, чтобы получить за нее пулю в лоб. Струя искусственной паутины стреляет из крошечных механизмов в рукавах костюма Человека-Паука, позволяя Чонгуку меньше, чем за секунду оказаться уже на козырьке здания. Он слышит спешную и полную ругательств речь грабителя, пока спрыгивает на пол и, как ни в чем не бывало, толкает стеклянную дверь вперед, шагая внутрь магазина. У автомата с мороженым на полу сидит испуганная девушка того же возврата, что и парень на кассе. Над ней стоит второй грабитель, вовремя отвлеченный шумом со входа. — Не могу не признать, какие вы, ребята, трудоголики, — без приветственных речей объявляет Чонгук, смело ступая дальше за порог, — ни дня не даете мне отдохнуть от ваших жалких попыток нажиться за чужой счет. Рука преступника, удерживающая пистолет, дрожит едва заметно, но достаточно, чтобы Чонгуку удалось это отметить. Тот явно собирается перевести оружие стволом на гостя в костюме, но тот оперативно выстреливает в него паутиной и сбрасывает пистолет за стойку ошалевшего кассира. Двумя липкими сетками Чонгук связывает еще одним выстрелом его руки и ноги. Мужчина в маске теряет равновесие и гусеницей валится на пол. Его напарник пытается сбежать через служебных выход, но белая сеть настигает и его, связывая по всем конечностям. Щурясь под маской от оглушительного количества мата, Чонгук привязывает никудышных воришек спинами друг к дружке, стягивает маски и залепляет паутиной им рты. Щелкает одного из них по лбу только ради собственного удовольствия и не спеша подходит к рыжему парнишке, протягивая невскрытую пачку мятной жвачки. — Теперь самое время вызвать копов, — советует, оплачивая жвачку затесавшейся мелочью в кармане связанного грабителя. Кассир реагирует с сильной задержкой, но все же пробивает супергерою жевательную резинку. Чонгук не дожидается приезда наряда полицейских, прекрасно зная, что двум простофилям ни за что не выбраться из его паутины. Будь даже у них где-то припрятан нож и свободная рука, высокопрочную сеть не выйдет разрезать даже за несколько часов попыток. С приподнятым настроением Чонгук выходит на улицу и взлетает на шестой этаж соседнего жилого дома, пережевывая пару подушечек жвачки. На расстоянии квартала доносятся сирены полицейского наряда. Факт опоздания Чимина на назначенную встречу сначала не беспокоит Чонгука. Проникнув в квартиру, по привычке и ввиду отсутствия ключей, через окно в чиминовой спальне, он меряет широкими шагами скромную гостиную, наворачивая по ней круги первые десять минут. Затем опустошает два стакана с водой из-под крана, что оставляет после мятной жевательной резинки во рту гадкий привкус ржавчины. У него нет возможности дозвониться до Чимина, ведь, после вчерашнего происшествия, его старый номер все также недоступен, а нового он не знает. Паучье чутье подозрительно молчит, отчего, спустя полчаса нервных скитаний по пустой квартире, Чонгука захватывают крайне неприятные мысли. Что если Чимин передумал давать их отношениям второй шанс? Что если, чуть придя в себя после дневных разбоев по всему городу, он с трезвыми мыслями взглянул на их с Чонгуком шансы построить нормальную жизнь и осознал, что этому попросту не суждено случиться? Этим утром все их кроткие взгляды и нежные улыбки казались скорее сном, нежели реальностью. Вышло так легко поверить в то, что их чувства, за все это время, никуда не уходили, а только лишь крепли, набираясь терпения. В начале восьми часов вечера Чонгук сидит на диване, выпрямив спину по струнке и широко расставив колени. С лицом опущенным вниз и зажатыми в ладонях висками, он отстукивает стопой ритм, не представляя, как выберется из очередного раздрая, если его подозрения окажутся правдивыми. В следующую секунду он вскакивает на ноги и бежит к единственному настежь раскрытому окну в апартаментах, попутно натягивая на голову маску. До больницы Гарлем Чонгук прилетает так быстро, что, наверное, бьет собственные рекорды, от которых еще пару месяцев назад бы пыжился от гордости. Большая часть жителей Нью-Йорка его любит и, как правило, воодушевленно приветствует, завидя на улицах, но сегодня Чонгуку не хочется привлекать к себе лишнее внимание. Он переодевается в гражданскую форму одежды на крыше и спускается по лестнице, добираясь до стойки администратора. С помощью паутины и отвлеченности занятой на городском телефоне девушки за стойкой, он стаскивает со стола папку с анкетами пациентов, прячет ее под незаполненным титульным листом карточки больного и, как ни в чем не бывало, устраивается на металлическом стуле в коридоре, рядом с улыбающейся ему молодой мамочкой со своим, с виду, четырехлетним отпрыском на коленях. По телевизору, установленному над постом медсестер, вот уже который час подряд беспрерывно докладывают о местных новостях и новых подробностях вчерашнего происшествия. О Человеке-Пауке упоминают четыре раза, пока Чонгук долистывает анкеты до той, что ему необходима. Он подскакивает со своего места ровно в тот момент, когда малыш на коленках матери тянет свои липкие от конфеты пальцы к его рюкзаку. Пряча украденную папку под листовкой с не самым удачным рисунком Зеленого Гоблина, Чонгук подмигивает очарованной медсестре и кладет перед ней все, что ранее забрал. В палате, где судя по добытой информации, лежит Ким Тэхен, ощутимо гуляет сквозняк и пахнет, неожиданно, сырными чипсами. Когда Чонгук заявляется на пороге строго оглядывая