Комплексы

Тишину в классе нарушал лишь шорох карандаша по бумаге, шелест страниц и усталые вздохи. Ирука проверял тетради, пока его ученики были на большой перемене. Пожалуй, этот кусочек дня был единственным, когда он мог спокойно поработать, не срывая глотку на непослушных детей. Умино выглянул в окно. Дети играли во дворе академии. Ирука с недовольством про себя отметил, что Каору снова задирает других учеников. Умино цокнул языком и решил, что сообщит об этом его родителям. Убедившись, что, в остальном, все в порядке, Ирука вернулся к работе. Закончив проверку очередной тетради, он вздохнул, отложив ее в стопку, устало потер переносицу и продолжил работать. От очередной писанины его отвлек разговор в коридоре. Очевидно, несколько детей решили вернуться в академию, чтобы поболтать о чем-то в месте — цитата — «Без лишних ушей». Поначалу, Умино не обращал внимание на болтовню, но когда в диалоге прозвучало его собственное имя, он невольно оторвался от тетрадей и прислушался. — Ты что, нельзя так говорить про Ируку-сенсея! — послышался изумленный девчачий голос. — Да ладно! — фыркнул второй. — Тут все равно никто не услышит. Вот, смотри! — в дверь постучали несколько раз. — Никого там нет! Ирука-сенсей наверняка ушел на обед. — А вдруг он все слышит? — испуганно спросил первый голос. — Да как же? Вот ты глупая! — засмеялся второй. — Ну хоть так мы можем отдохнуть от его воплей. Кричит и кричит. Неужели не понятно, что решать задачки настоящим шиноби неинтересно? И голос у него еще такой противный, когда кричит больше на визг похоже. Или на скрип этой двери. — второй голос снова расхохотался, а затем в дверь опять забарабанили. — Как можно жить с таким голосом, вот скажи мне! Я бы всю жизнь молчала, лишь бы никто этого не слышал. Ирука хотел было выйти из кабинета и отчитать девочку, но обрубил эту мысль еще на корне. Дети ведь не умеют врать, значит его голос правда хуже скрежета несмазанных петель. Умино вновь почувствовал в груди комок. Железные обручи стыда и неуверенности снова сковали его плечи, пережали глотку, не давая противному скрипу вырваться наружу из его рта. — Мичи, нельзя так! — возразил первый голос. — Почему? Мне не нравится его голос. Он вообще никому не нравится. Я слышала, как мама говорила, что у моего старшего брата, когда у него начал обламывался голос, он и то был поприятнее. — Ломался, Мичи. Голос ломается. — поправила девочку подруга, но Умино не услышал этого. У него голос хуже чем у пубертатного подростка — Ирука содрогнулся и коснулся пальцами шеи. Это сказал даже не просто ребенок, так думает и полностью сформированный взрослый. Несколько раз Умино попробовал помычать, чтобы переубедить себя в отвратности собственного звучания, но где там! Десятки людей, с которыми он ежедневно разговаривает: дети, взрослые, друзья, руководство, в конце концов Какаши — каждый день слушают его и едва не умирают от мерзости. Ирука сжал в руке карандаш так, что он едва не треснул пополам. Если уж он и говорит ужасно, то про стоны и сказать нечего. Наверное Какаши всякий раз во время близости испытывает огромное желание закрыть уши или зажать ему рот, чтобы этого не слышать. От жутких размышлений его отвлек звонок на урок. Умино отложил тетрадь, которую еще не закончил проверять, в сторону и выжидательно уставился на дверь. Первыми в кабинет вошли те самые девочки. Мичи, переступив порог и увидев Ируку немного стушевалась, но громко поздоровалась, хлопая своими пушистыми длинными ресницами и глядя на него глазами невинного ягненка. Она походила на сказочного ангелочка, так что Ирука еще больше уверился в правде ее слов. Вторая