***
Дориан Бранте хороший человек. Порой Томмаса пугает, насколько он хороший. И не только с ним. Первый раз запоминается Томмасу жарой, пылью и ржанием коней. Необычайно жаркий день он и Дориан проводят в компании дворовых ребят и трех девчонок. Томмас смотрит лишь на одну, то и дело пропуская подколы со стороны приятелей. Только Дориан понимающе молчит. Софья, а именно так зовут девочку, очень красивая. У нее огромные голубые глаза, темные косы и очень нежный голос. Ее чудный смех и истории хочется слушать без остановки. Но мать зовет Софью домой, и та, обещая скоро вернуться, бежит через дорогу. Дориан первым замечает, что что-то не так. Первым слышит крик Софьи и ее плач. Первым бежит к ней, чтобы помочь подняться. Это похоже на него. Томмас не видит ничего особенного в действиях друга. Но Софья сияет, принимая его руку. Оба толком не успевают понять, что происходит, когда из-за поворота вылетает кавалькада герцогских всадников. Слишком поздно, чтобы можно было убежать. Сердце Томмаса замирает, когда Дориан со всей силы толкает Софью к нему, а сам... Уже позже, почти что ночью, в дверь Томмаса стучит сам глава рода Бранте, господин Грегор. Ужасный старик с тяжелой тростью. Он сообщает, что Дориан познал первую малую смерть, и что семья Бранте настаивает на прекращении этой дружбы. «На его месте должен был быть ты или эта девица, — старик презрительно морщится, отчего его лицо становится еще уродливее. — Но куда вам обоим до благородства Дориана? Тяжелая ноша дворянина — защищать неблагодарное отребье. Теперь я почти уверен, что мальчик легко заслужит шпагу. А ты... держись подальше от моего внука». Дориану на слова господина Грегора плевать с самой высокой ветви Белого Древа. Когда он возвращается в школу, на его лице нет и тени разочарования или страха. Он крепко обнимает Томмаса. Справляется о состоянии Софьи, хоть и сам знает, что связи его деда сделали с бедняжкой. Бургомистр Эль Верман распорядился о передаче ее в услужение аркнам. Тем самым аркнам, что лишили Дориана одной из его жизней. И на них он не держит зла. Со дня своего возрождения, он все чаще восхищается аркнами. Берет несколько факультативов по доимперской аркнийской истории, аркнийскому этикету, праву, философии и языку. Томмас шутит, что аркны подменили Дориана, пока тот восстанавливался дома. Друг смеется над его шутками. О том, что видел по ту сторону, не говорит. Но не позволяет сестре и брату испытать подобное в огне пожара. Украдкой признается Томмасу, на что ему пришлось пойти ради этого. Долго прячет в длинных рукавах следы от ожогов и клянется, что любил деда. Просто иного выхода не было. Томмас верит.***
Дориан Бранте хороший человек. Сомневаться в этом почти нет причин, пока в их жизнях вновь не всплывает имя Софьи. Для Томмаса эта ночь полна кашля, заложенного носа, пара от бульона и ожидания. Дориан обещал прийти еще до заката с новостями из школы и чем-нибудь вкусным, но так и не появился. Снаружи раздаются грубые выкрики солдат и лай собак. Матушка думает, что госпожа Лидия просто не отпустила Дориана на неспокойные улицы. Друг заявляется сам. Ранним утром. Ставит у кровати Томмаса корзинку, накрытую смявшимся полотенцем. Обессилено падает рядом с ним, заставляя подскочить от неожиданности. От Дориана пахнет пылью, сыростью и лошадьми. Чем-то еще, едва уловимым. Томмас разражается вопросами на которые получает самые подробные ответы. Несмотря на помотанный вид, друг перевозбужден ночными событиями. Первое, что доходит до Томмаса — Дориан вновь повстречал Софью. Их бывшая