90 минут искусства

Праздновать свой день рождения в Питере не входило в его планы. То, что его машина сломалась по дороге в Армавир, никак не вписывалось в его планы. А чужой громкий смех повсюду совсем не соответствовал его планам. — Нам уже не двадцать, какой стриптиз? — он хмурится и бормочет себе под нос. Друзья хлопают его по спине и буквально кричат ему в ухо. — Давай, Серёга, как в старые добрые времена. Будет кайфово! Серёга пыхтит и неохотно и громко пьёт свою газировку. Его друг Игорь пытается мягко ему улыбнуться, но Серёга лишь закатывает глаза и откидывается на спинку мягкого ресторанного дивана. — Ты жил в Питере, так что должен знать все бары здесь. Да и ты же „тусер“, да? — Пошли в жопу, — Серёжа фыркает. — Именно, Серый. Ради тебя, — его тёзка-психиатр улыбается во все 32 и хихикает пока Игорь показывает на телефоне свои предложения. Серёга закрывает глаза и судорожно дышит. Не пьёт алкоголь, но ему кажется, что его голова вот-вот взорвётся, пока он медленно встаёт и выходит из ресторана, оставляя друзей решать за него. Чувствует, что теряет контроль над своим собственным днём рождения, и вообще жизнью, как будто сейчас всё идёт не по его планам и желаниям. А он даже и проснулся рано сегодня, чёрт возьми, собираясь поехать к своей маме. Серёга бросает быстрый взгляд на свой телефон. Фото от сестры, видео от племянника. Армавир отмечает его день рождения без именинника. Он грустно улыбается и выдыхает, рисуя своим дыханием маленькие тусклые облака на ноябрьском питерском небе. Оглядывается по сторонам, и его улыбка широко расползается по лицу. Он помнит эту улицу. Может быть, не по имени, но помнит каждый камень, здание, знак, все граффити здесь. Помнит разбитые окна старого желтоватого дома под номером 20, и угол с ныне закрытым кафе. Помнит, как его пальцы грубо схватили эти мягкие тёмные волосы и оттянули их назад, пытаясь помочь. Помнит, как высокое стройное тело маневрировало повсюду, а потом покорно извивалось в его руках, рисуя идеальный изгиб под холодным, медленно просыпающимся городом. Он старается этого не делать, но до сих пор помнит, как помог другому мужчине добраться до дома, снять мокрую одежду, завернуть его в одеяло и как чуть ли не пел ему пока тот не уснул. Помнит, как пытался уйти, но мужчина не отпускал его, переплетая их пальцы и боязливо поднося Серёжину руку к своим губам, торопливо целуя каждую костяшку и пьяно шепча что-то во сне. — Мы нашли самый шикарный стриптиз-бар, идёшь? — А у меня есть выбор? — глубоко засунув руки в карманы своих джинсов, Серёга пожимает плечами и кутается в своём мягком пальто, — Но хоть скажи, что бар близко. На улице ноябрь, вашу мать. — Вот именно, — Игорь хватает Серёгу за плечо и буквально тащит его через улицу. Остальные идут впереди, громко хохоча, — Что может быть лучше хорошего стриптиза, чтобы согреться? — Серёга не отвечает, только закатывает глаза. Быстро проходят секьюрити, и он бросает на Игоря усталый взгляд. — Я останусь на минут двадцать, потом пойду в гостиницу. — Естественно, — Игорь хихикает. — Серьёзно, Чехов. Я капец как устал, и точно сейчас стриптиз не совсем мой идеал для тусовки. — Учитывая, что день рождения ты хотел провести с мамой, конечно, — перебивает их Женя, а Серёга раздражённо машет рукой, спускаясь мимо него по лестнице в сторону громкой музыки. Игорь снова бросается к нему, хватая за локоть. — Мы всё проверили. Да и знаем, что ты предпочитаешь брюнеток, так что... В тот момент, когда Игорь слишком театрально указывает на толпу внутри бара, все четверо замирают. Бар полон, как и ожидалось. То, чего не ожидалось, стало и именно причиной того полного бара. Два девичника. Это уже знак. Другим знаком являются богатенькие пожилые мужчины возле двух круглых импровизированных сцен. Серёга скрещивает руки у себя на груди и приподнимает брови. Игорь