Это не твоя комната

      Будильник, выставленный на телефоне по ежедневному графику, сработал в восемь субботним утром. Новый режим рабочего дня лучше было бы соблюдать и по выходным, но только не сегодня. Не найдя трезвонящий мобильник у изголовья, рука заёрзала по полу, нащупав его в кармане валяющихся рядом с кроватью скомканных джинсов, но предстояло ещё попасть непослушным с похмелья пальцем по кнопке.       — Тихо, тихо, мать твою…       Юн Чон У не узнал собственный голос. Он всегда огрубевал на утро после обильной выпивки, но сейчас был ещё и осиплым, будто сорванным от криков. Где это он так глотку драл?.. Неужто в баре прошлой ночью? Чёрт… Кажется, Дже Хо устроит ему выговор в понедельник.       Надоедливая мелодия наконец затихла, а в голове начали вспыхивать обрывочные, перепутанные между собой эпизоды последних событий. Чон У жалобно промычал и прижал липкую ладонь ко лбу, не открывая глаз. Голова раскалывалась, но он всё же пытался восстановить в памяти хоть что-то конкретное.       Вот растеряно хлопающая глазами Ю Джон и бесконечно презрительная физиономия Бён Мина. Какой-то психованный мудак в испачканной рубашке нарывается на драку. Потом свежий воздух и твёрдое плечо Дже Хо. Сколько раз он блеванул на улице?.. Потом, кажется, было такси. «Надеюсь, я не уделал салон…». Он не хотел выходить из машины. Наверное, оттуда его выволок водитель. Потом были стремительно приближающиеся к лицу ступени на входе в проклятый гошивон. Но он успел выставить перед собой руки. Уже успех. Дальше — круглые испытующие зенки хозяйки — как их не помнить — и какая-то мутная суета. Что-то здесь снова вызвало гнев. А после — совсем ничего не разобрать. Полутьма, странный запах, похожий на то самое мясо... Звук рвущейся ткани и грохот. Чёрные волосы. Он помнил, как вцеплялся в пушистые пряди. Не особо длинные, но и не короткие. Помнил чужие руки на себе… Очень напористые. Какая-то борьба… Борьба?.. Притуплённая этилом боль. Вкус крови на губах. И тишина.       Но это уже наверняка просто очередной ночной кошмар.       И всё-таки что-то в нём было не так. Совсем не так. И сам он был будто где-то не там. Да и в пересохшем рту всё ещё ощущался железистый привкус. Скорее, воды... Но сначала — прополоскать рот. И отлить.       С титаническим трудом Чон У разлепил веки, то и дело смыкающиеся обратно. Перед размытым взором — явно комната общежития, так похожая на его, только отражённая зеркально. Ну и спецэффекты спьяну. Что за лютое пойло там разливали?..       «Чтоб я ещё хоть раз так накидался…»       Но нет, дело явно не только в последствиях алкогольного угара. Ему слишком тесно и жарко на односпальной кровати, и что-то тяжёлое перекинуто через его бок, словно узкий длинный мешок, набитый песком. Хотя, скорее, это похоже на чью-то расслабленную руку. Или даже ногу. Так бывало, к примеру, в постели с Джи Ын, но с чего бы этому быть сейчас?..       Чон У зажмурился, поворочался, пытаясь сбросить с себя ложное чувство давления, и это даже получилось, но явно усугубило головную боль.       Через силу проморгавшись, он наконец смог сфокусировать взгляд. Эффект отзеркаленного пространства при том не исчез. Наоборот, комната начала казаться ещё более чужой. «Спасибо хоть не похожей на гадюшник фрика из двести четвёртой…». На полках была незнакомая утварь, из примечательного — несколько шайб изоленты, мотки верёвок, ящики (похоже, с какими-то инструментами) и никогда не виденные им прежде коробки, заклеенные скотчем. Ещё пара неузнаваемых фотографий в рамках… А на вешалке, вдоль противоположной стены, вместо его цветастых худи, пальто, пуховика и любимого шарфа висели несколько невзрачных лонгсливов (разных оттенков унылости), какая-то старая кофта на пуговицах, бежевый плащ и серая водолазка.       Страшно знакомая.       «Да ну нахер…»       Он приподнялся, недоверчиво протерев глаза кулаками ещё раз, но интерьер не менялся, несмотря на все попытки прийти в себя. И словно бы в ответ на его безмолвное «что за?..» сзади прозвучал негромкий и до колючих мурашек вкрадчивый мужской голос, который он привык слышать, в основном, из-за стены, ночами спасаясь от чужого бормотания музыкой в наушниках.       — Это не твоя комната.       Его передёрнуло, как от касания к оголённому проводу под напряжением в двести двадцать вольт. Чон У не хотел оборачиваться. Он хотел просто бежать прочь, а лучше телепортироваться отсюда хоть к чёрту на куличики, но с такого похмелья тело отказывалось считать Юна своим хозяином. Всё, что получилось — грохнуться с кровати и кубарем откатиться в сторону, вылупившись остекленевшими глазами на стрёмного соседа из двести третьей.       — Ночью ты всех поднял на уши, устроил пьяный дебош в коридоре: ругался, стучал во все двери... А потом и вовсе их перепутал, вместо своей комнаты завалился ко мне и продолжил вести себя весьма… вызывающе.       — В... Вызывающе?.. — Язык всё ещё нелепо заплетался. — В смысле?! Почему ты просто меня не выгнал?!       Этот вопрос Чон У выпалил уже кое-как поднявшись на ноги и остервенело стукаясь плечом об дверь, запертую на ключ изнутри, как безмозглая муха о стекло. И только сейчас понял, что вся, абсолютно вся его одежда была хаотично раскидана по полу и скудным предметам мебели, а он, как полный идиот, на потеху остальным постояльцам сейчас ломился в коридор из комнаты плохо знакомого мужика, в чём мать родила.       Сосед же, будто так и надо, невозмутимо лежал на боку и подпирал кулаком голову, накрытый одеялом чуть ниже пояса и, видимо, был не менее голый, чем его гость. На белокожем торсе, угловатых плечах и длинной шее были заметны свежие синяки, какие возникают от тупых ударов, а ещё кровоподтёки с багровыми следами от зубов. В некоторых местах кожа была ссажена тройными царапинами. Откуда они взялись, оставалось только гадать, но догадываться Юн отказывался, ведь похожие отметины явно начали поднывать и на нём самом. Что за дичь?.. Они что, друг друга покусали?..       — Потому что мне понравилось.       На бледном худом лице с огромными немигающими глазами сегодня красовался лёгкий румянец. Уголки бесцветных губ, испачканные запёкшейся кровью, резко дёрнулись вверх, растянув рот в жуткой улыбке. Тогда Юн взвыл, схватившись за трещащую голову, и врезался в дверь плечом так, что старый наличник хрустнул, а петли издали жалобный скрип, грозясь вылететь из рамы.       «Пиздец… Пиздец! Каков пиздец!!!»       — С добрым утром, лапуля. Не умеешь пить — не берись.