ты в моих руках

Игнис молчит — слова кажутся сухими и лишними, а клинки ещё хранят тепло убитого тела. Присутствие Жозефины впервые не помогает. Она едет чуть поодаль, молчаливая, сосредоточенная, изредка похлопывает серую в яблоко кобылу по напряжённой шее — и отсутствие улыбки точит кости. Будто неизбежное уже случилось, будто вороново крыло уже накрыло их тенью, будто… Игнис резко тянет поводья на себя. Иногда ей всё ещё тяжело даётся управление драколиском, но она куда упрямее любого животного, поэтому Тигр подчиняется и подстраивается под бег лошади Жозефины. — Что такое, Инквизитор? — на лице Жозефины всё-таки вновь расцветает улыбка, но Игнис прекрасно знает это выражение. Это дежурная вежливость, показное радушие для баронов из Орлея. Не приветствие для… подруги. — Как ты? Вопрос звучит холодно, почти равнодушно, но она поднимает взгляд и надеется, что в нём видно и кровь, и шторм, и битое стекло. Красиво говорить — удел гномов из Торговой гильдии или послов на пышных празднествах. Игнис же, окровавленному лезвию, нужно помалкивать и выполнять работу: заставлять с вечность молчать других. А хотелось бы для Жозефины писать стихи. Хотелось бы стать кем-то удивительным, той самой миледи Инквизитор, от которой исходит некое божественное сияние, героиней, защитницей, справедливым мечом. Но во что ни наряжай убийцу, убийцей она и останется. А Жозефина смотрит ей в глаза дольше, чем это необходимо, и качает головой. Понимает? — Так… странно. Игра всегда опасна, но, Создатель, когда прямо перед тобой сидит твой убийца? Когда за твою голову идёт охота? Когда… Она тяжело сглатывает, и Игнис замечает мелкую дрожь её рук. Прежде чем кто-то заметит, осудит, скривится или рассмеётся, Игнис накрывает её ладони своей. За такую вольность Лелиана проткнула бы ей горло стрелой, но великой шпионки с ними нет — а Жозефина только улыбается чуть счастливее и упирает взгляд в седло. — Я не дам ничему с тобой случится, слышишь? — Миледи, это… слишком щедро с вашей стороны. Игнис подарила бы ей куда больше: шелка, самоцветы и весь лириум, что они с сестрой когда-либо охраняли, но у неё не было ничего, кроме отчаяния и любви. Когда они возвращаются в Скайхолд, Лелиана через несколько минут оказывается у стола Жозефины. Игнис уже готовится к проницательному взгляду и предусмотрительно вскидывает одну бровь, но Лелиана смотрит только на близкую подругу. Рука в перчатке ложится на спинку стула. — Знаешь, — тон у неё удивительно заговорщический, — документ ведь может попросту пропасть. Не без помощи моих агентов, конечно. Тогда у Дома Отдохновения больше не будет причин охотиться за тобой. Жозефина хмурится: конечно, это не годится для посла доброй воли. — Я не хочу, чтобы хоть одна из сторон проливала кровь! Но это невероятно подходит убийце, выращенной Хартией. — На кону твоя жизнь, — Игнис складывает руки на груди: так она выглядит почти укоряюще. Больше наставница, чем безмерно влюблённая, — и я… Инквизиция не может потерять тебя. Надо как можно скорее устранить тех, кто может навредить тебе. Жозефина переводит взгляд с Лелианы на неё и поджимает губы. Будто бы вот-вот возразит, вскинет брови, но… молча кивает. — Хорошо, миледи. Я вам доверяю. Игнис не знает, что давит на неё сильнее: отстранённое «миледи», которое так любит использовать Жозефина, или тихое, искреннее «доверяю». Но когда она покидает Скайхолд, ощущение тени от воронова крыла следует за ней. Лелиана должна ведь приглядеть за своей подругой? Игнис мечется по Внутренним Землям (Варрик, проницательный писака, спрашивает не раз: «Волнуешься за Рюшечку, Тихоня?», и на каждый такой вопрос она только обессилено рычит), разве что не бросается на своего интенданта и солдат по чистой случайности и через несколько дней решает вернуться. Куда-то делась хвалёная выдержка верного орудия Хартии, сосредоточенная рациональность и неуязвимость. Потому что нет ничего страшнее, чем мысль, что Жозефина даже в родных стенах не в безопасности. Игнис влетает в кабинет ровно в тот момент, когда агент Лелианы чётким выпадом пронзает сердце человека в маске. Брызжет кровь. Жозефину трясёт. Игнис пересекает комнату, на ходу снимая шлем, и сжимает её запястье. — Жозефина! — резкий окрик выводит её из ступора, и она переводит пустой взгляд на Игнис. — Ты слышишь меня? — Д-да… да. — Ты цела? — Всё в порядке… Я должна была догадаться, что они, — Жозефина тяжело сглатывает, — они проникнут в ряды