подруга оставалась в Анизотти, служа аркнийскому роду Оттон. И, похоже, служила плохо, раз в конце концов ей пришлось бежать от своего господина. На возражение Томмаса о том, что проблема могла быть в аркне, Дориан только отмахивается и продолжает. Софья пыталась спрятаться в доме Мореллей. Там Дориан ее и нашел. — Ты ведь помог ей бежать? Простой вопрос вызывает у Дориана совсем не ту реакцию, которую ожидал Томмас. Лицо друга искажает злость, он рывком поднимается с кровати и начинает расхаживать по комнате. — По-твоему, я должен был помочь ей нарушить свой Удел?! Я не мог так поступить, Томмас. Ни с ней, ни с самим собой. Я желаю Софье только добра. Для собственного благополучия ей не следовало пренебрегать расположением аркнов. О Близнецы, ты не представляешь, какой шанс она упустила! Томмас не верит своим ушам. Даже перебить Дориана не может. А друг продолжает говорить. Вспыльчиво. Остервенело. — Разумеется, я помог поисковой группе обнаружить ее. Я попытался убедить Софью, что так будет только лучше. Несколько раз за ночь она почти была в моих руках, но... — Несколько раз? Ты что, правда участвовал в этой облаве? — Да. Никто не знает этот город лучше меня и тебя, дружище. Но она все равно улизнула. Понимаешь, Томмас... Я могу доверить эту тайну только тебе: Софья маг. Прямо как Бриан. Ты ведь помнишь Бриана, Томмас? Томмас неверяще кивает, все еще надеясь, что весь рассказ Дориана — не более чем глупая шутка. Вот только его друг почти никогда не шутит. — Я прошу тебя молчать об этом. Ради нас обоих. Я дал обещание. Хриплым от кашля голосом Томмас спрашивает, кому друг успел пообещать молчать аж о целом маге. Дориан мечтательно прикрывает глаза и улыбается как-то по-новому. Тогда Томмас впервые в жизни слышит имя — Дорий Оттон.***
Дориан Бранте хороший человек, попавший под чары чудовища. С ночи охоты за Софьей, аркн по имени Дорий Оттон не перестает вновь и вновь возвращаться в их общую судьбу. Он везде: на редких торжественный визитах герцога Миланида, в крупнейшем дуэльном клубе Анизотти, куда Дориан периодически затаскивает друга посмотреть на бои, чуть ли не в каждой фразе самого Дориана. Друг не устает говорить, что нравится Оттону. Аркна забавляет его имя и тяга к старым устоям. С ним он почти никогда не бывает груб. Дает редкие, но важные наставления. Называет достойным, пусть и человеком. Призывает учиться усердно, чтобы однажды служить аркнам, не валяясь в грязи, подобно прочим. Дословно пересказывая то, что говорил ему Оттон, Дориан выглядит по-настоящему счастливым. Томмаса это раздражает. Потому что Дориан одержим. Потому что Дориан почти перестал проводить время с ним, а лишь корпит над книгами по аркнийскому праву и готовится к поступлению в университет. Потому что сам Томмас не может выкинуть из головы ту улыбку, с которой друг произносит имя Дория Оттона. Чуть более сносным Дориан становится только когда их экипаж выезжает за городские стены. Тогда мысли обоих обращаются к перспективам, ожидающим их в столице Империи. Томмас все еще горит идеей поступить в Военную Академию. Защищать Магру с шашкой в руке и отправлять негодяев на суд к Дориану. В ответ друг сообщает, что не планировал долго засиживаться среди прочих судей Префектуры. Его цель лежит выше, в одной из нынешних должностей бургомистра Эль Вермана. В будущем Дориан намерен надзирать за исполнением Судов Чести. И вновь разговор переходит на аркнов. Томмас воет. — И что ты так зациклился на этих аркнах? — Я просто понял, насколько они властны над нами, — задумчиво отвечает