Загрязнение - холст для Войны

      Тонкое лезвие кинжала скользит по коже, останавливаясь, когда она делает вдох. Дорожка из алых капель расчерчивает надвое левую грудь, как росчерк молнии делит надвое грозовое небо. Любая боль, от едва осязаемой, щекочущей нервы, до той, что заставляет выгибаться в крике и умирать со стоном — её стихия. Она — Война, и причинять боль — её сущность.       Насладиться видом рубинового следа, слизнуть солоноватые капли, не дав им размазаться пятнами, ощутить на языке горьковатый привкус. Война — художница, рисующая кровавый узор на белоснежном холсте.       Загрязнение, сменившая Мор. Война помнила эту угловатую девочку, которая жаждала лишь двух вещей: стать равной тем, в чьи ряды пришла, уничтожив столько же жизней, и обладать той, за которой шла сама Смерть. С тонких пальцев Загрязнения струились пятна нефти, заполняя моря, и этими же пальцами она касалась столь желанного тела Войны, оставляя на нём синяки… Много столетий назад.       Они нашли друг друга — обжигающая страсть и обволакивающая чувственность. Их любовь — в боли, которую они дарят друг другу. И если им суждено встретиться спустя века, почему бы не окунуться в эту боль?       Война чертит кончиком кинжала ещё одну алую дорожку под ключицей Загрязнения, прижимая её запястья к земле. На разогретом солнце асфальте раскинуто их ложе — красное и белое, сорванное с себя в порыве, солнечные лучи золотят рыжие пряди Войны, падающие на бледное лицо Загрязнения. И отведённые им часы до конца мира — вечность и миг…       Война — сумасшедшая, привыкшая подчинять. Она вела за собой тысячи слепых в ярости солдат, но вести за собой одну для неё — испытание. Не дать отстраниться, заставить поддаться… У них нет времени, чтобы не спешить, как хотела бы Загрязнение.       Вжимая в смятые куртки стройное тело, Война жалеет лишь о том, что не может проникнуть в Загрязнение полностью, захватить её нутро, как мог Голод. Но её рука уже спускается вниз, чтобы показать свою власть. Умелых пальцев Войны достаточно, чтобы расшевелить изголодавшееся лоно Загрязнения, вынудить её тянуться навстречу, сквозь стоны выпрашивая хриплое «ещё». И если Голод соблюдает меру даже в этом, то Войне это ни к чему: она берёт грубо, даёт больше, чем может выдержать хрупкое тело. Она лучше, чем Голод, который на время отнял у неё Загрязнение, следуя за той по пятам ради одной ночи…       Узнав об этом, Война взбесилась, и мир утонул в крови. Полстолетия она бушевала и затаила жажду мести; теперь она мстит, острыми ногтями впиваясь в нежную кожу Загрязнения, вдавливая в асфальт её изящные плечи, искусывая её шею, не слыша всхлипов, упиваясь стонами. Это тело принадлежит ей, она была первой и станет последней в истории этого мира…       Пальцы Войны двигаются грубо, она знает, что причиняет этим боль, но не только её; иначе прорывался бы через стоны вскрик «Возьми меня»?       Война берёт. Берёт так, как никогда бы не взял расчётливый Голод. Она закидывает себе на плечи стройные ноги Загрязнения, приподнимая её бедра и вонзая три пальца в мокрое лоно. Быстрее, резче… Так, чтобы тихие вскрики звучали музыкой для слуха, привыкшего к крикам раненых.       Загрязнение выгибается, подставляя Войне маленькие груди. Война сжимает их, и на коже расплываются синяки, как нефтяные пятна на морской глади; выкручивает соски, чтобы прильнуть к ним губами, когда стон сменится на всхлип. Боль должна идти за руку с наслаждением, как Война идёт за руку со Смертью… Пальцами нужно растянуть узкое лоно, ведь сегодня Война возьмёт Загрязнение так, как не брала никогда: последний раз в этом мире не может быть не памятным.       Война шумно вздыхает, глядя на то, как синие пятна рассыпаются между кровавых царапин, как на шее и груди Загрязнения не осталось живого места. Но это не всё, что она хочет дать…       Война хватает Загрязнение за плечи, заставляя перевернуться, открыть девственно-чистую спину. Перехватывает её за талию, приподнимая и вынуждая встать на четвереньки. Запускает пальцы в её короткие светлые волосы и награждает увесистыми шлепками за недовольный возглас так, чтобы на белой коже остался розовый след. Медлительный Голод едва ли посмел бы обращаться с Загрязнением так — а Война посмеет. Посмеет звонко, с размаху опускать ладонь на сжимающиеся от каждого шлепка ягодицы, запутать пальцы в волосах и потянуть назад, оставить отметины от укусов на худой спине. Загрязнение — картина, которую рисует Война, и она ещё не завершена…       Загрязнение нервно дышит, пока ей дают несколько мгновений отдыха. Она знает, что это не конец. Опускается на локти, пытается унять дрожь в теле. И вздрагивает от неожиданности.       Холодный металл прикасается к ней, без предупреждения проникая внутрь. Меч Войны создан не только для того, чтобы сеять смерть: его длинная, под две ладони, рукоять обжигает холодом лоно, а навершие продирается с боем в узком нутре. Ещё никогда Загрязнение не познавала того, что в её теле может орудовать металл, ведомый властной рукой Войны, того, что её тело способно принять столь неподдатливую твердость… И того, что Войну ещё больше заведёт хриплое «хватит, не могу».       Войне всё равно, держать меч двумя руками или одной, как всё равно, рубить его лезвием доспех или вонзать его рукоять в поддатливое тело. Меч для неё — продолжение руки, и лишь ей решать, что делать с ним. Он помогает ей одерживать победы, а разве сейчас она не побеждает? Разве не победа то, что Загрязнение двигает бёдрами, насаживаясь на то, что казалось ей слишком твёрдым, холодным и большим? Что она прогибается в спине, откидывая голову назад, навстречу руке Войны, тянущей её за волосы? Что она то просит прекратить, то умоляет продолжать?       Война знает эту дрожь в теле. Так заканчивается боль или приходит наслаждение. Меч летит в сторону, а она подхватывает Загрязнение, разворачивая её лицом к себе. И целует впервые за вечер, исступленно, наслаждаясь робким ответом…       Это их последняя встреча в этом мире, и, уходя из него, Загрязнение унесёт на себе следы любви Войны. А Война — уверенность в том, что осталась для Загрязнения лучшей, раскрыв ей до конца истинную любовь.       Ту, что переплетается с болью.