***
— Если сегодня я умру, пожалуйста, не плачь обо мне. — просит Мэн Яо. Он подставляет лицо золотым рассветным лучам. На его губах играет лёгкая улыбка, которая совсем не вяжется со сказанным. — Не говори так, — просит Лань Сичэнь. Уголок рта Мэн Яо дрожит, с такой тщательностью отрепетированная улыбка — не улыбайся он, Лань Сичэня ещё больше расстроит этот разговор — становится кривой, и Мэй Яо признаёт поражение. Его лицо становится серьёзным. Мэн Яо отворачивается и для надёжности прикрывает глаза, чтобы не видеть лицо Лань Сичэня. — Мне нужно об этом поговорить. Потом может быть поздно. В голову Лань Сичэня закрадывается преотвратная мысль, что Мэн Яо в самом деле собирается умереть, но Лань Сичэнь прогоняет её. Мэн Яо любит жизнь, так сильно, что не сломался под натиском всех свалившихся на него бед. Он не из тех, кто легко сдаётся. Пожалуй, Лань Сичэнь слишком беспечен, но сегодня такое прекрасное утро… не может день, когда умрёт Мэн Яо, начинаться так! Лань Сичэнь ощущает смутную тревогу, но упорно убеждает себя, что впереди у них целая вечность, и даже больше. Что это не последнее их утро, а он ещё много раз увидит, как в золотистом свете блестят глаза Мэн Яо, как он улыбается — одними губами, сдержано, но, ему и только ему, по-настоящему. Потому что хочет улыбаться. За годы знакомства Лань Сичэнь учится различать настоящие чувства Мэн Яо. Только что, начав этот злосчастный разговор, он улыбался особой успокаивающей улыбкой, которую использует в крайних случаях, когда сам нуждается в ободрении. Лань Сичэнь снимает с шеи подвеску и отдаёт Мэн Яо. Тот вопросительно выгибает бровь. — Это мой тебе подарок. После битвы мы сбежим далеко-далеко, туда, где не будет войны, а тебе не придётся задумываться о скорой смерти. Хорошо, суженный мой? Лань Сичэнь произносит это легко, будто готовился всю жизнь. Он никогда не пожалеет о сказанном, ведь это — самые правильные слова, произнесённые им. — Да. И ты мой суженный.* Мэн Яо надевает подвеску и прячет под грубой рубашкой. Лань Сичэнь почти просит оставить её на виду, но в последний момент передумывает. Они садятся на траву. Мэн Яо опускает голову на плечо Лань Сичэня. Лёгкий летний ветер ласкает лицо, нос щекочут запахи полевых цветов. Мэн Яо позволяет себе прикрыть глаза.***
Тесно. Не вдохнуть. Но, как ни странно, это нисколько не пугает. Всё кажется естественным, правильным. Впервые за долги годы Мэн Яо чувствует покой. Он почти не помнит себя, и это ощущается истинным блаженством. Мэн Яо открывает глаза, но сквозь темноту не видит ничего. Он поднимает руку, и ударяется о потолок. Нет, крышку. Пропавшие воспоминания возвращаются. Вот вражеский воин пронзает его грудь мечом, вот Лань Сичэнь прорывается к нему, не беспокоясь о собственной жизни. В ушах встаёт его душераздирающий крик. Мёртвое сердце Мэн Яо болезненно сжимается. Он тянется к груди, пытаясь нащупать подвеску, но находит только ворот погребальных одежд. Конечно, ведь он отдал подвеску Лань Сичэню. Поступи он иначе, тот остался бы вдовцом до свадьбы. Зачем ему мёртвый жених? Лань Сичэнь… что с ним теперь? Оправился ли он от смерти Мэн Яо? Впрочем, ответ очевиден. Смирись Лань Сичэнь с гибелью возлюбленного, разве проснулся бы тот в гробу? Мэн Яо толкает крышку. Она подаётся на удивление легко. Мэн Яо открывается синевато-серое небо. В мёртвых глазах отражаются бледные, почти погасшие звёзды. Приближается рассвет. Мэн Яо поднимается и оглядывается по сторонам. Гроб лежит рядом со свежей могилой, и, стоит Мэн Яо отойти на пару шагов, опускается в неё. Когда Мэн Яо отправился на войну, он волей-неволей задумался, как его похоронят. Он был уверен, что его тело бросят в общую могилу, забросают землёй и забудут. Может, установят для всех павших солдат один белый камень.