нервно покашливает и смотрит на остальных в поисках помощи, но они всего лишь качают головами. — Вы явно всё проверили, Игорёк, — низкий голос Серёги заставляет Игоря нервно сглотнуть, — Или ты у Юлечки рекомендации просил? — Что... — Игорь снова кашляет, резко кусая губы. Он отчаянно листает телефон, пытаясь понять, что, чёрт возьми, произошло, — Какое сегодня число... Ёб твою мааааать! — Ага, мой день рождения. Тринадцатое ноября, — Серёга пытается не улыбнуться, но усталая ухмылка выдаёт его. — Серёг, мы сейчас найдём другое место, с девочками. Давайте, — перебивает их Женя, но на этот раз Серёга качает головой. — Нет, блять, я вам уже говорил, что ужасно устал. Я просто пойд-… — но он не успевает закончить фразу, так как его прерывает громкая музыка. Толпа вдруг замолкает, в баре становится темно. Тонкий синий луч быстро прорезает маленькую круглую сцену прямо перед ним. Вспышка. Ещё одна. Синий свет превращается в зелёный, затем в фиолетовый, затем в красный. Чертит круги и спирали, наконец как будто замерзает. Несколько фонариков («маленьких светлячков», — думает Серёга) начинают мерцать по всей сцене, затем медленно гаснут. Снова всё темнеет. А потом-… Из темноты появляется высокая стройная фигура, но она всё ещё во тьме и слишком плохо видна. Глаза Серёги предательски блуждают по контурам невероятно подтянутого мужского тела (Серёга невольно сглатывает), и он ловит себя на том, что не может дышать. Когда тело и искрящиеся огоньки начинают играть в неравную игру на сцене, Серёге хочется утонуть. Игорь пытается вытащить его из бара, но усталый Серёга находит в себе необыкновенную силу и буквально вырывается из его рук. У его ног есть собственный инстинкт, когда они скользят по сияющему полу всё ближе и ближе к сцене. Грудь болит, когда он замечает всепоглощающие взгляды нескольких пожилых мужчин, сидящих прямо перед сценой; и понимает, что у них сейчас лучший вид, а ему нужно больше, ему нужно всё. И он испытывает к ним зависть. И-… И ревность. Серёга не слышит голосов своих друзей за спиной и не видит, как один из них уходит. Он чувствует себя как приклеенный к полу, но в то же время ему до безумия хочется броситься на эту сцену, прикрыть своим телом этого мужчину — это искусство — и увести его отсюда, подальше от этих голодных взглядов. Он не видит его лица из-за сверкающей маски, но теряет свой разум в изгибах этого тела. Его прерывистое дыхание прячется где-то в мускулистых ногах — такие длинные, такие правильные, так идеально подогнанные ко всему строению мужчины. И когда эти ноги обхватывают шест, крепко удерживая всё тело, которое откидывается назад совершенно невозможным изгибом, Серёга забывает, что он когда-либо существовал. Сверкающие «светлячки» играют с сотнями родинками на идеальном торсе, а Серёга машинально облизывает свои пересохшие губы. Его разум буквально кричит в немом вопросе – какой будет эта белоснежная кожа на ощупь, какими будут эти звездные родинки на вкус, как будет пахнуть эта хрупкая шея. Игорь тянет его назад, и в итоге Серёга сдаётся. Не понимает, когда они все выходят из бара, когда Игорь вызывает ему такси, когда он, наконец, добирается до неизвестного гостиничного номера и ныряет в мягкую постель. Он не спит, хотя несколько минут назад чувствовал безумную усталость, охватившую всё его существование. Его руки болят, а кончики пальцев жаждут прикосновения. Желудок дрожит, а он представляет это тело на этой кровати — прямо рядом с ним, прямо под ним. — Твою мать… — Серёга плотно зажмуривает глаза и грубо трёт их ладонями, — Ёб. Твою. Мать. Он отчаянно хочет вырваться из этого воспоминания, стереть его из памяти, забыть, что эти несколько минут существовали. Но яркий свет машин на Невском снова заставляет его потерять рассудок, когда он представляет, как сверкающие барные вспышки и это тело становились