комнату с четырьмя койками, мужчина-итальянец средних лет с залысиной, шуршащий той самой бумажной пачкой, перестает жевать. Узнать среди присутствующих молодого журналиста с корейским именем не составляет никакого труда. Вот только рядом с его постелью никого нет, но Чонгуку этот факт не мешает уверенно зашагать к нему, с ходу огорошив вопросом: — Пак Чимин сегодня был здесь? Юноша с перевязанным плечом и наушниками-капельками в ушах заторможено моргает, но, надо отдать ему должное, не позволяет себе растеряться окончательно. Задумчиво оглядывает незнакомца с ног до головы, после чего протягивает: — А ты…? — Ищу его. Терпеливая улыбка мелькает на сухих губах. — Чимин заезжал утром. — Во сколько он уехал? — Как тебя зовут? — все также спокойно спрашивает Тэхен, лишь слегка приподнимаясь с подушки. Раздраженно опуская плечи, супергерой неохотно отвечает: — Чонгук. — Его брат? — новый интерес пробуждается в медово-карих глазах юноши в постели. — Его парень. Взгляд Тэхена проясняется и он едва заметно покачивает головой, будто бы подтверждая некие догадки в своих мыслях. — Выходит Чимин так и не купил новый телефон. — Он упоминал тебе что-нибудь о своих планах на день? — Нет. Выражение лица фотографа вмиг становится куда более серьезным, когда тревога, охватившая неожиданного посетителя становится такой густой и плотной, что ее практически можно ощутить кожей. — С ним… с ним ведь все в порядке? — осторожно интересуется, боясь начать думать о худших вариантах причин волнения возлюбленного своего новообретенного друга. Вместо ответа Чонгук просит у того мобильный телефон и в считанные секунды добавляет в его телефонную книгу новый контакт. Кладет девайс обратно в раскрытую ладонь и, без прежней спеси, просит: — Если он вдруг снова объявится, пожалуйста, попроси его набрать этот номер. Тэхен успевает лишь согласно кивнуть прежде, чем парень выбегает из палаты, едва не сбивая с ног застывшую на пороге дежурную медсестру. Та кричит ему в спину, требуя объяснить, кто он и как ему удалось проскользнуть без регистрации, но Чонгук не останавливается и скорее забегает на лестничную клетку, откуда поднимается обратно на крышу. Его следующая остановка — театр на Парк-Роу в Нижнем Манхэттене, в котором Чимин запросто мог задержаться на репетиции и забыть о времени. С ним порой так происходило, в особенности в преддверие нового спектакля. Чонгук мастерски маневрирует между стеклянными башнями офисных муравейников, пока за его спиной разлетаются разволновавшиеся стаи голубей. Он слышит сирену скорой помощи, что пытается пробраться сквозь пробки по улицам Бауэри, но даже не замедляется, чтобы рассмотреть, куда она направляется. Этим вечером, как для Чонгука, так и для Человека-Паука нет никого и ничего важнее Чимина. Неприглядное деревянное строение театра уже виднеется впереди, когда рингтон мобильника слышится из рюкзака. Чонгук спрыгивает на один из закрытых балконов жилого кирпичного дома и молниеносно достает телефон. С незнакомого номера высвечивается одно единственное сообщение с приложенной ссылкой на свежеопубликованное в интернете видео.***
У Чимина в черепной коробке оглушающе громко играет служба медных колоколов, когда он приходит в себя и, первым делом, пытается открыть глаза и разглядеть свое окружение. Попытка повернуть шею вызывает всплеск белых пятен за веками и острую вспышку боли в позвоночнике. Чимин собирается схватиться за плечо, чтобы попытаться слегка его размять, но внезапно обнаруживает, что не может этого сделать. Запястья его обеих рук крепко сцеплены металлическими наручниками, от которых по каменному полу и к стене тянется толстая цепь. Чимин очень медленно набирает воздух через рот и задерживает дыхание, не желая впадать в истерию. Когда желание закричать во все горло понемногу стихает, он выдыхает, поднимает голову и начинает всматриваться в полутьму перед собой. Кроме неудобного железного стула, на который его усадили в бессознательном состоянии, в комнате с четырьмя голыми газобетонными стенами больше ничего нет. Темно-синий свет исходит от единственной продолговатой люминесцентной лампы, закрепленной, кажется, над дверью к выходу. Чуть правее в углу мигает включенная камера видеонаблюдения. — Эй! Он собирался закричать, грозно стрельнув взглядом в камеру, но, после введенной ему хрени через шприц в машине, стенки горла будто бы наживую драли несколько часов наждачной бумагой. Чимин откидывается на спину стула и совершает еще одну попытку: — Мне объяснят, какого черта я здесь делаю и какой дрянью меня накачали? Возможно Чимину стоило бы поумерить пыл и, в подобном положении, вести себя менее враждебно. Его похититель или похитители могли запросто оказаться отмороженными психами, сбежавшими вчера под шумок из Брайдуэлльской тюрьмы, чье терпение испытывать крайне опасно. В проеме между порогом и дверью появляется желтое свечение. За ним тут же раздается скрип несмазанных петель и в проходе вырастает тень ростом приблизительно метр девяносто. На чиминовом похитителе серая рабочая униформа, похожая на те, которую носят строители у городских дорог. Мужчина предусмотрительно прикрывает за собой дверь и приседает на корточки перед напрягшимся юношей. — Привет, Чимин. Намджун снимает очки и не спеша протирает их резиновыми перчатками, пока у Чимина, натужно скрипя, ворочаются шестеренки на месте мозгов. Благо он сидит, иначе бы обязательно