Looking Through Harry

Иногда это ослепляет, свет, который ты не …вполне… видишь. Это звучит нелепо, но это правда. Есть что-то, что окружает его. Темный Лорд, вероятно, может видеть это, а не просто ощущать; это было бы единственным сиянием в его мире. Я помню те дни. Тогда можно было почувствовать, это. Очевидно, что это; это заклинание, которое защитило его, глубокая магия, которая скрывается под поверхностью палочек и слов на латыни, проклятий, заклятий и чар. Это первобытная магия, та, ради которой были основаны наши школы, потому что ее нельзя выпускать на волю, или, ну…вы получаете Гарри Поттера и Тома Риддла. Проблема в том, что я перестал это чувствовать. Это действительно очень тревожно. Но что я должен делать, подойти к Люциусу Малфою или кому-то еще и спросить его, прости, Люциус, ты случайно не видел, не потерял ли Гарри свою защиту? Это было бы просто верхом глупости. Это не ореол или аура. Это просто, как если бы солнце светило из-за его спины. Вот что я думаю, когда чувствую это. Это давит на сознание, искажает окружающий мир. Это очень раздражает. А теперь это прекратилось. Я очень сомневаюсь, что это просто закончилось. Материнская любовь так не проходит. Я думаю, может быть, Гарри сделал это сам. Мы все еще наблюдаем за ним, мы наблюдали за ним все это лето, для того, чтобы убедиться, что он не сделает чего-нибудь глупо опрометчивого, и для того, чтобы убедиться, что на него не нападут. Я знаю, что он потерял, кто лучше меня знает, что он потерял? Его родители и крестный отец мертвы, и вместо этого он остался с тремя целыми, здоровыми и невыразимо отвратительными родственниками. Я бы тоже разозлился. Так что я действительно задаюсь вопросом, не спрятал ли он это. Что если свет, который раньше сиял вокруг него, ушел внутрь. И мне интересно, не является ли это первым шагом к тому, что случилось с Томом Риддлом. Возможно, я слишком много думаю об этом, но когда ты несешь двенадцатичасовую ночную вахту, а мальчик спит как убитый, делать нечего, кроме как размышлять. Дамблдор ничего об этом не говорил. Люпин тоже, хотя все знают, что мы не разговариваем. Я думаю, если бы кто-нибудь это увидел, они бы что-нибудь сказали, не так ли? С другой стороны, я этого не делаю. Я испытываю искушение. Отправить маленькие пальчики в его разум, ища яркость. Вытяну это из него, если смогу. Не потому, что мне нравится этот мальчик, нет. Не потому, что я чувствую к нему какое-то учительское отцовство. Я, конечно, не чувствую необходимости быть его отцом, чьим бы то ни было. Но он — наше оружие. И мы защищаем наше оружие. Вот почему я согласился обучать его, и вы можете видеть, как хорошо это получилось. Узнает ли он? Если я проникну в его разум, пока он спал? Достаточно ли хорошо я его научил, чтобы он мог не подпускать меня или, по крайней мере, заметить, если я там был? Так что я пока этого не сделал. В конце концов, это всего лишь яркость. Вероятно, это ничего не значит. Так ли это? Это сведет меня с ума. И вот я решаюсь. Я делаю. Я посылаю маленькие ищущие щупальца, проникающие в его сны, и вниз сквозь его сны в его разум. Я видел истязания его кузена, я видел множество забытых дней рождения и подержанных рождественских подарков. Я уже видел этот чулан раньше. Вы могли бы подумать, что это заставит меня пожалеть мальчика, но вы ошибаетесь. В конце концов, он тоже видел мои мучения. Вызванные, могу добавить, его собственным покойным отцом. И это не значит, что я ищу эти воспоминания. Я ищу ту яркость, которая исчезла. Защита, которая у него была. Может быть, это не в его голове. Я уверен, что он даже не знает о её существовании. Я уверен, что он не скрывает это нарочно. Вспышки света, но нет, недостаточно; это просто яркие воспоминания. Увидеть своего крестного отца при солнечном свете, всего несколько драгоценных раз. Я не могу ненавидеть Сириуса Блэка, не здесь, в его голове, иначе он найдет меня, поэтому я просто быстро двигаюсь дальше. И вот оно. В центре его мыслей, как прожектор, окружающий фигуру в тени. Дементор, из всех вещей; любопытство длится всего мгновение, прежде чем я понимаю, что это суть этого, воспоминание, которое принес ему дементор, о том, как он слышал, как убивают его родителей. Потому что даже несколько фраз, произнесенных голосом его матери, несколько слов его отца — это лучше, чем то ничто, которое у него было раньше. Почему здесь? Почему это скрыто? Вокруг него тяжелые стальные стены. Почему? Потому что его родителей больше недостаточно? Потому что у него есть свои причины ненавидеть тьму, а не других людей? Теперь ему причинил вред сам Темный Лорд. У него на уме нечто большее, чем месть. Полное уничтожение монстра. Что ж. Хорошо для него. В конце концов, ненависть — это своего рода топливо. Дамблдор бы этого не одобрил, но я больше думаю об этом мальчике. И медленно отступая, все еще не желая, чтобы меня заметили, просматривая его мысли, я мог бы оставить после себя своего рода одобрение его вендетты. Я мог бы. Поможет ли это ему? Хочу ли я вообще ему помочь? Нет. Я просто исчезаю из его головы, оставляя его наедине с его мечтами. Свет все еще там, даже если вокруг него есть стены; это все, что я действительно хотел знать. Яркость все еще может исходить из его глаз. Пока есть эта единственная трещина — этот свет, сияющий в глазах Лили, — я не боюсь, он встанет и будет сражаться, когда придет время. Хорошо для Гарри.