друг. Что странно, в столице Дориан становится прежним. Таким, как в детстве. Первым же вечером они вместе идут в простой ювелирный магазинчик и покупают два одинаковых кольца. Серебряных, с тонкой полоской черного агата. «В знак вечной дружбы» — лучезарно улыбается Дориан, надевая кольцо на мизинец и раскрывая объятья. Томмасу от этих слов почему-то становится горько. Они все детство провели вместе. Никто не знает Дориана так, как он. У них общие мечты. Общий путь. Но сам Томмас не уверен, может ли назвать их отношения именно дружбой. Этерна увлекает их обоих в заботы и учебу. Томмас то и дело слышит об успехах друга. И о приключениях тоже. Узнает от некоторых старых приятелей, что Дориан помог какому-то ученому. Что Дориан посещает столичные дуэльные клубы. Что у Дориана, вроде бы, кто-то появился. Что молодые дворяне признали будущего судью за своего, и теперь он сияет в их салонах. Но лично поздравить его с поступлением у Томмаса получается только на маскараде. Под взглядами черных как ночь глаз аркнов. Среди них Дориан, похоже, чувствует себя уверенно и гордо. Словно родился для того, чтобы раскланиваться перед ними. Томмас уже знает, что худшее только впереди. Слышал, кто должен появиться здесь. Увести друга как можно дальше от аркнов кажется идеей хорошей, но почти не выполнимой. Дориан слишком учтив и хорош собой. Знатных до голубизны кожи гостей это притягивает. В конце концов, единственным действенным способом оказывается высказать ему все, что вызывает беспокойство уже не первый год. — Ты драматизируешь, — усмехается Дориан, подавая Томмасу бокал с игристым вином. — Аркны правят этой Империей, Томмас. Почему тебя удивляет, что я хочу служить им напрямую? Что же до Оттона, то меня больше беспокоит твое будущее. С таким отношением к военачальнику провинции, тебе не удастся продвинуться по службе и осуществить свою мечту. — Нет, лучше как ты — растекаться перед ним счастливой лужицей. Зеленые глаза Дориана темнеют, но он не теряет лица. Кратко кивает другу и уходит, до самого первого танца не давая о себе знать. Томмас пьет вино с доставучими пузырьками. Бокал за бокалом, пока зал не начинает слегка кружиться. Решает пойти за Дорианом, примириться с ним и покинуть этот змеиный клубок. Но на развороте сталкивается с высокой фигурой в темных одеждах. Недовольное точеное лицо кажется до зубного скрежета знакомым. — И кто пустил столь неуклюжего простолюдина ко двору Великого Канцлера? Голос. Тоже знакомый. Но откуда? Почему? Поднимаясь с пола и медленно закипая от пьяного гнева, Томмас ловит взволнованный взгляд Дориана прямо из-за плеча аркна. Друг успевает заслонить Томмаса собой. Аркн поначалу лишь крепче сжимает шпагу, но, словно разглядев что-то в Дориане, смягчается. Друг рассыпается перед ним в извинениях. Говорит что-то о неуклюжести и неопытности Томмаса. О том, что он не стоит того, чтобы портить прекрасный вечер. Поздравляет с назначением на высокий пост и выражает восхищение последней дуэлью. Слова Дориана похожи на песню без музыки, но от них, и от самодовольной улыбочки аркна, Томмасу хочется блевануть. Они удаляются к столу с напитками, оставив его под осуждающим вниманием всего зала. Кто-то из курсантов подает руку и осторожно шепчет, что Томмас влип. Что ему хватило глупости по пьяни разозлить самого Дория Оттона, и теперь уж лучше вовсе не соваться в Магру. Томмас лишь потирает ушибленную поясницу и смотрит на Дориана, все еще восхищенно беседующего с Оттоном. Оба выглядят увлеченными разговором, пока аркнийка в ярко-желтом платье не утягивает господина военачальника в танец. Даже оставшись один, Дориан не смотрит на Томмаса в ответ. Через несколько дней до Томмаса доходит новость — студент Дориан Бранте сумел раскрыть дело о тайной типографии, чьи публикации порочили славную власть династии Темпестов. Задержание мятежного общества произвел молодой магрийский военачальник Дорий Оттон. Наверное, с этого момента между Дорианом и Томмасом что-то надламывается и летит в бездну.***