девочка тоже поздоровалась и тут же бросила сердитый взгляд на подругу, но та закатила глаза — мол, не кипишуй. Спустя несколько секунд, в класс, сопровождая свое появление диким топотом, влетели остальные ученики. Толкаясь и крича, они еле втиснулись в дверной проем. Умино покачал головой. — «Ну и ниндзя. Сама незаметность и скрытность» — подумал он. Наконец, когда все расселись, Ирука вышел к доске, поздоровался и тут же вспомнил о своем голосе. Нет, он не будет мучить детей, он же не душегуб какой-то. Быстро объявив, что сегодня они будут работать самостоятельно, Умино раздал им листочки с заданиями и сел за свой стол, больше не проронив ни слова. Ребятня канючила, ныла и просила отменить самостоятельную, но Ирука был непреклонен — точнее просто молчал, не в силах слушать собственную речь. Кое-как досидев до конца рабочего дня, он, наконец, был дома. От того, что он переступил порог на душе стало легче. Ирука почувствовал себя в безопасности и даже немного расслабился. Первым делом он направился к их общему с Какаши шкафу, который был на втором этаже, и вытащил оттуда футболку и кофту на расстежке, в которой обычно Хатаке ходил заниматься спортом на площадку (или в зал, когда была зима или плохая погода). Эти вещи были ему велики размера на два, но этого Ирука и хотел. Хотел, чтобы футболка и кофта, пропитанные запахом Какаши, успокоили и обволокли его, хотя бы до прихода хозяина. Какаши пришел домой, как обычно, под вечер. Тренировки с командой 7, выполнение простейших миссий хоть и не утомляли его также, как обычные обязанности джонина, но отнимали много времени, особенно если Наруто был «в ударе». За время ожидания Умино весь извелся. Футболка была вся измята, а на подоле и вовсе казалось, что ее хорошенько пожевала собака. В таком состоянии Хатаке нашел его в гостиной — обессиленный помятый клубочек, изредка шмыгающий носом. Какаши начинал чувствовать неладное еще до того, как приходил домой. Просто какое-то внутреннее чутье подсказывало ему, что с Ирукой что-то случилось. — Ирука, — позвал Какаши и положил руку ему на плечо. — Опять, да? Умино лишь утверждающе замычал. — Что случилось? Что на этот раз? — Хатаке прилег рядом и прижал Ируку к себе. Тот с готовностью повернулся к Какаши лицом (за несколько раз Умино убедился в том, что Хатаке никогда его не засмеет) и шепотом рассказал все с самого начала. Какаши старался выглядеть серьезным, но когда Ирука сказал, что разговаривает шепотом потому, что какая-то девочка назвала его голос противным, улыбка на долю секунды появилась на его лице (к счастью, скрытая маской). — Ирука, это же дети. Малолетние сопляки всегда себя так ведут. Они говорят гадости и про других учителей, взрослых, в конце концов — про своих родителей. Даже я от них слышу в свой адрес всякую дрянь. — Какаши попытался успокоить Умино, но тщетно — так считала не только девочка, но и ее мама. Хатаке едва сдержался от того, чтобы не заорать в голос. Он понимал, что у его возлюбленного серьезные проблемы с самооценкой (до некоторого времени все было в порядке, но недавно Ирука стал чересчур восприимчивым к чужим словам), но понятия не имел, что делать. Криком дела не решишь. К врачу Ирука не пойдет даже под страхом смертной казни, да и Цунаде навряд ли что-то в этом смыслит. Остальные доктора Конохи обладали бескостными языками и привычкой чесать ими по любому поводу. Оставался лишь один способ. — Ирука, ты же помнишь про нашу коробку? — Хатаке коснулся носом ушка Умино. Тот кивнул. — Я знаю, как тебя переубедить. *** Ирука откинул голову на плечо Какаши подставляя шею для поцелуев. Тот возился сзади с какой-то