affection

Ночь. Шуичи плавно опускается на свежую, едва ли не хрустящую от чистоты постель, ложится боком, тут же прижимаясь к чужой спине, чуть скругленной и расслабленной. Обхватывает свободной рукой свою жертву поперёк живота, притягивает к себе максимально близко, насколько возможно было не оставлять и частички пространства между ними, и зарывается носом в тёмные волосы, вдыхая смутно знакомый и невероятно притягательный запах, напоминающий что-то родное. Жмётся сильнее, и собственное сердцебиение постепенно учащается вместе с дыханием, пока рука приступает к приятному - мягким поглаживаниям чужого тела сквозь одежду. Кажется, Шуичи даже ощущает, как напрягаются под хлопковой тканью мышцы живота, как по телу перед ним проходит мелкая дрожь, а голова немного вжимается в плечи, и шею не видно за копной волос... Детектив слегка дует на затылок - и прядки чуть разлетаются в разные стороны, едва-едва просвечивая под собой молочную кожу. От вида этой бледности, однотонной и полупрозрачной, во рту парня начинает обильно выделяться слюна. Он не до конца понимает, что это - просто физическое желание быть ближе к кому-то или же эмоциональное переполнение, находящее выход в самых откровенных проявлениях, но склоняется ко второму. Таких чувств, обжигающих все внутренние органы своим темпераментом и пылкостью, гипнотизирующих мгновенно и навечно, приковывающих так жадно, так сильно, что невозможно даже шевельнуться, он не испытывал никогда. Его желание, его сокрытая постыдная привязанность и постоянно подпитывающийся интерес вылились в неясного происхождения обсессию, непреодолимую тягу, одержимость тем, кого он так настойчиво притесняет собой и соблазняет прикосновениями сейчас, потому что не прикоснуться к объекту своего только усиливающегося вожделения для Шуичи хуже отчаянной, опустошающей смерти. Едва слышный звук выбивает его из клубка собственных мыслей. - С-сайхара-чан... - тело под детективом странно ёрзает, и этот тихий, дрожащий голос, произносящий его имя вот так безрассудно, только больше одурманивает нападающего искусителя, подстёгивает к более распаляющим действиям, развращает не только эту ситуацию, но и все мыслимые и немыслимые фантазии. "Какой же ты соблазнительный, Ома-кун". Движение на то, чтобы сильнее прижаться к спине дрожащего Кокичи. Движение на то, чтобы провести губами по его бледной шее и услышать невероятно нежный и тихий стон, похожий на плач. Движение на то, чтобы залезть мальчишке под кофту, а потом - бесчисленное количество поглаживаний и соприкосновений холодных подушечек пальцев с пустынным жаром его тела. Шуичи кажется, что его ведёт. Хотя, ведёт - это слишком слабое слово, чтобы объяснить ту бесконечную чёрную дыру, образовавшуюся в его голове. Его не просто ведёт, а скорее заносит, будто он снова едет в той дурацкой тачке из своих мысленных чертогов, только на второй космической скорости. Он не различает больше, где грань реальности, а где - его выдумка, порождённая тщательно скрываемыми в себе соблазнами, но чёрт возьми, как же приятно и сладко, как же хорошо ему сейчас... Он вдыхает запах Омы глубоко, быстро, в надежде пропитаться им изнутри - и мир перед глазами начинает съезжать, а лёгкие горят так болезненно и ярко, что Сайхара будто может прочувствовать все клеточки органической ткани, стремительно превращающейся в угли. Честно говоря, он не отказался бы сгореть целиком, если бы это позволило ему любить Кокичи всем тем, что есть в нём, и плевать, если он почернеет, истлеет и превратится в пепельную пыль - кого это волнует? Явно не его, потому что он, чёрт возьми, готов на что угодно, только позвольте продлить это мгновение чуть дольше, желательно на целую вечность. - Сайхара-чан... Кажется, Кокичи не совсем устраивает то, что происходит между ними - он слегка отстраняется и убирает руку Шуичи из-под своей кофты, но лишь затем, чтобы повернуться к детективу лицом к лицу и прильнуть к нему обратно. Губы захватывают губы, их поцелуй становится глубоким спустя мучительно долгие секунды, языки переплетаются друг с другом влажно, скользко и до одури приятно. Мир перед глазами уже не