Больно не будет, с неба вода Мы счастливые люди Под дождем без зонта Нас не отпустит Я с тобой навсегда Навсегда…
Навсегда — Алексеев.
Господи, в какое же говно я была, когда вваливалась в замок под самое утро. Ещё бы чуть-чуть, и рассвет точно оставил бы ожоги. Становление вампиром явно не пошло на пользу моему алкоголизму. Из-за того, что я теперь не совсем человек (а точнее, вообще не человек), алкоголь действует намного хуже — его нужно как минимум в два раза больше, чтобы напиться так, как мне нужно. В замке стояла тишина, очевидно, все уже разошлись по кроватям. Ну и хорошо. Не очень бы хотелось, чтобы меня увидели в таком состоянии. — Особенно Итан… — тихо усмехаюсь, облокотившись о стену и выдохнув, пытаясь уменьшить головокружение. Но, увы, ночь ещё не совсем закончилась и неудачи продолжали следовать за мной по пятам. — Элоиза! — слышится сторогое со стороны большой гостиной, и я медленно поворачиваюсь к источнику голоса. На меня глядел своими невероятно глубокими и большими чёрными глазами Владимир, сведя брови к переносице и нервно сжимая свою трость так, что костяшки побледнели. — Здравствуй, Влад… — осекаюсь, чуть было не назвав вампира своевольным «Владя», которое так любила использовать в детстве. Русские корни давали о себе звать, где бы и с кем бы я не находилась. — Как ты себя чувствуешь? — заботливо спрашиваю, как и всегда. Не знаю, зачем и почему, но меня кажется действительно волновало это. Тот сразу как-то расстерялся, опять же, как и всегда, словно я спрашивала в первый раз, а потом попытался собраться. — Не самым лучшим образом, учитывая, что я так и не лег ещё спать, ожидая твоего прихода. — злость, кажется, снова вернулась на его лицо. Хотя оно всегда было таким бесстрастным, что по нему сложно определить его эмоции. А впрочем, не хуже Нила — его вообще прочитать невозможно, так что и на том спасибо. — Где ты была? И… почему от тебя так сильно разит алкоголем?! Сейчас Владимир больше напоминал мамочку, впервые увидевшую своего святого сыночку пьяным вдрабодан после выпускного, нежели властного старого вампира-хозяина дома. Я чуть хихикнула с такой забавной параллели, что привёл мой мозг. — Прости. — сиплю, все еще держась о стену. Свет скоро начнёт проникать из большого окна в гостиной в коридор, поэтому, наверное, стоило поторапливаться, однако оправдываться я не спешила. Внезапно тонкое личико аристократа дрогнуло и сменилось сожалением, а пальцы перестали с силой сжимать ручку трости, которая, к слову, служила ему лишь акссесуаром-дополнением к образу. — Нет. Это я должен извиняться. — покачав головой и опустив взгляд, он смотрел нам в ноги и не смел его поднимать, точно повинен во всех смертных грехах на этой проклятой земле. Я сразу поняла, в чем соль. Я ведь сегодня ушла сразу после того, как подслушала его разговор с Нилом. Мне было больно слушать, как йомлан* расписывал во всех подробностях преждевременные роды моей, по итогу, мертворожденной сестры, и их причины. И, конечно, я тут же его пресекла, сказав замолчать. Он не имел права говорить кому-либо о таких вещах. Об экспериментах на нем — пожалуйста. Но не о моем семейном положении. — Хватит. — тут же прерываю его, видя, как он попытался начать свою тираду и уже было открыл рот. — Владимир. Правда, хватит. Я… расстроилась не из-за тебя, ясно? Мне показалось грубым, что Нил вообще начал обсуждать подобное с кем-то. Он не имеет на это права, откуда бы не узнал об этом. — Но… — И ты, и я, и даже Нил, — все мы жертвы обстоятельств, и никак иначе. Прекрати накручивать себя и придумывать себе призрачную вину за мое прошлое. — я замолчала, переводя дыхание. И снова продолжила: — на самом деле, — неловко начинаю, — если бы не ты, неизвестно, что было бы сейчас. Ты спас нас. Вытащил из этого дерьма. Немного качаясь, подхожу вплотную к ошалевшему вампиру, чьи глаза стали ещё больше от удивления. Сейчас, наблюдая его расстеряность, я невольно вспоминала нашу самую первую встречу шестнадцать лет назад. Вот она я, мне снова четыре, я маленькая, ещё меньше, чем когда-либо, стою на лестнице с медведем в руке и вижу у подножия все той же лестницы прекрасного, как ангел, человека, как тогда мне казалось. Весь в крови, он смотрел на меня так же, как и сейчас. Его длинные, светлые волосы тогда были распущенны и немного растрепанны, однако