Дорий Оттон пробуждает все самое плохое в хорошем человеке Дориане Бранте. Одно действие друга за другим доказывает это. Оттон не покидает столицу после бала. Остается надолго, проводя время в компании своего нового человеческого увлечения. Императору, похоже, нравится его настрой. Аркны и люди должны существовать в мире и дружбе. Три года Томмас просто ищет встречи. Но до друга не достучаться. Письма он игнорирует. Будто вовсе их не получает. Не то, чтобы Дориан пропал. О нем слышно. Его имя разносится гулким эхо по верхним кварталам столицы. Лучший студент. Многообещающий молодой юрист. Защитник старых законов. Несколько раз замечен с Октавией Миланид и Дорием Оттоном в лучших салонах и в гостях у представителей аркнийских родов. Влюбленный в аркнов и все, что они делают, Дориан, похоже, получает взаимность. Его мерцающее лазурью восхождение окроплено кровью. Мятежный кружок в самом начале, затем какая-то певичка, несколько не слишком умных дуэлянтов, спасенный когда-то самим Дорианом ученый. Столько судов за одну только практику. И большинство приговоров — так или иначе смертные. На последний год в столице Томмас не выдерживает и намеревается лично навестить Дориана. Если понадобится — вынести дверь в его номер с плеча. Его опережают. Дорий Оттон заявляется в Академию в начале весны. Озвученная им цель проста и законна — ознакомиться и откорректировать списки распределения курсантов. В Магре нынче неспокойно. Лучшие курсанты должны быть переданы под его начало. Таково распоряжение Императора. Курсантов строят перед Оттоном. Томмас в первом ряду — один из лучших. Самый старательный. Всегда собранный и готовый принять удар. Так его учил Дориан. Что доверять можно лишь друг другу, и больше никому. Они скрепили клятву кольцами. Оттон проходит перед ним, буднично держа ладонь на рукояти шпаги. На аркне нет перчаток, а потому маленькая деталь сразу бросается в глаза. Серебряное колечко на мизинце. Тонкая полоска черного агата режет глаз. Томмас смотрит на Оттона, а внутри все закипает, скручивается в узел от одной мысли, что это кольцо мог подарить ему... — Курсант... Герро, верно? — Оттон сверяется со списком и останавливается, разворачиваясь к Томмасу на каблуках. Самодовольная ухмылка не слазит с его холеного лица. — Высший балл по верховой езде и конному бою с копьем. И тебя почему-то отправляют в Астинию, где кавалерия вовсе бесполезна. Изменить. Прекрасно. Ты ведь из Анизотти, курсант? Будешь эффективен, сможешь повидать родню. Летом заступаешь под мое командование. Что-то в речи аркна слишком поспешно. Слишком наигранно. По тени в черных глазах Оттона Томмас понимает — его намеренно возвращают в Анизотти. Кто-то, кому не плевать на старую детскую мечту сына портного. — Подождите! — окликает он ушедшего дальше Оттона. Аркн замирает. До синевы пальцев сжимает рукоять. Оборачивается, недоуменно вскинув бровь. — Ты посмел окликнуть меня? Томмас не теряется. Он привлек внимание. Сейчас нужно просто задать вопрос. Возможно, несколько вопросов. «Вас попросил Дориан Бранте?», «Можете ли вы сказать ему, что я ищу