съезжает, а походит на бесконечную карусель, раскрученную до скорости света, и остановить её может лишь сам Сайхара. Хочет ли он? Конечно же нет. Отстраняется, когда лёгкие уже иссыхают и сжимаются до размеров атома, чтобы со сбившимся то ли от недостатка кислорода, то ли от распирающих изнутри чувств, дыханием, слетающим с губ, начать выцеловывать каждый миллиметр чужого лица. Полутона разных звуков, исходящих от Омы в ответ на ласки, заставляют Шуичи ощущать себя каким-нибудь музыкантом, который нажимает на клавиши, чтобы получить нужный звук. Он осторожно стягивает клетчатый шарф с верховного лидера, бросая его куда-то в темноту комнаты, мягко толкает его в плечо, заставляя лечь на спину, и нависает сверху. Вынуждает снять кофту, оставляет поцелуи на этой чертовски соблазнительной, слегка влажной коже, на этом бледном теле, начиная от выпирающих угловатых ключиц и заканчивая узкими бёдрами. Стягивает вниз штаны, слегка оттягивает резинку нижнего белья, за которым явно выпирает последствие всех их дразнящих, развратных игр. Болезненно ощущает собственное возбуждение и давящую ткань брюк, так внезапно ставшую тесной... И резко просыпается. Смятая постель, своя комната, всё на своих местах. И стойкие доказательства того, что этот сон действительно только что был - сладостно тянущее чувство внизу живота, влажное, липкое пятно на трусах и подрагивающие ноги. Осознание того, что произошло, нахлынуло не сразу. Ещё две минуты Шуичи приходил в себя, сидя в своей постели, пока не попытался подняться с неё, чтобы как обычно пойти в душ - и тогда до него дошло, что именно он видел, чёрт возьми, в своём сне. И, боже, насколько сильно ему понравилось это зрелище... и то, что он делал своими руками, губами, телом... что он смог кончить, даже не потрогав себя. Кончить просто от ярких ощущений головокружительной близости, распаляющих прикосновений и жарких, притягательных поцелуев, пускай они и чувствовались так, будто реальнее них не было ничего больше в этом мире. Сайхара пытался поначалу себя как-то успокаивать. Он ведь был... считай, сам на себя не похож в этом странном сне - слишком напористый, слишком страстный, слишком чувственный, слишком... Настоящий Шуичи не смог бы так никогда сделать даже близко, потому что он не настолько уверен в себе и беззастенчив, как Шуичи из сна... но несмотря на все доводы разума, отрицающего увиденное, с каждой секундой смущение только больше разгоралось внутри, и детектив был вынужден вскоре подняться на всё ещё трясущиеся от испытанного удовольствия ноги, чтобы пойти остудить своё немного возбуждённое тело и пылающее лицо под прохладными струями душа. Он надеялся, что вода смоет все мысли из его головы и придаст ему хоть сколько-нибудь бодрости, и даже попытался внушить себе, что ничего не случилось, и это всего лишь странный сон, который породила его бурная фантазия и зачастившее в последнее время общение с Миу. И всё же... где-то в глубине души Сайхара и вправду чувствовал, что испытанные им ощущения ему не чужды, и что эта неутолимая жажда и безумная одержимость кем-то другим до боли знакомы ему. Что чувства, которые он испытывал к Оме во сне, не были ложью или странной гипертрофированной фантазией. Ему и вправду слишком нравится Кокичи, настолько сильно, что теперь подсознательные мысли о нём и их возможной близости, вызывающие невероятно сильное смущение, проникают даже в его сны. Память как назло подкидывает все самые сочные подробности отпечатавшегося в ней сна - ловкая рука Шуичи, поглаживающая напряжённый живот Омы, его приглушенные стоны, темнота, скрывающая их переплетающиеся тела, и огромный ком наслаждения, поднимающийся из самого нутра. Несмотря на ледяные струи душа, которые должны, вроде как, освежать и приводить в порядок, детектив погружается в эту пучину полностью, вновь краснеет и прижимается лбом к стеклянной стенке душа, а в голове крутится единственная мысль о том, как же сильно он хотел бы повторить этот сон вплоть до мельчайших вдохов, касаний и движений. Ему... точно стоит над этим всем подумать как следует. И, желательно, не сталкиваться с Кокичи ближайшие несколько дней.