Я вернусь...

Он приходит в лес нечасто, но она каждый раз предвидит его приход. Герхард устраивается на одном из поваленных деревьев, перебирает перья примостившейся рядом птицы и ждет. Лес отзывается шелестом листвы — каким-то жалобным и усталым, таким непохожим на привычный веселый звук и птичий перезвон в ветвях. — Давно не виделись, цветочек. Голос у него усталый, чуть хриплый. В зеленых глазах плещется усталость и видится внутренний надлом. Казалось, что от грусти у него даже волосы потускнели. Меч за спиной невольно вызывает дрожь и непрошенные воспоминания, которые она гонит прочь. Столько лет прошло, а она все не может спокойно взглянуть на сталь. До чего же жалкое зрелище. Что сказал бы брат, если бы узнал об этом? Ей даже не нужно знать ответа на этот вопрос. Глоксиния бы обязательно обнял ее, бросая на демона суровый взгляд и обещая выбросить гостя прочь, если снова увидит "эту железку" в своем лесу. Он обязательно бы взял ее ладошки, целуя кончики пальцев и шепча о том, что для него она все ещё самая красивая и самая лучшая. Брат бы обязательно утешил ее и подарил смутную надежду на лучшее, был бы рядом и позволил ей отдохнуть, смирится с тем, что так внезапно потеряла. — Да, — она проводит языком по сухим губам и издает неловкий смешок. — Давно не виделись, Мелиодас. Но брата рядом нет. Есть только пустая могила, множество шрамов и старый знакомый с такими же старыми глазами, как и ее собственные. Демон смазанной тенью оказывается рядом, со всем возможным удобством устраиваясь на покрытом зеленым мхом дереве. Жестом бродячего фокусника достает из воздуха тяжелую бутылку и два стакана, один из которых всучивает ей в руки, не давая повода отказаться. — Сколько мы уже не виделись? — вопрос скорее риторический, но ей порой и вправду интересно. Мелиодас приходит в лес нечасто — феи не рады посторонним в своем доме, но он ее гость и с этим приходится считаться каждому. Он приносит с собой людской алкоголь, истории из людского мира и смутное ощущение свободы, которое дает ей возможность дышать. Демон улыбается кончиком губ, наливает шипучий сидр в ее кружку, а оставшуюся бутылку оставляет подле себя. — Итак, цветочек, — она сдерживает желание закатить глаза на это прозвище, что дал ей когда-то в юности. Брат тоже иногда так ее называл, раньше, в детстве, сейчас не рискуют проявлять неуважение к хранительнице леса. Теперь кроме Мелиодаса ее так больше никто и не зовет. — Кто будет первым делиться наболевшим? Они оба ненавидят жаловаться, но иногда это необходимо. Нужно выпустить весь свой яд переживаний, страха и боли, чтобы потом самому им не отравится, и гараздо проще сделать это с тем, кому хоть немного можешь доверять. Мелиодасу некуда идти, его никто и нигде не ждет. Его жизнь — почти три тысячи лет одиночества, множество смертей и клятва, висяшая камнем на шее. Никакой свободы и никакого выбора, даже смерть не будет спасением, ведь демон проклят на вечную жизнь. Герхард не с кем говорить и не с кем поделится наболевшим. Феи шепчутся о побеге и смерти Глоксинии на войне, обвиняют в том, что бросил их ради чужих идеалов вместо того, чтобы защищать лес. Прошло почти три тысячи лет, а они все равно помнят и вспоминают в любом разговоре, когда желают задеть за живое. Она делает глоток, ощущая как мелкие пузырьки лопаются на языке и стенках горла, как тепло разливается по всему телу. Фее много не надо, чтобы опьянеть, одной кружки хватит на весь день. — Давай не сегодня, — просит Герхард и поднимает глаза к небу. Пушистые облака медленно плывут по небу, как и сотни лет назад. Пожалуй, небо — это единственное, что никогда не изменится. — О, так мы проводем еще один вечер вместе, вспоминая усопших? — как-то едко усмехается демон и ей даже не стыдно, когда ветка рядом с ними бьет старого знакомого друга? по лицу. Лишь издает мелодичный смешок, слыша ругательства и шипение, с обещанием спалить дерево вместе с половиной леса. Сколько подобных угроз она уже слышала с его уст? Она перестала считать после второй сотни, наконец-то сумев поверить в то, что эти слова были простым звуком. Несерьезные угрозы, так отличные от тех, что она слышала, когда в один из его визитов в лес пришли разбойники, желая оторвать глупым феечкам крылья. Люди достаточно скоро стали походить на два куска мяса, которые с удовольствием поглотил лес. Мелиодас мог быть жестоким, а такого рода вещи неизменно возращали его во времена, когда он еще был на стороне своего клана и был вынужден защищать мирное население от фанатиков с перьями вместо мозгов. Сейчас услыш кто о том, что среди демонов было множество невинных жертв, никто не поверит. Да и раньше не верили — приятнее верить в то, что ты уничтожаешь чудовищ, чем в то, что собственными руками губишь невинные жизни, пускай и такие отличные от своих собственных. Герхард видела чужую боль, слышала чужую душу и не могла не испытывать отвращение к богине, что использовала влюблённость демона ради победы собственного клана, пускай и знала, как чувствует себя от этого Мелиодас. Глупая девица не желала видеть очевидного, предпочитала игнорировать и врать самой себе, что все хорошо. Демон не желал ни Элизабет, ни победы богинь, когда присоединился к Стигме. Он желал лишь закончить войну, оставить ее на страницах истории. Мелиодас искренне любил Элизабет, но всегда в первую очередь для него был клан. Герхард его понимала. Что раньше, что сейчас, встань перед ней вопрос кого выбрать — фей или Лоу, — ответ был бы очевиден. И ей повезло. Она смогла пережить свою любовь, оставив в память о ней лишь крохи светлых воспоминаний, и множество шрамов на теле. Ее клан жив и процветает, пускай и будет проклинать ее брата. Пусть будет так, она не жалеет, коль такова цена за их жизни. Мелиодасу же не повезло. И этот крест он будет нести с собой до самой смерти, если та вообще придет к нему. Почему-то она не сомневалась, что сейчас выбор между кланом и Элизабет будет сделан далеко не в пользу последней. Возможно, Король демонов также это знает и просто ждет, когда глупый сын признается в этом хотя бы самому себе. Герхард облокачивается на чужое плечо, прикрывая глаза и давя горькую усмешку. Тихо, но почему-то ей так непокойно на душе. — Думаю, я готова тебя выслушать.