***
Серкан даже не заметил, как быстро пролетело время, кажется, будто часы превратились в секунды и побежали с какой-то небывалой скоростью. И, пожалуй, самое отвратительное — каждое пройденное мгновение отдавалось колющей болью в груди, нарастающим волнением и непривычным холодом в кончиках пальцев, который значило лишь то, что каждая часть его тела была явно против сегодняшнего события. Завтрак на верхней палубе, получасовое плавание с трубочками, шоу талантов от Эды, на котором она решила спеть парню несколько песен — всё это осталось где-то в прошлом, оставив после себя лишь эхо некого тепла в воспоминаниях. Только вот эти приглушённые отголоски счастливого времяпровождения буквально затмевали громкие рыдания, той, которую молодой человек должен был защищать. Теперь они сидели в его частном самолёте, готовившемуся к взлёту. Ну как сидели, он сидел, а кареглазая истерично ходила из стороны в сторону. Её бледные пальцы заметно подрагивали, особенно, когда она тянулась к раскрасневшимся щекам, дабы размазать по тем надоедливые слёзы. Её взгляд, полный осуждения и отвращения, прекрасно чувствовался мужчиной, отдаваясь тяжестью меж его клетки рёбер. Ему было действительно больно, но ей… ей было чертовски невыносимо, так, словно кто-то без физического контакта медленно ломал ей кости, а она могла лишь стонать от боли, ощущая, как всё её тело разрушается, без возможности на починку. — Как круто ты всё спланировал! Молодец, Болат! — женщина совсем не стеснялась трёх бортпроводниц, крича так громко, что, казалось, её можно было услышать даже на взлётной полосе, — я пришла с мольбой о помощи к тебе единственному, ведь только тебе доверяла! И что ты сделал?! Красиво покатал меня с собой по миру, а как только я тебе надоела, то ты меня чуть ли не с бантиком на голове вручил этим маньякам! Она залилась истеричным смехом, прикладывая ледяные ладошки к лицу. Ей казалось, что она попала в страшный сон. Казалось, что вот-вот и она проснётся где-то посреди ночи, откроет глазки, облегчённо вздохнёт, видя рядом с собой спящего Серкана, прижмётся к нему посильнее, удивляясь тому, как её фантазия смогла создать такой сюжет кошмара. Но только вот она не просыпалась. Только вот на её нервный срыв глядело несколько пар глаз. Только вот ни в одном человеке она больше не видела защиту, лишь опасность. — Может поговорим наедине, — аккуратно одёргивая девушку за локоть, дабы не дать ей начать говорить новую фразу, непривычно холодно произносит он, — а то ты бред кричать только на публику горазда. Шатенка спешно отталкивает его ладонь от себя, вдруг резко ощущая его прикосновения непривычно чужими, обжигающими холодом, нежелаными. Его касания были хуже, чем касания Мелиха. Второй ведь никогда не скрывал своей примерзкой натуры, лишь на светских вечерах и при важных строил из себя галантного молодого человека, но в обычные будни он не пытался выдать себя за кого-то иного, а Серкан… в понимание Йылдыз, он был тем, кто прятал свою жестокость за красивой картинкой, и это, казалось, ей было в разы хуже. Мелих был хоть и тем ещё подонком, но хотя бы честным. Болат же не имел даже второго. Эда уверенно глядит в его темно-карие глаза, блестящие ледяным отливом, будто замёрзшая где-то в Сибири кора деревьев, отрицательно качая головой… нет, она не верит в то, что сейчас перед ней стоит тот, кто посреди ночи подрывался с постели, чтобы утешить её после очередного ночного кошмара, тот, кто бережно ставил ей уколы, заботливо поглаживая её запястья, тот, кто, утыкаясь носом в её макушку, из-за всех прижимался к её телу, боясь хоть на миг ослабить хватку и не ощутить её тепла. Она не хочет верить в то, что полюбившейся ей образ был лишь дешёвой фальшивкой. И этот факт ей приходится тяжело сглатывать с вязкой слюной, чувствуя, как горло лишь сильнее сжимает от разыгравшихся эмоций. — Нет, мы никуда не пойдём, — резко скрещивая руки, нервно усмехается она, — мне с тобой нечего обсуждать! Ты такой же мерзкий, как и они, — резко стреляя взглядом в сторону рядом стоящих, с горькой хрипотцой в голосе кричит она, — вы одинаковые! Лицемерие и эгоизм вот чем вы все руководствуетесь, но я не позволю вам опустить меня в ваш отвратительный мир! Можете хоть за десятерых меня за муж выдать, хоть пытайте, да без разнице что, можете убить, но, знайте, я умру честной и доброй девушкой, а вы, в итоге, сдохните жалкой пародией людей, на чьих похоронах гости будут ликовать, а не скорб…- Сеймен резко дёргает женщину на себя, не давая той договорить своих слов. Мелих без лишних раздумий хватает девушку за волосы, грубо дёргая ту за них. Шатенка отзывается хриплым болезненным стоном, впиваясь острыми ногтями в кожу на его запястье, дабы вынудить парня хоть немного ослабить хватку. Горькие слёзы и без того быстро стекающие с её алых щёк, кажется, теперь начинают литься с новой и большей силой. Предметы перед её взором резко становятся такими мутными, расплывчатыми, в ушах что-то неприятно гудит, притупляя грозные голоса людей рядом с ней. Кисти кареглазой резко слабеют, ноги ужасно подкашиваются, она с трудом находит в себе силы, чтобы вот-вот не потерять баланс и не упасть на пол или того хуже на своего горе мужа. — Отпусти её, Мелих, не смей даже на моих глазах такое вытворять, — грубо отзывается Болат, резко вставая и делая широкий шаг, дабы максимально близко подойти к тому, — дружба дружбой, но такое я не потерплю, надеюсь, — складывая на плечо Сеймена свою ладонь, твёрдо говорит он, — ты это хорошо понимаешь. — Хорошо, раз уж ты так любишь слушать пустые слова от глупой девчонки, — небрежно отталкивая от себя шатенку, совершенно невозмутимым голосом отвечает принц, — можешь поговорить пока с этой дурой и повыслушивать от неё претензии за нас троих, а мы пока с Госпожой Семихой пойдём в хвост самолёта, время уже для обеда, — ступая в сторону борт-ресторана, он довольным взглядом оглядывает упавшую на сидения Йылдыз, — надоест слушать её бредни, можешь к нам присоединиться. — Эда, я в тебе разочарована, — роняет холодным голосом Йылдырым, следуя за парнем. Шатенка спешно проводит ладонью по своим алым, горящим словно пламенем щекам, дабы стереть с тех противно прилипшие к ним пряди волос. Тяжело вздыхает, злясь на себя за то, что рискнула попросить помощи, а в итоге, как всегда, была предана. До бледных пятен прикусывает нижнюю губу, впиваясь в неё так сильно, так, словно это сможет хоть на малость избавить её от того страха будущего и боли от поступка такого, казалось ей, близкого человека. Он принёс ей страдания в прошлом, наивно было полагать, что он не принесёт их и в на настоящем. Прося его тогда о помощи, она действительно хотела верить в то, что люди меняются, что обретают душу и сострадание к другим. Не меняются. Шатенка упирается слегка дрожащей рукой в подлокотник дорогого кожанного кресла, задирая подбородок вверх, судорожно втягивает носом воздух, с трудом сглатывая слюну с привкусом соли. Видит боковым зрением мужской силуэт, неловко стоящий рядом. — Уйди, я не хочу тебя видеть, — даже не удосужив его взглядом, Йылдыз отворачивает голову в другую сторону. Сквозь чуть приоткрытые веки, она глядит рассеянным взглядом вперёд, словно сквозь запотевшее стекло смотрит через иллюминатор на голубое небо, ощущая, как тяжёлые капли скользят по её нежной коже лица. Совсем не знает, чего теперь ей ждать и на что надеяться… у неё