встречи?», «Откуда у вас это кольцо?». Томмас не успевает даже открыть рот, как разгневанный Оттон обрывает его. — Место, курсант Герро. Хочешь служить в Магре — знай свое место. Раз уж ты так и не избавился от неуклюжести вне седла, держи рот на замке. Никогда не смей обращаться ко мне столь фамильярно. Это первое и последнее предупреждение. Помнит. Аркн его помнит. — Где Дориан? — выдавливает из себя Томмас. Но Оттон его уже не замечает. Вечером, выслушав справедливую ругань Эль Круа, Томмас все же решается. Собирает в сумку всю информацию, что у него есть на Дориана. Дважды перепроверяет, где друг живет на данный момент. Пристанище оказывается коттеджем в хорошем районе города. Аренда продлена до лета. Идти Томмасу не слишком долго — к сумеркам он добирается до места. Осторожно подходит к двери, и слышит за ней голоса. Дориан, взволнованный, запыхавшийся, пытается успокаивать кого-то. Разговор явно идет не по плану. Друг упоминает Академию и Анизотти. Убеждает, что Томмас не опасен и ему можно доверять. Как бы между делом поминает Софью и ее сборище. Глухой удар и ругань на аркнийском. Голос узнается с полуфразы. Оттон. — Я же просил не упоминать эту дрянь, Дориан! Ты забыл, чего нам стоила ее свобода? А теперь ты просишь за еще одного человека? Нет. — Как скажешь. Все будет так, как ты скажешь. Летом Томмас поступит в твое распоряжение. Я лишь прошу дать ему шанс проявить себя. Если разыграть все правильно, то у тебя появится прекрасный исполнитель. — Он у меня уже есть, — тон Оттона становится спокойнее, глубже. Аркн, всего мгновение назад готовый крушить все вокруг себя, затихает, усмиряется. Томмас хочет знать, что происходит внутри. Перебирается с крыльца на окно, наконец видя их. Оттон сидит на диване, запрокинув голову, а юноша, в котором Томмас не сразу признает Дориана, массирует ему плечи. — Ты — это лучшее, что ваш жалкий вид смог породить, Дориан. Но этот Герро... Вот твой единственный изъян. Разберись с ним. Или это сделаю я. Дориан кивает. И наклоняется к лицу аркна, едва касаясь своими губами его. От неожиданности Томмас не удерживает равновесие и крайне шумно падает. Голоса внутри дома становятся взволнованными, пусть теперь Томмас их едва слышит. Стук каблуков по деревянному полу и звук открывающейся двери настигают его уже за поворотом на каретную дорожку. Оттон гонится за ним, но не долго. И вряд ли хоть кто-то догадывается, что следил именно он.***
В Анизотти жизнь ненадолго выливается в привычное русло. По приказу наместника Гая Темпеста, Дорий Оттон со всем личным составом расквартирован в столице провинции. Новости о готовящемся народном восстании и постоянные придирки начальства затмевают хоть какие-то вести о Дориане Бранте. Для местных жителей Дориан — все еще хороший человек с кристальной репутацией. Он выполняет свой долг, работая в Префектуре. Разъезжает по аркнийским замкам и особнякам человеческой знати. Теперь в компании старшего брата, Стефана. Побеждает на турнирах и дуэлях во имя отца и своей дамы сердца — Октавии Миланид. Кажется, готовится выдать замуж сестру. Приветливый. Открытый. Честный. Изящный. Благородный. Готовый искать компромисс в любой, даже самой безвыходной ситуации. Совершенство и гордость своей семьи, Дориан находится в шаге от дворянства меча. Один Томмас видит. Дориан упивается властью. Дориан становится жестоким. Дориан... ... вылавливает Томмаса на одной из улиц Анизотти и не говоря ни слова везет в одну из лучших гостиниц. Друг совсем изменился. Повзрослел. Вытянулся. Черты лица стали тоньше и