теперь можно.

«Абонент временно не доступен. Перезвоните позже». Эти слова Аня Щербакова слышит четвëртый раз за последние 40 минут. В Пекине уже перевалило за полночь, но у девушки, несмотря на всю накопившуюся за последнее время усталость, сна, кажется, ни в одном глазу. Она, каждые несколько минут заглядывая в телефон, то сидит на уже расстеленной кровати, то через некоторое время встаёт, от безделья начиная ходить по апартаментам, затем опять возвращается на кровать. Золотая медаль лежит тут же, на одеяле, аккуратно вынутая из коробочки, но сейчас еë обладательница, кажется, на время о ней позабыла. — Да что ж такое, — недоумевает Щербакова, меряя шагами комнату. — Специально выключила, чтоб не дозвонились? Ну это же детский сад! Прошло уже достаточно много времени, но Саша до сих пор не вернулась в домик. — Ну не потеряется же она, правильно? Там волонтёры на каждом шагу, уж хоть один-то еë поймëт? Аня понимает, что при такой опеке олимпийцев шанс потеряться равен одной миллионной процента. И всë равно не может себе позволить лечь спать со спокойной душой. Поэтому упрямо, несмотря на постепенно приходящую сонливость, ждëт возвращения соседки. Из-за сильной усталости Аня всë-таки успевает слегка задремать, сидя на кровати и подпирая голову рукой. Просыпается, лишь когда в коридоре слышится дверной скрип, а затем и шаги, тихие-тихие, едва различимые, и виной тому вряд ли закрытая дверь в комнату. «Ну наконец-то». Щербакова бросает взгляд на часы. Половина третьего. Саша вернулась, значит, всё в порядке и можно ложиться спать. Но Аня не спешит и, кажется, ещё некоторое время о чëм-то напряжëнно думает. Наконец девушка выбирается из-под одеяла и бесшумно спрыгивает на пол, так же бесшумно преодолевает пространство до своей двери, а затем и коридор, однако перед самым входом в комнату своей соседки всё-таки в нерешительности останавливается. Ладонь, сжатая в кулак, замирает в сантиметре от двери. Аня не уверена, что это хорошая идея. Даже не так, это сто процентов плохая идея. Но, на счастье или на беду, спорт учит не искать лёгких путей. Неизвестно, станет ли она разговаривать, но… — Просто хочу напомнить, что двери прозрачные и я вижу твой силуэт, — вдруг слышится голос, и Щербакова от неожиданности одёргивает руку. Ну вот. «И куда же в самые нужные моменты девается этот доблестный ум, которым восхищаются интервьюеры и более взрослые коллеги… », — сетует Аня. Что ж, ладно, ситуация всё решила за неё, и отступать уже некуда. Аня тихо приоткрывает дверь. Трусова, ещё не успевшая сменить спортивный костюм сборной на домашнюю пижаму, неспеша разбирает вещи, раскладывая их по своим местам. — Ты была вне сети, — с порога говорит Аня и, чтобы Саша не дай бог не увидела в этом наезд, уточняет: — я волновалась. — Телефоны имеют свойство разряжаться, — пожимает плечами Саша, кажется, даже не взглянув в её сторону. Щербакова не пытается продолжить разговор, но и не уходит. Молча наблюдает за тем, как Саша ходит туда-сюда по комнате, будто бы совершенно еë не замечая. Выражение её лица выглядит довольно равнодушным, но Аня чувствует, что эта старательно вылепленная маска готова вот-вот дать трещину. За несколько минут покончив с разборками, серебряная медалистка присаживается на свою кровать и, взяв в руки телефон, поднимает глаза на Аню. — Что? — спрашивает наконец Саша. Голос её звучит вполне спокойно, однако несколько холодный тон выдаëт еë внутреннее напряжение. — Хочешь сказку на ночь? Аня ясно слышит эти интонации и понимает, что самое простое сейчас — уйти и оставить человека в покое. Но она тот ещё эмпат, на самом деле, и поэтому иногда может позволить себе риск и в определённый момент стать твёрдой и настойчивой. — Я не хочу тебе ничего говорить, — начинает она очень серьёзно, но осознаёт, что хотела сказать совсем не это, смущается и тут же исправляется. — Я просто… не имею права. — Не имеешь, — мрачным тоном соглашается Саша, не поднимая глаз. Аня вздыхает. План А провалился в первые же секунды. Что же касается плана Б, то он… — А на что я тогда имею право? Трусова не отвечает. Сказать «ни на что» уже язык не поворачивается — и так