были все такими же мягкими на вид. Его чёрные, красивые глаза смотрели тогда на меня снизу вверх с непониманием и страхом. Его красивые одежды, как тогда я думала, того дяденьки из книжки по истории развивал небольшой ветер и, казалось, ему они подходили больше, чем тому дяде. Его белая, словно только выпавший снег, кожа светилась в темноте, придавая ему все тот же ангельский отсвет. Казалось тогда, что мне ниспослали его сами небеса, как говорила бабушка. Она всегда просила меня молиться, чтобы когда-нибудь этот ад закончился. Говорила, что будет ставить за меня свечку в одной из русских церквей, когда приезжала. Я резко обнимаю мужчину за шею, прижавшись так крепко, как только могла. Зарылась рукой в чистые, действительно мягкие на ощупь волосы, и вдохнула запах прекрасных цветов из сада за замком. — Мои отец и мать правда… правда были ужасными. И дело не только в экспериментах над Нилом. Как родители они тоже были отвратительными. Да та же история с родами. На восьмом месяце беременности в матери что-то перемкнуло, и она вдруг посреди ночи с грохотом спутилась в коридор и схватила висящее там ружье. Я с ужасом наблюдала с лестницы, как отец всеми правдами и неправдами уговаривал её бросить оружие. В конце концов, когда та ослабила бдительность, он просто-напросто выхватил его у неё и начал прикладом избивать мать, повалив на холодный пол. А потом взял и изнасиловал её дулом этого же ружья, прижав к стенке и угрожая, что если она рыпнется, то он выстрелит. Хотя, забегая вперёд, скажу, что ружье-то и не было заряжено. Когда он наконец остановился, мать корчилась на полу от боли, постанывая. Отец ушёл куда-то на кухню и долго ещё не обращал на неё внимания. Как оказалось, по итогу у нее начались преждевременные роды. Ребёнка не удалось спасти, было слишком поздно. А я тогда просто смотрела на неё, не смея пошевелиться. Мне было страшно даже подышать громче, чем нужно. Кто знает, может, сделай я хоть что-то тогда, его бы удалось спасти. Хотя, наверно, хорошо, что она не родилась. Не в этой семье. Не в этом хаосе. Лучше уж я буду одна, чем тащить груз в виде целого человека на спине всю мою (или даже его) жизнь? Помимо этой, есть ещё куча историй, что хранят стены этого замка, которые доказывают ужасы моего детства. И я правда не знаю, откуда Нилу они известны. Что касается моей матери, то и она не была подарком. Никогда не была. Не просто потому, что ничего не предпринимала — она так же активно принимала участие в экспериментах над Нилом и избиениях меня. Была ли она жертвой брака с моим отцом? Не знаю, но мне всегда казалось, что она мазохистка. Что знала, на что шла и, возможно, ей даже где-то нравились издевательства моего отца. Нет, даже не так. Садомазо — так ведь это называется? А может, я ошибаюсь, и во мне сейчас говорит моя детская обида на нее. Кто знает? Я ведь говорю со своей колокольни — с чужой мне судить сложно, ведь я была ещё ребёнком, и воспоминания у меня остались именно такие. Увы. От мыслей отвлекает аккуратное движение рук Владимира и звон упавшей трости на пол. Вампир так же, пускай и слабо, но обнял меня и опустил голову мне на плечо. Однако пьяный мозг настолько растрогался, что решил продолжить излишне интимный сеанс психотерапии. Я медленно отстранилась и посмотрела ему прямо в глаза, так близко держа его лицо к своему ладонями, что наши носы отделяла всего пара сантиметров. Я чувствовала его нервное дыхания на подбородке. — Я ни в чем тебя не виню. — глажу большим пальцем щеку под глазом. — Тогда… тогда ты был похож на ангела-спасителя, о котором я грезила, когда была маленькой. Ты… ты и… сейчас на него похож. — все же решаю признаться, приподнимаюсь на носочки и зачем-то целую его в лоб, убрав рукой чёлку. Хотя мне казалось это очень важным, на самом деле. — Спасибо. Отстраняюсь от замершего от шока вампира и, пьяно ухмыльнувшись, машу рукой. — Сладких тебе снов, Владик. И удаляюсь, еле как поднявшись по лестнице. До комнаты я дошла уже, не помня о сделанном, ну а вампир тогда продолжал стоять столбом вплодь до того момента, пока яркий луч солнца дошёл до его ног. Жалко, что я не успела (или забыла) рассказать ему и о своей причастности к преступлению. Кто знает, как бы он попал в дом, если бы я, ведомая странным предчувствием, не открыла заранее дверь перед сном?..