***
Возвращение домой не было таковым. Торак не нашёл успокоения ни у лагерного костра, ни в тёплом, уютном жилище, ни на камнях у знакомой реки. Куда бы он ни шёл, везде его сопровождало жуткое, раздирающее внутренности знание о его отце и Тенрисе, о собственном даре, о той опасности, что ждала его впереди. Каждое утро ему хотелось сжаться в комок и забыть всё, что открылось ему в последние дни. Каждый вечер он ложился спать в стыдливой надежде назавтра проснуться и обнаружить, что правда каким-то образом изменилась. Но она не менялась. И Торак не понимал, как ему привыкнуть жить таким — выпотрошенным, доверху заполненным горечью и болью, напуганным. Другим. Ему не с кем было разделить нового себя: Ни Фин-Кединн, ни Ренн, ни даже старуха Саеунн не знали, не понимали, не чувствовали. Чувствовал только Волк, но и это было не то. Торак честно выполнял все возложенные на него обязанности, добросовестно вносил свой вклад в жизнь приютившего его племени; он надеялся, что труд и объятия Леса излечат его искромсанные души, но всё, что случилось с ним там, на острове Тюленя, оказалось таким огромным, что справиться в одиночку ему было не по силам. Ночью, засыпая под мерное дыхание Волка, Торак думал о Бейле. Почему-то он всё время думал о Бейле. В день, когда над стоянкой отчётливо поплыл запах уходящего лета, Саеунн приковыляла к костру, где Торак готовил наконечники для стрел, и уселась чуть поодаль, вперив в него сквозь дым пристальный взгляд. Торак знал: ей известны его чувства, и всё же ничем помочь она не может. Какое-то время он работал в тишине под внимательным наблюдением колдуньи. — Подойди, — вдруг прокаркала она, сопроводив повеление приглашающим жестом своей птичьей лапки, и Торак повиновался. Он опустился перед ней на колени, заинтересованно глядя в скукоженное старческое лицо, и довольно долго ничего не происходило — у Торака даже закралось подозрение, что Саеунн позабыла, зачем пришла. — Почему бы тебе не отправиться к Морю? — внезапно нарушила молчание она. Это было как гром среди ясного неба. — Ты хочешь, чтобы я отправился к Морю? — поразился Торак. — Этого хочешь ты, — не моргая сообщила старуха. Будто чьи-то тёплые руки выкапывали его, окоченевшего, из-под снега. Сердце забилось быстрее, и всё существо Торака наполнилось благодарностью к ведьме — от того, что она сейчас не только вытаскивала из недр его души потаённое желание, но и говорила так спокойно, словно в этом не было ничего особенно странного. — Но… зачем? — спросил Торак, будто пытаясь оправдаться перед ней. — Мне откуда знать? — она раздражённо дёрнула морщинистым подбородком и, поднявшись, поплелась прочь. — Выходи завтра, успеешь до Новой Луны, — бросила колдунья через плечо и, махнув иссохшей ладонью, добавила, — вождя предупредила.***
Волк шёл с ним, то задерживаясь, то опережая и пропадая где-то среди деревьев. Вряд ли он был в восторге от идеи вернуться к Бескрайней Воде, но совершенно точно ему нравилось снова быть в Лесу с Большим Братом. Он знал, что Бесхвостому почему-то важно это путешествие, а раз так, то и думать нечего — нужно быть рядом. Каждый новый привал, каждая ночёвка наполняли Торака щемящим ожиданием встречи — с Морем, которое сначала чуть не убило, потом спасло от смерти и, наконец, успело так сильно его изменить, что он никак не мог втиснуться в образ прежнего, дерзкого и смелого, понятного самому себе мальчишки. Он как будто разом стал неизмеримо больше, и тело ныло везде и всюду, не в силах вместить и уложить его новую сущность внутри. Через четыре дня Лес стал неуловимо другим, и в него вторгся солёный влажный воздух. Торак разбил лагерь прямо на берегу, в том самом месте, где сделал это в первый раз, и только после того, как костёр уверенно разгорелся, он, перепрыгнув через огонь, подошёл к воде. Казалось, что суровый Детлан, будь он здесь, настоял бы на обряде очищения, и Торак был не против. В небе уже