одним целым. В 6:22 утра он наконец засыпает. В 8:30 утра его будит звонок механика из автосервиса. Серёга весь день молчит, а Игорь ноет из-за плохого ремонта Серёжиной машины. И впервые Серёге все равно. Он рассеянно гладит боковое стекло любимой машины, бросая пустой взгляд на механиков. Знает, почему двигатель не работает как следует. Но, чёрт побери, не знает, почему его сердце не работает как следует. Несмотря на все попытки Игоря уговорить Серёгу присоединиться к нему в импровизированном турнире по скейтбордингу на Финском, тот несколько раз отказывает — он тупо хочет спать. Но, когда возвращается в отель и зарывается лицом в мягкую подушку, он знает, что никак не в состоянии даже закрыть свои глаза. Тело трепещет прямо перед ним. Сильные мышцы дрожат под мягким светом, пластичные движения создают самые изящные и невообразимые изгибы. Ни одна женщина никогда не показывала ему ничего подобного. И он матерится под нос — «ему». Это тело показывали пожилым мужчинам в клубе, молодым девушкам на девичниках. Не ему. И Серёга чувствует, как его внутренности снова горят, когда его поглощает очередная волна необъяснимой ревности. Он хочет снова увидеть это тело. Только для себя. Он хочет увидеть, как текут капельки пота по этому накаченному торсу, как огоньки играют с голубыми венами на этих крепких руках… И, когда Серёга отчаянно сжимает телефон и почти стонет при возможной картине этих длинных пальцев на своей собственной шее, он даже не понимает, как и когда набирает этот номер. Даже и не осознаёт, что именно делает сейчас. Его ноги предают его ещё раз, когда он почти сваливается на стул и выключает телефон. Вот так, значит. Вот так всё выглядит здесь, на ближайшем к сцене месте. Он чувствует, что если вдруг протянет свою руку, то сможет коснуться шеста. Но также чувствует, что буквально замирает, когда начинает музыка, и это тело, обвитое разноцветными полотнами, начинает двигаться в громком ритме. Нет, «двигаться» не то слово. Тело снова становится одним целым со светом, музыкой, запахом. И этот запах, думает Серёга, этот запах смеси мускуса, чего-то цветочного, и пота, окончательно сводит Серёгу с ума и полностью срывает его крышу. Он кусает губы, облизывает их, не совсем тихо стонет (спасибо за громкую музыку!), нервно ёрзает на стуле. А ведь думал, что вид этого тела всего в нескольких метрах от него удовлетворит его достаточно, и что он с радостью выйдет из этого бара и никогда больше не вернётся. Но теперь он снова обнаруживает, что хочет большего. Хочет всё. До самого конца, каким бы ни был конец. Высокая светловолосая девушка одаривает его лучезарной улыбкой, любезно толкая его в одну из больших приватных комнат в задней части бара и запирая дверь за ним. Серёга оглядывается и спешит сесть на мягкий красный кожаный диван в углу. Небольшой столик перед ним завален алкоголем, и он благодарно ухмыляется, когда его пальцы торопливо обхватывают банку с энергетиком. Громко и залпом проглатывает всё. Девушка объяснила, что «танцор» немного опоздает, так как у него есть ещё один танец для публики, а то, что Серёга заказал себе приватный, удивило их всех. Но тот факт, что он заплатил практически вдвойне, чтобы увидеть чужое лицо без маски, удивил даже Серёгу. Но всё, пусть будет так, пусть будет «до самого конца». Начинает играть музыка, и безумно маленькая дверь в другом конце комнаты медленно распахивается как раз в тот момент, когда Серёга уже начинает думать, откуда, мать его, войдёт мужчина, раз девушка всё заперла. Но его мысли тут же сбиваются, когда он видит самую завораживающую картину — высокую фигуру, одетую во что-то фееричное и блестящее (из-за приглушённого света Серёга не может определить точный цвет, да и ему пофиг). И эта фигура проходит через крошечную дверь на четвереньках, и сильно запрокидывает голову назад, создавая