Осень, доползем ли, долетим ли до ответа, Что же будет с Родиной и с нами? Осень, доползем ли, доживём ли до рассвета, Осень, что же будет завтра с нами...
На дворе давно далеко не осень, они все едва выжили после штурма, дальше — хуже, но строки так ладно на нынешнюю обстановку ложатся, что никто из роты и не вякает. Едва, потому что шансов тогда в равной степени было мало у всех, но у Вадима чуйка какая-то — все сдохнут, а он останется, ещё и Олега из самого пекла за собой унесёт, потому что без него уже как-то не получается. Он слышит, как Олег шмыгает носом, и думается ему, мол, естественно, час без шапки на балалайке своей бренькать, а потому ляпает что-то несвязное сослуживцам типа «Простудим Поварёшкина, кто потом готовить будет? Ну-ка, расходитесь». Солдаты ворчат недовольно, но Вадим чуть ли не правой рукой командира остался после того, как предыдущий местную стену украсил кровавым месивом, размазанным по кирпичам затёртым, потому долго не возмущаются, расходятся по укреплениям, ютиться в куче тряпок, уложенных в подобие гнёзд, чтобы пережить эту ночь, на удивление спокойную. Как бы это не было затишьем перед бурей.Умирали пацаны страшно, Умирали пацаны просто, И не каждый был снаружи прекрасным, И не все были высокого роста.
А сам всё никак уйти не мог. Волков на него глаза то и дело поднимает, как бы спрашивая с юношеской робостью: «Мы же не помрём?», Вадик кивает неопределённо и в костёр упирает усталый взгляд. Олег теперь играет совсем тихо, под нос мурлычет про то, что страна поёт им рок-н-ролльные песни и лыбу тянет натужную, поклявшись, что они все вместе, да только в том и дело, что они, а не мы. Идут за будущее, Родина — родная деревня под Питером, у Вадима бабушка старенькая там радио включает и слёзы платочком утирает, у Олега — Вадим, да речка за пригорком недалеко от дома, а зажравшиеся рожи парламента родными и близко не назовёшь.Мы стояли на прошлом, мы ждали начала, Прижимаясь к стене, где исчезли они. Где еще одну жизнь одна смерть обвенчала Парой вспышек огня, да в эти смутные дни.
В 96-м после соглашений в Хасавюрте, их всех отпустят домой. От роты останется всего 4 человека, потерянный, разбитых, но с усталой улыбкой на лице чумазом, как у трубочистов. Олег такой радостный будет на шее у Вадика виснуть, а тот думать, что все эти войны — хуйня полнейшая, не стоят они того, что дороже Волкова у него никого нет, за него и умереть не жаль, но умирать пока нельзя торопиться. Бабка дома обросшую макушку Олега потреплет, еле дотягиваясь, Вадику затрещину отвесит за щетину, а после компотом из подпола напоит, вишнёвым, с кислинкой. Вадим на своего Волкова, который снова что-то на гитаре играет, только уже на старой скрипучей кровати в избе под аккомпанемент улюлюканья бабушки, будет смотреть с какой-то особенной любовью и радоваться, что впервые за долгое время на повзрослевшем лице увидел морщины от улыбки яркой, лучистой, а не между хмурых бровей. За окном зашумит первый осенний ветер, срывая редкие пожелтевшие листья с деревьев.Осенняя буря шутя разметала Все то, что душило нас пыльною ночью, Все то, что дарило, играло, мерцало Осиновым ветром разорвано в клочья В последнюю осень.