благороднее. Скроенная по последней моде одежда пропиталась дорогим одеколоном. Дориан пьян, зол, донельзя взбудоражен чем-то. Он кивает метрдотелю, забирая ключи от номера. Спешно толкает Томмаса вверх по роскошной мраморной лестнице, в конец длинного коридора, закрывает за ними массивную резную дверь номера. Припадает к светлому дереву лбом, глухо смеясь. — Зачем? — Томмас едва различает его шепот, когда тот становится криком. — Зачем ты мне пишешь и вынюхиваешь, чем и с кем я занимаюсь?! Ты не жандарм! Не работник гребаной Тайной канцелярии! Ты никто, чтобы заниматься подобным! Я ясно дал понять, что нам сейчас не время общаться. У тебя было мое слово, что я сохраню нашу дружбу, несмотря ни на что. Неужели так сложно было просто подождать?! Томмас хватает его за плечо. Без особого сопротивления разворачивает к себе. В глазах Дориана, глубоких, сейчас почти что изумрудных, нет слез. Сухая, испепеляющая ненависть. Бледный, острый — Дориан похож на костяной кинжал. — У тебя какие-то проблемы с тем, что я волновался о лучшем друге? Дориан обхватывает его ладонями за голову до темных пятен перед глазами. Очень больно, но Томмас не вырывается. Ему его не хватало. Даже такого — обозленного и жестокого. — Проблемы не у меня, а у тебя. Некоторые мои друзья очень не любят, когда им напоминают о нашем знакомстве. Их раздражает само твое имя. И пока я пытаюсь исправить это, доказав твою полезность, ты лезешь на рожон, — Дориан делает шаг вперед, прижимаясь к Томмасу почти вплотную. Томмас отступает. — Что я должен сделать, чтобы ты наконец понял — я пытаюсь устроить нам достойную жизнь в мире, где мы всегда будем лишь пылью под копытами аркнийских коней! И вновь шаг вперед. Шаг назад. Шаг за шагом в странный танец. Как в дуэли. Первым уколом становится жесткий, жалящий поцелуй. Губы Дориана мягкие, но требовательные. Язык проникает в рот ядовитой змеей Миланидов. Томмас думает, что он сильнее. Что одного точного удара хватит, чтобы оттолкнуть друга прочь от себя. Ошибается. Тело Дориана — тело нелегального дуэлянта, с детства привыкавшего к шпаге. Тонкое, но крепкое. Он легко лишает Томмаса равновесия и валит на мягкий ковер. Заламывает и связывает ремнем руки над головой. Свободной рукой играючи расправляется со шнуровкой и застежками мундира. — Ты хотел этого, я знаю, — рычит Дориан, протискивая ладонь в узкие штаны, ловко, даже слишком ловко двигая ей по потревоженному члену. Кольцо на мизинце обжигает. Но от этого почти приятно. — Как ты смотрел на меня. Как ты ревновал меня к Дорию. Знаешь, он первым это заметил. Предложил успокоить тебя таким образом после бала у Великого Канцлера. Я не понял тогда, но затем ты начал меня преследовать. Мешать делать твою же жизнь проще. Не мог удержаться, верно? Томмас не отвечает. Ему мерзко. Он мечтает заснуть и вновь проснуться в дне, когда сдружился с Дорианом. Проснуться и просто не выходить на улицу. В глубине души понимает, что и эта мечта — ложь. Дориан прав. Он, больной извращенец, хотел своего лучшего друга с тех пор, как понял, что секс возможен не только с женщинами. Не мог получить. Потому что Дориан Бранте был выше подобного. Лучше, достойнее любых грязных фантазий. А Томмас все равно хотел его. Но не так. Не в униженном, почти рабском положении. Дориан стаскивает с него штаны до колен. Сам раздевается рвано, не щадя дорогой ткани и серебряных застежек. Единственное, что он делает с присущей себе аккуратностью, так это достает из недр небольшой поясной сумки флакончик с какой-то мутной, вязкой жидкостью. Садится