Спи, глазок, спи, другой

До определенного момента Диего мог бы поклясться, что у Кевина два глаза. Необычайно больших, обсидианово-черных – но два. Потому что с чего бы не два? У всех людей два глаза. Некоторые бедолаги после несчастных случаев имеют один глаз или не имеют вовсе. Но все это, конечно, сразу заметно. И, во всяком случае, глаз никогда не бывает больше двух. Поэтому когда Диего, в очередной раз доведя Кевина до оргазма, увидел мельком, как кожа его покрытого испариной лба чуть сморщилась, открывая…нечто, он повел себя не так, как ему бы хотелось вести себя по отношению к Кевину. А именно – рванулся, резко отодвигаясь на самый край постели. С криком. -Что это? Что это было?! -Где? – тяжело дышащий Кевин повернул к нему лицо. Совершенно такое же лицо, как обычно. Недовольное, но без малейших признаков новообразований. Диего, не оправившись еще до конца, вместо ответа коснулся пальцем своего лба чуть выше переносицы. Кевин ощупал лоб. -Там ничего нет. Тебе показалось. Но ведь… Там… Там же было… Что-то. Темное. Округлое. Что-то, чему совсем не место на лбу. Или и правда – показалось? Так же не бывает… Хорошо бы извиниться и продолжить. Хотя не похоже, чтобы его член разделял эту точку зрения… Диего свесил ноги со своего края постели. -Прости… -Бывает, - Кевин поправил пижамные брюки и раздраженно отвернулся. Неудобно получилось. -Прости. Давай я… Он потянулся было к Кевину, но тот хлопнул его по руке. -Слушай, мне жаль. Понятно тебе? Правда жаль. Хватит изображать оскорбленную добродетель. Диего улегся сзади и попытался погладить оскорбленную добродетель. Кевин дернул плечом, чтобы сбросить его руку – но ладонь уже скользнула по боку и остановилась на талии. Выждав пару вдохов, чтобы удостовериться, что Кевин больше не сопротивляется, Диего притянул его к себе. Положил подбородок на плечо. Кевин все еще ничего не говорил, но его тело уже не напоминало неподатливую холодную глину, и по этому Диего понял, что прощен. Касаться друг друга было так спокойно и привычно. А ночью Диего приснился кошмар. Они с Кевином, беседуя, идут вдоль какого-то скалистого ущелья, и не успевают понять, когда вместо камня под ногами открывается жуткая воронка, наполненная вязкой черной жижей наподобие нефти, и они падают, руки их расцепляются, они оба барахтаются, но жидкость сковывает их, не дает шевелиться, и они тонут…тонут…тонут… Проснувшись и отдышавшись, Диего с каким-то непонятным сожалением подумал, что даже кошмары у него на редкость банальные. Не то что сны Кевина – пугающе-странные миры безжалостного абсурда. Диего бросил короткий взгляд на соседнюю подушку. Вот он. Спит. Рядом. Такой милый. Такой невероятно знакомый. Конечно, у него ничего нет на лбу, и что это ему взбрело в голову. Хочется его потрогать…но вдруг он проснется? Или нет?.. Диего ребром ладони сначала заправил растрепанные светлые волосы на виске Кевина за ухо, а потом, осмелев, убрал челку. Кевин моментально открыл глаза, как будто и не спал: -Ты чего? -Ничего. Спи. -Точно ничего? Уверен? -Абсолютно. -Ты тоже спи, - посоветовал Кевин. Но глаза не закрыл. Что-то происходит. Что-то непонятное. Что происходит, Диего?.. Чтобы сбежать от его молчаливого вопросительного взгляда, Диего опустил веки и перевернулся на бок. И уже пытаясь изобразить размеренное глубокое дыхание спящего, услышал: -Это был просто плохой сон. Просто сон. Тонкая теплая рука легла поперек его тела. -Я здесь. Диего хотел что-то ответить Кевину. Что он ему благодарен, наверное. Но он так и не смог выбрать подходящие случаю и не слишком мелодраматические слова. И поэтому не сказал ничего. Они пролежали еще какое-то время в тишине и неподвижности – пока наконец-то не наступила плотная и безопасная темнота, без мыслей, без пугающих видений, успокаивающая и обволакивающая. И Диего крепко спал до самого звонка будильника. …Все следующее утро прошло в быстрых взглядах на лоб Кевина. Диего и сам не смог бы ответить, что именно он хочет там обнаружить. Или не обнаружить. Сонно ворочаясь, пока он подбирает галстук к своей очередной канареечно-желтой рубашке – утреннее шоу на радио начинается чуть раньше, чем рабочий день коллектива Стрекс. Разогревая в микроволновке кашу, пока он чистит ботинки. Даже целуя его в щеку на прощание, Диего снова тщательно осмотрел несколько выгоревших прядок, спускающихся почти к переносице. -Пока, Диди. Я