показалась тонюсенькая полоска Новой Луны. Почему-то колдунья считала именно этот момент подходящим для встречи с Морем. — Здравствуй, — прошептал Торак, погружая босые ступни в прохладную пену, и Мать-Море ответила ему мерными вздохами волн, ничуть не менее прекрасными, чем шелест листьев родного Леса. Торак сейчас не чувствовал себя чужаком. Он как будто вернулся увидеться с другом. Он ещё постоял, позволяя волнам цеплять его за закатанные штанины, и пошёл обратно к костру. Волк удрал на охоту, и Торак тоже поужинал остатками вчерашней добычи. Солнце село. Глядя на густую темнеющую воду, Торак чувствовал, как сердце его освобождается от серой, холодной тоски. Море понимало его. Оно было свидетелем — и зачинщиком — его трансформации — достаточно большим, много больше и старше его самого. Торак не был один. Он думал о том, что там, на другой стороне, у своего берега Бейл, возможно, сейчас тоже смотрит на ту же воду. В тот миг Торак ещё не знал, что это гораздо ближе к истине, чем он мог себе представить. Когда уже почти стемнело, вернулся Волк и сразу же стал выписывать непонятные кренделя сначала вокруг костра, а потом и у самой воды. Он носился туда-сюда, пока Торак, наконец, не спросил прямо: «В чём дело?» «Бесхвостый идёт», — заявил Волк, полагая, что Большой Брат очень обрадуется этой вести, ведь разве не за этим они здесь? Но Брат демонстрировал упорное непонимание: он насторожился, всматриваясь в чёрный Лес позади, и даже потянулся за луком. «С другой стороны!» — терпеливо пояснил Волк, и тут-то на лице Брата вспыхнуло волнение — он вскочил и широкими глазами стал выискивать то, что скрывал сумрак Бескрайней Воды — маленький быстрый челнок. «Не может быть», — думал Торак, готовя себя к разочарованию, не давая себе уцепиться за эту жгучую надежду. — «Этого просто не может быть. Но ведь Волк не ошибается?» Волк и не ошибался. В голове у Торака ожесточённо спорили голоса, когда, наконец, он увидел, как в темноте, чуть правей от его костра, к берегу подошла лодка, и высокая стройная фигура выскочила на мелководье, вытаскивая челнок за собой. Это был Бейл. Это не мог быть никто другой. Торак быстро пошёл навстречу, потом и вовсе побежал. Бейл приближался, закинув мешок за спину, и скоро стало видно, что он улыбался. Хотелось броситься к нему, обнять крепко и честно, как можно было обнимать Волка, но Торак внутренним усилием остановил себя на расстоянии нескольких шагов и сложил кулаки на груди в приветственном жесте. Бейл ответил одной рукой, вторая была занята. С минуту они стояли и молча смотрели друг на друга, не зная, нужно ли что-то говорить. Наконец, Бейл бросил мешок на землю и, резко шагнув вперёд, прижал Торака к себе. Раздался вздох облегчения — и трудно было сказать наверняка, кому он принадлежал. Но это было слишком коротко — не давая Тораку провалиться в ощущение близости, Бейл разжал объятия, подобрал свои вещи, и, всё так же не нарушая молчания, они двое побрели к костру. Усевшись рядом на расстеленный спальник, спиной к огню, лицом к Морю, они долго смотрели в непроглядную бескрайнюю тьму, в которой уже невозможно было различить, где кончается вода и начинается небо. — Пока плыл, так о многом хотел поговорить, — улыбнулся себе Бейл, — а теперь даже не знаю, что сказать. Тораку и молчать с ним нравилось, но голос Бейла словно мягко погладил его по истосковавшемуся сердцу, и это было так приятно. Он понимал, что тот имел в виду, он испытывал то же. Столько раз по ночам в своей голове вёл мысленные беседы с обретённым и так скоро потерянным другом, а сейчас слова перестали суетиться в беспокойном уме, и осталось только чувство тихой благодарности за то, что он рядом. — Как ты понял, что я здесь буду? — спросил Торак. — Я не знал, будешь ли. Просто надеялся. А ты как понял, что нужно прийти? — Колдунья подсказала, — признался Торак, слегка смущаясь того, что не догадался сам. — Всё слушаешь