В пути

Верность пиратов подобна линиям, нарисованным на песке. Один бурный прилив — и они растворяются, смытые, чтобы другие линии были нарисованы снова. И все же верность между Флинтом и Сильвером можно назвать беспрецедентной. После демонстрации сундука величайших сокровищ, какими пират когда-либо владел, может ли такое братство полагаться на прежние узы? Это успокаивает его… писать в ее дневник. Его почерк совсем не похож на ее, слишком упорядоченный, аккуратный и лишенный своеобразия, и все же это как если бы она была еще здесь. Ее сущность, надежно спрятанная в потертом журнале, перевязанном бечевкой, страницы помяты от использования. И сюда он приходит каждую ночь, делить свои мысли с ней. Он не спрашивает себя, что она могла бы сказать, это не тот путь, который он выбрал. Он не религиозный человек, он не верит, что она где-то рядом, смотрит на него с нежностью. Она ушла, вернулась в землю. Он не хочет помнить обвиняющие потемневшие глаза на бледно-сером лице. Он не хочет помнить «Только не так», он знает: это его доканает. Все, что у него осталось сейчас от нее, это Нассау. Ее дом, созданный ею, ее перворожденное дитя, единственный смысл ее жизни до того, как она посвятила себя ему. Она была готова отказаться от всего ради шанса на мирную жизнь с ним. Все, что она сделала, она сделала из любви, и сейчас, когда он пишет в ее дневник, им тоже движет любовь. Неправильно ли с моей стороны чувствовать некоторое отвращение? Несомненно, узы, связывающие их, не могут быть настолько непрочными, чтобы их можно было купить. Быть может, у этой связи между двумя пиратами есть некий более глубокий фундамент, который я просто не могу понять. Может быть, однажды, когда они состарятся и поседеют, они обрадуются встрече как два потерянных друга и утопят свои прошлые обиды в общей бутылке. Или, быть может, эти деньги больше, чем просто сокровище. Это надежда. Для меня. Для них, должно быть, тоже. Надежда, тщеславная любовница, выглядит для нас по-разному. Для меня это возможность отстроить Нассау по твоему образу и подобию, развивать торговлю, возродить цивилизацию из пепла. Для Сильвера — шанс воссоединиться с возлюбленной, отчаянная попытка удержать любовь, которую он боялся, уже потерял и которая находится теперь в пределах досягаемости. Для Флинта — революция, праведная война, чтобы разрушить все, что скрепляет вместе Новый Свет, крепко зажатый между ладонями империи. Как можно измерить одну надежду другой? Как могу я пытаться оценивать значимость сундука с сокровищами и ставить под сомнение то, что делает пирата тем, кто он есть? Как могу я начать понимать, что Сильвер и Флинт значат друг для друга и будут значить после этого? Эти вопросы я обдумываю в темные часы, когда все вокруг меня засыпает. Только когда солнечный свет проникает через тонкие шторы и пробуждает меня от моих размышлений, когда я лежу с открытыми глазами, ухом на этой тетради как если б я мог слышать твои мысли и твой голос через страницы — хотя бы однажды, еще один последний раз, моя дорогая Элинор, я молю тебя, эта ярость снова поглощает меня. При дневном свете я не чувствую ни симпатии, ни угрызений совести, ни понимания этих несчастных людей, которые поставили себя над законом, над самой цивилизацией. Тех, кто выбрал маяться в хаосе, созданном ими самими, вместо того, чтобы склониться и получить утешение от своего короля. Флинт, непослушный ребенок, однажды отвергнутый обществом; Сильвер, дерзкий дурак, король, лишь когда окружен людьми, ничего из себя не представляющими. При дневном свете я больше не человек, каким я прежде был. Я изменился, безвозвратно. Если бы ты видела меня сейчас, заслужил бы я твою вечную преданность? Я не думаю. Я боюсь… Я боюсь, Элинор, я никогда не стоил этого. Слишком поздно, эти слова ничего не значат на этой странице, когда они не могут быть сказаны тебе лично. Возможно, и к лучшему. Я не могу бороться с пылающим лесным пожаром чашкой воды. Я не могу поддерживать тонущий корабль неосязаемой силой своего желания быть лучше, добрее. Это в своем роде доброта — начать Нассау заново. Новая жизнь не может вырасти на гнилой почве. Я отчаянно надеюсь, ты бы согласилась.