Идеальный

      Савада Тсунаеши был идеальным.       Идеальным ребенком, пекущимся о матери, помогающим каждый раз, когда был дома раньше, и каждый раз — когда находил время, чтобы приехать, в последствие.       Идеальным сыном, которым отец, ушедший в отставку, мог бы гордиться, с довольной улыбкой пожимая руку представительному молодому человеку в дорогущем костюме от очередного дизайнера.       Идеальным наследником, на которого Тимотео не мог нарадоваться, наконец-то передавая место и власть.       Идеальным союзником для всех бывших врагов и ныне товарищей — верным, добрым, готовым прийти на помощь словом и делом в моментах, когда это требовалось.       Идеальным боссом, смотря на которого, Реборн довольно усмехался, потому что смог вылепить из, пусть и не совсем податливой, глины великого человека.       Идеальным Небом в глазах Хранителей и друзей — таким, за которого можно и убить, и умереть, защищая.       Идеальным Вонголой, которого можно прославлять снова и снова, как того и хотел когда-то Джотто. Добросердечным, учтивым, жестким в некоторых вопросах, но милосердным к тем, кто не заслуживал жестокости.       Был.       В глазах других, конечно.       Потому что идеалов не существует ни среди живых людей, ни среди почти мертвых. Даже бессмертные (пусть и всего в одном экземпляре) такими быть не могли, что и доказывал Кавахира, периодически заглядывая к ним, а чаще всего — просто приглядывая за выросшей малышкой И-Пин.       Тсуна идеалом, в самом деле, тоже не был. Да и глупо это, нет? Какой из него, бывшего неудачника, бывшего гражданского, японца, в конце-то концов, с другим менталилетом, отличным от итальянского, идеал? Вот скажите, какой?       Никакой.       И некоторые решения в своей жизни он принимал все также неидеально.       Отказался жениться, отказался от семьи и детей, взял безродного ребенка с сильным Пламенем Неба, чтобы воспитать будущего главу, в своем понимании... Родная кровь ведь кольцам не так уж и важна, честно сказать. Только желания, только цели.       И умирал он тоже неидеально — не от старости или болезни, не от нападения вражесной семьи.       От простой раны ножом в живот. Мелкий воришка, кажется, решил, что мужчина в дорогом костюме — хорошая цель для уличного ограбления. Не то чтобы он был не прав. Дорогие часы, много налички в кошельке... Картами, правда, тот воспользоваться не сможет, но это и не важно.       Зла на него Тсунаеши не держал, истекая кровью. Будто бы он не знал и не понимал, какой жестокой может быть жизнь на улицах. Он был боссом Вонголы уже больше пятнадцати лет — успел познакомиться со всем этим и хлебнуть сполна темной стороны мира во всех ее проявлениях.       Так что и посмертие у него было... неидеальным. Если вообще было, честно говоря.       Потому что новый, совершенно неидеальный мир, посмертием назвать можно было только с натяжечкой.       И появился он тут в такой же неидеальной обстановке, как и сам мир — десяток рычаших волков, обступающих с явными намерениями убить еще одного, изрядно раненного волка. Красивого, с рыжеватым отливом в каштановой шерсти, крупного и, наверное, достигающего ему пояса в холке.       Разбираться в ситуации Савада долго не стал — жахнул по площади Пламенем, оставшимся с ним, отпугивая десятку, почти что прогоняя, и оттащил раненного в более-менее безопасное место по советам интуиции.       Лечить спасенного, правда, пришлось криво-косо и с оглядкой. Большинство растений здесь он все же не знал, что вынуждало наблюдать за птицами и животными, боясь спугнуть, а привычное Небо могло и выжечь несчастного изнутри к чертовой матери и всем екаям, вместе взятым.       Но у него получилось, куда ж деваться с потонувшего корабля.       Найденыш оказался... ну, оборотнем? В очень странной, мало популярной в родном мире вариации.       А потом начался цирк.       Óлас, как оборотень представился, оказался главой одного из племен оборотней, альфой, тоже с его слов. Именно это ввело Тсуну в ступор, потому как слово казалось знакомым, а вот откуда — вспомнить он не мог. Пришлось почти что вытряхивать из раненого оборотня подробности о мире. Неидеальном и очень близким к слову "стремный", как любил Мукуро выражаться.       (Честно, Савада почти начал скучать по своему дурдому в тот момент.)       Альфы, беты, омеги, одни мужчины, некоторые из которых имели возможности женщин к репродукции, оборотни всех видов и возможностей, люди и леса, какие-то настоящие, присутствующие в мире боги, что помогают жителям или карают их же, темные маги, уничтоженный неизвестно чем континент, на котором никто не живет... Течки, гоны, волчьи ухаживания и свадьбы...       