знаю, ты хорошо проведешь свое совещание или что там у тебя. Покажи им всем. -До свидания, дорогой. Не сломай руку по пути. Он улыбается. Конечно, все хорошо. Разве может быть иначе? Вечером Диего заехал за ним на радиостанцию. Иногда он забирает Кевина. Конечно, когда его рабочий день заканчивается позже. Кевин обычно спускается к дверям в сопровождении одного-двух коллег, с которыми беседует, жестикулируя, и тепло прощается уже у самой машины. Диего приятно, что его так любят. На переднем сиденье у него в таких случаях в картонном стаканчике с крышкой плещется кофе и лежит в промасленной бумаге что-нибудь восхитительно-вредное – сандвич или чизбургер, и запах немного тревожит капризный язвенный желудок Диего. Кевин всегда страшно радуется, обнаруживая эти подношения – как будто даже не подозревает о них. Сегодня он тоже рад. -Ой, Диего… Как ты это здорово… Спасибо… Как ты узнал, что я голодный? -Интуиция, - Диего довольно улыбнулся. И снова взглянул на лоб Кевина. Разумеется. Ничего. Такой же лоб, как утром. Как вчера. Как позавчера. Немного блестит. Жаль, что Кевин на переднем сиденье – в зеркало заднего вида незаметно смотреть на него было бы намного удобнее. Кевин пьет кофе. В машине негромко звучит Ник Дрейк. Солнце катится к закату. И все так прекрасно, как только может быть. Вечер дома наоборот повторяет утро. Диего приходит на ум, что они плавают по комнатам, как большие корабли – Диего меняет блестящие туфли на тапочки, Кевин включает свет во всем доме, Кевин чистит брюки, Диего размораживает полуфабрикатный суп. -Кевин… -Да? Корабли замерли друг напротив друга. -У меня не бывает галлюцинаций. -О чем ты? -Я видел что-то. На твоем лице. Вчера. Не притворяйся. Долгая пауза. -Ты…действительно хочешь это знать? – голос Кевина прозвучал как-то жалобно. Диего тщательно обдумал этот вопрос. Взвесил все за и против -Да. Действительно хочу. -Ты уверен? Он отговаривает Диего или разжигает его любопытство? -Уверен. Давай уже… Кевин резко выдохнул и закрыл глаза. И открыл глаз. Глаз оказался круглым и черным. И беззащитно моргал, привыкая к свету на кухне. В общем-то, он был таким же, как те два, что входят в стандартную комплектацию, разве что поменьше, глубоко утоплен в лоб и спрятан за толстым безресничным веком, нижний край которого, когда глаз закрывался, занимал свое место в поперечной морщинке на лбу Кевина – так, что, глядя на его лицо, предположить подобное было бы совершенно невозможно. Диего уперся спиной в косяк двери и задумчиво выругался. Кевин нервически дрожал. Обхватил себя руками, ожидая разрешения восстановить свой привычный им обоим облик. Диего подошел ближе, всматриваясь в Глаз. Глаз, в свою очередь, всматривался в него, дрожал вместе с Кевином и, казалось, принадлежал самому несчастному существу вселенной. -У-ди-ви-тель-но, - сказал Диего Глазу, чтобы что-то сказать. Побледневший Кевин пошатнулся от этого слова, как будто оно толкнуло его в грудь. -Можешь закрыть…открыть…в общем, как тебе хочется. Кевин разлепил оставшиеся веки и теперь потерянно стоял посреди кухни, с чем-то вроде пулевого ранения в голову. Диего как взрывной волной ударило его беспомощностью. -Пойдем, пойдем, присядь… Диего приобнял его за плечи, проводя к дивану в гостиной. Сам он умостился на подлокотнике. Вопросов было много, а слов мало. -Что это? -Глаз, - буркнул Кевин под нос. -Настоящий? Вместо ответа Кевин повернул лицо к Диего и синхронно медленно подвигал всеми тремя глазными яблоками: вправо-влево-по часовой стрелке. После чего снова уставился в колени. Все происходящее напоминало ему допрос. Диего, где ты? Меня мучают. Мне страшно. -А…Зачем он там? Ответа не последовало. Довольно много времени прошло, прежде чем Диего решился на просьбу. -А можно…потрогать? -Не стоит. Там все как полагается. Скользко. Мягко. Можешь поверить на слово. -Ты это не любишь? -Думаю, никто не любит, когда ему пальцем тыкают в глаза. -Извини. Я по веку. Я осторожно. Кевин пожал плечами и опустил веко. Два привычных глаза остались открытыми и вяло следили за дальнейшими действиями. У Кевина дальнозоркость. Интересно, там тоже?.. Диего тихонько подушечками пальцев прошел над его бровями. Действительно, совсем ничего не изменилось, все точно так же, как всегда – как всегда, когда он гладил и целовал умный этот высокий лоб и губами ощущал его кожу словно кожицу