Каждый город принадлежит нам

             Хенджин любит Феликса. Всем сердцем. В каждом городе, в который их только бы ни завела судьба. Каждую минуту, в которую они вместе и порознь. Всегда.       И знает, что это взаимно. Настолько взаимно, что ни одно слово не подойдет, чтобы передать всю эту любовь. Осознать ее и вместить могут только два конкретных сердца: его и Феликса.       А Феликс любит Хенджина. Любого. Уставшего после изнурительного дня знакомства с новым городом; задумчивого, впитывающего каждой клеточкой пейзажи, чтобы потом выплеснуть все накопившееся впечатление на бумагу; хмурящегося, когда у него не получается подобрать цвета; тихого и громкого, плачущего и смеющегося — любого, но особенно он любит крепко целующегося Хенджина.       Это был долгий день: они исходили добрую половину Лос-Анджелеса, не переставая крутить головой в разные стороны, а Хенджин всё делал и делал фотографии на новую камеру. Он был очень взволнован и рад покупке, поэтому с восторгом озирался по сторонам. Но Феликс не мог налюбоваться отнюдь не видами, а яркими отблесками счастья в любимых глазах. От этого внутри жгло сильнее, чем ослепительное полуденное солнце.       Ужасно измотанные бетонными стенами города они наконец-то добираются до побережья. Феликс тут же скидывает белоснежные кеды и подтягивает штанины повыше, чтобы по мягкому белому песку сорваться к воде. Он бежит так быстро, как только может, и стремительно вбегает в воду. Молниеносно меняет решение и уже совсем не боится намочить джинсы, поэтому позволяет быстрой волне добраться до колен и оставить соленые отпечатки на ткани.       Феликс жадно дышит и с самой яркой улыбкой поворачивается к Хенджину, который так и стоит посреди пляжа. Хенджин любит искусство, любит картины, но он не видел никого прекраснее Ёнбока, смотрящего на него с такой улыбкой, пока пенистые волны набегают непрерывно и жадно облизывают щиколотки, а солнце вновь и вновь целует и так расцелованную веснушчатую кожу. Феликс хрупкий и нежный, особенно в белой футболке, которая под солнечными лучами просвечивает, выдавая худые плечи и тонкую талию. Феликс кажется таким крошечным, когда стоит у кромки воды и то и дело вбегает и выбегает в безграничный океан. У Хенджина щемит сердце и что-то трескается под ребрами, когда он смотрит на такого Феликса: идеально вписывающегося в светлый морской пейзаж, будто он и есть весь этот мир вокруг: всё это ослепительное и теплое солнце, нежный песок, любезно отдающий накопленное за день тепло, и глубокий океан, который такой разный в каждую свою отдельную секунду. Он может быть покорным и властным, нежным и сильным. Феликс для Хенджина — целый океан, в котором он без раздумий утонет. Или же возродится, потому что Ёнбок ему утонуть не даст.       Пока Хенджин всё так же стоит и завороженно смотрит, он не замечает, как Ли оказывается рядом и тянет его на себя.       — Пойдем, — Феликс берет за руку и пытается сдвинуть Хвана ближе к воде, но тот остается на месте и лишь крепче сжимает камеру. — Джинни?       — Подожди, — после мягкого поцелуя в щеку Хенджин отмирает и возвращает Феликсу теплую улыбку. — Я хочу тебя сфотографировать.       Ли кивает и отходит дальше, отдаваясь во власть вдохновению Хвана. Некоторые фотографии выходят засвеченными, потому что Хенджин нарушает стариковское правило и фотографирует против солнца. Но все они идеальные, ведь на каждой есть Феликс, поэтому ни одна из них не будет удалена.       Свои фотографии Хенджин тоже не удалит, но не потому что они такие же хорошие, как у Феликса, а потому что Ёнбок не позволит ни одной из них пропасть. В номере отеля он пересмотрит каждую, чтобы потом перекинуть себе на телефон и смотреть их уже в другой стране или у другого океана. Феликс хранит каждое совместное воспоминание с Хенджином.       