disgustingly sweet.

Фрауна раздражает её дотошная любезность ко всем окружающим. Она настолько со всеми доброжелательна и тепла, что это не вызывает в нём ничего кроме рвотных позывов. Он никогда не понимал зачем она так бессмысленно растрачивает силы и откуда она их вообще берёт. Юни всегда приходит на помощь. Поможет всем и каждому не требуя ничего взамен. Поможет даже тем, которым помощь совсем не требуется, и это, пожалуй, самая раздражающая черта в ней. Её можно сравнить с самым-самым сладким леденцом который только есть на свете. От этого угощения сводит все зубы. Не то чтобы Фраун ел конфеты в принципе, но после того как посмотрит на неё разок, он чувствует как у него начинает неметь челюсть как после килограмма сахара. От Юни почти всегда несёт чем-то сладким. Может ягодами, конфетами или прочей дрянью – Фраун не может определить чем именно. Его это бесит. А ещё у Юни много друзей. Можно сказать, что весь город – это её друг. И всех она просто обожает, защищает от любой опасности. А Фраун не понимает, что в них такого особенного. И это его тоже бесит. Но несмотря на всё это, она не настолько добрая и милая какой она очень хочет быть. Если вдохнуть этот приторно-конфетный запах раз, то ты не заметишь ничего необычного. Но если дышать этим всё время, ты так или иначе будешь замечать нотки испорченных конфет. Или другими словами – гнилья. Эта «гниль» есть в каждом, безусловно, но конкретно эта гниль вызывает во Фрауне только чувство восторга. Когда она злится, огрызается или даже дерётся – всё это для него на вес золота. Когда она не строит из себя самое милое создание на всём белом свете – это дорого стоит. Правда иногда Фраун перегибает палку, из-за чего весь праведный гнев скопившийся в это очаровательное создание обрушивается лавиной. Только тогда Фраун в полной мере осознаёт насколько он влип. Но даже такой ему она нравится больше чем когда она до омерзения милая со всеми. Он видит во всём этом только фальш и подвох. Нельзя быть настолько доброй. Это так глупо. Всё это держалось в голове до тех пор, пока она однажды не предложила ему дружбу. Фраун аж поперхнулся. Она же его терпеть не может. Юни объяснила это тем, что хочет помирится. Сказала, что устала от вражды. И добавила, что хочет найти ему новых друзей. Фраун на это лишь презрительно фыркает. Ему вовсе не нужны друзья, но от "перемирия" не спешит отказываться. Он с упоением думает о том, как вотрётся ей в доверие и хладнокровно предаст. С ухмылкой он принимает эту "дружбу". Ему хотелось по-киношному злодейски хохотать. Но чем дольше они проводили время вместе: общались, гуляли, ели вместе мороженное, катались на колесе обозрения и прочие радости, Фрауну всё меньше хотелось смеятся. С ней легко и просто. Рядом с ней у него как-будто начали отключаться мозги. Он почти не думает о негативе, а ведь раньше он был зациклен на этом. А когда она его по-дружески обнимает, целует, так его вообще разрывает от запредельного смущения и неловкости. Юни не видит в этом ничего такого, а для Фрауна – это в новинку. От эмоционального напряжения хотелось вопить в подушку до хрипоты. Он ничего не понимает и отказывается понимать. Любые мысли которые служили гипотетическими ответами на его вопрос: «что с ним происходит?», он остервенело отмахивался как от назойливых мух. Он не хочет об этом думать, не хочет понимать, ему и так достаточно. Почему то, что так раздражало в ней стало приносить ему эту омерзительную радость и тепло? Он бы с радостью выдрал это и никогда бы не вспоминал об этом, но эти чувства, пусть и противоречивые, никуда не денутся и деть их некуда. Честно, он пытался возродить в себе то самое отвращение от всего милого и доброго, но эта попытка не закончилась успешно, что весьма ожидаемо. Теперь ему хочется хохотать лишь от беспомощности.