ягоды. Кевин опустил голову. Он сидел, упираясь локтями в колени и сплетя пальцы в замок. Диего представилось отчего-то, как он сидит вот так, на их диване, а на него накатывает огромная волна, толща воды накрывает его, чтобы снова схлынуть, оставив его мокрым и задыхающимся – а он все так же сидит в той же позе упрямой обороны. Диего, откуда волны в пустыне? Здесь же только песчаные бури, да горячий ветер, да змеи. Но ведь он еще помнит, помнит, как это бывает... Глаз на лбу Кевина снова открыт и тоже смотрит в пол. -Что ты видишь? Ты видишь будущее? Откуда он это взял? С этих еретических рекламных картинок с хрустальными шарами и медитирующими йогами? Впрочем, Кевин, не скрывая раздражения, все же отозвался: -Диего. Это просто глаз. Как у тебя. Ты видишь будущее? Вот и я не вижу. Пожалуй, в этом все-таки было небольшое лукавство. Диего знал: у Кевина особые отношения с будущим. То есть, он не звонил Диего в аэропорт, умоляя его не лететь именно этим рейсом, не предупредил, например, об упавшем на дорогу дереве, из-за которого ему вместе со многими работниками Стрекс пришлось добираться до работы объездными путями. Никакой этой киношной шелухи прорицательства. Он добросовестно изумлялся, когда Диего с энтузиазмом докладывал об успехах нового Департамента. Долго плутал в поисках места, в которое одна за другой должны были привести его записки от Диего в его день рождения. В общем, вел себя как простой смертный. Но Диего как-то удавалось удержаться в стороне от массовых проверок и чисток, поток которых закрутил до смерти (часто буквально) многих его сослуживцев, выходить невредимым из самых, казалось бы, безнадежных конфликтов и тяжб. Или, например, остаться дома, ухаживая за лихорадящим Кевином, в тот день, когда тот сумасшедший с пистолетом ворвался в его кабинет (бедный заместитель Бен, его тогда с трудом починили). С самого их знакомства он даже ни разу не заболел – хотя до этого любой мало-мальски значительный перепад температуры в этой чертовой пустыне мог уложить его в постель. Теперь же вокруг него словно соткался сияющий кокон удачливости. Даже время замедляло или ускоряло свой ход, когда он в этом нуждался. И объяснить это он мог только одним – Кевин любит его и пытается о нем заботиться. Хотя… Может быть, он действительно не видит будущее. Может быть, он его просто знает. И может немного на него влиять. Впрочем, как и все мы. -Слушай, это же…феноменально. Ты уникум, ты это понимаешь? Уникум недовольно засопел. -Хочешь на мне заработать? Показывать меня за деньги? Диего был настолько захвачен происходящим, что почти не обиделся на этот незаслуженный выпад. -Я не к тому… Почему бы тебе не встретиться со специалистами? Они будут за тебя драться! С какими специалистами? Как называются специалисты, которым можно показать дополнительный глаз на лбу, и в какой области они вообще могут быть специалистами? Тишина. -Разве ты не хочешь во всем этом разобраться? -Не особенно, - равнодушно бросил Кевин. -Как? – искренне удивился его собеседник. -Диего, я буду представлять для них интерес мертвым и заспиртованным. Ты хочешь, чтобы меня заспиртовали? Он медленно втянул ртом воздух и выпустил его через нос. «Вот моя голова. В банке с формалином, как в янтаре. Такая нелепая голова, совсем не внушающая никакого уважения. Волосы, наверное, обриты, чтобы не мешали. Срез шеи обработан аккуратно, ровно, никаких лохмотьев кожи и мышц. Если посмотреть в банку снизу, видно трубку трахеи. Формалин в моих ноздрях и дальше в дыхательных путях до самой глотки. Как околоплодная жидкость. Все приходят посмотреть на меня. Диего тоже приходит. Но он не узнает меня, я больше не Кевин, не осталось ничего и никого, чтобы назвать меня Кевином. И никто из тех, кто определял меня по голосу, больше меня не узнает…». Диего вздохнул. -Нет. Конечно, нет. -Не хочу быть экспонатом, - упрямо произнес Кевин, избегая смотреть на Диего. -Прости. Разумеется, ты не обязан, если не хочешь. «Я и так тебя люблю». Молчание затопило комнату. За прошедшее время Кевин сменил позу и теперь сидел, скрестив ноги и опираясь щекой на спинку дивана, отвернувшись от своего собеседника с его вопросами, и водил пальцем по узору обивки. Все дышало ожиданием. -Откуда это у тебя? – осторожно спросил Диего. -Не знаю. Наверное, я таким родился. У меня всегда так было, - ответил Кевин просто, раздражение почти