* Но его похоронили у родной деревни, рядом с матерью. Мэн Яо готов поспорить, что должен благодарить за это Лань Сичэня. Мэн Яо невольно задумывается — а как давно он мёртв? Прошло несколько месяцев? Дней? Лет? Ему нестерпимо хочется увидеть Лань Сичэня, убедиться, что с ним всё в порядке, попрощаться. У Мэн Яо совсем немного времени до восхода солнца. Он спешит в деревню. Он приходит к самому богатому дому, крепкому и надёжному. Даже не верится, что всего несколько лет назад его пришлось отстраивать на пепелище. Мэн Яо заглядывает в окно. — Сичэнь, сердце моё, выйди ко мне, дай взглянуть на тебя! Мэн Яо зовёт трижды. В первый раз он тихо шепчет. Говорить трудно, будто в горле ком могильной земли. Во второй Мэн Яо говорит негромко, но чётко, как раньше, в третий — почти кричит. Его голос хриплый, надрывный, как предсмертный горестный волчий вой. Мэн Яо не видит, угадывает движение в окне, слышит торопливые шаги. Распахивается дверь, и Лань Сичэнь, в одной нижней рубашке, выскакивает на крыльцо. Он даже бледнее, чем в их последнюю встречу, и кажется постаревшим на несколько лет. Его прекрасное лицо осунулось, под глазами залегли круги. В рассеянном предутреннем свете он походит на беспокойного призрака. Несколько мгновений Лань Сичэнь смотрит на Мэн Яо, и бросается к нему в объятия. Мэн Яо жалеет, что теперь он — мертвец, и больше не чувствует тепло, не может его дать. — Я ждал тебя, душа моя. — шепчет Лань Сичэнь. — Я знал, что ты придёшь. — Сколько времени прошло? — Почти три месяца. Лань Сичэнь прижимается крепче, будто боится, что стоит ему ослабить хватку, и Мэн Яо растворится в воздухе, снова оставив его одного. Как больно знать, что так всё и случится. Мэн Яо не раз слышал истории о приходящих к родным мертвецах. Он знает, что это ничем хорошим не кончится. Он не может подвергать Лань Сичэня опасности. Мэн Яо мягко отстраняет его, разглядывает лицо, запечатляет в памяти каждую деталь. Тёплые, полные нежности глаза, мягкая улыбка. На миг Мэн Яо кажется, что между ним и Лань Сичэнем не стоит непреодолимая преграда смерти, а та последняя битва, война, могила — всего лишь кошмарный сон. Когда в грудь Мэн Яо вобьют осиновый кол, он сможет утешиться этим последним воспоминанием. Пусть это станет для него наградой. Быть может, тогда Мэн Яо сумеет простить судьбу, разлучившую их с Лань Сичэнем за миг до счастливого конца. — Послушай, — начинает Мэн Яо, — у нас есть время только до рассвета. С первыми петухами я должен вернуться в могилу. Сегодня же расскажи всем обо мне. Мёртвое лицо не может меняться, как живое. Мэн Яо по привычке пытается натянуть улыбку, но выходит скорбная гримаса. Зато на лице Лань Сичэня отражаются все его чувства. — Они тебя убьют, — отчаянно произносит он, — я не хочу снова оставаться один! — Я уже мёртв, сердце моё. И хочу, чтобы ты был счастлив. Поэтому я должен тебя покинуть. — Почему ты думаешь, что если ты уйдёшь, я буду счастлив? Почему ты снова говоришь о скорой смерти? Ты… Лань Сичэнь запинается и замолкает. В воздухе повисает тишина. — Я не хочу врать тебе. — глухо произносит Мэн