Последнее желание

Волны никак не угомонятся и все пляшут, все шумят и шепчутся друг с другом, а небо изрезано оранжевым, синим и лиловым. Лилового больше. И песок здесь все еще теплый — впитавший жар полуденного солнца — и такой удивительно мягкий. Вот только настоящее солнце и его настоящий свет сейчас сидит рядом с ним, и это он, Каин, держит Люцифера за руку и ни за что не отпустит. Даже когда Всевышний снова вывернет мир наизнанку: превратит все звезды в черные дыры и сотрет с их планеты все живое. И начнет все заново, и следующие творения выйдут послушнее, и никто не станет бунтовать, и все будет по замыслу Его. — Каин… Он вздрагивает, поворачивает голову и теперь уже не может оторвать взгляда. Потому что сейчас Люцифер сжимает его пальцы и смотрит — смотрит так, будто это обычный их вечер вдвоем, будто они в самом деле выбрались к океану посмотреть закат, и будто им не осталось жить считанные часы. В черных глазах его плывут звезды: те самые, первые, сотворенные, когда у мира еще была надежда. — Скажи мне, чего ты желаешь? — Люцифер, — Каин медлит. Он всегда так делает, всегда борется и спорит. Ведь в этом сама суть его, Каина, оступившегося и не преклонившего колени перед Всевышним. Но дьяволу он уступает. Улыбается и говорит правду. А правда всегда звучит глупо. — Хочу смотреть на тебя, — отвечает Каин. В ответ Люцифер поднимает бровь. — … любоваться тобой. Прямо как в первый раз, когда я только увидел тебя и решил, что нет на свете никого прекраснее, и захотел быть с тобой, чего бы это мне не стоило. Хочу, чтобы однажды ты приехал за мной в участок, просто так, когда мы не договаривались заранее, а я бы вышел из своего офиса и вдруг заметил тебя в коридоре, и подумал, что ради таких мгновений я и делаю то, что я делаю, и вообще живу. Хочу прийти домой, и чтобы ты был там, и чтобы мы готовили вместе с тобой ужин, какую-нибудь бессмысленную пасту или салат, и открыли бы вино, и потом съели это все, а потом бы я утащил тебя в постель, и любил тебя так, как любят Всевышнего, потому что нет у меня никакого другого Бога, кроме тебя, и обожал бы твое тело, и праздновал бы твою красоту, и восхищался бы тобой так, как восхищаются самым прекрасным из храмов и святилищ. Хочу снова побывать с тобой в тех землях и странах, где мы уже встречались раньше, и чтобы в Риме было невыносимо жарко, а в Венеции тянуло ветром с моря и лил дождь, и мы искали бы куда скрыться от него, и ты бы тянул меня за руку в ближайшую подворотню, и целовал бы меня снова и снова. Хочу как-нибудь подняться в Lux, когда ты один, и услышать, как ты играешь, и как ты придумываешь новые мелодии, а я знаю, что ты держишь их в тайне, от всех и даже от меня, потому что это похоже на Творение… Первая молния ударяет в океан. Вторая бьет в землю неподалеку, и ее будто подтряхивает. Каин оборачивается: город ангелов и людей все еще цел, светит и сверкает всеми своими огнями и не подозревает, что смерть уже рядом. Жужжит и гудит шоссе вдалеке, а на берегу нет никого, кроме них двоих, и даже прибрежный ресторанчик — лобстеры, лосось на гриле и прочие дары моря — закрылся на ночь. И кругом властвует тишина и ночное хрупкое безмолвие: разве что волны, волны то и дело накатываются на берег, и все шумят, и танцуют, и шепчут о чем-то своем, но людей нет, и если люди все-таки исчезнут с Земли, ничего не изменится. Океан так и будет шуметь и шептаться, и оранжевое зарево будет гореть над горизонтом. Каин надеется, что все случится быстро. И пусть они погибнут первыми. Так лучше. Кто знает, может, Всевышнему хватит этой жертвы и этой казни и потом Он даже пожалеет мир и человечество, и решит, что придуманная Им Вселенная не так уж плоха и, быть может, не стоит творить ее заново из праха и пыли. Люцифер вдруг сжимает его ладонь. Тянет его к себе — в поцелуй, в объятие — и Каин не выдерживает. — А чего желаешь ты? — Я? Люцифер качает головой, а над океаном сгущаются тучи: оранжевая полоса тает в синеве и пропадает начисто, а небо все темнеет и темнеет, превращаясь в чудовищную воронку. Хорошо, думает Каин, что никто ее не видит. Так лучше. — Ты всегда спрашиваешь это у людей, — объясняет он. — Про желания. — Это мой дар, — говорит Люцифер. — И ты всегда даешь людям то, чего они хотят. Люцифер пожимает плечами. — Чего ты сейчас желаешь сам? Время будто останавливает свой бег: и дрожит небо, и пусть темная воронка никуда не исчезает, зато она не растет так быстро, как прежде. А во тьме словно мерцают крохотные звездочки. Каин смаргивает. Наверно, ему показалось. В глотке пересохло и хочется выпить. А смотреть наверх совсем не хочется. И воронка эта. Она же никуда не делась, она ширится и растет… Но он все равно должен спросить. — Ты ведь тоже чего-то желаешь. — Нет. Это же просто дар, — возражает Люцифер. — И ничего больше. Меня таким создали. Мой брат Аменадиэль умеет останавливать время, а мой брат Михаил чувствует чужой страх. А я знаю, чего хотят другие. — У тебя тоже есть желания. И ты чего-то хочешь. Люцифер молчит: минуту, век, вечность. Он молчит, а Каин подносит его ладони к своим губам и целует, и обогревает дыханием, и снова говорит Люциферу то, что говорил ему уже миллион раз: ничего нового тут нет. Черные глаза блестят золотом и всеми алмазами мира. — Я хочу, чтобы Ада не было, — отвечает Люцифер. — Чтобы Ада не было, — повторяет за ним Каин. Они молчат. Каин все пытается представить себе Вселенную, в которой нет Преисподней, и нет бесконечных пыток, и есть милосердие, милость, и у каждого есть надежда. Разве можно так? Каин задирает голову вверх — черная воронка плывет по небу к ним, и жить им осталось всего несколько мгновений, и все, что он сейчас может — обнять и согреть, а на большее у него просто не хватил сил. — Все будет так, как ты хочешь, — говорит Каин. — И ты тоже будешь таким, как ты хочешь. Рядом с ним вдруг вспыхивает солнце.