самый совершенный изгиб своей поясницы. Серёге сильно хочется встать и подойти поближе, но ноги уже совершенно его предают, и он выдыхает, буквально срываясь на красный диван. Мужчина сидит на маленькой-маленькой сценке на своих коленях и, хотя он всё ещё в маске, Серёга чувствует, как взгляд того путешествует по всему его телу, но свет даже не позволяет им обеим полностью понять, что именно происходит. Музыка становится громче, сердце в груди Серёги так же сильно колотится. Он начинает догадываться, что мужчина, двигая своими идеальными бёдрами в невероятном такте музыки, уже наверняка стянул маску со своего лица, но взгляд Серёги не может оторваться от родинок-звёздочек по всей белоснежной спине. Его руки потеют, трясущиеся пальцы сжимают банку с энергетиком, он хочет пить, но там уже ничего не осталось. Он паникует, пытаясь найти другую банку, но мужчина оказывается быстрее. Хватает её, прежде чем Серёга успевает это сделать, звучно открывает и вновь откидывает голову назад, так что Серёга ясно замечает эту его фарфоровую шею, со всеми её голубыми венами и коричневатыми родинками. Серёга жаден, голоден, отчаян. Он хочет большего. Но что ещё? Потрогать? Почувствовать? Мужчина хлебает шумно, банка не касается его губ, а липкая жидкость стекает по его шее, кадыку и груди. И Серёга полностью теряется. Как бешеный зверь, он бросается всем телом на того, кто находится навстречу, выхватывает банку из этих длинных пальцев и жадно суёт язык в неё, пытаясь сделать хотя бы глоток. Мужчина, крепко зажмурив глаза и всё ещё запрокинув голову, ухмыляется, чувствуя тёплые кончики пальцев другого на своей шее, ключицах, локтях. — Какой же ты-… — низкий хриплый голос Серёги заставляет мужчину полустонать-полумурлыкать, посылая вибрацию на кончики его пальцев, — Ты… Блядское искусство. Ты нереальный, блин. Никогда в жизни никто с ним так не разговаривал, и от этого его до боли чувствительная спина покрывается сотнями мурашек. Он сдаётся и позволяет своим пальцам скользнуть в пряди Серёги. Чувствует короткие волосы на висках и тугой хвостик, и его глаза тут же широко распахиваются. Невозможно. Воспоминания о той пьяной ночи, когда к нему подбежал невысокий армавирец и спас его от сумасшедшего трафика на Литейном. О том, как он держал его близко к своей груди и помогал шагать вперёд. Как он нажимал на его поясницу, когда его тошнило. Он не помнит, как добрался до дома, и не помнит, как точно мужчине удалось избавить его от одежды и завернуть его в одеяло. Но он помнит мягкий хрустящий голос, напевающий ему что-то вроде колыбельной. И помнит, как перед тем, как заснуть, он вытянул свою руку из-под тёплого одеяла и провёл пальцами по чужим щекам, к его коротко стриженным вискам и тугому хвостику. Тот самый хвостик, который он сейчас снова сжимает между своими пальцами. Громкий стон срывается с его влажных губ, и они оба ясно слышат его, когда музыка резко обрывается. Никто из них не шевелится, а Серёга кончиками пальцев всё ещё исследует шею танцора. «Болезненно мало», думает. Сглатывает. Если он сейчас это сделает, пути назад уже не будет. Он уже прикоснулся к телу, вдохнул его запах. Теперь ему нужно почувствовать его вкус. Когда чужие пересохшие губы касаются липких капель пота на венах его шеи, мужчина замирает. Его сердцебиение предательски заставляет всё тело дрожать, но Серёга грубо давит руками на бёдра и притягивает ближе. Настолько ближе, что танцор уже не может так держать свою шею, и извивается под тёплыми ладонями. Прямо на глазах у Серёги загорается всё звёздное небо из родинок и веснушек, и он вздыхает. Кончик его языка начинает путешествовать по каждой из них, пока пальцы нежно щекочут каждую выступающую цепочку позвонков. Дыхание танцора учащается, и он инстинктивно прижимается позвоночником к мягкой толстовке Серёги. — Ты – искусство, — шепча, повторяет