непонятной штукой, которую Ирука вытянул из коробки на этот раз. Штучка представляла собой два вытянутых шарика разного размера, которые были соединены между собой относительно длинной и тонкой перемычкой. На вопрос Ируки, просящий объяснить что это такое (штучка лежала в небольшом полупрозрачном пакетике без надписей, но было видно, что раньше она была упакована по-другому, так как такие вещи обычно не продают в пакетиках), Хатаке загадочно ответил, что скоро Ирука сам это узнает. Наконец Какаши закончил шелестеть инструкцией, которую заблаговременно спрятал от Умино, и придвинулся к нему, обхватив свободной рукой за пояс. Ирука чуть прикрыл глаза, чувствуя, как возбуждение Хатаке упирается ему в бедра. Руками он касался Какаши, слегка напуганный неизвестностью. Пальцы стянули с Ирукиных волос резинку, и они мягко рассыпались по его плечам и спине, слегка пощекотав их. Умино сразу почувствовал, как шее становится жарко, и поэтому слегка откинул волосы назад. Какаши коснулся губами шеи Ируки, осыпал ее влажными поцелуями. Умино сдавленно замычал и потянулся к своему члену, чтобы немного унять возбуждение, но Хатаке придержал его руку, втянул в поцелуй, от чего Ирука весь затрепетал и сильнее вцепился в бедро Какаши. Поясница, от долгого пребывания в прогнутом положении, заныла, но Ирука проигнорировал боль. Его внимание было сосредоточено на пальцах Какаши, которые медленно и осторожно подготавливали его к близости. Умино стиснул зубы и затаил дыхание, чтобы не издавать звуков, но все равно не мог сдержать своего голоса и изредка приглушенно мычал. Хатаке, недовольный Ирукиным молчанием, сильнее нажал на простату, вызвав у вздрогнувшего Умино резкий вскрик. — Какаши… — прошептал он, оседая у Хатаке на руках. — Все нормально? — тот с готовностью поддержал его свободной рукой, позволил тяжелой голове лечь себе на плечо. Ирука прошептал «Да» и сам немного подвигал бедрами, чувствуя, как пальцы Хатаке поочередно вдавливаются то в одну стенку, то в другую. Это вызвало у него тихие, но протяжные постанывания. — Вот так, почти все… — Какаши достал пальцы и размазал излишек смазки вокруг входа в анус. Ирука закусил губы, ожидая, что Хатаке войдет в него, но не почувствовал привычного давления теплой плоти, вместо этого его коснулась ребристое, чуть прохладное что-то. Умино знал, что это очередная секс-игрушка, но понятия не имел как она называлась и работала (если работала вообще). Протолкнув игрушку так, чтобы снаружи остался только ее хвостик с маленьким шариком, Какаши ласково поцеловал Ируку в шею и прошептал ему на ушко: — Это вибратор, он работает на чакре, если я выпущу в него немного, тебе будет очень приятно. — он прикусил мочку, оттянул ее слегка на себя. Ирука прикрыл глаза. Он не знал, почему ему будет «очень приятно», ему и так было приятно — игрушка сладко распирала его изнутри, давила на простату своей ребристой поверхностью. — Мне достаточно просто провести пальцем рядом с этой штучкой, чтобы она начала работать. Ты готов? Ирука дрожал внутри, но кивнул, что готов. В следующую секунду его всего пронзило сладкой судорогой. Умино восхищенно выдохнул, а с новой волной вибрации утратил всякую способность мыслить здраво. Все тело было словно струнка — напряженное, дерни, и оно рассыпется в мелодичном звоне. Какаши усилил поток чакры, волны стали проникновенней, от чего у Умино окончательно подкосились колени, а изо рта волей не волей вырывались блаженные стоны. Какаши обхватил Ируку за талию, поймал губы, на несколько секунд приглушил сладостные звуки и сделал поток еще сильнее. Умино закатил глаза и подался навстречу вибрации, завилял