Как учил Аваллак’х

Карантир привык смотреть на мир холодно, отстраненно, будто его ничего не касалось. Таким уж вырос, и, наверное, иного исхода с таким наставником, как Аваллак’х, глупо было ожидать. Карантир не жаловался, он... Привык. В какой-то момент ему и правда стало все равно. Он видел перед собой лишь цель, результат, которого он должен достичь. Остальное — сверстники, по годам не слишком разумные, миловидные девушки, движимые исключительно любопытством, гробовое молчание, встававшее между остальными Aen Elle, когда Аваллак’х с Карантиром заходили в зал — все это было неважно. Важны были холодные руки Аваллак’ха на его плечах. — Ты поступил правильно. Голос Аваллак’ха был... Обманчивым. Он обволакивал, предрасполагал к себе, заставлял поверить в то, что Аваллак’х и правда беспокоился. Он был столь мягок, сколь и остер — потому что Карантир знал, знал, что на самом деле Аваллак’х лишь добивается нужного ему самому. Аваллак’ху нужно, чтобы Карантир его слушался, доверял ему, прилежно учился, познавал опасное магическое искусство — и потому он заботился о Карантире. Не потому, что ему правда было дело, нет, вовсе не поэтому — и Карантир знал это, как никто другой. Забота Аваллак’ха замораживала сердце, душу, сквозила не фальшью, но волшебной иллюзией — и вместе с тем была так приятна юному Карантиру. Потому что если Аваллак’х решил, что ему нужно о ком-то заботиться, он выполнял свой замысел на сто процентов. Его руки были очень холодными. — Эти записи были важны? — спокойно спросил Аваллак’х, и Карантир, не оглядываясь, ответил: — Да. Но я помню их содержание, потому потеря невелика. — Я не собираюсь заставлять тебя переписывать то, что ты уже выучил. Ты сам понимаешь важность каждого нюанса. Если ты уверен, что тебе не нужно повторно объяснить... Карантир хотел бы прервать Аваллак’ха, чтобы поскорее закончить со всем этим, но не мог. Знал, что это будет невежливо, и знал, что Аваллак’х посмотрит на него без укора, но так, что Карантир без слов склонит голову, извиняясь. — ... повторно объяснить эту тему, то я не буду тратить твое и свое время. На будущее постарайся не выносить конспекты из дома. Аваллак’х не собирался ругать его за конфликт со сверстниками, как и за то, что вечером к нему наверняка явятся родители некоторых из них. Будут выяснять отношения, тихо ненавидя и Аваллак’ха, и Карантира, и все в этом чертовом доме, и защищать своих отпрысков. Которые, конечно, ни в чем не были виноваты и ни в коем случае не должны были получить сдачи, когда подкараулили Карантира под аркой с виноградными лозами и отобрали его конспекты. Аваллак’х был на стороне Карантира, но не потому что желал поддержать его. Просто так было удобнее держать Карантира под контролем. Держать ледяными руками. Карантир чувствовал, как этот холод пробирался к его сердцу, застывал тысячей острых осколков, разрывая грудную клетку изнутри, причинял боль — куда более сильную, нежели от чьих-то кулаков, острого ножа или ожога в алхимической лаборатории. — А они даже волоса твоего не стоят. Ты всегда будешь лучше и важнее, чем любой из них, — вкрадчиво добавил Аваллак’х, и Карантир услышал его голос чуть ближе, будто тот склонился. Карантир не посмел поднять взгляда, как не смел и прижиматься спиной к Аваллак’ху, но он почувствовал прикосновение тонких пальцев. Аваллак’х мягко огладил его длинные волосы, легко задев щеку — и Карантиру захотелось, чтобы Аваллак’х накрыл ладонью его губы. Так же, как ему хотелось, чтобы Аваллак’х его обнял, чтобы Аваллак’х поцеловал его в затылок или хоть раз опустился перед ним на колени. Чтобы Карантир хоть раз посмотрел ему в глаза и увидел там не острые, безжизненные аквамарины, а тепло. Немного, самую чуточку — этого бы хватило, чтобы ледяные иглы, терзающие сердце Карантира, растаяли, и ему стало бы немного легче на душе. Карантир мечтал, чтобы однажды, смотря на него, Аваллак’х думал о нем, Карантире, а не блуждал далеко в иных измерениях, пытаясь найти ту, которую уже никогда не сможет вернуть, которой уже нет, которую не поймать, о которой Аваллак’х мыслил каждое мгновение и в то же время — ни секунды. Аваллак’х знал, что Карантиру это нужно, но не считал, что это пойдет ему на пользу. И, на самом деле, был прав. Потому что взращенный в холодных руках Аваллак’ха Карантир, познав лишь малый огонек тепла, растаял бы, как воск свечи. И Аваллак’ху пришлось бы все начинать сначала. Карантир знал, что уже смотрит на мир глазами Аваллак’ха. Только вот боль его была не в предательнице рода, сбежавшей с dh’oine, а в самом Креване, хитром Лисе — и, наверное, ее оставалось лишь заморозить. Еще сильнее. Насмерть. Как учил Аваллак’х.