колдунов? — Бейл с улыбкой покачал головой. — Начинай уже слушать себя. В словах его сквозила бережность и вместе с тем горечь. Торак понимал, что он тоже до сих пор не исцелил раны, нанесённые предательством Тенриса. Им нужно было распутать это, выпустить накопившееся, как-то помочь друг другу, и поэтому Торак произнёс: — Я не жалею, что верил ему. Хоть он и убил отца. Бейл кивнул, глядя перед собой. — Я тоже. Ни о чём не жалею. — Скучаешь по брату? — Уже нет. А ты по отцу? — Ещё да. Они помолчали. Тихое присутствие уже само по себе было лечебным. — Не спеши, дай себе столько времени, сколько надо, — Бейл усмехнулся. — Знаешь, чей это совет? — Тенриса? — Да, — Бейл вздохнул. — Он сделал мне много добра… Как и зла, подумал Торак. И это было самое непостижимое, самое… восхитительное? Сейчас, под чёрным небом, полным звёзд, все чувства, судьбы, и события словно сплетались в бесконечную алмазную сеть, где не было ничего однозначного, где было поровну добра и зла, любви и ненависти, красоты и уродства. Всё это соединялось и больше не выглядело обособленным — оно было прекрасно в своём единстве. Там находилось место и для страха, и для боли, но боль и страх всего лишь принадлежали целому. Бейл повернул голову и встретился взглядом с Тораком. Слова были тут лишние. — Пойдём, — лицо его вдруг приняло хитро-загадочное выражение. Он встал, подвязал светлые волосы и начал снимать с себя одежду. — Раздевайся, хочу тебе кое-что показать. Торак в растерянности стянул жилетку. — Целиком, — ободряюще улыбнулся Бейл, расшнуровывая тесёмки на штанах. Немного стесняясь, Торак всё же последовал его примеру; Волк, положив морду на лапы, с любопытством за ними наблюдал. Наконец, Бейл остался совершенно голым и двинулся в темноту, к Морю. Как Торак ни старался, он не мог отвести взгляда от открывшейся ему картины, и в груди внезапно запекло, словно он по неосторожности проглотил слишком горячую пищу. Сбросив штаны, он нагнал Бейла — тот, слегка покачиваясь от толчков волн, входил в чёрную воду. Торак заколебался. Это было… тревожно, но Бейл так спокойно и уверенно шёл вперёд, что оставалось только довериться, и Торак шагнул в кромешную тьму. В воде оказалось теплее, чем на берегу, но это не спасало. Погрузившись по грудь, Торак почувствовал, что сердце его сумасшедше колотится, а тело всё дрожит, охваченное паникой. — Глубже не ходи, — сказал Бейл, подгребая к нему. — Страшно? — Да, — честно ответил Торак. Это было не то слово. Он впервые соприкасался с Морем ночью — впервые вверял себя этой непроницаемой пучине. Она ворочалась в своих берегах огромным живым телом, она дышала, всхлипывала и шептала о чём-то — обманчиво нежная, бесконечно опасная. Несмотря на то, что ступни ощущали дно, казалось, вокруг ног вьётся что-то смертоносное. Торак всё ждал, что сейчас его схватит, пронзит, утащит это неизвестное, то, чему он не мог дать ни имени, ни формы. Оно подстерегало под поверхностью, кружило, невидимое, поблизости, оно было со всех сторон. Бейл подплыл и остановился рядом, внимательно наблюдая за лицом Торака. — Дыши спокойно, — сказал он. — Всё хорошо. — Я… — Торак запнулся. Его колени совершенно ослабли, и хотелось только одного — стремглав броситься к берегу, к спасительному огню. Он не отсюда! Он — Лесной Мальчик. Он привык твёрдо стоять на земле, ориентируясь среди деревьев. Здесь же ему даже не за что было схватиться — его качало из стороны в сторону низкими, но могучими волнами. Он не видел, что там внизу, в этой воде, которая и на воду-то не была похожа, скорее, на густой черничный сок. С суши Мать-Море выглядела вполне дружелюбной, но сейчас, когда он был в её объятиях, она ощущалась как ужасающая угроза. — В первый раз всегда страшно. Дыши. Закрой глаза. И под ровный, спокойный голос Бейла Торак закрыл глаза. И стал дышать. Он развернулся лицом к пугающим образам, пытаясь их разглядеть — они стали ускользать и словно