слуг. Агенты Лелианы ещё… — Садись на диван, — как можно мягче прерывает её Игнис, но это всё ещё звучит отрывистым приказом. Жозефина с благодарностью кивает и почти падает на мягкие подушки. Игнис продолжает стоять — только чтобы иметь возможность смотреть прямо в глаза и положить руки ей на плечи. Она не умеет, не привыкла, не готова, но старается быть осторожнее. — Тебя ранили? Жозефина отрицательно качает головой и отчего-то улыбается. — Отлично. Возможно, я не сожгу их логово, — Игнис не может не улыбнуться в ответ — потому что Жозефина касается самого её сердца. — Агенты Лелианы уже добрались до документа? Или просто не успели? В какой-то момент спасший положение сержант исчезает, и они остаются наедине в полутёмной комнате. — Пока никакого письма от них не было. — Хорошо… Хорошо. Что именно стало вдруг «хорошо», ни одна из них до конца не понимала. Игнис не может отодвинуться, отнять руки и пойти по своим делам — как не может унять беснующееся сердце, как не может понять и принять, что она не бессердечная, не равнодушная и определённо очень глупая. Она чуть сильнее сжимает пальцы, чувствуя чужое тепло сквозь ткань. Склоняет голову. И давится коротким словом: — Прости. — За что, Игнис? — Жозефина сама не замечает как переходит на обращение по имени. — Я пообещала, что не дам ничему случится с тобой. И подвела. Если бы я могла остаться здесь… — Нет-нет-нет! — она хватает запястья Игнис и подаётся вперёд. Они почти соприкасаются носами, почти близки — и всё же они лишь Инквизитор и её Посол. — У тебя много других, гораздо более важных дел… Они похожи на глупых детей, пытающихся уступить друг другу конфету. Игнис детства своего почти не помнит, — да и сестра у неё вырвала бы любую сладость с зубами, — но картина складывается именно такая. Щемяще-нежная. Игнис закрывает глаза, чтобы не видеть волнение и тусклую печаль на лице Жозефины. — Ты ведь знаешь, что очень, очень важна для меня? — Что? — Ты очень важна для меня, — Игнис выделяет каждое слово, — и я сделаю для тебя всё, что угодно. Тебе достаточно сказать только слово. С самого первого дня ты получила меня в своё распоряжение, но отчего-то не пользуешься такой прекрасной верной псиной. Она пытается сгладить серьёзность усмешкой, но Жозефина так долго молчит, что приходится открыть глаза. Игнис встречается с задумчиво-напуганным взглядом и поджимает губы. Что-то идёт не так? — Во-первых, — Жозефина говорит медленно, но уверенно, — несмотря на то, что в Ферелдене псы очень высоко ценятся, незачем себя с ними сравнивать, миледи Инквизитор. Во-вторых… я же правильно понимаю… Они всё ещё слишком близко, и Игнис чувствует частое дыхание Жозефины на своих губах. Ещё чуть-чуть — и она прикоснётся, оставит метку на сердце. Жозефина подаётся вперёд — касание легче пера. Игнис целовалась уже не раз: ради выгоды, ради дела, ради азарта и ради насмешки. И никогда ради любви. Она прижимает грудь Жозефины к своей и сминает ткань между лопаток. Сладко-нежно-душно-терпко… Жозефина спустя какое-то время испуганно мычит и отстраняется. Игнис послушно отступает на шаг и смотрит исподлобья, как привыкла. — Мы ведь, — Жозефина прикладывает пальцы к губам, будто на тех остались капли яда, — мы ведь всего несколько месяцев знакомы! Это, должно быть, помутнение рассудка от страха… Или… Можно ли принять взвешенное решение за такой короткий срок? — Ты слишком мудрёно заговорила, — Игнис со вздохом встряхивает головой, прогоняя сомнения, вызов и липкий страх, — как на своих приёмах. Я скажу проще. Меня к тебе сразу потянуло. Ты как… как солнце. Весеннее. Очень ласковое. Ты была со мной ласкова. Сначала я это просто ценила. А теперь… я правда твоя цепная псина. Что хочешь со мной делай. Но я всё равно продолжу любить тебя. И я сейчас даже не шучу. Жозефина на мгновение замерла, прежде чем отнять руку от своих губ и положить на колени. Маленькая грациозная лань. — Значит… вы и правда серьёзны в своих намерениях? Намёки Лелианы правдивы? И я вам правда интересна? — Я не могу повторить этот вдохновенный монолог ещё раз. — О, ни к чему, я его хорошо запомнила, — Жозефина вдруг хихикает и соскакивает с дивана. Её объятия невероятно доверительные и нежные — и Игнис растворяется в запахе её духов. — Тогда я согласна. И я тоже в вашем распоряжении, моя леди. Игнис ведёт головой чуть в сторону, осторожно касается носом кожи за ухом и оставляет поцелуй — настоящий, выверенный — на её щеке.