свалился с ног от такой нежданной встречи. На пересохшем языке вертятся отборные матерные слова, но Чимин вдруг прикусывает его и, вместо этого, толкает вперед правую ногу, целясь чокнутому соседу ровненько в челюсть. Намджун успевает перехватить того за колено и даже не выронить из рук очки. — Наверное, я это заслужил, — спокойно говорит он и имеет наглость даже блеснуть рядом выбеленных верхних зубов в улыбке. — Какого хрена? — шумно выдыхает Чимин, брыкаясь в попытке высвободить захваченную в тиски ногу. — Тебе не о чем беспокоиться, — Намджун бережно опускает стопу юноши на пол и на всякий случай отползает на один метр назад, — очень скоро сюда ворвется невероятный Человек-Паук и, как всегда, спасет тебя от плохих парней. — С каких пор ты — один из плохих парней? — намеренно игнорирует Чимин смелое предсказание о местном супергерое. Намджун задерживает уже куда менее теплый взгляд на заложнике. От очаровательной улыбки не остается даже намека. — Конечно, ты думаешь, что плохой тут именно я. Чимин непонимающе хлопает ресницами. — А что я еще должен думать, сидя, закованный в наручниках, в какой-то каменной тюрьме после того, как меня похитили прямо с парковки?! Уже нисколько не дружелюбный сосед юноши опускает взгляд на наручные часы вокруг своего запястья и цокает языком. — У нас мало времени, но, если все пойдет по плану, то с тобой ничего не случится и тебе только лишь и нужно, что дождаться появления своего дражайшего парня. У Чимина в горле застревают оставшиеся ругательства и проклятия, когда обухом по голове ударяет простейшее осознание: Намджун знает, что Чонгук — это Человек-Паук. — Как… как давно…? — запинаясь в словах, пытается спросить он. Намджун тем временем уже выпрямляется в полный рост, продолжая слишком часто поглядывать на электронные часы. Затем он делает передышку и снова внимательно изучает побелевшее лицо паренька перед собой. Поворачивает голову в сторону и, раздумывая о чем-то полминуты, наконец-то заговаривает вновь: — Ты должен помнить день уже почти двухлетней давности, когда обрушилась западня часть Бруклинского моста. — После нападения Мэйсона на Лонг-Айленд, — тихо добавляет Чимин, как бы подтверждая, что, как и все остальные жители Нью-Йорка, он до сих пор полноценно не смог оправиться после жуткой трагедии, которая унесла за собой сотни невинных жизней. Намджун зло хмыкает и качает головой, сжимая опущенные по швам кулаки. Чимин на автомате пытается отпрянуть назад, но упирается в жесткую спинку стула. — Мэйсон собирался ограбить Брукхейвенскую национальную лабораторию. Чокнутый старик годами искал средства для создания вечной молодости или еще какой-то волшебной дряни. Его убийственные машины не были нацелены на разрушение исторических достопримечательностей. Но великолепный Человек-Паук, даже не пытаясь заранее проанализировать свои действия, отправил одного из гребанных роботов, заряженного на уничтожение, прямиком в центр километровой пробки на Бруклинский мост. Ты знаешь, что было потом. — Человек-Паук не был виноват в том происшествии! — уверенно заявляет Чимин, вскидывая вверх подбородок, — он направлял заряды в воду, как раз-таки для того, чтобы уберечь людей на том мосту. — Правда? — повышает голос Намджун, — отчего же тогда следующие две недели город не мог оправиться от нескончаемой череды похорон? Чимин раскрывает рот, чтобы ответить ему, но вдруг оказывается, что он больше не знает, что сказать. Поджимает губы и выдерживает несколько секунд паузы перед тем, как спросить: — Кто был на том мосту, Намджун? Уважаемый преподаватель университета, каким Чимин его знал все месяцы их знакомства, рассматривает его в тусклом синем свечении, как редкую диковину. Его мощные кулаки разжимаются, а толстые вены на предплечье оглаживаются. Скорее всего Намджун в это самое мгновение принимает трудное решение: достоин ли Чимин правды? — Та, кто не заслуживала умереть из-за непростительной ошибки самонадеянного подростка в обтягивающем костюме. На этом откровения между похитителем и его жертвой подходят к концу. Намджун щелкает кнопкой на часах, похоже запуская таймер. — Через пятнадцать минут эта камера наполнится легким едва ощутимым газом с добавлением в него рицина, — докладывает мужчина, лениво направляясь к выходу, — иногда их также называет волшебными бобами. При вдыхании рицина происходит разложение легких, а после печени и почек. Ты не сразу почувствуешь его действие. Сначала появится противный кашель вперемешку с кровью. Затем твои легкие наполнятся жидкостью и тебе станет трудно сделать вдох. Далеко не самая приятная смерть. Намджун говорит о скором убийстве Чимина, как если бы зачитывал одному из своих студентов в университете скучную лекцию. На привлекательном лице не виднеется даже намека на сожаление. — Но, как я и сказал ранее, тебе не о чем беспокоиться. У Чимина на этот счет совершенно противоположные выводы. — Серьезно? — кривится он, — я пропустил где-то между строк информацию о том, как мне избежать жуткой смерти? Намджун улыбается, но эта улыбка не настигает его глаз. — Чонгук не даст тебе умереть, — холодно сообщает он, и в его неестественно низком голосе нет ни капли сомнений. — Значит это ловушка для него? — Чтобы его убить? — Намджун надевает обратно очки и аккуратно поправляет дужки, — нет. Его смерть, какой бы кровавой она ни была, не доставит мне никакого удовлетворения. Мой план куда менее жесток. Чимин вспоминает о газовой камере, в которую вот-вот превратится место его заключения, и склонен не согласиться со словами профессора. Намджун не собирается делиться другими подробностями и открывает дверь, чтобы удалиться, но Чимин останавливает его на самом пороге с последним вопросом: — Зачем было подстраивать нападение на Брайдуэлльскую тюрьму и освобождать Мэйсона? Он ведь тоже был виноват в разрушениях на мосту. Мужчина стискивает пальцами дверную ручку, но больше не поворачивается к Чимину лицом. — Кто сказал, что я его освободил? Железная дверь с грохотом закрывается, оставляя Чимина в полном одиночестве обдумывать услышанное.***