выветрилось из его голоса. – Ну, знаешь, как это бывает... Ты же не отсюда. Ты не знаешь. Может быть, здесь дети рождаются с лишними глазами, с функционирующими дополнительными конечностями, с четырьмя почками – почему бы и нет? -Когда я был совсем маленьким, я думал, что у всех так. Просто все почему-то договорились держать их закрытыми, - Кевин помолчал немного. – А когда я был просто маленьким, я пытался его как-нибудь выдернуть. Или проколоть. Или залить чем-нибудь. Он обхватил себя за плечи. -Больно было? – зачем-то спросил Диего. Кевин с какой-то непривычной усмешкой покосился на молодого мужчину. «А ты как думаешь?» Но вместо этого ответил коротко: -Очень. Оба снова замолчали. Диего не помнил, чтобы Кевин хотя бы раз упоминал при нем о своем детстве. Иногда ему казалось, что тот появился на свет сразу подростком. Может быть, даже как раз в тех кустах на школьном дворе, где он его впервые нашел. Он попытался представить себе Кевина-ребенка – любопытного, ласкового, улыбчивого – и не сразу заметил, когда его визави продолжил говорить: -…представлял, как я его достану, как он будет лежать у меня на ладони, как кровь будет струей течь со лба, все лицо будет в крови… И если я это перетерплю, то дальше все будет хорошо, - снова пауза, более короткая. – Но я никак не мог перетерпеть. А потом я узнал, что глаз достать целиком нельзя. Вообще. Ну, то есть, заживо нельзя. Он лопнет, стекловидное тело вытечет, и ты получишь не глаз, а рваную тряпочку. Смешно получилось. Ты знал? Нет, Диего не знал. И старался не думать, как об этом узнал Кевин. О чем еще спросить его? Как объяснить эту его…мутацию? Как, наконец, снова превратить его в обычного ведущего обычного утреннего шоу, которого Диего знал и к которому привык? Что если его и не было никогда? Что если все, что составляет его жизнь – наведенный кем-то морок? Кевин подал голос, прервав его размышления. Тихий, медленный, грустный голос. -Зачем ты сейчас придумываешь новый вопрос? Зачем тянешь время? Ты уйдешь. Мы оба знаем, что ты уйдешь. Уходи. Сейчас. «Не уходи». -Почему я уйду? – спросил Диего автоматически, по инерции. -Потому, что я урод и выродок с лишним глазом. У людей так не бывает. Диего молчал. И Кевин молчал, часто и шумно дыша. И был так возмутительно реален. Диего подумал о Кевине. О не-совсем-человеческом Кевине. О маленьком Кевине, который снова и снова ковыряет лоб черенком ложки, карандашом, подобранной на улице палкой, собственными пальцами, не видя ничего от слез, плача от боли и отчаяния. О взрослом Кевине, который никогда не расслабляется, чтобы не выдать свой секрет. О том, что от него, Диего, тоже нужно прятаться, может быть даже лучше, чем от всех остальных. Бедный, бедный Кевин. И тяжело было думать об этом. Не все ты можешь исправить, Диего. -Я не ухожу, - на всякий случай пояснил он и почувствовал, как приятно наконец-то произнести утвердительное предложение. Обхватил Кевина. – Я здесь. Что нам теперь делать? Что мне теперь делать со всем, что я знаю? -Что нам теперь делать? – эхом отозвался Кевин из его объятий, словно услышав его мысли. Безжизненно, устало, так не похоже на его обычный голос. Как если бы он узнал о неизлечимой болезни или страшном увечье. -Ничего, - пожал плечами Диего. – Жить. Работать. Ну, глаз. Что такого? Знал я человека, у которого было три сердца… Или это был осьминог? У осьминогов часто так бывает. Это совершенно обычное дело. Для осьминогов, по крайней мере. -Три сердца? Надо же! Диего услышал, что Кевин улыбнулся его словам, и его это в какой-то мере вдохновило: -И он не унывал, не страдал, а вкалывал как проклятый и дослужился до начальника службы доставки… И знаешь, я бы не хотел, чтобы ты при мне жмурился. Раз уж у тебя три глаза, ими всеми надо смотреть. Я прав? Кевин запрокинул голову, чтобы взглянуть на него. Диего внутренне содрогнулся, снова увидев это невозможное лицо, но поставил себе задачу привыкнуть как можно скорее. А Диего всегда выполняет поставленные задачи. Губы Кевина действительно растянулись слегка в улыбке. -Наверное, прав… У него три глаза. Значит, он видит немного больше, чем все остальные, кого знает Диего. Чуть-чуть, самую каплю – но все-таки больше. Разве это не прекрасно? Разве не прекрасен Кевин в своем домашнем костюме из оранжевой фланели? -Ты прекрасен, - говорит ему Диего, и он сияет. И в гостиной становится светло.