истончаться. Вдох-выдох. Стук в груди начал потихоньку замедляться, тело обретало невесомость. Если что-то и ждало его в этих глубинах, то сейчас оно его не трогало; возможно, оно спало или не было настроено враждебно. Возможно, и вовсе существовало только в его голове. Торака больше не трепало, как бревно; он отдался пульсу Моря и позволил ему слиться со своим дыханием. Выдох-вдох. Торак потерял уверенность в том, где кончается его собственная кожа и начинается вода — он больше не был отдельно. Как будто растворился в черноте, колебаниях и плеске, как будто тоже был каплей, тысячей капель, и вдруг скопившаяся дрожь вылетела из его груди смехом. Он открыл глаза и посмотрел на Бейла — тот тоже улыбался. — Это… ни с чем не сравнить. — Да, я знаю. Бейл приблизился совсем вплотную. В тусклом свете звёзд и новорожденной луны блестели его мокрые плечи, и Торак в который раз с восхищением подумал, насколько же он красив. Насколько прекрасен духом — и как это выражается в каждой его черте. Он бы хотел прикоснуться к нему. Хотел бы смотреть на него бесконечно долго. Хотел бы… Волна качнула их, плеснув в лицо, и Торак схватился под водой за локоть Бейла, чтобы устоять на ногах; тот не сводил с него взгляда — прямого и как будто вопросительного, словно ждал разрешения на что-то. Его ладонь вдруг легла Тораку на рёбра, и внезапно снова стало трудно дышать. Торак столкнулся внутри с чем-то очень сильным, похожим на то, что ощущал по утрам после пробуждения — только если раньше это было как тлеющий огонёк на конце соломинки, то сейчас пламя взвилось до небес, обугливая внутренности. Руки, ноги, грудь, низ живота — всё наполнилось волнением и тянущим, смутным желанием неизвестно чего. Само по себе это уже доставляло непонятное удовольствие, но он каким-то образом знал, что может быть ещё лучше. — Можно? — неуверенно спросил Бейл, глядя на губы Торака. Тот не понимал, можно ли это. Никогда никто не объяснял ему таких вещей. Но совершенно точно он хотел чего-то, что сейчас могло произойти, и поэтому молча подался навстречу. Снаружи губы Бейла были вкуса Моря, но внутри… Торак и во сне бы не представил, что это может быть так хорошо. Так обжигающе сладко. Так щемяще больно. Наверное, Бейл испытывал те же чувства, потому что он издал какой-то стонущий звук, ещё плотнее прижимаясь всем телом. Неловкий и сбивчивый вначале, поцелуй вдруг обрёл свой правильный ритм, сродни волнам, накатывающим на берег. Торак чувствовал Бейла, предугадывал его следующее движение, знал, чего он хочет; он впервые состоял в такой непостижимой связи с другим человеком, и это казалось похожим на волшебство. — Я себе места не находил, когда вернулся, — почти шёпотом произнёс Бейл ему в висок. Казалось, он боялся, что голос сорвётся, поэтому говорил совсем тихо. — Просто как будто умер и блуждаю по земле. Всё чужое. — Да, — только и смог сказать Торак. Он понимал. Боль эта была одна на двоих. Всё чужое. Всё было чужое. До этого момента. — Но сейчас не так. — Сейчас не так. Торак снова коснулся его губ своими; внутри у него кололо и жгло, болезненно резало и тут же обдавало мягкой тягучей лаской. Но внезапно и этого стало мало. Бейл взял его за руку и потянул к берегу — туда, где возле костра Волк стерёг расстеленный спальный мешок.***
Мысли, страхи, сомнения — всё, что мучило Торака в последнее время — всё исчезло. Он тонул в ощущениях — в запахе чужого тела, в глубоких вздохах, что то и дело вырывались из груди в ответ на прикосновения. Хотелось куда-то спешить — куда и зачем, он и сам не знал, но что-то заставляло его стремиться вперёд, со всё нарастающим жаром исследовать тело Бейла. Он обнаружил, что тому приятно, когда трогают его живот и ниже, что он издаёт звуки наслаждения под натиском поцелуев над ключицей. Затем они менялись, и Торак закрывал глаза, позволяя языку Бейла обжигать его кожу, вылизывать горько-солёную шею и потом возвращаться к