— Информацию о заложниках в Университете Фордхэм только что подтвердил помощник шефа департамента полиции Нью-Йорка. По его словам, в научной библиотеке в кампусе Роуз Хилла, заперто от пятидесяти до семидесяти студентов. На видео, что десять минут назад попало в сеть, похититель заявил о намерении запустить в зал библиотеки ядовитый газ ровно в восемь часов вечера, если к тому времени в университете не появится Человек-Паук. Городской полицейский департамент уже направил всю боевую силу на место происшествия. До наступления назначенного срока остается чуть больше двадцати минут. Люди по всему городу замерли в ожидании действий от горячо любимого ими супергероя. — Дженни, ты упустила одну важную деталь для наших зрителей, — присоединяется к репортажу ее коллега, — преступник, организовавший этот ужасный террористический акт, сообщил о похищении еще одного человека. В видео также говорилось о неком Пак Чимине, который, как и студенты Университета Фордхэм, подвергнется отравлению ядом в случае бездействия Человека-Паука. Только о его местонахождении ничего не было сказано. Полиция предполагает, что похититель затеял личную вендетту против Человека-Паука, что… Тэхена пихает в плечо другой пациент, пытающийся пробраться поближе к экрану телевизора в коридоре. В нем уже успела собраться впечатляющая толпа зевак, с открытыми ртами уставившимися сейчас в срочные новости на канале CBC. Услышав достаточно, Тэхен, едва переставляя ногами, возвращается в опустевшую палату и зачем-то подходит к окну, за которым, если забыть на секунду о том, что было сказано в новостях, кажется, что ничего необычного не происходит. Он перелистывает свою телефонную книгу и останавливается на самом свежем контакте в списке. Большой палец застывает над зеленой трубкой под именем «Чон Чонгук».***
Однажды Чонгук с Чимином в шутку рассуждали на тему, какие супер способности они хотели бы иметь, если бы им представился шанс выбирать. Чонгук, недолго думая, остановился на способности стрелять лазером из глаз прямо, как супермен. Ну потому что летать он мог с помощью паутины, физической силы у него и так было предостаточно, как и возможность быстрее исцеляться от полученных травм, а вот убийственные лазеры из глаз — это что-то новенькое. Чимин же отнесся к своему выбору куда более серьезно. Быть может, потому что у него никаких супер способностей не было, в отличие от возлюбленного. В конце концов он уверенно избрал возможность замораживать время, сделав непонятную для Чонгука отсылку на какой-то древний сериал про сестер ведьм из Сан-Франциско. Сегодня, спустя много месяцев с того чудесного спокойного дня, Чонгук бы отдал все, что имеет ради той заветной чиминовой способности. Потому что никакие лазеры не помогут ему справиться с чудовищно дерьмовой ситуацией, в которую его поставили. Безумец, кой не потрудился представиться на видео, доходчиво объяснил Человеку-Пауку, что сегодняшним вечером у него есть шанс лишь только на один геройский поступок. Он может отправиться в университет Фордхэм и избавить от страшной смерти почти сотню ни в чем неповинных студентов, либо же направиться в противоположную от Бронкса часть города, где такой же участи дожидается самый важный для него человек. Убийство и Чимина, и студентов произойдет ровно в восемь часов вечера, и, к несчастью, среди кучи своих крутых способностей и примочек, Человек-Паук никак не может находиться в двух местах одновременно. Адрес, где удерживают Чимина, похититель не стал транслировать каждому в интернете, а скромно прислал в сообщении Чонгуку на мобильный телефон. До него от больницы Гарлем минимум десять минут, если Чонгук бросится прямо сию секунду. Но к моменту, когда он доберется до Чимина, зал библиотеки Роуз Хилла заполнится ядом и похоронит каждого находящегося в ней заложника. У Человека-Паука не остается времени колебаться. Чонгуку прекрасно известно, какой выбор от него ожидают не только семьи запертых в библиотеке студентов, но и каждый городской житель Нью-Йорка, включая Чимина. Это десятки жизней против одной. Самое простейшее уравнение в математике. И все равно Чонгук стоит, не шевелясь, как любимая ему каменная статуя горгульи на вершине Крайслер-билдинг, не в силах заставить себя сделать хотя бы один крохотный шаг для спасения людей в беде. Десятки жизней против одной. Только вот, в чем загвоздка, эта одна жизнь для Чонгука важнее оставшихся семи миллиардов, ведь она принадлежит Чимину.***