Яо. — Прости. Лань Сичэнь качает головой, и смотрит на светлеющий горизонт. — Нет, это ты прости меня. Я не должен был злиться. — он берёт Мэн Яо за руку и переплетает их пальцы. — Позволь мне проводить тебя. — Конечно. Но не подходи к могиле. Они идут в тишине. Мэн Яо старается не смотреть по сторонам, но даже шёпот ветра в ветвях навевает воспоминания. Всё здесь напоминает о прошлом. О недолгой, полной боли, но такой желанной и любимой жизни. О щебете птиц, солнечном свете, запахе сена. Долгих годах жизни впереди, бескрайнем небе, казалось, принадлежавшем только им с Лань Сичэнем. Время попрощаться с этим. Они приходят слишком быстро. Лань Сичэнь коротко обнимает Мэн Яо, отстраняется, берёт его за руку и подносит её к губам. — Не стоит. Разве приятно целовать мертвеца? — усмехается Мэн Яо. — Для меня ты не мертвец. В груди Мэн Яо разливается тепло. На мгновение он крепче сжимает ладонь Лань Сичэня, и отпускает. — Прощай.***
Лань Сичэнь ничего не рассказывает. Он не хочет убивать Мэн Яо, смотреть на его страдания, и обрекать на них себя. Но от одной мысли, что кто-то узнает, как Мэн Яо, потом и кровью заработавший уважение и признание, вставал из могилы, становится тошно. Лань Сичэнь столько раз защищал Мэн Яо от нападок! Как он может позволить кому-то насмехаться над ним после смерти? Лань Сичэнь вытачивает осиновый кол, и отправляется на могилу Мэн Яо. Он может найти её хоть с закрытыми глазами. На протяжении трёх месяцев он приходил сюда каждый день, почти жил на кладбище. — Душа моя! — зовёт Лань Сичэнь. Земля разверзается, и на поверхности появляется гроб. Со скрежетом отползает крышка. — Здравствуй. Мэн Яо равнодушно скользит взглядом по осиновому колу и смотрит в глаза Лань Сичэню. Улыбается. Почему даже сейчас, когда Лань Сичэнь собирается его прикончить, Мэн Яо рад его видеть? Неужели ему не страшно? Почему из них двоих боится только убийца? Он отводит взгляд. Что угодно, только бы не видеть лица Мэн Яо. На войне Лань Сичэнь убил десятки людей, и каждому смотрел в лицо. Не позволял себе отвести взгляд, не взирая на страх и вину. Но теперь к ним примешивается нестерпимая боль. Не уберёг, не справился, не спас. — Не кори себя. — просит Мэн Яо. Лань Сичэнь судорожно вздыхает. Тяжёлым шагом он приближается к гробу, заносит кол для удара. Руки дрожат. Лань Сичэнь закрывает глаза и прикусывает щёку изнутри. Замахивается и бьёт. С мерзким влажным звуком кол входит Мэн Яо в грудь. Не открывая глаз, Лань Сичэнь проталкивает кол глубже. Лань Сичэнь хочет быстрее с этим покончить. А потом запереться в доме, как сделал это в прошлый раз, и не выходить до конца своих дней. — Спасибо… Лань Сичэнь вздрагивает и наконец смотрит на Мэн Яо. Тот неподвижен.***
Лань Сичэнь остаётся на кладбище до самого заката. Он заново хоронит Мэн Яо, садится на землю и прислоняется спиной к надгробию. Смотрит вдаль, и видит пустоту. Он борется с желанием остаться на ночь. Кажется, будто его тело прирастает к кладбищенской земле, чтобы однажды проникнуть корнями в гроб Мэн Яо, и разделить с ним вечность. Но Лань Сичэнь прогоняет наваждение, заставляет себя подняться. Бредёт домой, той же дорогой, по которой вчера шёл с Мэн Яо. Лань Сичэнь даже не успел снять траур, когда снова потерял жениха. Следующим утром, на рассвете, Лань Сичэнь приносит на могилу Мэн Яо букет полевых цветов и ту самую подвеску. Всё становится на свои места. «Моё сердце навеки принадлежит тебе.»