Поэтому он с особой нежностью проводит руками по растрепавшимся смоляным волосам, которые ветер развевает во все стороны, из-за чего Хенджин злится, а Ли только смеется громче, вплетаясь смехом в шум волн и ветра.       — Идеально! — Феликс приседает на корточки, щелкает затвором, а затем резко поднимается и встает на носочки, чтобы найти ракурс получше. — Идеально!       — Идеальный здесь ты, — Хенджин забирает у него камеру и обнимает, а затем целует в лоб. Глаза хочется прикрыть и остаться вот так навсегда.       — И ты тоже, — Ёнбок губы дует и пытается поцеловать в ответ. Достать получается только до линии челюсти, из-за чего Хван заливисто смеется, но вдруг прижимает теснее и валится вместе с Ли на мягкий песок.       Феликс не успевает вскрикнуть, как ноги разъезжаются по рассыпчатому песку, а тело уже оказывается поверх Хвана, продолжающего чуть ли не задыхаться от смеха. Ли тоже улыбается и смеется, но мстительно укусить за плечо не забывает.       — Ай! — Хенджин хмурит брови и трет укушенное место, на котором тут же выступают следы зубов. — Енбок-а, ты кровожадный.        — Я просто жадный, — Феликс хихикает, а затем жарким дыханием шепчет на ухо, хотя услышать их могут только волны океана. — До тебя.       — Ого, — Хенджин в улыбке растягивает пухлые губы и смотрит с интересом в заблестевшие еще ярче глаза. Феликс так близко, что видно каждую веснушку, нависает сверху, а Хван выбрать не может, куда смотреть: во вкусные шоколадные глаза, в россыпь веснушек на носу и щеках, на очаровательно разлетевшиеся под натиском ветра волосы или на губы, что так близко и так манят к себе. — Да ты самый настоящий соблазнитель, а не ангелочек.       Хван выбирает губы, которые накрывает своими. Феликс жмурится и улыбается, отвечая на поцелуй, позволяя чужому языку провести быстрым движением по верхней губе. А Хенджин руку на талии сильнее сжимает, полностью заваливая Ли на себя, а второй в волосы зарывается, ерошит их еще сильнее, помогает ветру.       Феликс в поцелуе забывается, да и Хван, кажется, тоже. Потому что они продолжают обмениваться даже мимолетными касаниями губ о губы, покусываниями в челюсть и маленькими поцелуями в нос. Шум набегающих волн и сильный ветер дарят ощущение, что вокруг только они. На полупустом пляже это действительно так. Но в это мгновение им обоим кажется, что в мире вообще никого не существует, кроме них. Что человек рядом и есть весь этот мир.       Хенджин отрывается от мягких губ и проводит рукой по нависшим над глазами волосам Феликса, зачесывая их назад. Ёнбок смеется и повторяет его движение, проводя по длинным прядям и заправляя их за уши. У Хенджина они очаровательно обрамляют лицо и мягкими волнами собираются на шее. Феликс обожает эту мягкость Хвана. Хотя Феликс обожает всего Хенджина, даже такого, с песком в волосах, такого дурачка, который завалил их на песок, и им теперь придется по песчинке вытаскивать из головы весь пляж. Хотя Хенджину в этом плане хуже, ведь Ли лежит на нем, а вот Хван затылком вырыл ямку на песочке.       Феликс улыбается и еще раз целует Хвана в родинки под глазом, просто чтобы подсластить будущую пилюлю осознания. Хотя он и в момент, когда до Хенджина дойдет, что он теперь песочница на выезде, тоже поцелует. Для моральной поддержки.       — Поехали в отель? — Ёнбок слегка сползает по чужой груди вниз, просовывая свою ногу между бедрами Хвана.       — Поехали в отель, — Хенджин вновь целует Феликса, уже более глубоко и более напористо, намекая, что лучше им поторопиться.       Такси ловится так быстро, что они и глазом не успевают моргнуть. Окна нараспашку, впуская теплый ветер с примесью соли, а из динамиков радио льется легкий рок, освежающий воздух и добавляющий ощущение, что они в фильме. Хенджин смотрит на Феликса, который провожает океан взглядом, у которого черные волосы развеваются во все стороны и который довольно подставляет лицо под мягкие порывы из открытых окон, и не может поверить, что этот человек его, что в нем вся его жизнь и куда бы он ни пошел, Феликс будет рядом. Это что-то невероятное, но настолько прекрасное, что хочется заплакать и завидовать самому себе. Потому что Феликс рядом и улыбается ему одному.       