Намджун мог хотя бы оставить часы, чтобы Чимину было легче подготовиться к моменту собственной смерти. Хотя к такому моменту, наверное, вообще ничего не может помочь подготовиться. И все же, Чимин не желает смирно сидеть на попе и ждать прискорбной участи, поэтому пытается высвободиться из наручников, что, конечно же, ему не удается. Спустя тщетные попытки вытащить хотя бы одну ладонь из железного браслета, юноша лишь добивается того, что раздирает оба запястья до крови и едва не ломает пару пальцев правой руки. По его лицу нещадно катится гроздьями пот, свисая каплями с кончика носа, губ и подбородка. В комнате до удушения жарко, а вскоре вместо кислорода придется вдыхать некие волшебные бобы, от которых он захаркает кровью треклятые пустые стены. Ранее Намджун выглядел безоговорочно уверенным в том, что Чонгук явится вовремя спасти Чимина, но именно в этой его странной уверенности притаился самый большой подвох. Столь тщательно спланированная месть Человеку-Пауку была бы смехотворной без золотого козыря в рукаве. А Намджун, каким бы безумным он не показался Чимину сегодня, не являлся еще и дураком. Запачкав ладони в крови и окончательно истратив силы на дергания на месте, Чимин теряет надежду выбраться на свободу и стать сам себе героем. Его насквозь мокрая от пота рубашка плотно прилегает к телу, скрипя и пережимая кожу рук при попытке ими пошевелить. От дискомфортного освещения в комнате у Чимина заболевают глаза. Он прикрывает веки и перестает бороться.***
Мин Юнги, проработавший офицером департамента полиции Нью-Йорка шесть лет и дослужившийся до старшего звания, повидал много жути, которая и по сей день не дает ему мирно спать по ночам. Оглядываясь назад на разного рода преступления, с которыми ему приходилось сталкиваться, он может без конца раздумывать, мог ли он тогда поступить иначе и как бы это изменило настоящее. Похоже сегодняшний вечер, станет одним из тех, в которые он будет вот так вот периодически возвращаться последующие годы вместо сна в своей постели. Ему приказали прибыть как можно скорее в Роуз-Хилл еще до чертового репортажа по всем новостных каналам на телевидении. К моменту, когда он припарковывает свой служебный автомобиль поперек проезжей части из-за кучи других машин на дороге, университетский кампус успевает окружить рой неугомонных репортеров, жадных до кровавых подробностей. Сегодня должен был быть его выходной, поэтому он прибывает на место событий в штатском. В темных джинсах и спортивной толстовке он запросто походит на одного из местных студентов, отчего один из полицейских, отмахивающийся от журналистов, выставляет перед ним ладонь и прогоняет прочь, не пропуская к мозговому центру штурмовиков. Юнги раздраженно вздыхает и выуживает из заднего кармана рабочее удостоверение со значком, подставляя его прямо перед вытянувшейся физиономией коллеги. Тот скупо извиняется и отходит в сторонку. В кругу важных шишек, обсуждающих план действий, Юнги замечает знакомого лейтенанта в белой рубашке с мокрыми подмышками, вечно худеющего и бледного, как смерть. Сегодня он даже белее, чем обычно. В правой руке сжимает носовой платок, которым периодически протирает лысину от пота. — Если этот чертов Паук не явится с минуты на минуту, каждого из нас пустят по миру, — покинув бесполезные прения, он отводит Юнги в сторону, чтобы поделиться скверными мыслями. — Удалось выяснить, каким образом он перекрыл все выходы из библиотеки? — Система безопасности полетела к черту, вот как, — сплевывает лейтенант под ноги и достает из бумажной и изрядно помятой пачки сигарету, предлагая Юнги тоже. Тот жестом отказывается, продолжая выяснять подробности расследования: — Пытались связаться с кем-то из заложников? — Он задействовал какую-то заглушку, блокирующую на территории кампуса доступ к сети. Ни мы не можем с ними связаться, ни они с нами. — А городские телефоны? Мужчина жадно затягивается вонючей сигаретой. — Выключены. — Почему силовики не штурмуют? — Потому что мы не хрена не знает про то, где этот псих и насколько он контролирует ситуацию. Если ему удалось заранее разобраться с университетской системой безопасности, то и источники с ядом он мог установить где угодно, автоматизировав запуск с любой точки в городе. Один неверный шаг с нашей стороны и в смертях сотней студентов обвинят местную полицию. — Так какой же план? Лейтенант протирает ладонью блестящий от влаги лоб, зажимая сигарету между зубов. Ему до пенсии еще восемь лет, но за сегодняшний вечер он постарел сразу на один десяток. — Надеяться на то, что у Человека-Паука окажется достаточно мозгов, чтобы исполнить требование похитителя. Юнги дожидается, пока тот докурит, используя эту возможность, чтобы подумать над выуженными деталями. Никому из его коллег в полиции, в том числе лейтенанту, не известно, что у Юнги вот уже три года с лишним имеется тайная связь с тем самым Человеком-Пауком, фигура которого пестрит с первых волос каждой городской газеты. Некогда, в одном их самых первых дел в карьере тогда еще зеленого новобранца, Юнги едва избежал пули в сердце, таким образом по счастливой случайности столкнувшись с местным супергероем. Они продолжали, время от времени, сталкиваться снова и снова, пока наконец-то Человеку-Пауку не понадобилась помощь полиции, которую Юнги оказал в знак благодарности за спасение жизни. Таким образом между ними завязалась некая особенная связь, которую нельзя было отнести ни к рабочим отношениям, ни к дружеским. Юнги использовал доступы к полицейской паутине связей по всему острому, чтобы направлять Человека-Паука по следам различных отморозков, а Человек-Паук, в свою очередь, оказывал незаменимую помощь правоохранительным органам