Больше никогда...

Аллен сидел в библиотеке Ордена и что-то увлеченно вычитывал в огромной книге. Книга была даже больше, чем сам экзорцист. И как только он умудрился снять её с полки и дотащить до стола, подумал Канда, на мгновение отвлекаясь от чтения. Мечник не совсем понимал, какого черта он пришел в библиотеку после и без того утомительного, унылого и выматывающего задания. Но ноги сами вели его по гулким каменным коридорам Ордена. – Ого! – голос Уолкера разрезал хрустящую тишину библиотеки и воспарил где-то под высоким сводчатым потолком. – Шпендель, я читать пытаюсь! – хамство и сарказм уже давно стали химическим составом крови Канды. Его язык порой резал не хуже его меча. – Я не шпендель! У меня имя есть! – как и всегда, Аллен взбеленился так, словно ему сначала наступили на мозоль, а потом посыпали её солью. – Пф! С твоим рвением защитить всех и вся ты недолго протянешь на этом свете. Запоминать твоё имя нет смысла, – Юу действительно так думал. Он не мог понять желание этого горохового стручка оберегать каждого. Нельзя всех спасти. Мир так не работает. – Юу, – Аллен даже не успел договорить, как в него полетел увесистый том, который до этого был в руках у Канды. – Не смей называть меня по имени, гороховый стручок! – парень вновь источал страшную ауру убийцы. – А то что? Проткнёшь меня и упростишь задачу Тысячелетнему Графу? – Уолкер встал со стула, устало вздохнул и развел руки в стороны. – Ну так давай. На что Аллен надеялся, он не знал и сам. Он отчаянно пытался достучаться до сердца своего товарища, друга, в какой-то мере брата. Но ничего не получалось. Канда смотрел на Аллена так, словно собирался просверлить в нём дыру одним лишь взглядом, располосовать его тело взмахом ресниц, выпотрошить внутренности движением зрачка. Но мальчишку это не пугало. Он дерзко смотрел Юу в глаза. – Принеси сюда мою книгу, стручок, – приказным тоном произнёс мечник. Аллен вновь устало вздохнул, поднял книгу и передал её Канде, а потом вернулся к своему фолианту. Читать уже не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Этот мелкий гороховый стручок вечно выбивал Канду из колеи. Даже сейчас взгляд потерянно блуждал по буквам и возвращался к изучению Уолкера. Вот он подкатал рукава своей белой форменной рубашки, вот заправил за ухо прядь седых волос, вот наморщил нос, вот обхватил пальцами ручку, вот прикусил её кончик зубами… Стоп! Что за черт? Канда вновь уставился в книгу. Буквы разбегались по страницам загадочными черными жучками и совершенно не хотели становиться на свои места и образовывать строки. За столом, где сидел Аллен, послышались шелест страниц и постукивание ручки о зубы. Взгляд мечника метнулся к Уолкеру быстрее, чем он сообразил, что происходит. Желание изучить и лучше рассмотреть мелкого было слишком сильным, и причину этого желания Канда определить не мог, от чего бесился ещё сильнее и срывал собственную злость на Аллене. Юу Канда собрался с мыслями и решил, что из-за утомительного задания он просто не может читать, а желание рассмотреть Уолкера - это всего лишь попытка отвлечься от собственных мыслей. Можно сказать, что рассматривать шпенделя - это как рассматривать объект декора комнаты или мебель, стул там, или стол. Да, совершенно верно. Это же нормально, что он просто будет рассматривать обстановку библиотеки, а Аллен - всего лишь часть этой обстановки. Пока Юу думал об этом, его взгляд уже скользил по худой спине Уолкера. Но больше всего взгляд привлекала его левая рука. Уродливая, неприятная, цвета свежего мяса, она одновременно отталкивала и притягивала взгляд. Хотелось с каким-то мазохистским наслаждением рассматривать это уродство. И чем дольше Канда рассматривал левую руку Уолкера, тем более сумасшедшие мысли лезли к нему в голову. Ему до боли в костях хотелось прикоснуться к Аллену. Целовать. Тереться о его кожу. Гладить. Ласкать. Щекотать. Прижиматься. До дрожи в коленях и слабости в руках Канде хотелось притронуться к изуродованной руке Уолкера, касаться её кончиком языка, губами, пальцами. В одно мгновение в огромной библиотеке не стало воздуха. Во всём мире не стало воздуха. А тело превратилось в расплавленный металл. Оно горело и растекалось в этом безвоздушном пространстве, и лёгкие хрипели от жара, и горло сжималось… Острой болью в виске долбилось желание прикоснуться кончиками пальцев к чужим ресницам. Хотелось почувствовать их трепетание на своей коже. Хотелось нестерпимо и до крика прижаться к пульсирующей артерии на шее и чувствовать под языком биение жизни. Хрупкой, ускользающей, как свет в сумерки, тонкой, как паутина, беззащитной… И от этого желания Канде было не убежать. От него не скрыться. Его не обмануть, как окружающих. О нём не забыть, как можно забыть лица прохожих. Его не прогнать, как страх темноты. Не вылечить, даже с помощью Комуи. Это желание, словно радиация, накапливалось в волосах, ногтях, коже, костях. Оно убивало. Медленно. Верно. Клетку за клеткой. Юу очнулся от своих мыслей только тогда, когда понял, что обеспокоенное лицо Уолкера так близко, что можно рассмотреть каждую ресничку, а левая рука Аллена прижимается к его раскалённому лбу. – С тобой всё в порядке? Тебя трясёт! Может, мне позвать кого-нибудь из медицинского отдела? – Уолкер пытался разглядеть в глазах мечника хоть какой-то намёк на причину такого странного поведения. – Убери руку, стручок, пока я тебе её не сломал. Если ты ещё раз ко мне прикоснёшься, то я разрублю тебя на тысячу кусочков и скормлю акума! – Канда слишком поспешно попытался встать с дивана, но запнулся о ноги Аллена и вместе с ним свалился на пол. «Близко. Тепло. Хорошо. Хорошо чувствовать тепло чужого тела» – в такт пульсу выбивали лихорадочную чечётку мысли Юу. Но сознание вернуло свои позиции слишком быстро, вновь загоняя бессознательное в чёрные и тёмные глубины, чтобы оно, притаившись, выжидало следующего удачного случая нанести удар. Четкий. Меткий. Возможно, смертельный. – Я твоим лицом сейчас пересчитаю все трещинки в полу, если ты не уберешься, гороховый стручок, – процедил сквозь зубы Канда. – Вообще-то, тупица, это ты на мне лежишь, – воспылал праведным гневом Уолкер, пытаясь, как гусеница из кокона, выползти из-под мечника. Канда в последний раз сверкнул глазами, резко вскочил на ноги и стремительно и гордо удалился из библиотеки, проклиная себя. Больше никогда, никогда в своей жизни он не прикоснётся к этому шпенделю. Даже в его сторону не посмотрит. Любой взгляд на него делает самого Канду уродом не меньшим, чем сам Уолкер. Его мысли становятся уродами, каких не встретишь даже на арене цирка. Они превращаются в монстров и начинают фантасмагоричный танец внутри его тела, заставляя забывать обо всем на свете и выпускать своих собратьев из подсознания Канды. Больше никогда он не взглянет на Аллена Уолкера потому, что иначе он не сможет остановиться…