сверху. — Дориан, — обычно твердый голос Томмаса сейчас больше напоминает писк. Он пытается отвлечь внимание. Расплести путы и дать отпор. Дориан, похоже, не замечает. — Пожалуйста, не давай Оттону обмануть тебя. Он ненавидит людей. Ты просто игрушка... От этих слов в Дориане с новой силой разгорается ярость. Он хлещет Томмаса по щекам, больно кусает губы. — Дорий здесь не при чем. И он не так уж и плох, — холодная жидкость касается лобка, члена, стекает к мошонке. — Все, что он ненавидит в людях, это неповиновение, своеволие, глупость. И как же хорошо я его понимаю! Ремень наконец поддается, позволяя Томмасу перекатиться, придавливая Дориана к полу собственным телом. Друг совсем невесомый, хрупкий, но не тощий. Красивый, по аркнийским стандартам. На самом деле весьма и весьма сильный. Под кожей перекатываются мышцы. Изумрудное пламя в глазах бросает вызов. — Ты совсем спятил со своим Оттоном! Этот подонок убивает своих же подчиненных. Простых ребят, как я и ты. Раз за разом вызывает их на дуэль, пока не доводит до истинной смерти. Я так уже три жизни потерял. Эта — последняя. На лице Дориана не мелькает и тени страха. Все тот же вызов. Полуулыбка. Не его — клятого военачальника Магры. Томмасу бы содрать ту маску, что Оттон нацепил на его друга. Спасти, пока не поздно. Как Дориан всегда спасал его самого. Но в ответ на раздумья Томмаса, друг шепчет тысячей змей: — Я знаю. Префектура завела дело, и я с ним работаю. Я никому не позволю навредить Дорию. Даже тебе. У Томмаса сносит голову от этого шипения. От очередного упоминания гребаного Оттона. От того, как Дориан обвивает ногами его поясницу, не отводя взгляд. Томмас вколачивается в него, не думая, что и как делает, причиняет ли боль, чувствует ли сам хоть что-нибудь, кроме боли. Устал думать, устал сражаться. Пусть все горит зеленым пламенем Миланидов в глазах Дориана. Пусть они оба плохие, отвратительные. И вовсе не друзья больше. Серебряное кольцо цепляется за разметавшиеся волосы Дориана, когда Томмас притягивает его для поцелуя. Грубого, до крови, как хотел он. Потому что Дориан с рождения внутри дворянин. Благородный, жестокий и властный. Его Удел повелевать, забирать, приказывать. Удел Томмаса, так и оставшегося простолюдином в мыслях и чувствах — подчиняться и страдать. Служить. Вот он и служит, как прикажет господин Бранте. Ублюдок в лучших во всей Империи шелках на гнилом нутре. Вот до чего дошла их дружба. Вот до чего дошли они. На пике Томмас сжимает зубы на плече Дориана и изливается внутрь. Грязно, тепло, опустошающе. Дориан кричит не его имя. Хорошо знакомое, пропитанное столь необходимым Бранте аркнийским высокородством. В себя Дориан приходит быстрее. Молча поднимается с ковра и идет в смежную ванную. Томмас за ним не идет. Ждет, пока закончит, чтобы самому привести себя в порядок. Все кажется чинным, бесчувственным. Вопрос напрашивается сам собой: — Он хотя бы говорит, что любит тебя? Дориан лишь фыркает, наливая себе вина. — Подобная патетика нужна людям. Аркны не говорят — они делают. Дорий дал мне то, что ни один человеческий мужчина или женщина не смогли бы. — Даже... — Не надо, — Дориан вскидывает руку, призывая замолчать. — Мы прошли через многое, это правда. И лишь во имя этой памяти я помогу тебе сбежать из Магры. Ты уедешь на север. В Константу. Забудешь этот город и свои ошибки. Но не вздумай обивать пороги Темпестов. Мое слово все равно будет выше твоего. Совершишь глупость в этот раз — поплатишься головой. Ясно? Вниз они спускаются вместе, но больше ничего не говорят. Дориана уже ждут — Оттон в сопровождении двух герцогских гвардейцев. Такие же затоптали его насмерть, когда он был подростком. А теперь разве что сапоги не лижут. — Герро? — почти искренне удивляется Оттон, заметив Томмаса. — Неожиданная встреча. Почему ты не в казармах? Объяснения в письменной форме должны быть на моем столе к полуночи. Томмас видит, как хищно скалится аркн. Как нервно Дориан сжимает его руку. Понимает — ему не выбраться из Анизотти живым. Полуночный рапорт станет последним.***