В пору хвататься за голову с желанием скрыться от всего мира в лесу и никогда не выходить.       Оборотень, кстати, смотрел на него почти как на тех самых божеств, что своих подопечных не бросали. Не то что в их мире будь проклята Три-ни-сетте.       Это Тсунаеши напрягало едва ли не больше, так как первым предложением в награду за спасение от Оласа был... брак. Вечный, неразрушимый брак.       А это семья, невозможные детишки — Тсуна же здесь не родился, а потому и не имеет... всякого, — влияние на племя и деревню, куча ответственности.       Не удивительно, что он отказался.       Правда о месте и помощи попросил — жить ему было негде и не на что.       В деревне Саваду встретили... не то чтобы дружелюбно. Нет, у волков были пары из людей и иных племен, но вот вождь, кажется, был женихом популярным, завидным, таким, что за него между омегами едва ли не войны велись.       А он вился за Тсунаеши, все уговаривая и уговаривая. Почти сватался, отгоняя альф и бет. Омеги к нему не шли сами.       Это вызывало недовольство не только у последних — у всех. Слабый — Тсунаеши сильным противником не выглядел из-за невысокого роста, да и мышц, привычных всем жителям, не имел, пусть и был хорошо сложенным, подтянутым, — никому неизвестный, странный, даже детей родить не способный их сильнейшему!...       Он так и видел в их глазах, на их лицах это постоянное неидеальный-неидеальный-неидеальный.       Чем наслаждался. Глоток свежего воздуха, вода оазиса в пустыне после стольких лет же, ну.       Переубеждать кого-то он не стремился, как и принимать ухаживания от главы племени. Какой ведь прок, честное слово?..       Правда, разговоры о силе затихли вскоре. Хватило лишь одного нападения на племя.       Его выбрали заложником, самым слабым, да еще и тем, который явно нравился Оласу. Такого использовать, чтобы заставить вождя сдаться — хороший выбор. Тсуна знал, Тсуне объясняли и показывали на практике, пока готовили к посту Главы Семьи. Сам он этим, правда, не занимался, хоть и угрожал подобным.       Не стоит и говорить, что нападавших он поджег до хрустящей корочки одним движением руки.       Не стоит и говорить, что племя нашло другие, новые, претензии к нему, вдобавок к старым.       Тсунаеши это не волновало, у него были другие заботы. Например, странное поведение огранизма и редкие спазмы боли в животе.       Он уж было думал, что отравился чем или заболел в совершенно новом, странном месте, пока не пришла... течка. Первая и самая болезненная, выворачивающая его в узел и вызывающая желание выжечь к чертям все, из-за чего она происходила в принципе, внутри себя. Настолько ужасная, что старшие омеги-люди, имеющие семьи и детишек от оборотней, вели рядом с ним посменный караул, чтобы ничего не произошло с избранником вождя, как они говорили потом.       Вид его крови их, честно сказать, пугал.       Боялись, что с ним что-то произошло раньше, что это могли быть последствия чего-то ужасного, запретного. Что это мог быть выкидыш, настолько болезненно он выглядел и стонал сквозь зубы, цепляясь за простыни.       Впрочем, по их же словам, только первая такой была. Хотя и остальные без партнера, отвлекающего удовольствием, самим своим присутствием, нарастали болезненными ощущениями по мере продолжительности одиночества.       Благо, происходили они лишь раз в три месяца, чему Савада порадовался. Вот уж чаще ему такого "счастья" не надо точно.       Олас, с чего-то решивший, что отвергали его именно по причине, что что-то с ним произошло в прошлом в такой момент слабости перед другими людьми и не совсем людьми, защищал его, кстати. Сидел все шесть дней стойко на ступенях его нового дома и рыком отгонял всех внезапно заинтересовавшихся свободных альф. Но не заходил, не приближался более, уважая его личное пространство и его самого.       Тсунаеши это поражало, когда он узнал, учитывая, как сильно, кажется, запахи и подобные состояния влияли на остальных здесь.       Это было, со слов других омег, почти... мило. Очень благородно.       И ухаживания ни к чему не обязывали...       Не то чтобы Тсуна не понимал, что вождя ему почти что сватают, понаблюдав за его печальными и терпеливо ожидающими, верными взглядами после внезапного события.       Семью он заводить все еще не хотел — неизвестно, как Пламя могло повлиять на родившегося в этом мире ребенка, что могло произойти, появись здесь на свет, да просто зародившись в утробе малыш с Пламенем. Все же в этом мире такой энергии не существовало даже в мечтах.       Но все же...       Все же.       Ухаживания его ни к чему не обязывали. Терпеть боль Савада хоть и научился, но не хотел, в чем признавался честно. А Олас... Олас был красив, и на него всегда можно было положиться.       Так почему бы и нет?..