сегодня достаточно наговорила. Аня боится даже лишнее движение совершить и лишний раз вздохнуть, только бы не сделать хуже. Вот так постоянно, когда дело касается расстроенной Саши. Секунда — и из спокойной, уравновешенной и сообразительной девушки, Щербакова превращается в маленького пугливого цыплёнка, который не может и двух человеческих слов сказать. — Я… не хочу оправдываться, — вновь пытается начать Аня. — И не хочу тебя жалеть, и... — Ещё б ты начала меня жалеть, — Трусова вновь не даëт ей договорить. — Но что тогда мне сделать?! — Аня Щербакова неожиданно даже для себя повышает голос, но совсем чуть-чуть. Просто хочется хоть одну свою умную мысль собрать в адекватное предложение и высказать до конца, но, как назло, преграды обрушиваются раз за разом. — Что мне нужно в таком случае делать, чтобы тебе стало легче? Хочешь, накричи на меня, выскажи всë, что думаешь, если это чем-то поможет. Лучше так, чем… — А ты кто, мать Тереза, раз считаешь, что всем обязательно нужны твоë благородие и твоя помощь? — поднимает голову Саша. Аня от подобного высказывания слегка теряется. Подумать только, еë сейчас обвинили в искреннем желании поддержать и помочь? Но… Может, в Сашиных словах есть логика? В конце концов, чем еë слова и утешения помогут? Они всë равно со стороны будут выглядеть как издевательство, как снисходительность, да что она в конце концов понимает?! Это же не ей несколько часов назад довелось испытать всю горечь поражения, и она определённо не тот человек, который должен её успокаивать. «Ну а кто тогда?! Я же не могу просто замолчать и сделать вид, что ничего не замечаю!» Щербакова чувствует себя персонажем игры, зашедшим в тупик. Но теперь убегать уже точно поздно. Пока девушка пытается активизировать всё свои мозговые клетки, Саша вновь отрывается от телефона и сталкивается с абсолютно растерянным взглядом своей одногруппницы. — Ты… реально ждëшь, пока я на тебя накричу? — Трусова недоумëнно приподнимает бровь и вдруг усмехается, но неожиданно по-доброму. — Тебе не хватило что ли? — Я… — Аня почему-то совсем запутывается, поэтому не может сразу подобрать слова. — Ань, ну я же не совсем дурочка, — вздыхает Саша. — И всë понимаю. И то, что я так веду себя, не значит, что я виню тебя во всех грехах, и я не пытаюсь строить из себя жертву, я просто… просто… Вот именно, просто что??? Саша снова устало вздыхает. Видно, что слова ей даются с трудом, чувство злости и разочарования всё ещё очень сильно, но выплёскивать весь негатив на такого человека, как Аня… поистине непростительно. Не в силах понять, какие эмоции сильнее, Трусова прячет лицо в ладонях. Кажется, не так давно высохшие слёзы, готовы политься вновь, хотя, казалось бы, сколько можно. — Супер, теперь уже я чувствую себя виноватой, — тихо говорит она. Аня наконец тихо подходит, слегка тянет её за руки, и Трусова, неосознанно, но всё-таки поддаётся. Сползает с кровати вниз, опускаясь на колени рядом с Аней, и с тихим всхлипом впечатывается лицом в её маленькое хрупкое плечико. Щербакова мягко подхватывает её и крепко-крепко обнимает, позволяя Саше выпустить эмоции. Сделать то, что в повседневной жизни она делает так редко. Теперь можно. _____ — Ну всë, Саш, — через некоторое время новоиспечëнная олимпийская чемпионка осторожно отстраняется, когда чувствует, что Саша почти успокоилась. — Начало четвëртого, мы проспим репетицию гала. — Ты разве не слышала? — Трусова слегка усмехается. — Я вчера на весь мир заявила, что никогда больше на лëд не выйду. — И ты хочешь сказать, что завтра никуда не пойдëшь? — снисходительно улыбается Щербакова. Говорить такое немного опасно, но Аня уже не боится. — А ты совсем меня всерьëз не воспринимаешь, да? — вздыхает Саша. — Считаешь меня маленьким ребёнком? — С чего бы это? Я просто, как и миллион людей по всему миру, не верю в фигурное катание без тебя, — говорит Аня, одновременно поднимаясь и направляясь к выходу из комнаты. Перед тем, как закрыть за собой дверь, она оставляет маленькую щëлочку и напоследок говорит: — не засиживайся. Спокойной ночи. — Никогда так больше не говори, — смущëнно отвечает Саша и добавляет: — Спокойной ночи.