От попытки не заплакать от счастья Хенджина отрывает Феликс, сжимающий внутреннюю сторону его бедра и привлекающий всё внимание. Он взглядом показывает, что они приехали и с таксистом надо расплатиться. Потому что тот уже недовольно смотрит в зеркало заднего вида, а Феликс усмехается, видя такого потерянного старшего, поэтому сам достает бумажник и открывает дверь, покидая салон.       — Спасибо, хорошего дня, — Хенджин бросает водителю, выползая из салона, и пытается поспеть за входящим в отель Феликсом. Тот уже в холле и сражает наповал хостес своей лучезарной улыбкой. Хенджин, запыхавшийся Хенджин, влетает за ним и окольцовывает талию, привлекая к себе. Этот солнечный мальчик только его.       Поэтому совсем по-хозяйски он целует его, как только дверь в номер оказывается заперта. По-хозяйски стягивает огромную футболку и целует выступающие ключицы, а потом и сам подставляет шею под мягкие губы. Феликс оставляет поцелуи-улыбки, каждый из которых ощущается как утренний лучик солнца, едва согревший кожу. Такой же легкий, но до головокружения приятный.       — Ты знаешь, что я тебя люблю? — Хенджин шепчет в ребра, пока целует каждую острую косточку. — Так вот, я тебя люблю.       — Хенджин, — Феликс смеется, пока чужое дыхание щекочет покрывшуюся мурашками кожу, но вдруг вздрагивает, потому что Хван уже стянул с него джинсы и целует полувставший член сквозь боксеры. — И я тебя люблю.       Ёнбок мычит, пока Хван продолжает покрывать каждый участок кожи поцелуями, выгибается и руками тянется за голову, чтобы схватиться хотя бы за подушки. Так жарко в нагретой за день комнате, так остро чувствуется каждое прикосновение, так мокро язык проходится от основания до головки, так горячо чужой рот обхватывает подрагивающее возбуждение. Ли стонет, а Хенджин повторяет за ним, пуская вибрации и заставляя еще сильнее выгнуться на белых отельных простынях.       — Хенджин, — голос, пропитанный мольбой, вынуждает Хенджина оторваться и утонуть в поплывшем взгляде. — Я тоже хочу.       Феликс пытается разжать побелевшие костяшки и дотянуться до плеч Хвана, чтобы подтянуть его вверх. Тот одними глазами смеется, но весь кислород и причины для смеха кончаются, когда ему в губы шепчут:       — Давай устроим французскую любовь, — Ёнбок томно выдыхает в полные губы Хенджина, пока тот прогружается и вновь смеется.       — Я готов устроить тебе любовь в любой стране и в любом городе мира, какую хочешь. Но сказать "69" куда короче, — Хенджин хихикает, но всё же меняет их местами, позволяя Феликсу сесть на него сверху. — Мой непроходимый романтик. Ты удивительный, знаешь?       — Знаю, — Ли ловко разворачивается, оказываясь спиной к Хвану, и сползает ниже, нависая над чужим лицом, а сам нетерпеливо стягивает голубые джинсы и темные боксеры с любимых бедер. Хенджин уже очень возбужден, поэтому Феликс с мурлыканьем проводит языком по всей вставшей длине, заставляя Хвана сцедить воздух. Но тут же Ли сам задыхается, потому что Хенджин опаляет дыханием его собственный, уже болезненно стоящий член. Мокрый язык, слизавший выступивший предэякулят, вынуждает уже Ёнбока простонать с членом во рту.       Когда помимо языка на члене, Ли чувствует смазанные пальцы у своего ануса, то не может сдержать громкие стоны и закатывает глаза. Хенджин всё делает аккуратно, точно, продуманно. В том числе и не убирает смазку из-под подушки, чтобы она всегда была под рукой. Как раз вот на такой случай. Феликс пытается взять как можно глубже и расслабить горло, но ему приходится всё время прерываться на громкие стоны, потому что он чувствует, как в него входят уже два пальца и каждый раз Хван пытается то намеренно коснуться простаты, то обойти ее, и эта неопределенность сводит с ума, заставляет ерзать, выскальзывая из чужого рта. Ли чувствует, как пальцы ускоряются, все больше и больше растягивая стенки, а пухлые губы в противовес быстрым движениям мягко и тягуче целуют мошонку, а затем проходятся по всему члену.       