Серёга, целуя каждый миллиметр спины танцора, затем проводя кончиком носа по мочке уха и нежно покусывая её, — Посмотри на меня. Танцор медлит и снова паникует, но пальцы Серёги на его щеках быстро поворачивают его лицо к нему. Тысячи огоньков в заплаканных голубейших глазах заставляют Серёгу немедленно отстраниться. — Арсений? Танцор сглатывает и медленно кивает, приклеив свой пристальный взгляд к полу. Глаза Серёги пробегают по почти совсем обнажённому телу перед ним, и он... Он видит, чувствует, но не верит. Все воспоминания скорострельно проносятся в его голове, и он качает головой, дабы избавиться от них. — Я-… Позволь мне-… — Арсений смущённо пытается найти свою яркую, но лёгкую одежду и прикрыться, но Серёга успевает первым и откидывает её в сторону, — Лучше отпусти меня, пожалуйста. — В первый раз, когда я тебя увидел, ты чуть не бросился под машины на Литейном. — Серё-… — Заткнись, — и Арсений вздрагивает, его глаза всё ещё нервно бегают по полу, — И смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, — но Арсений не поднимает глаз, — Арсений! Этот голос. Всего на один тон выше, и Арсений готов на всё. Даже не важно на что. Когда Арсений успевает поймать своими светло-голубыми глазами чужие тёмно-карие, Серёга понимает, что вот-вот и сломается. Он думал, что уже сломался, когда в ту ночь Арсений осторожно и один за другим сосал его пальцы и нежно целовал его шею и ключицы. Он думал, что уже сломался, когда Арсений шептал его имя и просил прикоснуться к нему, но Серёга тогда не смел, боясь разрушить это хрупкое и мягкое существо рядом с собой. Он думал, что уже сломался, когда увидел в клубе это магнетизирующее тело, танцующее со светом и звуками. Но он никогда и не думал, что совсем сломается, когда эти глаза цвета ледяного сибирского озера начнут таять под его нарочито суровым взглядом. И если раньше он думал, что всего этого как-нибудь будет достаточно, то теперь начал понимать, что он никогда не насытится Арсением. — Не хочешь объяснить? — Что? Серёга ухмыляется почти автоматическому ответу. Он инстинктивно поднимает руку, и его большой палец скользит по снежному лицу, по напряжённым бровям, сморщенному носу, влажным розовым губам. Он слегка надавливает на нижнюю, и Арсений задыхается. Не отводя своего взгляда ни на миллиметр от глаз Серёги, он открывает рот и делает то же самое, что и в ту ночь. Медленно и осторожно, один за другим, сосёт каждый палец. Серёга хочет отстраниться, но оказывается совсем неспособным, сминая другой рукой талию Арсения и снова притягивая его ближе к себе. Он видит две крошечные слезинки, стекающие по самому совершенному, как ему кажется, лицу, и утыкается носом в его щеку. Арсений глубоко вдыхает крепкие духи и опускает голову Серёге на плечо, выпуская пальцы изо рта с громким смачным звуком. — Что случилось? Тебе нужны деньги? — Арсений лишь кивает в ответ и что-то мычит Серёге в ключицу. Мокрые пальцы Серёги пробегают по потным тёмным волосам Арсения, и тот отчаянно обнимает его, — Почему ты мне ничего не сказал той ночью? — Я не манипулятор. — Да ну, детка, ты именно такой, — хихикает Серёга на ухо Арсению, и тот растерянно приподнимает бровь, слегка поворачивая голову, чтобы посмотреть на него. Отводя взмокшие чёрные волосы со лба, Серёга быстро целует Арсения в переносицу и нежно прижимает ладонь к его обнажённой пояснице, — Чёртов манипулятор. Всего лишь один взгляд этих глаз твоих, и я твой. И ты это отлично знаешь. — Я-… — Да, ты. Понятия не имею, как ты делаешь это лучше, чем все женщины, с которыми я был или о которых мечтал и мечтаю, но факт и есть факт, — Серёга обхватывает ладонями бёдра Арсения, затем слегка отодвигает его в сторону, следя глазами за движением своих больших пальцев по его животу и рёбрам. Несколько раз облизывает губы. — Дай мне переодеться, и мы поговорим у