губам, снова проникая в рот. Преодолевая смущение, Торак давал ему рассматривать себя в отсветах костра и рассматривал сам. Быть с ним здесь, обхватывать и не отпускать казалось вопросом жизни и смерти. Бейл пришёл к нему. Вернулся. Он ближе, чем когда-либо. Торак больше не чувствовал себя пустым, через него текла жизнь. Его накрывало с головой, сдавливая грудь, потом тянуло в воронку жара, и все ощущения соединялись в одно нестерпимое, мучительное чувство. Бейл, такой близкий, такой родной, был потерянной частью самого Торака, с которой они наконец-то снова сплавились в целое. Этого оказалось слишком много: оно переполняло, разрывало изнутри, и откуда-то тело Торака само знало, что единственная возможность справиться — просто продолжать тереться о бедро Бейла всё быстрее, прижимаясь всё крепче. То, что подступало издалека, сейчас стало огромной волной, готовой вот-вот обрушиться чем-то непереносимым; Тораку на миг показалось — он не выдержит, он сейчас умрёт, но он не мог остановиться, охваченный смесью ужаса и восторга. Два их дыхания слились в единое — отрывистое и лихорадочное. Бейл двигался так же, как Торак, и смотрел на него тем же затуманенным, потусторонним взглядом, словно в трансе, потом закрыл глаза и снова коснулся его губами. Но в этот миг Торак больше не мог целовать — он вдруг задохнулся, захлёбываясь собственным стоном, и рухнул куда-то в пропасть, и хотелось, чтобы это падение длилось вечность. Мышцы самопроизвольно сокращались, как будто пытаясь сложить его пополам и выжать до капли; внизу стало горячо и скользко, приятно чуть не до потери сознания. Он вжался ртом в шею Бейла, а руками схватил его за ягодицы, совершенно сходя с ума от того, как они двигались под его ладонями. Бейл тоже должен это испытать, просто обязан, потому что — как иначе мог Торак передать ему то, что с ним творилось? Он ещё не успел выбраться из бездны оглушившего его удовольствия, как пришла очередь Бейла — тот застонал, переходя от коротких движений к резким и размашистым, и Торак опять почувствовал липкое и тёплое, теперь уже на своём бедре. Сопровождать Бейла в этом оказалось так же восхитительно, как переживать самому — Торак крепко держал его, целуя плечо, пока тот ещё двигался и потом остановился, тяжело дыша. Сцепившись, прижавшись сердцем к сердцу, они лежали так, пока колотящий изнутри жар не уступил место вязкой усталости. Тораку хотелось спросить: «Что это произошло такое?», но ответ как будто был не так уж важен. Он видел, что Бейл совсем обессилел — ещё бы, ведь он сел в лодку на рассвете и грёб весь день. Беспорядочные, непредсказуемые волны, палящее солнце, бесконечная глубина, уходящая вниз — и среди этого он совершенно один, только ради того, чтобы быть сейчас здесь, с Тораком. Неужели Саеунн знала? Неужели потому и отправила Торака ему навстречу? Он улыбнулся этой мысли. Похоже, ничто в его жизни не было случайностью. Ни раньше, ни теперь. Пора бы уже привыкнуть. — Прости… я засыпаю, — измученно выговорил Бейл, не в силах открыть глаз. — Ничего, — ответил Торак. — Спи. Он сел, достав до связки вещей Бейла, вытянул его спальный мешок и, расправив, накинул на них обоих. Он был узким и не накрывал целиком, но Торак знал, что и так будет тепло. Бейл уже спал. Торак вплёлся в него, упиваясь запахом, и тоже закрыл глаза. Завтра он покажет ему Лес.***
Волк совсем не ревновал. Он знал, что Большой Брат по-прежнему принадлежит ему, что это не предательство и волноваться тут не о чем. Зачем-то ему нужен был этот другой, высокий, старший Бесхвостый, почему-то нравилось им кусать друг друга и сплетаться в клубок у костра, издавая странные звуки, которых Волк раньше от Брата не слыхал. Волк не чуял в этом ни страха, ни боли, ни чего-либо ещё, что требовало бы его внимания, а потому вскоре потерял к ним интерес. Чуть погодя они выдохлись, угомонились и вскоре заснули крепким сном, всё так же — не расцепляясь.