в поимке плохих парней. Спустя три года таких вот неопределенных отношений, Юнги до сих пор не имел ни малейшего понятия, кто же на самом деле скрывается под маской Человека-Паука и, по-честному, отлично справлялся с этим незнанием. Ему было более, чем достаточно того, как много парень в облегающем костюме делал для города и его жителей. В отличие от многих других представителей правопорядка в Нью-Йорке, он искреннее уважал его желание оставаться инкогнито. Но сегодняшний вечер намеревался все перевернуть вверх дном. — Тот парень, о котором говорилось в видео, — снова подает голос Юнги, вынырнув из мыслей с еще более тяжелой головой, — Пак Чимин. Узнали кто он такой? Лейтенант задавливает тлеющий бычок под подошвой грязного ботинка и смачивает тонкие губы слюной. — Актер в мелком театре на Парк-Роу. Никаких приводов, нарушений, кроме единственного штрафа за неправильную парковку годовой давности. Пойди догадайся, чем он смог так насолить отмороженному террористу. Догадаться о причине не трудно. Скорее всего лейтенант просто изрядно перенервничал и оттого даже легчайшие выводы ему пока давались с трудом. Смекалка Юнги же работает намного быстрее. Трель мобильного телефона в кармане удобной кенгурушки подводит к концу их не слишком информативный диалог. Юнги вежливо извиняется и отходит подальше от толпы, чтобы принять вызов от номера, что, ради безопасности звонящего, он так и не потрудился добавить в контакты. — Надеюсь ты звонишь, чтобы спросить у меня, где тебе лучше приземлится на территории Фордхэма, иначе вот-вот полетят головы, — без прелюдий предупреждает офицер, говоря как можно тише. — Буду через две минуты, — одна короткая фраза доносится с эхо. Юнги прикрывает лицо задеревеневшими от напряжения пальцами, переводя дыхание. На мгновение он всерьез подумал, что услышит в трубке извинение от супергероя за непостижимо трудный выбор, стоивший ему десятки жизней. — Запомни адрес и поезжай туда прямо сейчас, — велит ему собеседник тоном, не терпящим возращений и лишних вопросов, — забери его, пожалуйста. Не дай ему остаться там. Юнги не нужно уточнять, о ком речь. Разрывающая сердце боль за словами юноши говорит сама за себя. — Сделаю, — хрипло отвечает Юнги, почему-то вдруг испытывая неистовую жажду увидеть Человека-Паука перед собой, чтобы сказать ему следующие слова лично, — я знаю, чего стоило тебе это решение. Эти люди… они не смогут понять, но ты все равно это сделал. Спасибо. Шум ветра и визгливых сигналок — это все, что Юнги слышит в ответ. Затем ему торопливо называют улицу и номер дома, после чего звонок прекращается по инициативе вызывающего. Старший офицер, не теряя ни секунды, срывается с места к машине, думая, что не имеет права подвести Человека-Паука, как он сам сегодня не позволил себе, несмотря ни на что, подвести этот город.***
Намджун не привык удивляться, в особенности поступкам людей. Независимо оттого, какими разными могли быть их привычки, характеры и жизненные идеалы, они все равно оставались предсказуемыми, жадными до собственной выгоды серыми точками на карте. Предсказывать их выбор в различного рода ситуациях не составляло больших трудов, но в этот раз Намджуну пришлось признать, что он в кои-то веки ошибся. Университетский кампус на Роуз-Хилл вдоль и поперек оборудован камерами, к которым Намджуну даже слишком просто удалось подключиться еще полтора месяца назад. Никто этого даже не понял до тех пор, пока не стало слишком поздно. Оставив Чимина дожидаться спасения, он спустился в подземку жилого дома, в котором прожил почти четыре месяца, залез в салон автомобиля на парковке и стал наблюдать за происходящим на мониторах с камер Фордхэма. На наручных часах до восьми вечера оставалось шесть минут и семнадцать секунд. Вокруг недавно перестроенного трехэтажного здания библиотеки собралось, наверное, рекордное количество посетителей за все время ее существования. Люди толпились и толкались, вооруженные мобильными гаджетами, готовые увековечить на камеру кульминационный момент вечера. Глядя на них, у Намджуна никак не выходило испытать даже мизерное чувство вины. Он будто бы смотрел на забитое в круг семейство приматов: бестолковых, диких, застрявших в самом начале пути эволюции. Когда на белую крышу мобильной вышки контр-террористического подразделения спрыгивает долгожданный герой поставленного спектакля, зрители ошалело переводят вспыхивающие объективы камер прямиком на него. Кто-то свистит от радости, кто-то, наоборот, зло обвиняет в случившемся, демонстрируя неприличные жесты. Кто-то даже угрожает расправой, наплевав на плотное кольцо полицейских, ограждающих собой территорию. Обычно Человек-Паук не ждет подходящего момента, чтобы броситься в огонь ради спасения обездоленных, но не сегодня. Парень в маске стоит на крыше грузовика, не сводя взгляда с центрального входа в библиотеку. За стеклами в полный рост не видно ни единой души, как будто бы внутри и вовсе никого нет, а новость о многочисленных заложникам — лишь жестокий розыгрыш. Человек-Паук спрыгивает на желто-рыжую брусчатку и идет ко входу под пристальным наблюдением сотен гражданских и полицейских. Никто не решается ему припятствовать. Намджун недоволен тем, что видит, ведь уверенно ставил на другой вариант развития событий, но от плана не отступает. Пусть жертв станет меньше, но Человек-Паук, так или иначе, получит по заслугам. Он набирает номер в телефоне