задом, пытаясь получить больше наслаждения. На миг прервавшись, Хатаке уложил Умино на живот. Тот поднял бедра, прося продолжения и коснулся своего члена, быстро задвигал рукой и застонал, вновь чувствуя вибрацию. Какаши схватил игрушку за хвостик и, не останавливая поток чакры, покрутил ей внутри Умино. Тот задохнулся собственным стоном и, спустя секунду, рассыпался в тонких поскуливаниях. — Ты слышишь? — Какаши прижался в Ируке со спины и уткнулся носом ему в ухо. — Свой голос. — Мгм-м… — простонал Умино, потираясь о Хатаке и что есть мочи сжимая простынь в руках. — Считаешь его ужасным? — Хатаке поводил кончиком пальца по головке члена Ируки, совершенно забыв о своем. — Не-ет, на-наверное… — глухо выдохнул Умино в простынь. — Наверное? — Какаши тут же остановил поток чакры, бесцеремонно вытащил игрушку и перевернул Ируку на спину. — Ты охрипнешь от стонов, это я обещаю. Ирука с долей испуга в глазах закусил губу и поджал ноги к животу. Какаши же подтянул его к себе за бедра, осторожно развел ноги в стороны. Член уперся в ягодицы, слегка намочил смазкой. Хатаке направил его в анус Ируке, медленно качнул бедрами, входя внутрь. Умино запрокинул голову назад и часто задышал. Среди шумных вздохов проскальзывали тихие постанывания. Какаши взял вибратор, обернул его вокруг покрасневшего члена Ируки, второй рукой уперся в постель, нависая над лицом Умино. Ирука потянулся за поцелуем, мягко коснулся губ Хатаке, позволил его языку шарить во рту. Одновременно с этим, Какаши начал медленно двигаться, подал чакру в вибратор. Ирука от неожиданности дернулся, вцепился руками в плечи Хатаке и застонал прямо в поцелуй. Какаши ускорил толчки и сильнее сжал кольцо на члене Умино, подвигал рукой вверх вниз. Ирука едва не поперхнулся, но в следующую секунду почти завыл от переполняющего удовольствия и возбуждения. К тому времени, как разрядка уже настигла их, Ирука и вовсе перестал предпринимать всякие попытки сдерживать стоны. Обхватив Какаши ногами за пояс и раскинув руки на простыни, он, запрокинув голову назад и изредка поднимая ее для поцелуя, блаженно толкался навстречу движениям Хатаке и навстречу сладкой вибрации, окольцовывающей его собственный член и поднимающейся еще выше по всему телу. Умино почувствовал пик, когда Какаши приложил вибратор к головке, мелко задергал им и, наконец, прижал к животу, чувствуя, что сам продержится еще недолго. Ощущая, как вибрация доходит и до его пениса сквозь плоть, Хатаке замычал и участил толчки. Ирука сильнее сдавил ногами его бедра и протяжно застонал, закатывая глаза и сминая простынь в руках. Сперма брызнула на живот и грудь. Одновременно с этим, Ирука почувствовал вязкое тепло внутри себя — Какаши кончил внутрь. Выйдя из Умино и отбросив вибратор на край кровати, он пошарил рукой под кроватью и вытащил оттуда пачку влажных салфеток, вытерся сам и помог Ируке, который хоть и выглядел довольным, но уже клевал носом. *** Удобно расположившись головой на груди у Какаши, Умино завернулся в одеяло и чувствовал теплые руки на своей спине. Хатаке ласково погладил его, а затем тихо спросил: — Ну что? Помогло? Больше не стесняешься? Ты ведь слышал, что голос у тебя потрясающий? Ирука вдруг почувствовал, что сорвал связки и тихо откашлялся. — Кхе-кхе… Помогло. Всегда помогает. Спасибо тебе. — За что? — Какаши слегка приподнял голову от удивления. — За все это. За то, что помогаешь мне, что лечишь меня от этих глупых загонов. — Я просто тебя люблю и всё. — Ирука ощутил нежный поцелуй на макушке. Он приятно обжег мокрые, только вымытые волосы. — Я тоже тебя люблю. — Умино крепче прижался к Хатаке, поцеловал в губы.