Феликс отчаянно пытается вновь обхватить губами подрагивающий перед глазами напряженный член, который красиво покрыт венами и блестит от смеси смазки и слюны, но Хенджин всё чаще и чаще бьет по взбухшему комку нервов, подводя Ли ближе к краю с каждым движением. В последние, особенно сильные толчки Феликс соскальзывает с чужих пальцев и валится на бедра Хвана, содрогаясь всем телом. Он с трудом сдерживается, чтобы не кончить. Но он не может себе этого позволить. Только не сейчас. Только не в одиночку. Нельзя, пока он не подвел Хенджина к такому же краю.       — Джинни, — Феликс загнанно дышит и целует коленки Хвана, а затем на дрожащих руках пытается повернуться к тому лицом.       — Ликси, ты чего? — Хенджин заботливо подхватывает за талию и прижимает ближе к себе, поглаживая по голове, целуя в висок, в щеку, в губы. — Всё хорошо?       — Всё хорошо, — Феликс улыбается и тянется рукой назад, обхватывая твердый член и направляя его в себя. С одержимой улыбкой наблюдает, как Хенджин раскрывает и закрывает рот и закатывает глаза. — Всё хорошо.       Феликс быстро целует в губы и откидывается назад, упирается руками в крепкую грудь, а сам начинает двигать бедрами, постепенно наращивая темп. Пот катится по тонкой шее, сбегая по выступившему кадыку на вставшие соски и растекаясь по всему телу, черные пряди прилипли к вискам. Хенджин смотрит завороженно, рефлекторно подкидывая бедра вверх. Но глаз отвести от Феликса над ним не может: Ли Ёнбок — самое совершенное произведение искусства, которое он видел. Хенджин на секунду выпадает из реальности, пытаясь понять, когда он успел ограбить Лувр и украсть самое ценное сокровище оттуда? Потому что таких, как Феликс, больше точно нет. Никого настолько прекрасного он в жизни не видел. Особенно когда Ли глаза закатывает, брови сводит и губу закусывает, пытаясь сдержать очень громкие стоны, пока всё быстрее и быстрее двигается на чужом члене.       Феликс сам управляет процессом, пытаясь подвести к краю их обоих одновременно. Ногтями проводит по напряженным сосками, сжимает член в себе на особо глубоких толчках, но не выдерживает первым и громко кончает в тот момент, когда оказывается почти грубо притянут за затылок к хвановым губам. Хенджин целует напористо и сразу с языком, проталкивая его как можно глубже, вылизывая чужую полость и смешивая слюну. Он сам пытается не закричать, поэтому старается проглотить стоны в поцелуях. Всё летит к чертям, когда Феликс кончает и сильно сжимается вокруг пульсирующего члена, а затем всё равно продолжает двигаться, пытаясь заставить Хвана кончить. Хенджин не выдерживает этого и в последний раз вскидывает бедра. Где-то на границе сознания он слышит громкий стон Ли, а затем поскуливания, но сам Хенджин проваливается в оргазм и выпадает из действительности, чувствуя как электрические разряды проходят по всему телу, а пульсация волнами разносится, оглушая и обездвиживая.       Когда Хенджин приходит в себя, Феликс всё ещё на нем и продолжает вылизывать его шею, мягко покусывая и покрывая соленую кожу поцелуями.       — Ты самое яркое солнце, Феликс Ли, — Хенджин хрипит и с трудом поднимает руку, чтобы вплести ее в мокрые пряди.       — А ты мое, — Ёнбок посмеивается, но прикрывает глаза со счастливой улыбкой.       У них есть несколько часов, чтобы поспать, а затем они вновь пойдут на пляж. Любоваться закатом. Фотографироваться и обязательно обниматься.       А завтра их ждет аэропорт и новый город, в котором Хенджин будет любить Феликса по-старому.       Хенджин любит Феликса.       А Феликс любит весь мир. Но Хенджина больше.