буквально вырвали из рук последнюю возможность избежать того ужаса, котрый творился с ней целый месяц… у неё забрали не надежду, у неё забрали спокойную жизнь, свободу, улыбку. — Я правда не хотел, чтоб так вышло. Я пытался сделать всё возможное, что только можно было, но не вышло. Мне не оставили выбора, — стыдливо опуская подбородок вниз, негромко отвечает он ей, нервно сжимая пальцы. Женщина резко задирает голову вверх, зачем-то походя к нему так близко, что их пальцы рук почти соприкасаются. — Может будешь честным хоть в последний день нашего общения? — громко усмехается шатенка, закатывая глаза, — ты просто выбрал деньги, а я была инструментом их получения, поэтому заткнись лучше и не пытайся оправдываться, не выйдет, — девушка громко шмыгает носом, небрежно размазывая руками по подбородку горькие капли, — если бы ты сказал мне правду и дал возможность самостоятельно скрыться от них, то я бы тебе поверила, но ты, Серкан, дал мне лживые надежды, а потом вдребезги их разбил… в третий раз, — грустно улыбается, чувствуя, как кто-то словно безжалостно сжимает ей грудную клетку, залазя руками куда-то под рёбра, — за что ты меня так ненавидешь? Я не понимаю… ты буквально убил моих родителей, ты отнял у меня образование, а сейчас собственноручно сдал в логово маньяка… что я тебе сделала? Скажи! Эда с трудом остаётся стоять на ногах, ощущая, как всё её тело словно пронзает волна резкой боли, не физической — моральной. И без того дрожащие пальцы её бледных рук, кажется, начинают трястись как листья на ветру. Кислорода неожиданно становится слишком мало, чтобы сделать хоть один вдох, она судорожно тянет воздух ртом, чувствуя, как ужасный ком в горле будто перекрыл ей все пути носоглотки. Беспомощно хватается ладошками за собственные щёки, пытаясь скрыться от этой горечи, жестокости, боли, захлёбывается в мерзких слезах, громко рыдая. Мужчина лишь в полном шоке глядит на неё, спешно прикрывая свой рот ладонью, словно боится издать хоть какой-то звук, дабы точно не усугубить её состояние ещё сильнее. Он не видит лица кареглазой, но видит её слёзы на одежде, кресле и даже пара капель на полу. Он видит её боль, кажется, проклиная самого себя уже в сотый раз за то, что он действительно слишком быстро сдался, совсем не попытавшись рискнуть: когда команда Йылдырым поймала след перелётов шатенки, Серкан без лишних промедлений сообщил её местоположение Семихе под предоплату того, что Эду нашли его люди и он хочет помочь им вернуть девушку назад, но взамен ему нужны акции и неделя времени, которая сможет хоть как-то помочь женщине восстановить её здоровье на свежем воздухе. — Молчишь… — покачивая головой в разные стороны, с трудом бормочет она, — я даже не удивлена, ты просто использовал меня… о чём ты интересно думал, когда целовал меня и уверял в том, что всё наладится? Да что я спрашиваю? О себе ты думал… и только… Какой же ты мерзкий человек! Я ненавижу тебя! Ненавижу! Лучше бы я никогда тебя не встретила! Лучше бы ты вообще никогда не рождался! — от бессилия всё-таки садясь на пол около его ног, истерично кричит она, громко рыдая, — если бы ты не убил моих родителей этого бы не было! Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Болат опускает на корточки, с содроганием сердца глядя на то, как бледными пальцами кареглазая жестоко впивается в нежную кожу собственного лица, в порыве эмоций царапая то. Он никогда ранее не видел, как умирают люди… до этого момента. Трясясь от боли, ломающей всё тело так, что горло сводило от истошных криков, девушка беспомощно плакала, цеплялась ногтями за собственные волосы, оставляла кровавые подтёки на бледной из-за нервного срыва коже. Она умирала на его глазах, быстро увидала, как самый красивый в ботаническом саду цветок… только если от прекрасных растений потом совсем ничего не оставалось, то от неё осталось её тело, так сильно дрожащее, такое холодное. Физическая оболочка. Пустая. Душа, невинная и добрая, сгорела в прах. Он её сломал. Разбил. Сжёг. Убил. Убил так жестоко ту, что ещё совсем недавно смогла ему довериться… ему единственному… — Пожалуйста, посмотри на меня, солнце, — аккуратно протягивает ей руку Серкан, слыша, как его собственный голос хрипит от эмоций. Болат всегда считал, что он сам вправе творить свою жизнь. Считал, что нет людей, которые могли бы связать ему руки. Недооценивал других в прошлом. Поплатился за это в настоящем. Теперь ему приходилось с трудом сдерживать собственные слёзы, глядя на то, как его самая любимая девочка бьётся в истерике, беспомощно хныкая в свои ледяные ладошки. — Уйди… уберись отсюда! Оставь меня наконец в покое! — из-за всех сил отталкивая от себя его руку, жалобно прорыдала она, — ты мне отвратителен! Парень мог поклясться, он видел множество глаз, которые глядели на него с совершенно разными эмоциями: уважение, страх, обида, ненависть, печаль, любовь, радость… но он никогда не видел такую многогранную палитру в одних. До этого момента. Карие глазки, полные едких слёз, встретились с его, кажется, в последний раз. Он видел, как в её чёрных зрачках тлели последние отголоски надежды на то, что он одумается, поможет ей, спасёт от грядущих страданий. Видел, как с каждым её судорожным вздохом медовый блеск девичьих глаз всё сильнее терялся в тёмном тумане из отчаяния и безысходности. Видел, как с каждым километром, приближающим их к Турции, женщина смотрела на него с большим разочарованием. Она ведь так ему верила… так, как никому другому. Видел, как всегда живой взгляд становится полностью мёртвым. — Я принесу тебе воды, — тяжело вздохнул Болат, поднимаясь с пола. Нет, он не мог лицезреть её такой больше. Он не мог видеть разбитой ту, что месяцами ранее дразнила его в его же компании, громко смеялась и с счастливыми глазами поедала мороженное. Парень ушёл в хвостовую часть самолёта, а она… она так и осталась сидеть наедине со своей болью. Одна против целого мира. Одна и без сил на борьбу. Одна…***
— Сколько она весит? — подходя к Болату, интересуется Сеймен, вытаскивая маленький флакончик из кармана пиджака. Шатен с подозрением оглядывает вещь в руках мужчины, предчувствуя что-то неладное, особенно после вопроса про вес. — Не помню, вроде около 55 килограмм, а что, — задумчиво отвечает он, убирая ладонь с крана кулера. — Тогда добавь, пожалуйста, три капли, но ни в коем случае не больше, иначе она отключится на несколько суток, — протягивая Серкану флакон, спокойным голосом произносит он. Кареглазый смело берёт стеклянную вещь, поднимает ту на свет, дабы получше разглядеть содержимое, однако, вода-водой. Никакого намёка на то, что это такое не было: ни этикетки, ни цвета жидкости, ни осадка в ней. — Что это? — осторожно откручивая маленькую крышечку, интересуется он, а после капает необходимое количество в воду. Даже если бы тут был яд, то парень бы всё равно не имел права не добавлять его в стакан, ведь у него есть тот чёртов договор с Сейменом, который обязуетс его не переходить на сторону Йылдыз. — Наркотик собственного производства на основе транквилизатора, — довольно хмыкает принц, — после него человек не способен сопративляться, ибо ему сильно хочется спать, а его тело просто ломит от слабости. — Не слишком жестоко? — удивлённо глядя на Мелиха, он в сотый раз жалеет о том, что всё-таки не попытался помочь своей принцессе. — Может и жестоко, но мы хотябы будем в безопасности. Эта девчонка уже и