Не смотря ни на что, Дориан Бранте остается хорошим человеком. Это самая простая истина, которая может дойти до Томмаса, когда кучер, должный привезти его к особняку Оттона, сворачивает на дорогу, ведущую за город. Дориан ждет на перекрестке, прислонившись спиной к старому дорожному указателю. Уже не такой лощеный. Без всех своих украшений. В простой одежде и с самой простой шпагой на поясе, он кажется почти родным. Его глаза не горят. Тусклые, заплаканные, они словно две зеленые стекляшки бездумно смотрят на то, как Томмас приближается. Совсем близко, всего в полушаге друг от друга, они все же обнимаются. Крепко. В последний раз. — Спасибо, — благодарит Томмас, сжимая плечи Дориана. — Что бы между нами не случилось... — Томмас... — Дориан сдерживает слезы, доставая шпагу из кольца. — Томмас Герро, вы обвиняетесь в оскорблении моей чести, и должны смыть свой позор кровью. Несложно понять, что происходит, и кто скрывается под кучерским капюшоном. В свете каретных фонарей голубая кожа красиво переливается. — Не смотри на него. Это только между мной и тобой. Томмас разводит руками. — Это моя последняя жизнь, Дориан. — Как и моя. Все честно. Доставай шпагу, Томмас. По лицу Дориана понятно, что ему страшно. Что он смертельно устал, и хочет закончить со всем как можно скорее. Закончить с ним, будто с очередным делом, в котором можно подставить невиновного. Красивая папка встанет на полку. А Дориан Бранте опять получит статус героя. На самого Томмаса ему плевать. Всегда было плевать. Все, что делал Дориан якобы во имя их дружбы, служило лишь его успехам и его репутации хорошего человека. Осознание приходит слишком поздно. Когда сталь встречается со сталью и они начинают дуэль. Дориан в танце, Томмас в битве. Разные. Слишком разные, чтобы дружить или любить друг друга. Таким, как Дориан Бранте, место со змеями вроде Дория Оттона и Октавии Миланид. Таким, как Томмас — верным псам на привязи — место в конуре. «Знай свое место» — горько вспоминаются слова Оттона. Томмас полагал, что оно рядом с Дорианом. А оказалось — против него. Дориан быстрый, юркий, за его ударами не уследить. Он держит шпагу так же легко, как перо. Томмас крепче. Шпага не для него. Ему подходит оружие помассивнее. Потому он и проигрывал в предыдущих дуэлях. Что эта не станет исключением, Томмас чувствует где-то на второй минуте. В отчаянии с размаха рассекает воздух перед собой. Дориан замирает и кричит, хватаясь за рассеченную щеку. — Кончено, брат. Прости, — не вполне веря в свою победу, Томмас подает Дориану руку в примирительном жесте. По лицу пробегает презрительная, ядовитая улыбка, и Дориан бросается вперед. Боли Томмас почти не чувствует. Только жар в груди резко сменяется холодом, а тело теряет равновесие. Соскальзывая со шпаги и заваливаясь на спину, Томмас слышит стук каблуков по каменистой дороге. Высокая фигура Дория Оттона возникает лазурной тенью за спиной Дориана. Защищая, успокаивая, подчиняя. — Ты хороший человек, Дориан, — затихают в ушах последние слова аркна. — Жаль, люди не способны это ценить.