и, не сводя глаз с изображения от университетских камер, в полной тишине ожидает реакции супергероя. — Должен признать, я удивлен, — признается Намджун вслух единственному слушателю. Он не стал заморачиваться и менять голос. После сегодняшнего они с Чонгуком все равно больше никогда не встретятся. — Я был уверен, что ты, не задумываясь, бросишься спасать своего прекрасного, доброго и невинного возлюбленного. Ему хочется, чтобы Человек-Паук прочувствовал до костей эту, редчайшей сокрушимости, боль. Чтобы он развалился на куски перед своей пустоголовой аудиторией обожателей и, как по щелчку пальцев, взорвался, переполнившись сожалением и скорбью. Ведь это именно то, что он заслужил. — Он бы не смог жить с чувством вины, если бы я выбрал его. Намджун, хмурясь, глядит прямо в спину молодого юноши в костюме, который даже не подозревает, что стоит перед своим мучителем, как на ладони. — А ты бы смог? Чонгук не удостаивает его ответа и вместо этого велит: — Отпусти их. — Отпущу, — для этого Намджуну только и нужно, что нажать на одну маленькую кнопку в планшете, что лежит все это время на его коленях, — но перед этим, развернись и поприветствуй своих фанатов, как следует. Слышно, как у собеседника сбивается дыхание. — Что это значит? Намджун подается вперед и опирается локтями на приборную панель, как будто бы общается с близким другом о наболевшем. — Это значит — сними маску. Человеку-Пауку не нужны уговоры или лишняя мотивация. Похоже, что, с самого своего момента появления на площадке у библиотеки, он перестал считать потери. Левая рука поднимается к затылку, где пальцы захватывают края маски. — Я знаю, ты меня ненавидишь, — вдруг, удивляя прежде самого себя, произносит Намджун до главной сцены в спектакле, — и я также знаю, что с этой ненавистью ты будешь опускаться все ниже и ниже, днем и ночью думая только лишь о том, чтобы отомстить. Чонгук стягивает маску окончательно и выбрасывает ее на землю. Его голова все еще опущена вниз, а зрители могут видеть лишь спину и темные волосы, прикрывающие шею и уши. — Я не стану тебя искать, — говорит он. Намджун прикрывает пальцами губы, с интересом дергая бровями. — Мне не интересны твои мотивы и причина, стоящая за всем этим. У всех злодеев, какими бы оригинальными они себя не считали, они все чертовски похожи. Мои потеря и боль лишь мнимая панацея для твоей. Она не исправит прошлое. И не принесет покой. А теперь отпусти их. Чонгук опускает телефон и поворачивается лицом к мерцающим в сумерках камерам. Отчего-то не испытывающий долгожданного удовлетворения Намджун касается экрана планшета и исполняет свою часть сделки.***
Юнги предусмотрительно вызывает скорую к продиктованному Человеком-Пауком адресу сразу, как выезжает с территории кампуса. Похититель не проявил большой оригинальности в месте, в котором спрятал Пак Чимина. Им оказывается обычная холостячная квартира-студия на шестом этаже жилого комплекса. Старший офицер стреляет в замок служебным пистолетом и открывает дверь с ноги, на опыте первым делом осматривая каждый угол апартаментов. В квартире отсутствуют какие-то либо предметы, идентифицирующие личность ее владельца. Ни одной фотографии, никаких документов или попросту визитки, затерявшейся в матрасе дивана. Книжные полки заставлены научной литературой, на кухонной столешнице красуется лишь вымытая белая чашка. Юнги проверяет совмещенный санузел и спальню, опять же поражаясь стерильности комнат. Здесь явно недолго проживал одинокий человек, планирующий заранее спешный отъезд. В спальне его внимание привлекает раздвижная дверь в шкаф, которую обычно устанавливают между комнатами. Он держит оружие наготове, негласно доверяя своей недремлющей интуиции. Впереди его ждет еще одна дверь, уже куда более массивная и выбивающаяся из общего интерьера. Юнги щелкает незатейливым замком и кривится от ужасного люминесцентного освещения, оказываясь в тайном помещении с голыми стенами и одним металлическим стулом по середине. На полу, закованный в окровавленные ремешки наручников, лежит молодой юноша. Юнги опирается о дверной косяк, не сводя остекленевшего взгляда с бессознательного Пак Чимина.***
Чонгук не собирается дожидаться, когда все студенты, все еще пребывая в панике, выберутся на улицу. Еще меньше его заботят подпрыгивающие от нетерпения журналисты, пытающиеся пробраться к нему сквозь стену из полицейских. Несколько грозного вида мужчин в темно-синей форме и с шевронами из пяти звезд на плечах также яростно желают добраться до него как можно скорее и запереть в камере. Человек-Паук обрел долгожданную личность — это событие обещает стать знаменательнее чертвого дня Независимости. Плюнув на маску, втоптанную в асфальт после пробежки освобожденных заложников, Чонгук цепляется паутиной за крышу фасадного корпуса и уносится прочь. За его спиной раздаются оглушающие крики благодарности и проклятий. Со стороны Линкольн-центра неуклюже подлетает вертолет главных городских новостей. А в мыслях юноши лишь последнее желание перед тем, как на него с грохотом свалится осознание реальности. Столько раз, за последние месяцы, он летал в том же самом направлении, внутреннее расцветал от вида четырнадцати этажей жилого комплекса, потому что вот-вот увидит Чимина. Чаще всего сам Чимин был совсем не рад такой встрече, тем более, что Чонгук снова и снова нарушал их договор и пролезал через не самое удобное окно спальни