так разнесла весь самолёт, что ещё ты хочешь от неё увидеть? Как она сожжёт нас тут заживо, повредив какую-нибудь проводку? — легко улыбается Сеймен, наслаждаясь беспомощностью своего собеседника. — Она же просто в шоке, да и тем более, мне почти удалось её успокоить, — из-за всех сил стараясь найти хоть одну причину, чтобы женщина могла избежать этого чуда зелья, произносит он, — думаю, вам лучше попытаться найти общий язык прежде, чем мы сядим, иначе Эда тебе и дом разнесёт. — За мой дом можешь не переживать, — отходя от шатенка, миролюбивым голосом говорит он, — наручники вещь полезная… Болат лишь неохотно кивает головой, тяжело вздыхая. Он берёт этот дурацкий стакан, направляясь с ним в сторону основной части салона, где он оставил несчастную девушку сидеть на холодном полу. Завидев макушку кареглазой, парень заметно сбавляет ход, надеясь оттянуть момент, когда Йылдыз потеряет сознание. Пусть она и кричала ему о том, что жалеет о всё, что связано с Болатом, молодой человек всё равно был рад слышать её голос, да дрожащий… но даже такой он был лучше молчания. — Вот и я, — натягивая фальшивую улыбку на лицо, он протягивает ей ёмкость с водой. Эда, не поднимая взгляда на него, принимает из его рук стакан, спеша утолить мучительную жажду. Большими глотками она осушает ёмкость, затем довольно вздыхает, запрокидывая голову и прикрывая веки. Её ладошки в попытке спрятаться от всего этого ужаса закрывают зарёванное лицо. Слёзы кажутся бесконечными. — Всё наладится, вот увидишь, — Болат опускает ладонь на её плечо, ласково поглаживая то, говорит и сам не верит в свои слова, но искренне надеется, что это хоть как-то поможет его девочке, — я уверен, что вы с Сейменом будете хорошей парой, вам просто нужно привыкнуть друг к другу. — Да как ты не понимаешь? Он сумасшедший! — недовольно бормочет она, глядя на темноту перед собой, — а ты предатель… Лёгкая дрожь пробирает её тело от кончиков ног до макушки головы, побуждая женщину спешно открыть глаза, дабы осмотреть своё тело. Расслабляющая чернота быстро сменяется расфокуссированной картинкой салона, шатенка сильно жмурится, вновь расспахивает глаза, но ничего не меняется. Она предпринимает попытку, чтобы встать с пола или хотя бы выпрямить корпус, но тело совсем её не слушает. Конечности кажутся ей слишком тяжёлыми, чтобы шевелить ими, глаза, как запотевшие линзы, размывают мир. — Серкан, что происходит? — писклявым голоском, с трудом выговаривает она, абсолютно не понимая, куда делись её силы. — Всё хорошо, малышка, хорошо, — заботливо приглаживая её мягкие локоны, виновато шепчет он ей, — ты совсем справишься, я в тебя верю. Почувствовав, как кареглазая полностью расслабилась, всё же потеряв сознание, он сел рядом с ней на корточки, легко чмокнул её в висок, наклонился немного ближе к девичьей шее, делая глубокий вдох, наслаждаясь его самым любимым запахом, по которому он будет чертовски сильно скучать. Солёная влага предательски появилась на глазах мужчины от мыслей о том, что сегодня он видит свою принцессу последний раз в жизни. Она ворвалась в его жизнь так ярко и неожиданно. Она ушла из неё так быстро и печально.***
Болат с презрением глянул на Сеймена, сидящего рядом с Эдой. Принц с мерзкой ухмылкой на лице оглядывал тело девушки, как-то грубо поглаживая ту по бедру. Наверное, если бы не присутствие Серкана, то Мелих бы не постеснялся воспользоваться беспомощной девчонкой, и от этой мысли кареглазого буквально выворачивало наизнанку, он слишком долго видел, как бедняжка страдала, как плакала по ночам, как боялась вернуться в ту страшную жизнь. Тогда Йылдыз даже не догадывалась, что по-настоящему страшным будет то, что подло ждало её в будущем.