меня дома, ладно? – Арсений чуть ли не начинает светиться, когда Серёга кивает, но, стоит ему только слегка пошевелится, и Серёга сжимает свои пальцы на его талии. Арсений бросает на него растерянный взгляд. — Девяносто минут, Сень, — и этот голос снова выбивает из колеи и заставляет Арсения сглотнуть громче любой музыки, — Я заплатил за девяносто минут. И не было дёшево, если хочешь знать. Так что… отработай. — Ты ведь не всерьёз, да? — А ты подумай. И вызов в этих тающих шоколадно-карих глазах заставляет Арсения тонуть. Он старается взять себя в руки и уверенно сделать то, что отлично умеет — быть сильным, профессиональным, даже суровым. Это то, что клиенты знают и ожидают. Серёга тоже клиент, он не может быть разным. — Я не знал, что тебе нравятся мужчины, — Арсений тянется к динамику, но Серёга не совсем нежно отталкивает его руку. — Без музыки. Я хочу слышать тебя, — Серёга делает шаг назад и медленно садится обратно на красный кожаный диван, скрестив ноги. — Так… мы не собираемся это обсуждать? — А чего именно? — Тебя. И что тебе нравятся мужчины, — Арсений пытается обдумать свой следующий ход, но ухмылка и тихий смешок Серёги смущают его. — Кто сказал, что мне нравятся мужчины? — Ну… В смыыыслеее-… — Арсений делает шаг вперёд, а Серёга откидывается на спинку дивана, дабы видеть его получше. Тусклый свет так запутался в этих карих глазах, что теперь Арсений отчаянно теряет сознание о том, что делать дальше, — Ты здесь. — Ага. И вчера был здесь. На свой день рождения, — Серёга кладёт свои дрожащие руки на диван, по-прежнему скрестив ноги. Его тело слегка напрягается, когда Арсений покачивает бёдрами перед ним. — О! С днём рождения, тогда, — Арсений широко улыбается, голубые глаза блестят. Серёга улыбается в ответ, когда Арсений наклоняется вперёд, всё ещё далеко от него, но достаточно близко, чтобы тот вдохнул потный мускусный запах. — И мне не нравятся мужчины, Арсений, — почти звериные движения Серёги снова становятся будто отчаянными, он быстро бросается вперёд, хватает Арсения за талию и резко притягивает к себе. Его лоб прижат к чужому подтянутому торсу, и Серёга отчетливо различает каждый его вдох. Арсений, наконец, понимает, что нужно сделать, расплетая хвостик Серёги и зарываясь неуверенными пальцами в эти тёмные волосы. Серёга стонет где-то в районе его живота, а его следующие слова заставляют Арсения наконец-то взять инициативу в свои руки, так как низкий дрожащий голос Серёги совсем срывается, — Мне нравишься ты. Арсений толкает Серёгу обратно на диван, обхватывая его лицо ладонями и коленом грубо раздвигая его ноги. Когда его высокое гибкое тело уверенно опускается на колени Серёги, Арсений прижимает их лбы друг к другу и улыбается в чужие губы. Убирает его руки со своей талии и прижимает их к спинке дивана, заводя их за голову мужчины. Медленно ёрзает по его бёдрам и прижимается к его груди, выдыхая в его теперь открытый рот. — Скажи мне, — Арсений вздрагивает, и, хотя ему казалось, что его голос будет звучать более уверенно, не получается. Серёга только бормочет что-то непонятное, почти вопрос, — Скажи мне чего ты хочешь, Сергуль. Серёга широко открывает рот и издаёт громкий стон, когда губы Арсения впиваются в его шею. — Я хочу всё, — голос Серёги окончательно теряется в шепоте, — До самого конца. Арсений улыбается в его шею. Серёга уверенно хватает его за талию, сминает ладонями упругие ягодицы, и поворачивает их тела так, что спина Арсения теперь пошло выгибается на кожаном диване. — Девяносто минут, — улыбается Арсений, пока Серёжа медленно проводит носом по его ушной раковине и изучает ладонями его тело. Серёга тоже улыбается и впивается губами в правой ключице Арсения, точно между двумя родинками. «Ты – искусство», — думает Серёжа. «Девяносто минут не хватит», — думает Арсений. Но с их губ слетают лишь хриплые стоны.