вместо обычного человеческого способа со звонком в дверь. В отличие от всех предыдущих случаев, сегодня у пешеходной тропы перед центральным подъездом стоит машина скорой помощи с выключенной сигналкой. Чонгук спрыгивает перед ней далеко не мягкой посадкой, сбивая колени. Его ребра нещадно ноют и кажутся сейчас слишком огромными для грудной клетки. Внутри все гудит и стучит, ломится сквозь сухожилия и даже скелет. Он собирается наброситься с отчаянным допросом на ближайшего санитара, когда кто-то пихает его в затемненный переулок, встряхивая за плечи. — Что за черт, где твоя маска?! До этого казавшиеся всегда маленькими глаза Юнги теперь едва не выпадают наружу, ошеломленно рассматривая, впервые с момента их первой встречи, лицо под маской знаменитого супергероя. Похоже, что старший офицер еще не успел проверить новости. — Где он? — отмахивается от глупых вопросов Чонгук, толкая знакомого в грудь, — где Чимин? Юнги нервно оглядывается на пока еще не заметивших их работников скорой, глубже впивается костлявыми пальцами в плечи парня и тем самым заставляет взглянуть на него и наконец-то увидеть. — Он жив, — произносит твердо, чтобы эти два коротких слова не оставили за собой сомнений, — он в порядке! Чонгук оседает в его хватке, готовый обессиленно сползти на землю. В совсем еще юном лице за долю секунды мелькают раздирающие душу на части эмоции, в которых он варился и внутренне погибал прошедший час. — Чимин жив? — мямлит он едва слышно, дергаясь так, словно по телу, без предупреждения, прошелся сильнейший заряд тока. — Он надышался усыпляющим газом и поэтому, когда я его нашел, он был без сознания. Его на всякий случай отвезут в больницу для стандартного осмотра, но его жизни совершенно ничего не угрожает. Никакого яда не было. Ноги Чонгука все же не выдерживают и от неконтролируемой дрожи валят его на колени. Тот сгорбливается, почти что складываясь пополам и, закрывая лицо грязными ладонями, принимается выпускать всю впитавшуюся в него горечь, обиду и злость через слезы. Юнги плюет на протоколы и порядки, чтобы побыть в эту секунду просто живым существом, способным на сострадание. Присаживается на корточки перед разбитым юношей и опускает теплую ладонь на подрагивающее плечо. В это мгновение Чонгук — не супергерой, а Юнги — не полицейский. Лишь два человека, прожившие и пережившие страшное потрясение.***
Кто-то бы сказал, если ты ни разу за двадцать шесть лет не просыпался на больничной койке с явной трудностью припомнить, что происходило накануне, у тебя довольно скучная жизнь. Чимин же будет категорически не согласен с таким мнением, так как его вполне устраивали скучные пробуждения в собственной спальне без желания, открыв глаза, тут же бежать к унитазу и избавляться от вчерашнего обеда. Текущее утро встретило его именно со вторым сценарием. — Полегче. Голова будет болеть еще несколько часов. У его постели сидит незнакомец с маленьким круглым лицом, кошачьим разрезом глаз и рыжей шапкой волос. На тумбочке рядом стоит пластмассовой стакан с водой и, вот тебе доброе утро, полицейский жетон с пистолетом в кожаной кобуре. Чимин ожидаемо пятится в сторону, прибывая далеко не в восторге от таких открытий. — Меня зовут Мин Юнги, — представляется тем временем тот, смущенно пряча пистолет себе за пояс, — я вытащил тебя из квартиры Ким Намджуна. Он похитил тебя вчера… — Я помню, — перебивает Чимин, покрываясь мурашками от неприятных воспоминаний, — вы поймали его? Судя по помрачневшему выражению лица полицейского, ответ на его вопрос отрицательный. — Где… — Чимин едва не выпаливает «Чонгук», но осекается, не зная, что известно этому офицеру и какую роль сыграл в его вчерашнем освобождении Человек-Паук. В открытую форточку неожиданно бьет хлынувший резким потоком сквозняк, а на подоконнике показывается фигура в черном спортивном костюме в капюшоне и маске, прикрывающей нижнюю часть лица. Чимин осторожно переводит охреневший взгляд с зависшего в окне Чонгука на вполне себе спокойного к такому повороту событий полицейского. Юнги поднимается с места и приглашающим жестом подзывает гостя внутрь. — Тебя точно никто не видел? — уточняет у супергероя в непривычном для своего образа костюме. Чонгук качает головой и припускает маску, чтобы освободить лицо. Его взгляд ни на секунду не покидает замеревшую в ожидании жутко помятую, но все такую же прекорасную фигуру юноши в постели. — Знаю, что вам нужно многое обсудить, но сейчас нужно постараться это сделать быстро, — предупреждает офицер уже у самого выхода из одиночной палаты, — тебя разыскивает, без преувеличений, весь город, Чонгук. А этот парень, Ким Тэхен, пытается тайком пробраться в палату с самой ночи. — Я понял. Юнги тихонько покидает комнату, оставляя возлюбленных наедине. Чонгук в два шага подлетает к постели и заключает Чимина в убийственно крепкое объятие. На подушку пациента капают свежие слезы. — Больше не спущу с тебя глаз, — обещает Чонгук, горячо выдыхая тому в висок, который тут же целует. Чимин с опозданием, но обнимает любимого в ответ, начиная неосознанно плакать тоже. Он пока еще не знает всего, что вчера навалилось на Чонгука, но нутром чует, что это событие в нем что-то кардинально поменяло. По правде, не только в Чонгуке, но и в самом Чимине тоже. Но у них еще будет время в этот разобраться и понять, как с этим жить дальше. А пока что… пока что просто держать друг друга — великая награда.